***
Тэхён сидел на краю своего ложа и изучал карту соседнего государства. Северные земли сдаваться не хотели: правитель грамотно планировал все отражения нападений армии Дьявола и поддаваться влиянию империи «смерти» не хотел. Северные земли и до войны, которую назвали «великим походом Дьявола», считались одним из самых сильных государств павшей Амиции, но постепенно сдавали свои позиции, поэтому вскоре Мортисианская империя овладела всей властью над остальными государствами, которые изначально обязывались лишь платить дань, но в итоге были присоединены к территории великой державы, а их правители были свергнуты и жестоко казнены; дочери погибших монархов были насильно распределены в гарем Дьявола и Монстра. Из активно борющихся с нападениями Дьявольской армии государств остались лишь Онис, подписавший мирный договор и, хоть землёй делиться не хотел, исправно платил дань и отсылал в армию империи каждый год по сотне человек с каждого региона, и Северные земли, являющиеся лакомым кусочком для Дьявола. Мужчина отложил от себя карты, прикрыл уставшее лицо ладонями и покачал головой. Ему предстояла большая работа — послы, отправленные в Северные земли для разведки, приходили с вестями о подготовке к нападению на столицу империи, а приближённый советчик прислал письмо, где выражал свои догадки о том, что правитель соседней державы и впрямь планировал поход на великую империю «смерти». Чимин обещал вернуться в скором времени, поэтому Совет Дьявол не созывал и важные решения не принимал. Поднявшись с нагретого места, правитель могучего государства на балкон вышел, рассматривая внутренний двор роскошного дворца. В полумраке факелов и тускнеющий лучах уходящего за горизонт солнца повелитель, сложивший руки на груди, взор чёрных глаз своих направил на идущих меж негустых деревьев, каждый день оголяющихся всё больше, девушек. В тёмно-русой макушке узнал он недавно привезённую из павшего Перитио наложницу, однако в лице не сменился — густые брови задумчиво свёл к переносице и полные губы плотно поджал. Гуляющая в поздний час пара служанки и наложницы остановилась возле пруда, и одна из девушек присела на корточки, трогая пальцами ледяную воду водоёма. Тэхён расслабил брови и губы, на которых выступила слабая полуулыбка: чему сам Дьявол ухмылялся — не понимал, однако что-то в мелком комочке, коим из себя представляла Николь, на которую правитель издалека смотрел, мужчина заметил, оттого и ухмылялся. По зову своего господина в покои вошёл слуга, который согнулся в глубоком поклоне и готов быть выслушать правительский приказ. Тэхён велел завтрашним вечером в покои прислать не любимую наложницу, а Николь, описав девчонку как «рабыню из павшего поселения, что в дороге хворала». Новость об этом приказе повелителя разлетелась по всему дворцу мгновенно — все наложницы шептались на каждом углу, то парами, то целыми сборищами, раздумывали о том, почему Дьявол так действовать решил, но в глаза Николь ничего не говорили, хотя та и сама особого счастья испытать не могла. Она не представляла, как переживёт эту ночь, и не знала, проживёт ли вообще. Лекарь, осмотрев её утром следующего дня, как раз тогда, когда Дьявол будет ждать её в своих покоях, утвердил девушку здоровой, поэтому с самого утра дворцовые слуги и Ливей корпели над её внешним видом. Николь, молча исполняющая все просьбы служанок по типу «госпожа, прикройте глаза», «пожалуйста, поднимите руки, госпожа», безжизненно смотрела в сторону замерзающего сада. Октябрь с каждым днём становился холоднее, выходить за пределы своих покоев, девушке не хотелось всё больше и больше, поэтому Лин, знатно перепугавшись за свою госпожу, совсем не представляла, чем теперь