Осенний ноктюрн

Работник парка аттракционов без возражений ответил согласием на просьбу Лив запустить её любимую карусель-ромашку на небольшой скорости и пониже, чтобы можно было безопасно прокатить маленькую Иви. Леви, крепко держа на руках дочь, сел позади взбудораженной жены, бесконечно оборачивающейся и милующейся с малышкой. Зашумел механизм, карусель с железным грохотом дёрнулась вперёд. — Хорош обезьянничать, сядь нормально, — сказал Леви с притворным недовольством, и Лив нехотя отвернулась. Вытянула руки вверх, обхватила звонкие цепи и довольно заболтала ногами. Запрокинула голову, подставила лицо ласковому тёплому ветру, наполненному густым ароматом цветущего жасмина. Её волосы горели костром в ослепительных лучах июльского солнца, воскресив в памяти Леви воспоминания об их первой прогулке: «Знай я тогда, как всё повернётся, ни за что не поверил бы. Занятно, что мы тогда заговорили о детях. — Он с улыбкой заглянул в лицо Эвелин. — А ведь мы едва знали друг друга». Малышка, одетая в жёлтый льняной комбинезон, улыбнулась ему в ответ, потянулась ручками к отцовскому лицу, схватилась за край жабо и потащила его в рот. — Неужели так вкусно? — спросил Леви, скептично изогнув бровь. Взялся за второй край и зажал в зубах, состроив уморительную гримасу. Лив обернулась и от увиденного залилась хохотом. Леви, не разжимая челюсти, перевёл на неё взгляд, и она зашлась ещё пуще. — Вот ведьма, — процедил он, — ещё и хохочет над нами. Ветер трепал её белую блузку и изумрудного цвета длинную юбку, оголяя забавно перебирающие в воздухе ноги. Зелёная лента в волосах Лив ослабла, чуть развязалась, и Леви всё гадал спадёт она или нет. Догнать бы её, поправить чёртову ленту, прикоснуться к мягким закручивающимся прядям! Но разве угонишься за шаловливой Осенью? — Прозвучит глупо, но мне никогда по-настоящему за ней не угнаться, — печально прошептал Леви, припав щекой к пушистой тёмной макушке дочери. — Иногда мне кажется, что я настигаю её, но потом она взмывает куда-то в небеса, неизбежно отдаляется, превращаясь в грёзу. Может, я всего-навсего старый дурак, Иви, но мне всё думается, что рано или поздно она неизбежно оставит меня и исчезнет… Грёбаные карусели, поскорее бы уже остановились! Едва аттракцион замер, Леви сорвался с места и заключил Лив в небрежное, отчаянное объятие. Она усмехнулась и изумлённо спросила: — Чего это тебя на нежности пробило? — Мне нужна особая причина, чтобы захотеть обнять тебя? — ворчливо отозвался он. — Не нужна, — снисходительно произнесла Лив, пошебуршив волосы у него на затылке. — Ты редко проявляешь чувства на публике, вот и удивилась. Она взяла у него из рук Иви и вновь принялась умильно щебетать с ней, целуя то щёчки, то носик. Подбежала к кусту жасмина, сорвала веточку, вдохнула аромат сама и, смешливо закусив кончик языка, пощекотала лепестками лоб малышки. Подул ветер: лента соскользнула с головы Лив и плавно опустилась змейкой на брусчатку. Она не заметила пропажи и продолжала возиться с дочерью. Леви заботливо поднял её и повязал обратно. — Спасибо, — отозвалась Лив, повернувшись. — Родной, вытащи, пожалуйста, волосы у меня изо рта. — Она вытянула шею, подставив ему лицо. — Как-то неловко слышать от тебя эту фразу при ребёнке, — поддразнил её Леви, убирая непослушные волоски ей за уши. — В смысле? — удивилась Лив, а затем цокнула и легонько пихнула его локтем в бок. — Вот ты дурной иногда! — Кстати говоря. — Леви посмотрел на карманные часы. — На выходе, у фонтана, нас