Тёплый земляничный запах её волос — как же Леви его не доставало. С ним даже спать спокойнее: не мучают кошмары и не тянет свернуться калачиком на полу. Тень полубезумной ночи растаяла с рассветом, наполнив сердце счастьем и смятением: «Ну и чокнутая же однако эта девчонка. Кричит, мол, ненавижу тебя, а в следующую секунду целует. За время нашего знакомства я уяснил одно — что ни черта не понимаю в хитросплетениях отношений. А ведь всегда считал, что разбираюсь в людях». Леви не ожидал попасть в водоворот страстей, в эпицентр шторма. Ещё недавно приставлял к виску револьвер, причём дважды, свято веря, что жизнь его окончена и в ней уже ничего не случится. И вот он здесь — бесповоротно влюблённый, растоптанный и в то же время окрылённый. Готовый на всё ради любви своей Осени.
Он вдруг понял, что лежит совершенно один. Приподнялся, стал озираться по сторонам. Лив нигде не было. Перевёл взгляд на часы — пора уходить, не то мадам Роза прибежит с пеной у рта требовать доплаты, а денег он с собой взял немного, хватит ещё самое большее на час. Да и чайная лавка сама себя не откроет.
Заехал в ванную, чтобы умыться и привести себя в порядок. Застыл перед раковиной: череда всевозможных баночек и бутылочек различных цветов привела в его в растерянность. «Интересно, а есть среди этого ведьминого набора обычное мыло?» — подумал Леви, откручивая крышки и принюхиваясь к содержимому. Так и не разобравшись, взял наугад бутылку из белого стекла, за несколько минут до чиста вымылся и, вернувшись в комнату, стал одеваться.
В комнату вошла Лив. Красивая, ярко накрашенная, в чёрных чулках с поясом. Свежая и румяная, словно вчера и не напивалась вусмерть. Скинула шёлковый пеньюар, приблизилась, склонилась над Леви грациозно и соблазнительно:
— Далеко собрался? — Хищно прищурилась, упёрлась ладошкой в спинку его кресла.
— Домой, — ответил Леви, стараясь смотреть ей в лицо, но получилось скверно: алчный взгляд обласкал каждую частичку обнажённого девичьего тела.
— Хочу ещё, — прошептала Лив безотлагательным тоном. — Ночью я была в стельку, и всё как-то так пронеслось… — Закусила изнутри щёку.
— Я уже полчаса как должен быть в другом месте, — приняв самый серьёзный вид, сказал Леви. — Мне правда надо идти.
Лив насупилась, мгновенно помрачнев. Плюхнулась на кровать, укутавшись с головой в одеяло, и сидела нелепым коконом, капризно надув губы.
— Проваливай побыстрее, — пробормотала она. — Ненавижу тебя.
Леви ощущал бесконечное, непреодолимое замешательство. Подкатился к ней, приспустил одеяло и взял за руки.
— Ты хоть намекни, как играть в эти игры, а то я совсем не знаток, — с мольбой произнёс он. — Жизнь меня приготовила ко всему, даже к смерти. Но сейчас я абсолютно не понимаю, как себя вести.
— Какие ещё игры? — Взбешённо уставилась на него, сверкнув грозовыми очами.
— Те, в которых ты сначала кричишь, что ненавидишь, а через секунду взбираешься верхом и скачешь на мне, как полоумная. Чуть ноги мне не переломала, — не меняя тона проговорил он.
— Да нет здесь никакой премудрости. Ты… ты просто хорош в постели, вот и всё. — Она отвернулась к стене, демонстративно выдернула руки из его ладоней.
— Лив, я…
— Да уходи же ты! — Повернулась, толкнула кулачками его в грудь.
А ему хоть бы что — крепкий, как камень, даже не шелохнулся. Да и чёрт с ним! Она отвернулась, обхватив себя за плечи. Леви с трепетом коснулся того места, где только что были её упрямые кисти, готовые выбить из него дух. Сумасшедшая! Но у него от неё дрожали колени. «Проклятие!» — разозлился на себя Леви и решительно двинул к выходу.