будет заниматься Николь. Активные сборы заставили служанку свято надеяться на то, что Николь не думала свои горькие мысли, и считала, что это большая честь — попасть в покои к самому повелителю. Девушку вскоре отвели в построенную недалеко от дворца много лет назад прекрасную купальню: бассейны там чисты и красивы, мраморные полы приятны голым стопам и так же блестели под теплом огней, только вот всё это сегодня не приносило удовольствия, хоть наложница и пыталась отвести мысли от страхов. Николь, впервые за долгое время оказавшись в горячей воде, что обволакивала измученное бледное тело и успокаивала совсем немного, в блаженстве прикрыла красные из-за недосыпания и бессонниц глаза и впервые за целые сутки после новости о скором вечере с ненавистным правителем попыталась полностью отбросить все заботы, что мучали голову, и расслабилась. Сидящие на полу вокруг ванны слуги стригли её ногти, втирали в длинные волосы чарующе пахнущие масла и всё перешёптывались о том, как же новой госпоже повезло — не каждая наложница так скоро удостаивалась чести провести вечер с правителем. Девушка этого слышать не могла, поэтому думала о чём-то далёком отсюда. Она думала о своём уничтоженном доме, вспоминала каждую скрипучую половицу и скучала по каждой комнате. Николь переносило от воспоминания к воспоминанию: вот она сидела возле окна, в которое настырно стучал сильный дождь, и зашивала рубаху старшего брата; вот девушка поднимала тяжёлые вёдра и тащила их в дом от самого берега бушующей перед бурей реки; вот они со старшим братом сидели на крыльце и глядели куда-то вдаль, провожая кровавый закат. Ей хотелось домой. Она услышала, что Лин, следящая за порядком работы, шёпотом спросила: «Госпожа, вы плачете?» — и открыла глаза, глядя на служанку, что мазала её ногу липким воском. «Кажется, он слишком горячий». Девушка в её ногах тут же испуганно округлила глаза и глубоко поклонилась, извиняясь. Лин сделала ей замечание, а Николь, стиснув зубы, лишь терпела, пока её избавляли от нежелательных волос. Когда Николь наконец-то вышла из уже остывшей ванны, она чувствовала себя заново родившейся, но лишь несколько недолгих мгновений, ведь после усталость и ужасная слабость с силой придавили её к земле. Наблюдая через зеркало за тем, как её длинные волосы сушили полотенцами, Николь получше укуталась в шёлковый халат и перевела взгляд на притащенное слугами лакомство: сухофрукты, ягоды, свежие фрукты — всё лежало на серебряном подносе, но в горло не лезло, поэтому девушка порой делала мелкие глоточки воды. Она молчала — все молчали, и в купальне стояла полная тишина, которая немного помогала собраться с мыслями и успокоиться. Уши краснели то ли от злости, то ли от волнения, а понимание того, что встречу с господином никак не отменить, ужасно оскорбляло. Николь захотелось встать и сейчас же пройти в свои покои, чтобы просто упасть на подушку и, уткнувшись в пахнущее свежестью постельное бельё лицом, надолго уснуть. После купальни Лин отвела госпожу в покои — сегодня ей выделили отдельную комнату, чтобы, как сказал Ливей, «никто не беспокоил, ведь нервы влияют на внешность». Уставшая и вымученная Николь, оставившая все свои последние силы в купальне, устало села на край мягкого ложа и прикрыла глаза. Её высохшие волосы оставили распущенными, те немного кудрявились, создавая лёгкие волны, и служанки вплели в них серебристые ниточки, что немного поблескивали под светом горящих факелов и садящегося за горизонт солнца. Николь провела очередной день в тумане, поэтому удивлённо посмотрела на темнеющее небо — неужели вечер наступил так быстро? Пришедшие через время служанки подбирали ей наряд и перешли к подготовке последнего