Альтависта

Если что-то в этой жизни и раздражает Штирлица – это стереотипы о нём и его характере. Кто-то раз сказал, что Администратор – априори ограниченный человек, способный только следовать заданной инструкции – и пошла-поехала сплетня по свету. То есть, по всему институту. Завидущие языки пририсовывали его портрету черты карьериста, метящего на место Горького. А его кто-то вообще спрашивал, нужно ли ему оно, это самое место? Когда-то давно, ещё в юности, Штирлиц был беззаветно влюблённым в науку практиком. Считал, что учёным может называться только тот, кто сам, на своих двоих, прошёл путь от, можно сказать, подмастерья до доцента или доктора. Понятное дело, в первую очередь выполнения этого правила он требовал от себя самого. Объездил с полевой практикой полстраны, привёз из каждой точки, что на карте обозначает город, что-то новое, вернулся в родные пенаты и – сломался. Трудно быть творческим, когда пресно-серые стены давят со всех сторон. Когда пожилой академик усталым, дребезжащим от возраста голосом глаголет одни и те же прописные истины, которые не то что сердце глаголом жечь – даже оскомину уже не набивают, растворяясь где-то в воздухе и не долетая до адресата. «Не об этом мы с тобой мечтали в молодости, да, Штир?» - грустно посмеивается делящая с ним преподавательскую доцент Гамлет, его сестра по несчастью и профессии. Ему остаётся только с видимым равнодушием кивать. Когда в институт приходят молодые кадры, Администратор оживляется. Не то чтобы всерьёз и надолго, но присматривается к новичкам, словно гадая, куда теперь кривая вывезет и выйдет ли из них толк. Робеспьер разочаровывает его своей молчаливой исполнительностью, хоть и явно не лишён способностей, далеко пойдёт. Габена он почти не знает и, наверное, не сильно печалится по этому поводу. От Донны хочется то плакать, то восхищаться, то биться головой об стену. Не туда ты пришла новое научное направление продвигать, сеньорита-полиглот с кривыми руками, ой, не туда. Когда нечто неотличимое от шестнадцатилетней школьницы обнаруживается на пороге его преподавательской в футболке с надписью «ревизия правит миром» и с популистским пособием по прикладной картографии в руках, настороженно смотрит на него из-под гигантских окуляров и резковатым звонким голосом произносит «здрасте, я к вам» - он понимает, что это надолго. С его согласия или без, но это чудо в перьях явно настроено здесь остаться. Жаль, наверное, только к Горькому в немилость попадёт с его-то консерватизмом. Впрочем, кто знает? Главное, присматривать за ней, пока она не спровоцировала в НИИ мировой кризис. Донна с переменной внимательностью вникает в азы фундаментальной науки, смеётся, плачет, хмурится и иногда частит как из пулемёта, пряча неуверенность. Курирует иностранные группы, переводит статьи со всех европейских языков, а потом, свалившись как снег на голову после двухнедельного перерыва, огорошивает его нелепыми вопросами вроде «что такое вектор?». Смотрит будто сквозь него и иногда разбавляет деловые монологи знакомыми именами. Что ей сделали Габен, Робеспьер и Горький – одному богу известно. Он явно не бог, всего-то простой Администратор. …Впрочем, пока в их застоявшемся болоте происходят такие курьёзные случаи – ещё не всё потеряно. Может быть, когда-нибудь Штирлиц и созреет для поста заведующего. А сейчас просто закрывает присланный ему черновик статьи и пересылает ходячей катастрофе обратно с пометкой «Идея – более чем, реализация – кошмар. На исправление – три дня. Ш.». В такие моменты, как сейчас, он при всём желании не понимает Горького в его упорном сопротивлении. Может быть, кто-то похожий на Ламанчскую и нужен классической замкнутой системе для встряски?