«Позаботилась бы уже о пандусах для своего особого гостя, ленивая наседка», — ворчал про себя Леви, разыскивая мадам Розу, чтобы та попросила дворника помочь ему спуститься вниз: со второго этажа было хорошо видно, что излюбленная стойка хозяйки борделя пустует. С третьего этажа раздался скрип: мадам Роза спускалась в компании поддатого здоровенного бугая. На нём была поношенная, но чистая матроска и подстреленные бежевые вельветовые штаны, из-за которых он казался не то смешным, не то ещё более устрашающим.
— Слушай, хозяйка, у тебя, конечно, хорошие шлюшки, но я хочу ту, рыженькую, которую давеча видел, — потирая громадные лапища, говорил бугай. — Она самая молоденькая, попка у неё, уверен, тоже самая узкая. — Он не заметил, как по его щетинистому подбородку потекла слюна. — А я, хозяйка, знаешь ли, большой любитель в попку…
— Да она неопытная совсем, только деньги на ветер пустишь, морячок, — уверяла мадам Роза, поглядывая на здоровяка выпученными глазами.
Стоявшая в приоткрытых дверях своей спальни Констанс глядела на плечистый шкаф с выражением не меньшего ужаса:
— Красавчик, давай лучше я тебя ублажу, — вмешалась она, — не пожалеешь!
Бугай подошёл к ней и грубо помял высокую пышную грудь.
— Хороша ты, девка. — Здоровяк облизнулся. — Но я хочу ту, маленькую, с рыжей копной. Зуб даю, сколько плавал, сколько девок повидал, а такой красы синеглазой нигде не встречал!
Леви смотрел на здоровяка с открытым ртом, пока воображение рисовало малышку Лив в его больших вожделенных ручищах. Внутренности скрутило от омерзения. Задним ходом он попытался как можно тише откатиться обратно к комнате Лив, чтобы не привлечь внимание бугая-моряка. Пяткой здоровой ноги подцепил уголок приоткрытой двери, вкатился спиной обратно и повернул ключ в замке.
— Что тебе ещё? — Лив громко цокнула.
— Я передумал, — твёрдо заявил Леви. — Сделаю всё, что хочешь. В какой угодно позе.
Он очутился рядом с ней, подхватил с кровати и усадил к себе на колени. Прижавшись к Леви, Лив почувствовала, как неистово колотится в его груди сердце. Будто соприкасается с её собственным. Обвила руками его шею, вжалась в него всем своим существом.
— Чего это ты вдруг передумал? — спросила она, ритмично задвигав бёдрами и дразня его губы своими.
— Увидел в коридоре исполинскую тупую обезьяну, которая, судя по её мычанию, страстно желает отыметь тебя в зад.
— И тут ты решил, что лучше сам отымеешь мой зад? — Запрокинув голову, она громко расхохоталась.
— Господи, какая же ты ненормальная… — Леви обессилено уткнулся лбом в её грудь, вдохнул сладкий запах кожи и с наслаждением прикрыл веки. — Я сделаю всё, о чём попросишь, Лив.
— Ну, вот опять ты! — возмутилась она.
— Что «опять»?
— Почему ты всё время говоришь исключительно о моём удовольствии? И никогда не говоришь, чего хочешь сам. — Неосознанно прогладила шрамы на его лице. — Неужели у тебя нет никаких желаний или каких-нибудь грязных фантазий? У всех они есть, поверь! Кому-то хочется, чтоб его как следует выпороли, кому-то, как «исполинской обезьяне», хочется сзади, а другие вообще одеваются в глупые костюмы, или там, не знаю, меняются ролями. Да мало ли кому что в голову взбредёт! — Она снисходительно улыбнулась. — Люди вообще очень странные и необъяснимые существа, а в постели тем более. — Лив с полминуты помолчала, а затем продолжила: — Поначалу мне всё казалось извращениями, а потом… не знаю, как будто начинаешь с сочувствием относиться к людским причудам.