этапа. Девушка встала перед зеркалом во весь рост и оцепенела, глядя на своё отражение. Служанки позади, замершие в ожидании вердикта, переглянулись и продолжили наблюдать за Николь, которая волосы внимательно рассматривала, руками трогала, пальцами расчёсывала и поверить не могла, что они такими мягкими стали. Они на свету слегка блестели благодаря ароматным маслам, которые пахли цветами и какими-то кислыми фруктами, что Николь неизвестны. Николь кусала тонкие губы, на которые совсем недавно намазали немного мёда, и ужасно хотела почесать раздражённые глаза, подведённые густой сурьмой. Возле неё вдруг начали бегать служанки: то поправляли длинные полы полупрозрачной рубахи из тёмно-зелёной органзы, то поднимали огромные рукава одежды так, чтобы запястья были открыты, то волосы расчёсывали деревянной расчёской. Лин, осмотрев ещё раз голову госпожи, подсказала, что украшать волосы не нитями, теряющимися в тёмно-русых локонах, а настоящими бриллиантами, повешенными на тонкие серебряные цепочки, — их недавно в покои занёс Ливей. Николь наблюдала через отражение за тем, как одна служанка, глубоко поклонившись, будто разрешение спросила, подошла ближе и на тонкую шею новой наложницы повесила тонкую цепь с подвеской из нефритового камня. Пленённая на служанку смотрела с нахмуренными бровями и серьёзным взором, а девушка лишь согнулась в поклоне и поведала, что сам господин украшение передал и велел на шею наложницы повесить — это дало повод для новых обсуждений. Николь глаза прикрыла и с отчётливым раздражением на лице вздохнула, но цепочку повесить позволила, хотя в голове возникло желание со всей силы украшение содрать, оставляя на бледной коже красные полосы. Поднимая веки, Николь вновь разглядывала себя в зеркале и понятливо кивнула, когда одна из служанок объявила, что девушка готова. Кланяясь, её оставили в комнате в полнейшем одиночестве, даже Лин ушла, пожелав госпоже удачи, и наложница начала ожидать Ливея, который должен за ней прийти и отвести в покои господина. Николь уселась на край кровати и долгое время смотрела в пустоту перед собой, словно нашла нечто интересное в каменной стене, но на самом деле думала о том, как же сбежать отсюда. Последние несколько суток она думала о том, чтобы уйти, скрыться сначала в городе, а потом покинуть империю. Николь не надеялась на удачный побег, знала, что найдутся люди, которых вышлют за ней, и её накажут, однако побег — единственный выход, ведь умирать Николь не станет: брату обещала выжить во что бы то ни стало. Она попытки убежать куда-либо не оставит. Пешком пройдёт все города империи «смерти», за границу выйдет и уйдёт куда-нибудь в Северные земли, где начнёт абсолютно новую жизнь. Физический труд ей прекрасно знаком, поэтому Николь обязательно справится, пусть и будет жить в бедности, но зато свободная, потому что всегда нужно чем-то жертвовать, чтобы что-то получить. Она сидела в тишине и чувствовала, как от тучи мыслей, нависшей над головой, слёзы в уголках глаз накапливались, а потому подняла тяжёлую голову к потолку и только сейчас увидела на нём росписи. Фиолетовые и жёлтые краски воедино смешивались, цветами и сапфирами переливались, создавая неповторимую композицию красоты и изящности, поэтому, изучая самые разные узоры совершенно чужого государства, Николь легла на спину и, складывая руки на животе, рассматривала рисунок. Она придумывала историю и раздумывала о том, как же этот потолок красили люди, которые стены великого дворца в столице возводили. Сколько людей погибло лишь из-за того, что двое — если верить словам людей, ведь Дьявол не один правил — правителей решили возвести посреди завоёванного государства огромный дворец. Николь не