кое-кто ждёт, так что поспешим. — Купил бы уже наручные, они всяко удобнее, чем это старьё. — Карманные привычнее. Да и не гонюсь я за новизной, — многозначительно добавил Леви. — В отличие от меня? — угадала Лив. — Ты это хотел сказать? Теперь до конца наших дней будешь мне этот вишнёвый аромат припоминать, — фыркнула она. — Ворчун. — Как бы однажды тебе не захотелось… — Кого-нибудь другого? — Лив вскинула бровь в его скептичной манере. — Конечно, я же такая непостоянная! Сразу побегу в объятия другого мужика. — Я этого не говорил. — Но боишься, верно? — вкрадчиво прошептала она серьёзным тоном. — Сменим тему? — буркнул он, раздражённо выдохнув. — Этот разговор начинает меня нервировать. — Как скажешь. — Лив пожала плечами. — А кто нас ждёт на выходе? — Дойдём, и сама увидишь. Вышли за железные ворота и направились к фонтану. Но в нескольких метрах от него Лив остановилась и, цокнув, развернулась в обратную сторону. Леви положил ладони ей на плечи и притормозил. — Эй, далеко собралась? — Я не буду с ней разговаривать, — твёрдо заявила Лив. — Знаешь, что она сказала в нашу последнюю встречу? — И что? Так просто вычеркнешь её из своей жизни? Брось, Лив, поговорите. Она не чужая тебе. — И кто был инициатором свидания? Ты или она? — Вчера она заглянула в чайную, мы побеседовали. Она сожалеет о том, что между вами произошло. И скучает. Насупившись, Лив нерешительно обернулась и посмотрела на до боли знакомую женскую фигуру — это была Констанс: она стояла к ним спиной, обхватив себя за живот, и флегматично курила. Обернулась и, широко улыбнувшись, двинулась им навстречу, раскинув руки. — Рыжуля! — звонко крикнула она своим мясистым, обволакивающим голосом. В миг очутилась рядом, обняла подругу за шею и влажно поцеловала её в висок. — Трахать тебя на сухую! Это ваша маленькая мартышка? — радостно прогорланила Констанс. — Можно подержать? — Здравствуй, Консти, — сдержанно проговорила Лив и ещё больше нахмурилась. — Сигарету убери. — Ой! — Констанс завела руку за спину. — Извини, не подумала. Будешь докуривать? Она простодушно протянула Лив сигарету, но та, поджав губы, помотала головой. — Не буду. А ты будешь делать вид, будто ничего не случилось? — Лив, — сурово протянул Леви. Улыбка на губах Констанс растворилась. Она бросила окурок на землю и затушила его носком туфли. — Нет, рыжуля права, — виновато прошептала Констанс. — Ну, прости ты меня, малышка! Не знаю, что на меня тогда нашло. Я так радовалась, когда ты свалила из нашего гадюшника! А потом ты вернулась из той поездки: незнакомая и чужая. Такая… невинная, что ли. Наверное, я просто позавидовала. Мне было очень мерзко на душе, когда ты ушла. Прости, что усомнилась в бескорыстности твоих чувств к капитану. — И это после всего, через что мне пришлось пройти ради нашего брака! — Глаза Лив наполнились слезами. — Ты знала о моих чувствах даже лучше Леви! Неужели забыла о десятках дурацких сентиментально-пошлых разговоров, которыми я тебя доставала ещё в те времена, пока он ко мне на коляске прикатывал? — Что за разговоры? — вмешался преисполненный любопытства Леви. — Ну, всякие там разговоры… — Лив смущённо опустила глаза, закусив изнутри щёку. — Мы обсуждали твой член, — отозвалась Констанс. — Консти! — шикнув, перебила Лив, и её щёки мгновенно побагровели. — Ах, да, я помню, — с видом знатока протянул Леви, — «не маленький и не громадный, а в самый раз». — И ты туда же? — Лив изумлённо уставилась на него. — Мы, к слову, не только размер