— Не могу понять, милосердно это звучит или ужасающе. — Леви, нахмурившись, призадумался, продолжая поглаживать округлости её бёдер. — Проблема в том, Лив, что я не знаю своих желаний. Не знаю, чего хочу или что способно свести меня с ума. Мне было некогда думать о таких вещах. Я был всего лишь пушечным мясом. Вся моя жизнь — это страх, кровь, боль и бесконечные потери. Для меня ласкать тебя — уже «извращение». Последний раз я был в постели с женщиной больше десяти лет назад. Точно и не вспомню, когда именно…
— Мне очень больно вот здесь, — она приложила его ладонь к своему сердцу, — когда ты так говоришь. — Обхватила его голову, прижалась щекой к его щеке. — Если бы я только знала, где живут твои гадкие воспоминания, я бы все-все их забрала! Ни одного бы не оставила!
«Да она же сейчас разрыдается, — подумал Леви, огорошенный её нежностью. — Из-за меня? Вроде только что злилась… Вот кретин! Какого хрена ты её так расстроил?»
— Иди ко мне… — Леви обнял её что было сил и стал в исступлении целовать.
Ему было невыносимо, что она так убивается из-за него: «Вот глупая, нашла из-за кого печалиться. Пускай ты и не дала пуле вонзиться в мою башку, я всё равно мёртв. И уже очень давно».
Усадил её обратно на кровать, ловко перебрался к ней, нетерпеливо стянув через голову рубашку. Оторвавшиеся пуговицы градом рассыпались по полу. Глядел на Лив незнакомо и жадно. Наклонился, процеловал от виска до груди. Его чёлка приятно щекотала ей кожу. Осторожно обхватил зубами напрягшийся сосочек и потянул, а затем легонько коснулся языком, припал губами и влажно поцеловал. Лив, шумно выдохнув, податливо выгнулась навстречу Леви.
— Не зря мы звали вас дьяволами Парадиза… — прошептала она, прикусив фалангу указательного пальца, и возбуждённо поёрзала под ним.
Перед взором расплывалось, и Лив почудилось, что Леви даже улыбнулся ей дьявольски. Всего миг, и вот уже его макушка у неё между ног. На несколько секунд она поймала на себе его ледяной взгляд, прежде чем он принялся усердно ублажать её ртом. «В твоей постели я похороню всю свою боль и все воспоминания, — пронеслось в его голове. — И какой я, в самом деле, мертвец? Разве мертвецы могут заниматься любовью? Как же ты была права в нашу первую встречу, девочка! Нет ничего более жизнеутверждающего, чем тепло твоей влажной плоти и…»
— А!.. — прокричала Лив изо всех сил, сжав волосы на его макушке.
«…да-да, и твои оглушающие стоны!»
В конце концов Леви совершенно потерялся во времени и сбился со счёта, сколько раз они с Лив спрашивали друг у друга: «Ну, что, ещё раз?» Когда постель стала настолько мокрой, что на ней стало противно лежать, они перебрались на пол, подстелив пальто Леви — первое, что попалось под руку.
Аккерман опомнился лишь тогда, когда сизый бархат ночи мягко пролился в окно, окутав собой всё пространство спальни:
— Да чтоб меня!
Перегнулся в поисках одежды через устало курящую Лив, зажавшую сигарету в зубах и даже не пытавшуюся стряхнуть с кончика пепел. Она, провалившись в сладостную негу, молча наблюдала за его торопливыми сборами. Протянула руку и легонько стиснула его колено.
— Доброй ночи, мой капитан, — тихо проговорила она с безмятежной улыбкой. — У меня просьба: пофантазируй на досуге, чего бы ты хотел. Только не ставь себе никаких рамок, отпусти воображение. В следующую встречу расскажешь, чего надумал. Идёт?
— Идёт, — мягко отозвался Леви.
Лив сомкнула веки и с чувством выполненного долга уснула.
Леви стало досадно, что он не может отнести её на кровать и укрыть одеялом. Стащил подушку, сунул ей под голову и получше надвинул своё пальто. Достал из её рта недокуренную сигарету, прогладил Лив по плечу и поцеловал на прощание в прохладный лоб.