заметила, как провалилась в недолгий, но спокойный сон: то ли волнение перед встречей с Дьяволом её так утомило, то ли постоянные мысли, в голове вертящиеся, её тело к земле придавливали. В комнату совсем скоро вошёл Ливей и кивнул ей в сторону коридора, чтобы пленная вышла из покоев и двигалась за ним. Николь кинула последний взгляд на своё отражение в чистейшем зеркале и послушно двинулась вслед за мужчиной в широченной рубахе из плотного хлопка, шароварах огромных и с небольшой шапочкой на лысой макушке. Ливей девушке становился противным с каждой секундой всё больше, однако не послушаться его значило получить достаточно сильное наказание, поэтому приходилось просто идти по коридорам и не отставать на особо большое расстояние. Но девушку завораживала красота дворца и его коридоров: каждый этаж имел небольшой выступ в виде длинных балконов, на которые выбежало огромное количество наложниц, всё шепчущихся и на идущую в самом низу пленницу пальцами указывающую. Ограждение каждого балкона украшено золотом, а полы везде из белого мрамора. Долгое время Николь изучала однотипные двери комнат, в которых жили наложницы, а потом они с Ливеем наконец-то вышли в принимающий зал главного здания дворца. Зал настолько огромный, что Николь с замиранием сердца подумала о том, что здесь можно устраивать игры на лошадях — так хотелось вернуться во время, когда у неё у самой были лошади. Подняв голову, девушка встретилась с знакомыми тёмными глазами — Тэхён на неё смотрел, облокотившись на ограждение своего балкона, с нескрываемым ожиданием во взгляде, а Николь внезапно подумала и решила, что ему в руки ни за что не пойдёт. Девушка продолжила покорно двигаться за мужчиной, который привлёк внимание скучающим «Шагай быстрее» и показательным зевком в её сторону. Она на себе, поднимаясь к хоромам правителя, чувствовала многочисленные взгляды, потому шла с гордо поднятой головой, но в душе волны страха и неприятия происходящего плескались и о сердце бились, вынуждая его о грудную клетку ударяться с особой силой. Николь устремила взгляд в сторону покоев правителя, когда тот зашёл наконец внутрь своей комнаты, не закрывая дверь, и наконец-то выдала судорожный вздох, полный неприязни: не хотела она, чтобы даже взгляд его её кожи касался, а ночи с ним вовсе не вытерпит. Но Ливей с низким поклоном ввёл её в просторную комнату. Спальня господина намного огромнее, чем та, в которую на время поселили девушку, однако Николь, задержавшая дыхание и взглядом, полным ненависти, смотрящая в наглые очи своего нового правителя, этой разницы совсем не заметила. Николь совсем не знала, что нужно предпринять, чтобы из этой ловушки скорее уйти. Ливей покорно стоял рядом и ждал, согнутый пополам, когда господин позволит вернуться к своим делам, однако тот, сидя в мягком кресле, обшитом шерстью убитого саморучно медведя, молчал и лишь на Николь с ожиданием и влечением смотрел. Девушка не сделала и шага вперёд, хотя прекрасно видела, как Дьявол её пальцем к себе манил. Мужчина даже не надеялся на то, что девчонка его приказы, данные жестами, выполнять станет, поэтому улыбнулся довольный от того, что заранее реакцию девушки угадал — Николь лишь глаза щурила, мол, «Ты думаешь, я к тебе хоть на шаг подойду?». Он сам со своего места поднялся, поправил тёмный удобный халат из плотной ткани, подошёл вальяжным шагом к девушке, которая на него смотреть продолжала уверенно и злобно, и облизывал припухлые губы цвета переспелой вишни, словно голодный зверь. Он чувствовал, что от девушки приятно цветами и цитрусовыми пахло; её, как самый оголодавший хищник, не просто укусить, сожрать жаждал. А она всё смотрела исподлобья ему в глаза своим острым, убивающим