Осенний ноктюрн

— Чего вылупилась на меня, мартышка?       Мадам Роза с озабоченным видом листала газету и даже не подняла взгляда на Лив, громко стукнувшую локтями по приёмной стойке. — Сигарет не дам, если что. Вам с Констанс вообще надо ручонки пообламывать за то, что вы окурки тушите об мебель, да только как вы тогда работать будете. — Кто ж меня такую без рук замуж-то возьмёт? — игриво отозвалась Лив, склонив голову набок. — Интересно, если я стану женой капитана, я буду «капитаншей»? — Она захохотала. — Ох, не слушайте меня, мадам Роза! — Закрыла лицо ладонями. — Говорю всякие глупости тут…       Мадам Роза, еле сдерживая умильную улыбку, наконец посмотрела на Лив. — Чего хотела-то, малышка? — снова спросила она, но уже мягче. — У меня отгулов накопилось на целую неделю. Хочу все разом взять. Можно? — Жалобно свела бровки. — Бери. — Только… — Она залилась краской. — Если капитан Леви придёт, вы проводите его ко мне. — По тройному тарифу, так и быть, провожу. — Мадам Роза недовольно поджала губы: ей хотелось, чтобы Лив как следует отдохнула. — Нет, мадам Роза, просто так проводите, — настояла Лив. — В свой выходной имею право заниматься любовью бесплатно.       Со второго этажа вихрем слетела Констанс и звонко хлопнула мадам Розу по заплывшей спине: — Ну, если по любви, то, конечно, бесплатно! — Она загоготала во всё горло. — Да, старушка? Ну, по любви-то ж можно бесплатно, м? — Это кто там у нас трахается по любви? Да ещё и за так, — вмешалась только что освободившаяся после клиента Марла, вытирая пот со лба. — Я трахаюсь по любви! — громко крикнула Лив и показала ей язык. — По любви! По любви!       Облокотилась на стойку и задрыгала ногами.       Лив не услышала, как открылась входная дверь, как кто-то незаметно остановился за её спиной. — По любви! По любви! — Не унималась она, сойдя с ума от веселья. Зажмурилась и, стиснув зубы, радостно взвизгнула.       Вокруг ног обвились крепкие руки, утащили Лив вниз и усадили на колени: — Интересно, с кем это ты там «по любви»? — вкрадчиво спросил её Леви, глядя исподлобья. — Ни с кем! — протараторила Лив, выпучив глаза. — Здравствуй, капитан, — тихо произнесла она, и от волнения у неё закружилась голова. — Вот ты скажи мне, называют жену капитана капитаншей, а? — Называют, — ответил Леви, изрядно удивившись вопросу. — Неофициально, правда.       Под обстрелом нескольких пар глаз ему сделалось ужасно неловко, будто его раздели: «Чего они все так вылупились на меня? — крутилось в мыслях Аккермана. — Я им что, клоун в цирке? Ещё и лыбятся». Он старался не отводить взгляда от лица Лив, так ему было спокойнее. А она смотрела на него с любопытством и испугом и отрывисто дышала. Вдруг она наклонилась к его уху и дрожащим голосом прошептала: «Я так хочу тебя, что сейчас умру! Пошли отсюда скорее».       «Вот ведьма. И когда она научилась забираться ко мне в голову?» — подумал Леви и молча полез во внутренний карман пальто за кошельком, но Лив перехватила его руку: — У меня выходной, — возразила она. — Не надо денег, я тебя просто так хочу.       Леви вопросительно разинул рот, а Лив встала с его колен и пошла искать дворника, который обычно помогал капитану подниматься на второй этаж. Мадам Роза вернулась к чтению газеты, уставшая Марла поплелась к невысокому декоративному фонтанчику, чтобы обмыться, а Констанс продолжала сверлить Леви взглядом. — Ну и дуб дубом же ты, — сказала она наконец. — Не понял? — Леви воинственно уставился на неё. — На рубашке у себя эту фразу вышей. Или на лбу выжги и почаще в зеркало смотрись.       Мадам Роза хотела хихикнуть, но вместо этого звонко хрюкнула. — Тебе вожжа под хвост попала? — пробубнил Леви, недовольно вперившись в Констанс. — Ладно эта поросюшка, — кивнул на мадам Розу, — у нас с ней уже почти семейная традиция друг друга задирать. А ты-то чего? — Заканчивай сиськи мять и увози малышку Лив отсюда, — прямо ответила Констанс. — Как? Связать её, что ли, чтоб не рыпалась? — Леви сложил на груди руки. — Со мной она точно никуда не пойдёт. — С тобой не пойдёт?! — Констанс прыснула. — Если уж с кем и пойдёт, то только с тобой, мистер «не маленький и не громадный, а в самый раз»! И это я не про твой рост, если что. — Она многозначительно обвела его указательным пальцем. — Это… это Лив так сказала? — после некоторого молчания неловко спросил Леви.       