На выходе его встретила мадам Роза, сверля глазами:
— Надеюсь, ты понимаешь, что у меня тут не банк, дружок, — сурово начала она. — На оплату даю неделю. — Протянула ему листок, где аккуратным почерком была выведена нужная сумма.
— Грабёж, — смиренно выдохнув, произнёс Леви. — Не волнуйся, мамаша, никуда я отсюда не денусь.
Он двинулся к выходу, и мадам Роза заметила, что он полураздетый:
— Эй, субтильный! — крикнула она ему вслед. — А где твоё пальто? На улице холодина.
— Отдал во имя любви, — не оборачиваясь, бросил он ей и скрылся в студёной ночи.
Леви вкатился в дом и с удивлением обнаружил, что Фалько и Габи уже вернулись с Парадиза. Они не спали: выбежали в коридор одетые в уличную одежду и принялись отчитывать его:
— Капитан Леви! — Лицо Габи, подсвеченное снизу свечой, казалось совершенно сердитым. — Мы с ног сбились, пока искали вас по всему Либерио! Где вы были?
— Мы же ничего против не имеем, но вы бы хоть записку оставили, — попытался сгладить углы Фалько, но Габи злостно зыркнула на него, помотав головой.
— Вас не было больше суток! А вдруг с вами что-то случилось? Вдруг вам стало плохо, а мы не знаем! Я тут такого себе навыдумывала!..
— Вот налетели, малышня, — проворчал Леви, направившись в гостиную, — ещё допрос мне устройте.
Остановился у обеденного стола, схватил глиняный кувшин с водой и махом осушил его — будто не пил целую вечность. Остатки вылил в ладонь и смазанным, усталым движением умыл лицо.
Ребята только тогда разглядели, что Леви без пальто, какой-то всклокоченный, помятый и в рубашке без пуговиц.
— Так где вы были? — Габи усилием воли заставила себя успокоиться. — Вы никогда не ночевали вне дома, только когда лавкой Флетчера стали заниматься. Но мы обыскали каждый сантиметр, вас там не было.
— Вы подрались с кем-то? — добавил Фалько.
— Дети, идите уже по кроватям. Я в порядке. И ни с кем не дрался. — Он перевёл взгляд на Фалько.
«Надо извиниться, наверное, — подумал Леви. — Чёрт возьми, как же я вымотался, ни хрена не соображаю. Всё завтра».
Глазастая Габи, разинув рот и громко прыснув, чуть отвела ворот его рубашки и уставилась на тёмный синяк.
— Капитан Леви, у вас что, засос? — Смущённо прикрыла ладошкой рот.
Леви инстинктивно схватился за шею, и на лице его отразился испуг: «Господи, я как нашкодивший подросток…»
— Чего несёшь? — Жалкая попытка. — Я с коляски навернулся.
— И ударились об чьи-то зубы? — Габи с трудом сдерживала приступ хохота.
Волнение и страх сменились любопытством, перемешенным с радостью: «Неужели у нашего нелюдимого нелюдима кто-то появился?» — с надеждой думала она.
— Без комментариев, — отрезал Леви. Немного помолчав, посмотрел в сторону кухни: — Осталось что-нибудь от ужина? Титана бы сожрал.
— Мы так нервничали, что ничего не ели, — ответила Габи. — Сейчас принесу.
Проходя мимо Фалько, заговорщицки ткнула его локтем, зовя за собой. «Ну, вот, теперь пойдут слухи, — подумал Леви. — Это ж надо было припереться в таком виде. — Неловко обвёл себя взглядом. — Позорище».
Ели в тишине, при свете единственной свечи. Габи задумчиво смотрела в окно, на мельтешащие огни ночного города, а Фалько без энтузиазма ковырял вилкой стручковую фасоль, просто наслаждаясь компанией домочадцев. Леви самозабвенно уплетал за троих, громко стуча ложкой по дну тарелки.
— Вы не слышали последние новости? — решил прервать молчание Фалько.
— Что за новости? — с тревогой спросил Леви, подняв голову.
Фалько придвинул к нему утреннюю газету.
— Что-то назревает. Как бы не очередная война.