взглядом голубых глаз и вот-вот сама набросится, но не для ласок и страсти — на убийство готова. Она своими тонкими пальчиками сжать горло хотела, последний вдох забрать и в окно выбросить, как вещичку ненужную — он точно видел, но плевать: мужчина на её шею, как на лакомый кусочек смотрел, изучал. — Оставь нас, — не глядя на Ливея, произнёс мужчина и взгляда оторвать от девушки не мог, красоте удивляясь. — Думал, ты надевать его не захочешь, — взглядом хищным зацепил сначала нефритовый кулон, внимательно от ключиц к подбородку провёл и в глаза смотреть Николь, глядящую куда-то за его спину, заставил. Ей тут находиться не хотелось. Она мечтала покинуть не только покои правителя, но и сам дворец. — До сих пор не хочу, — Николь собой довольна: голос даже не дрогнул, но, когда Тэхён подошёл ещё на пару шагов ближе, чувствовала, как вся уверенность из тела ушла мгновенно. Она до сих пор мысль сбежать не отпускала, пыталась за неё цепляться, как за прутик, потому что утонуть в свирепом взгляде душегубца и убийцы боялась до дрожи, носом шумно вдохнула, когда мужчина с опасной ухмылкой по её груди рукой провёл и на шее ладонь остановил, пальцами огибая и готовый сжать ещё сильнее, до хруста костей, до хрипа прощального. — Господин, — еле дыша, уставший от бега слуга ворвался с поклоном в покои. Тэхён кивнул, гляделки с Николь не прекращал, а слуга продолжил: — господин Чимин вернулся и просил срочной встречи. Тэхён раздражённо вздохнул и лишь губами сказал Николь: «Не смей уходить» — и сам ушёл, плотно прикрывая за собой дверь.пустых небес прозрачное стекло
15 июля 2022 г. в 06:00
Только недавно наступивший октябрь радовал прекрасным голубым небосводом, впереди — тонкий слой тумана и поднимающееся из-за безграничного горизонта тусклое солнце. Николь чувствовала, как по телу раз за разом бил довольно сильный ветер, распускал постепенно её косу, совсем недавно заплетённую нежными руками Лин, которая молча сидела рядом и в своих мыслях глядела куда-то вдаль. Во дворе пока что никого, кроме слуг, работающих с самого утра, не было, поэтому у девушек была возможность щебетанием утренних пташек насладиться, в шелесте кронов деревьев утонуть, как в собственных мыслях.
Николь во дворце правителя Мортисианской империи жила уже месяц — за это время ничего нового не произошло, кроме знакомства с Лин, которая, как и обещала, стала опорой и помощницей, всё про дворец рассказывала, когда у Николь на это было настроение. Девушка от своей подруги-служанки узнала, что Висентией, помимо самого Дьявола, правил его верный и покорнейший слуга, которого в народе Монстром звали. За что — Николь не знала, ведь и сама Лин мало что об этом слышала. Сейчас Монстр, чьё имя настоящее Чимин, находился в Северных землях по тайному приказу Дьявола, поэтому во дворце его не увидеть.
На сороковой день со смерти брата Лин, о утрате госпожи не ведающая, предложила девушке выбраться в город, на что Николь без особого энтузиазма согласилась.
Выбравшись за дворцовые ворота, она, сидя в открытой повозке, рассматривала дома, идеально ровно построенные в ряд: все они одинаковой высоты и одного цвета, окна и двери сделаны из одного материала, а люди и их судьбы совсем разные. Девушка удивлялась тому, что в самом тёмном государстве так чисто и прибрано, думала о том, что так странно было видеть воинов, готовых её убить несколько недель назад и убивающих людей во дворах усадьб и домов, с широкими улыбками на лицах и радостью от того, что наконец-то в родной дом вернулись. Празднество по поводу очередной, пусть и маленькой, победы продолжалось — по какой причине люди так поверили в своего правителя, Николь не знала, а Лин ничего и не говорила.