обсуждали, — уточнила Констанс. — По-моему, этот разговор вышел из-под контроля… — Леви ощутил, как у него самого полыхнули щёки. — Вы иногда как школьники, а не муж и жена, — произнесла Констанс. — Хотя это по-своему очаровательно. — Она взяла Лив за руку и развернула к себе лицом. — Ты простишь меня? И вообще, дай мне уже скорее подержать эту курчавую булочку, пока я опять не принялась за сигареты! Лив нерешительно приулыбнулась и протянула дочь подруге. — Здравствуй, Эвелин, — довольно промурлыкала Констанс, — какая ты красавица! Вся в мамочку… — В мамочку? Ты смеёшься? Да тут ничего от меня, кроме кудрей, нет! Сразу видно, что аккерманский детёныш. — Я бы твоего мужика красавцем не назвала, — заявила Констанс, поглядев для верности на Леви. — И я бы не назвала, — подыграла подруге Лив. — Но ты же сама понимаешь: не маленький и не громадный… — Вообще-то я ещё здесь, — с возмущением напомнил Леви. — А ты думаешь, перед кем она вытанцовывает? — Констанс прыснула. — Ладно, давайте уйдём с пекла, а то опять обгорю: посидела я на прошлой неделе с Джеки в саду, так потом кожа, как со змеи, лезла, меня клиенты за версту обходили, кроме постоянного. — Это тот с волчьими зелёными глазами? — игривым голоском поинтересовалась Лив. — Я прервала их потрахушки, когда ты прислал мне приглашение на теплоход, которое я не могла прочитать. — Она мечтательно посмотрела на Леви. — Отчаянный шаг отчаявшегося дурака, — ответил он и смутился. — Ага, он самый, — подтвердила Констанс. — Кстати, он ко мне не только перепихнуться захаживает. Иногда он приносит пару бутылок вина, и мы до утра играем в карты. Он очень азартный. — Ты к нему, кажется, неравнодушна, — заметила Лив. — С чего бы? Он просто чуть менее козёл, чем остальные мужики. Нет, малышка, я в эти игры больше не играю, мне тридцать шесть. Констанс провела в доме Аккерманов целый день и ушла только глубокой ночью: Лив крепко обняла её на прощание и разрыдалась, почувствовав, как спал груз обиды, сменился счастьем примирения. Однако в бордель она так и не решилась наведаться, но Констанс время от времени сама навещала подругу, чтобы помочь с уборкой дома или посидеть с Иви. Констанс подчас помогала не только делом, но и полезным советом, и вскоре Лив ощутила, как жизнь её понемногу стала возвращаться к прежней гармонии: у неё появилось время на себя и любимые занятия. Это были редкие часы, но их вполне хватало, чтобы не сойти с ума и восстановить силы. Аккерманы безуспешно пытались наладить интимную жизнь. В кромешной темноте, укрывшись с головой одеялом, они старались не шуметь, чтобы не потревожить дочь, но едва Лив начинала постанывать, как Иви принималась кричать, напуганная незнакомыми звуками. Приходилось прерываться и по очереди вставать, чтобы успокоить малышку. Возвращаясь к тому, на чём они остановились, Лив зажимала ладонью рот, но потом не выдерживала и опять будила едва уснувшую Эвелин. И так до тех пор, пока оба не теряли настрой и энтузиазм. Иногда им удавалось забиться на несколько ничтожных минут в каком-нибудь глухом и тесном уголке дома, после чего тела ныли из-за неудобного положения. Удовольствие второпях и вечном ожидании детского плача неизбежно смазывалось, и Леви с Лив постоянно испытывали неутолимый голод друг по другу. Но какой же наградой для них стали сначала первые шаги маленькой Иви, а затем и первые произнесённые «мама» и «папа». Девочка была бойкой, непоседливой и любознательной, порой она требовала всё внимание родителей, а иногда