Леви бросил ложку и развернул газету. На первой полосе сообщалось о покушении на королеву Хисторию во время встречи с делегацией из Марли. Виновниками оказались члены террористической организации противников перемирия с Парадизом — те же, что подстрелили Фалько, убили старика Флетчера и других мирных граждан. Хистория не пострадала, но было ранено несколько десятков солдат королевской охраны и двое делегатов марлийцев.
— Те, которых военной полиции удалось схватить, заявили, что их уже сотни, — пояснила Габи, — и что они не остановятся, пока не перебьют весь имиров род.
— Надо полагать, большие энтузиасты, — ответил Леви, отложив газету и мгновенно потеряв аппетит.
— Королева Хистория выразила надежду, что в случае новой угрозы вы присоединитесь к своим товарищам, чтобы дать отпор врагу.
— Я? — удивился Леви. — От меня не будет никакого проку.
— Как военный эксперт и командующий. У вас уникальный опыт и острый ум. А управлять войском можно и не сражаясь самому.
— Согласен с первым утверждением, но не со вторым. — Сложил на груди руки. — Помочь помогу, но никак не в качестве главнокомандующего. И вообще, — Леви сделался мрачнее тучи, — хорош нагнетать раньше времени.
Сник, понуро опустив плечи, а память бесконечно проигрывала картинку мирно спящей Лив с безмятежной улыбкой на устах.
***
— Ну и дура, что не согласилась. Сама говорила, что он тебе по душе, что не противный.
Констанс с деловым видом усердно натирала спину Лив жёсткой вспененной мочалкой, успевая при этом прикладываться к бутылке скотча.
— Не противный. — Лив мечтательно обхватила колени.
— Агрегат большой? — с задоринкой спросила Констанс.
— Не маленький и не громадный — в самый раз. Будто под меня выточен.
— Языком нормально работает? — не унималась Констанс.
— Превосходно. — Лив обернулась и с выпученными глазами уставилась на подругу: — Ещё вопросы? Крепкая ли у него задница или какого вкуса сперма?
— Ну-ну, ты не беги впереди локомотива, я ещё дойду до этого! — Констанс загоготала.
— Вот дурная, — притворно возмутилась Лив.
Констанс схватила деревянный ушат с водой и резко окатила подругу. Лив от неожиданности взвизгнула и заливисто расхохоталась. Громко-прегромко. Счастливо-пресчастливо.
— Нет, правда, ты послала его только потому, что сердилась? — серьёзно спросила Констанс. — Надо было сначала хватать быка за рога, а потом уже сцены устраивать.
— Я злилась. Ещё как! — усмехнулась Лив. — Но дело не только в этом. — Солнечная Осень в миг стала ненастной. — Всё дело в Паоло.
— А что Паоло?
— Я должна ему денег. Целый вагон грёбаных денег!
— Трахать тебя насухую! — вспылила Констанс. — Капитан твой что, не мужик? Пускай сам и решает денежные вопросы. Тоже мне проблема!
— Да где же он столько найдёт, ты в своём уме? — возмутилась Лив. — К тому же, это не его проблемы, а мои. И потом, зачем ему такая, как я…
— Это какая «такая»?
— Угадай с одного раза! — Лив всплеснула руками. — Он уважаемый человек: бывший военный, капитан элитного отряда Разведкорпуса. И я — необразованная нищая шлюха. Хороша невеста, да?
— Не драматизируй. — Констанс спустилась с лавочки, открыла окошко и закурила.
— Не притворяйся, будто думаешь иначе, — с горечью произнесла Лив.
— Да, ты шлюха. Да, без образования и средств к существованию. А он, типа, наивный элдийский мальчонка и не знает этого? — вопросительно посмотрела на Лив. — Знает он. И всё равно выбрал тебя. Расскажи ты ему обо всём, а там, может, чего и придумаете. — Констанс обречённо выдохнула струйку дыма в окно и задумчиво уставилась в небо.
«Она как прекрасная птица, которой обломали крылья и заперли в клетке — ей и мечтать-то теперь бесполезно о свободе», — с грустью подумала Лив, смотря на подругу.