Октябрь с самого зарождения Мортисианской империи был месяцем ярмарок на «большом базаре», который недалеко от дворца находился. Николь сделала вывод, что именно из-за ярмарки люди не прекращали празднество, кричали песни и танцевали, покупали и продавали, ели самые вкусные блюда и пили лучший алкоголь, который предоставлялся самим дворцом правителя. Лин, кажется, вылазкой в город была довольна больше, чем её госпожа, ведь всё время светло-карие глаза искрами горели, а с губ улыбка не сползала. Николь без особого интереса рассматривала торговые лавки, за которыми стояли люди с разных частей огромной империи. Каждый из них улыбался, стоящие рядом молодые девушки или парни, а иногда даже совсем маленькие дети прибаутками зазывали к лавке народ, чтобы тот или иной человек купил какую-нибудь безделушку. Были, конечно, лавки с золотом и серебром, но простой люд к подобным торговцам не подходил: золотых монет у них на столь драгоценные вещи не хватало, поэтому кулоны и кольца не покупались, словно просто для красоты лежали на прилавках и поджидали своего часа. Николь, идущая вслед за своей служанкой, поправила капюшон тёплой накидки — несмотря на солнечную погоду, октябрьский день выдался холодным, поэтому ехать без плаща было бы глупым решением, как сказала Лин. Последняя круглыми от восхищения глазами разглядывала светящиеся в солнечных лучах разноцветные самоцветы, добытые и привезённые в столицу ради торговли. Стоящая полностью в чёрном одеянии женщина средних лет поправила тёплую накидку и с широкой улыбкой глянула на своих потенциальных покупательниц. Николь смотрела в сторону: желания разглядывать драгоценные камни не было, но Лин была ими поглощена.
— Госпожа, неужели вам совсем не по нраву? — Лин несмело тронула наложницу за локоть, и та мгновенно взгляд на украшения перевела. В глаза бросился милый кулон с небесно-голубым камнем в серебряном фонарике, словно какой-то неведомый волшебный цветок, светящийся на солнце октября. Николь, неторопливо приподняв с лица капюшон одеяния и показывая торговке своё бледное лицо, указала тонким пальцем на интересующее украшение, чему Лин безумно удивилась, глядя карими глазами на наложницу.
— Что это за камень?
— Ах, этот? — мило улыбаясь, низкорослая торговка шмыгнула толстым носом и чуть наклонилась через лавку, чтобы оказаться ближе к Николь и заглянуть девушке в голубые глаза. — Это агат, моя госпожа! Он способен человека, в его силу верящего, защитить от войны, сглаза и болезней, принесёт в его жизнь счастье и покой.
— И сколько монет вы за него просите?
— Всего сотню золотых, — склонила с интересом и хитрым прищуром голову торговка, наблюдала хищно за тем, как Николь из-за пазухи достала шёлковый мешочек, звенящий монетками, а потом почему-то резко остановилась, глядя прямо в глаза женщине.
— Как вас зовут?
— Джинэ с юга нашей великой империи, моя госпожа.
— Если ваш талисман окажется злосчастным, прикажу вас найти и снести голову, — вдруг проговорила Николь, а торговка лишь дружелюбно улыбнулась и мило захихикала, пока Лин от ужаса ахнула и ко рту ладонь приставила.
Торговка уверила Николь в том, что талисман уже сотню раз другим людям помогал, поэтому девушка сотню монет отсчитала и лично в руки женщины выложила, взамен кулон с голубым агатом получив. Наложница отошла подальше от лавки, молчащая Лин завороженно рассматривала украшение в её руках и губы поджимала: так сильно она грустила от того, что себе подобные украшения позволить не могла, ведь служанкам не так много жаловали. Николь, расстегнув застёжку на серебряной цепочке, серьёзно в глаза застывшей от собственных догадок Лин посмотрела и лишь губами произнесла просьбу спиной к ней повернуться. Лин, глупо длинными ресницами хлопая, смотрела на свою госпожу с нескрываемым поражением и лишь спустя долгое время несмело обернулась спиной к Николь. Последняя, аккуратно за капюшон накидки потянула, открывая миру длинные волосы служанки, собранные в прекрасную косу, и их в сторону отмахнула, дабы за шею зацепить прекрасное украшение и на ней же оставить. Лин, держа в кулачке кулон с драгоценным камнем, резко к наложнице повернулась и приподняла брови, еле сдерживая слёзы.
— Это моя благодарность за твою ко мне доброту. Позволь мне для тебя стать хорошей госпожой, хоть раньше я никогда ей не была.
— Вам не стоило, госпожа… Я и без того вам верю. Спасибо, — глубоко поклонившись, слезливо произнесла Лин дрожащим от волнения голосом, а Николь лишь кивнула чему-то своему и обратно на голову девушки надела капюшон.