Констанс не успела ответить: Лив вернулась, ведя за собой высокого, под два метра, бородатого дворника, хохочущего над её звонкой болтовней. Надув щёки и сведя к переносице зрачки, Лив изображала что-то водоплавающее, а дворник, покатываясь со смеху, открывал чернозубый рот и хлопал в ладоши. — Я чуть не описалась от смеха, пока на эту рыбину смотрела! Вылитый Паоло! — проговорила хриплым от смеха голосом Лив, и дворник зашёлся ещё громче. — Ну, всё, давай притворимся, что мы взрослые? — Она попыталась успокоиться. — Лучше помоги капитану подняться в мою комнату. — Как скажешь, солнышко, — отозвался дворник и, кинув в угол метлу, в момент подскочил к коляске Леви, — любой каприз.       Под дребезжание своего кресла, трясущегося на ступенях, Леви повторял про себя слова Констанс и всё поглядывал на Лив, шедшую рядом. Она думает о нём в свободное время? Да ещё и в подобных выражениях. Обсуждает его с кем-то? «Небось, моя Осень всего лишь праздно трепалась, а эта Констанс от скуки навыдумывала небылиц, — решил он, но невольно продолжал думать об этом. — Чёрт, неужели она прямо так и сказала — «в самый раз»?»       Они остались вдвоём, и Лив с заговорщицким видом закрыла дверь на ключ. Распахнула ставни, впустила ноябрьскую свежесть. Жестяные тучи, подсвеченные по краям спрятавшимся за ними солнцем, глядели в окно торжественно и печально. Лив глотнула морозного воздуха, а затем скинула босоножки и прошлёпала босыми ногами до кровати за сигаретами. Закурив, подскочила к Леви и уселась к нему на колени. Она молчаливо разглядывала его, и на лице её отражалось беспрерывное движение мысли. — Такая чепуха сейчас в голове, — сказала она, выдыхая в сторону дым. — Например? — спросил Леви, уставившись на сигарету. Выхватив её, зажал между средним и указательным пальцами, попробовал затянуться. Зажмурился и приглушённо закашлялся. — Гадость-то какая… — Например, что хочу быть воротником твоей рубашки, — ответила Лив, — или пуговицами твоего пальто. Хочу быть шнурками на твоих ботинках, или хоть вот этой сигаретой, которой коснулся твой рот. — Она, прикрыв веки, с наслаждением затянулась. — И что это значит? А то звучит жутковато. — Думаешь? — задумчиво спросила Лив. Причесала пальцами его чёлку к вискам, невесомо прогладила лицо костяшками от скулы до подбородка. — Всё в тебе такое острое и хмурое, как пасмурное небо, — прошептала она, — но до невозможного притягательное. — Это во мне-то? — нахмурился Леви. — В собранном по кусочкам чудище? Нет, Осень, это ты совершенство. А мои шнурки и пуговицы никогда не смогут быть тобой. Ничто и никто не сможет быть тобой.       Он потянулся к ней и стал крепко, упоённо целовать.       Переместились на кровать — на свой хлопковый остров забвения, где можно было спрятаться от неприветливого равнодушного мира, укрыться щитом пухового одеяла и любить друг друга до изнеможения. Лив всегда выдыхалась первой: никак не могла угнаться за неустанным Леви. Ей хотелось ещё и ещё, но спустя пару часов сил хватало лишь на то, чтобы закинуть руку на шею капитана и недвижно лежать, упиваясь разливающимся по телу приятным теплом. — Задыхаюсь! — неосознанно выкрикнула она. — Задыхаюсь!.. — Это потому, что ты неправильно дышишь, — произнёс Леви неуместно поучительным тоном и застыл. — Сделай глубокий вдох… — Чего? — с недоумением спросила Лив, придя в себя. — Давай я тебе покажу, как надо…       Она с силой хлопнула его по взмокшей груди: — Совсем дурной?! — Лив нервно выдохнула. — Что не так? — Глаза Леви вопросительно и растерянно забегали по её лицу. — Да Леви! — Выгнулась ему навстречу. — Просто продолжай, — взмолилась Лив. — Чёрт тебя подери, я уже почти кончила, вот ещё бы чуточку!.. — Сильнее вжалась в него. — Прости, — прошептал он виновато, — я кретин… — Ты бесподобен, — Лив попыталась его приободрить, погладила по напряжённым мускулистым плечам. — Ну же, милый мой. — Милый? Твой? — ошарашенно произнёс Леви. — Мой, — тихо ответила Лив. — А ты? — несмело спросил он. — Моя? — До кончиков волос, — прошептала она.       Леви не мог найти слов и вместо этого целовал её лицо, ластился к ней, как бродячий пёс, чуть не воя. — Моя, моя, моя!.. — повторял он, будто заклинание, а в голове: «Неужели моя?»       