— Я думала, ты ненавидишь мужчин, — сказала она.
— Я и ненавижу, — не отрицала Констанс. — Сегодня чего-то настроение больно девчачье, вот и несу всякую романтичную херню.
«Всего-то хочу, чтобы ты, малышка, была счастлива, — не сказала Констанс. — Как будто я много прошу».
***
Сегодня у Паоло был отличный день — побывал на ужине у самого министра финансов. И плевать, что тот сжалился всего на один короткий разговор, а в покер так и вовсе не позвал играть. Паоло давно привык к состоянию двойственности, когда среди состоятельных марлийцев он всего лишь мусор, которого пускают в определённые высшие круги, а среди элдийцев — удачливый делец, видящий мусор во всех остальных. Ничто на свете Паоло не любил так, как роскошь, и ради неё готов был засунуть гордость и принципы так глубоко, что никто из знакомых марлийцев и представить бы не смог, с каким важным видом тот вышагивает по родным трущобам. В кругу семьи, перед женой и детьми, Паоло старался выглядеть святым и благочестивым, будто не бордель держал, а пансион благородных девиц.
Будто не вожделел рыжеволосую юную прелестницу, эту «огненную бестию», как называл Лив сам Паоло, сгорая треклятыми ночами от неуёмного желания. Когда мать Лив понесла и решила рожать, Паоло высек её чуть не до смерти. Клялся, что однажды избавится от ребёнка собственноручно — зачем ему лишний рот? Но смешная и неказистая девочка на десятом году похорошела, стала округляться в нужных местах, и Паоло лишился покоя и сна. Он бредил ей, упивался безумными грёзами о том, как убежит с Лив, как будет обладать ей до скончания дней: «Она хочет меня, уж я-то вижу!» — зрело в распутном мозгу, когда девочка проявляла к нему обыкновенное детское любопытство, показывала ему язык или дёргала за полы идеально скроенного белого пиджака.
Проклятый белый пиджак! Она бы разодрала его и, облив керосином, сожгла! Если бы малышка Лив только знала, что холодной декабрьской ночью белый пиджак придёт за ней…
Отчаяние посеяло в больном воображении Паоло ростки зла, и он украдкой стал понемногу подливать ртуть в еду и напитки матери Лив. Он умалишённо кружился перед зеркалом в утро её похорон, переполняемый счастьем смотрел на бледную, измученную Лив, рыдавшую на коленях перед гробом матери.
«Каждая женщина помнит своего первого на всю оставшуюся жизнь, малышка», — кряхтел он во влажные от испарины и слёз медные спутанные волосы двумя годами позже. Прокравшись глубокой ночью в спальню огненной бестии, он крепко зажал ей рот одной рукой, а второй порвал тонкую хлопковую пижаму. Навалился всем телом, вдавил в прохудившийся матрас. Синие глазёнки беспомощно бегали по его лицу — туда-сюда, туда-сюда. Как пойманные в банку светлячки. Пискнула жалобно и беззащитно, словно отнятый у матери дикий зверёныш. Две большие слезы, похожие на льдинки, скатились к вискам. Ни вздохнуть, ни закричать! Шершавая пухлая ладонь крепко зажала рот. В немом аду, под скрип ржавых пружин, малышка Лив глядела в червоточину потолка, вслед бесповоротно убегающему детству.
В пылких объятиях ласкового капитана Леви она могла бесконечно мстить своему болезненному воспоминанию — и кричать! Кричать изо всех сил! От того, как ей с ним хорошо. Пускай он никогда не будет первым, но рядом с ним прошлое казалось Лив мелким и ничтожным, невластным над её разумом и телом.
Имя капитана звучало в борделе по всем углам, и когда разговоры дошли до неугомонного Паоло, он не на шутку испугался: «Того гляди, ещё сбежит со своим драгоценным калекой, — думал он, покидая в ночи дом министра. — Нужно срочно принимать меры, иначе этот парадизский лис заграбастает мою золотую птичку и навсегда утащит в свою дьявольскую нору».