Лежали поперёк кровати и, не говоря ни слова, пялились в потолок, переводили дух. Думали каждый о своём. Лив нравилось, что ей не нужно развлекать Леви каждые пять минут, затыкать паузы вынужденными разговорами. Можно просто молчать, отдавшись самой себе, пока не соскучишься по его голосу. Она стала увлечённо кусать заусенец, пока не осознала, что попросту голодная. Перевернулась на живот, сползла с кровати, кое-как надела льняное короткое платье. — Надеюсь, ты за едой, — с надеждой проговорил Леви. — Так точно, капитан, — отозвалась она, прыгая на одной ноге и пытаясь натянуть нижнее бельё. — Я мигом.       Примчалась с огромной тарелкой тушёного мяса и сладко пахнущих свежих овощей, от аромата которых у Леви окончательно свело спазмом желудок. — Сразу предупреждаю, что это наша кухарка Луиза, я несовместима с готовкой, — пояснила Лив, плюхаясь на кровать и протягивая Леви стопку чистых тканевых салфеток.       «Нам с тобой хватит и моих скромных умений», — подумал он. — Хорошо как, — на выдохе произнесла Лив, прикончив свою порцию и безмятежно уставившись в окно, на громадный лунный диск, светившийся белизной. — Наверное, у нормальных людей всё так и происходит, — мечтательно добавила она. — Лив? — позвал её Леви и сел с ней плечом к плечу. — Будь моей женой, — он взял её за руку, переплёл её пальцы со своими, — и у нас всегда будет, как у нормальных людей.       На прикроватной тумбе догорела свеча, и темнота пала им на плечи. Лишь ковёр лунного света, протянувшийся тонкой полосой до двери, освещал путь в неизвестность. Лив вытянула носочек, надеясь прикоснуться к свету, наполниться его чистотой и непостижимой, возвышенной красотой, но не дотянулась — тьма крепко держала её в своих тисках. Подняла голову, испуганно уставилась в непроглядную пропасть потолка и обреченно прошептала: — Зачем тебе такая жена, капитан?       Леви на миг тоже посмотрел вверх, пытаясь понять, что она там высматривает, но потом снова перевёл взгляд на Лив. — Поясни, какая же это «такая»? — А то ты сам не понимаешь. — Не понимаю. — Малолетняя безродная шлюха, которая даже своё имя написать не сможет. Всё, что во мне сносного — мои навыки по части фелляции. — Я бы назвал это приятным бонусом. — Леви усмехнулся. — И ты. — Лив наконец посмотрела на него. — Ты самый порядочный человек, из всех, кого мне привелось знать. Ещё и герой человечества. Я даже твоего мизинца не стою. — Давай ещё в церковь меня отнеси и начни молиться, — угрюмо произнёс Леви, глядя в пол. — Позволь-ка я расскажу тебе кое-что о том, кого ты так превозносишь, — начал он. — Я вырос в Подземном городе — в самом нищем и убогом месте на всём Парадизе. Город в прямом смысле находится под землёй, куда не проникает ни единого луча солнца. А попасть на поверхность можно лишь благодаря огромной сумме денег или очень большой удаче. Я родился в борделе, моя мать была проституткой. Она, наверное, и сама не знала, от кого забеременела, но решила оставить ребёнка. — Леви вновь посмотрел в глаза Лив. — Забавно, не находишь? — мрачно спросил он. — Кушель, моя мать, умерла, когда я был ещё маленьким, и меня ненадолго взял под крыло известный наёмник и головорез — мой дядя Кенни, который даже не потрудился признаться, что он мой родственник и что род Аккерманов, откуда я происхожу, долгое время был близок к королевской династии. Он научил меня выживать, а точнее — убивать и грабить. До вступления в Разведкорпус я был обычным бандитом, Лив, пока случай не свёл меня с командующим Эрвином Смитом. Правда, тогда же я потерял двух самых близких мне на тот момент людей. Я остался в Разведкорпусе, потому что просто не знал, как ещё распорядиться своей никчёмной жизнью. — Он ненадолго умолк. — Так что жениться на тебе — это для меня не что-то из ряда вон. Скорее уж закономерный итог. И, по правде говоря, ты лучшее, что случалось со мной за все мои сорок два года. Я… я никогда не испытывал ничего, даже отдалённо напоминающего то, что испытываю сейчас. Не желаю больше ни с кем тебя делить, с каждым днём это становится всё невыносимее. — Всё равно ты лучший из мужчин, — возразила Лив, — что бы ты ни делал и кем бы ни был в прошлом. Если женишься на мне, то не избежишь косых взглядов и осуждения. А ещё… — Она высвободила руку из его ладони и впилась пальцами в матрас. — У нас не будет детей.       Леви с беспокойством смотрел, как она с остервенением сминает край матраса. — Почему? — со страхом спросил он. — Так сказал врач, — ответила Лив. — Когда мне было тринадцать… — Не продолжай, — оборвал её Леви и крепко зажмурился.       Ярость и печаль дрожали под опущенными чёрными ресницами. Кровь вскипала: Леви перестал чувствовать под собой опору и парил в невесомости. Он не мог подспудно не знать, не мог не догадываться, но когда Лив произнесла это вслух, то стена неведения, которую он с усердием выстраивал при каждой их встрече, в одночасье рухнула. Леви видел себя, сидящего на обломках самоуспокоения, натянувшего на глаза непроницаемую маску. Он тоже виновен, пусть и косвенно: «Не нужно было в тот день вообще сюда приходить, лучше б мозги свои вышиб», — безжалостно к себе подумал Леви. — Кто? — спросил он. — Никто, — соврала Лив, — проходимец.       Она вновь посмотрела вверх: — Ненавижу этот тёмный потолок, ненавижу скрип пружин в кровати и тех, кто затыкает мне рот, пока пялит, — выпалила Лив. — Ты же не против моих дурацких громких стонов? — Её глаза наполнились слезами. — Нет. — Сглотнул болезненный ком, подступивший к горлу. — Я их обожаю. — Отлично, — ответила она. — Люблю твои громкие стоны. — Леви тихонько придвинул руку и кончиками пальцев чуть коснулся её оголённого бедра. — Люблю тебя.       Он заменил в подсвечнике догоревшую свечу, достал из кармана коробок спичек и зажёг фитиль. Комнату озарил спасительный тёплый свет. — Откуда у тебя спички? — шмыгнув носом, спросила Лив. — Ты же не куришь.       «Люблю тебя», — его голос продолжал стучать в её голове. — Не курю. Но ты-то куришь. У тебя вечные проблемы со спичками, — пояснил Леви.       «Люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя…». — Точно. — Она усмехнулась, вытирая с нижнего века слёзы, глядя на него в полном ошеломлении. — Ты так и не ответила. — Леви не отводил от неё пристального взгляда. — На что? — На моё предложение. — Потому что не могу, — Лив нарочно произнесла это сердито, чтобы отбить у Леви желание дальнейших расспросов. — Пока не могу. Мне нужно кое с чем разобраться. Самой, — настаивала она. — Я со всем разберусь, просто скажи, в чём дело. — Он с недовольством сложил на груди руки. — Не командуй, — отпиралась Лив. — Привычка такая, уж извини, — не меняя тона, ответил Леви. — Господи, Лив, ну что мне ещё тебе сказать? — Его охватило бессилие. — Знаю, я не предел мечтаний и золотых дворцов предложить не могу, но собственный дом и стабильность точно обеспечу. Можешь не сомневаться.       Лив, нахмурившись, с полминуты о чём-то усердно размышляла, а затем ответила: — Мне нужно прежде кое-что выяснить, — сдалась она наконец. — Приходи завтра вечером, и мы всё решим. Хорошо? — Ну, это уже куда ни шло. — В его голосе всё ещё звучали ворчливые нотки, но Леви был удовлетворён её ответом.       Лив проводила капитана к выходу, но сразу не смогла с ним расстаться и катила его коляску до самого конца улицы. Морозный ночной воздух приятно скользил по коже, путался в курчавых волосах, успокаивал натянутые нервы. Лив с трепетом глядела на тёмную макушку Леви, не решаясь прикоснуться к нему — вдруг возьмёт и исчезнет? Растворится в густом мраке, словно никогда не существовал: не признавался в любви, не просил стать его женой. — Дальше я сам, — сказал Аккерман, когда они остановились на перекрёстке. — Нечего бродить в одиночку по этой помойке в поздний час.       Лив нагнулась к нему из-за спины и поцеловала. — Кстати, — прошептал Леви после, — я думал… ну, как ты меня просила — о том, чего бы мне хотелось. — И? — Лив неосознанно облизнулась. — Кое-что надумал. — Леви тихонько ухмыльнулся, прикрыв веки. — Но это потом. А пока что, Осень, доброй ночи. — Доброй ночи, мой капитан, — дрожа не то от холода, не то от предвкушения, прошептала Лив.       Она долго не могла сдвинуться с места, будто вросла в разбитую, покорёженную мостовую и беспризорно обнимала себя за плечи: «Вот бы остаться в этом мгновении навсегда. Не хочу представлять, в какой ярости завтра будет Паоло, когда я обо всём ему расскажу».