без труда занимала себя сама. Эвелин была равнодушна к игрушкам, её влекли всевозможные букашки, цветы, причудливые морские камушки и ракушки, которые Леви собирал с ней на берегу, неподалёку от порта. — Ты бы поладила с Ханджи, будь она жива, — с тоской говорил Леви, глядя на счастливое лицо дочери, протягивающей ему в испачканной песком ладошке очередной мокрый камень. — А уж в каком восторге от тебя была бы мама… — Мама! — звонко повторяла за ним Иви, услышав выученное слово. — Папа! — добавляла она, зная, как нежно отец улыбнётся ей в ответ. Тогда Леви в порыве чувств обнимал её, целовал покрытые влажным песком ручки, отрывал от земли и подбрасывал до самого солнца, до кучевых облаков! А как поздним вечером её целовала мама, намывая в душистой пене! Иви озорничала, брызгала водой в лицо Лив, а та, хохоча, держала удар и выходила из ванной комнаты с головы до ног в воде. Мамин баюкающий голос, певший колыбельные, был неизменным проводником в чудесную страну снов, следом за которой вновь зажигался день, и неизведанный, чарующий мир манил её в очередное неповторимое путешествие. Любимейшим приключением для Иви было носить вместе с мамой угощения бездомным кошкам, расплодившимся на улице, где они жили. Она с открытым ртом наблюдала за пушистыми проворными созданиями, ластившимися к её ногам, задиравшими хвостами её коротенькую юбчонку. Тогда Эвелин взвизгивала, пряталась за маминым подолом, а затем с любопытством выглядывала и проверяла, не ищут ли её усатые друзья. Длинношёрстная белая кошка с большими малахитовыми глазами была её любимицей: она непрерывно мурлыкала во время свиданий с Эвелин и позволяла гладить всклокоченное пыльное брюшко. Лив назвала кошку Лула — два простеньких слога, которые были под силу полуторогодовалой дочери. Сентябрьское солнце медленно катилось за горизонт, в ещё не остывшем воздухе, наполненном ароматом выгоревшей травы, кучками толкались мошки. Сидя на руках матери, Иви пыталась их поймать. Разыгралась, растрепала маме косу, заколотила ей живот неугомонными ногами. — Бандитка ты, правильно папа говорит, — снисходительно произнесла Лив, гладя малышку по коленкам в надежде хоть немного успокоить. — Милая, ты так маме платье разорвёшь. — Перехватила ручку, с силой оттянувшую край выреза. — Смотри скорее! — отвлекла она её, указав на их дом. — А кто это там? — Лив ласково улыбнулась. — Кто этот чёрноволосый красавец, м? Погоди-ка… Прищурилась, приложила ладонь ко лбу козырьком. Прибавила пару шагов и уже через минуту очутилась у приземистой ограды. — Папочка, ты чего это — железного коня приобрёл?! — прощебетала Лив, изумлённо уставившись на коричневый лакированный автомобиль с круглыми фарами. Леви, протиравший зеркала бокового вида, обернулся, привлёк жену к себе и нежно поцеловал. — Приобрёл, — ответил он после. — Подумал, так удобнее будет добираться до пригорода. Да и сырьё теперь могу сам забирать со складов вместо того, чтобы препираться с этим бешеным стивенсовым стариком. В конце августа Леви открыл ещё одну чайную — в пригороде Либерио. Состоятельные марлийцы всё чаще приобретали жильё вдали от городской суеты, и Аккерман не хотел упускать возможность облюбовать прибыльное место, пока не набежали конкуренты. — Раньше у меня был вороной конь, но такие нынче не в почёте у горожан, — со смешком добавил он. Лив передала ему дочь, открыла дверцу и юркнула в салон, на переднее сидение. — Прокатишь нас, а, папочка? — высунув моську из окна, спросила она. — А мне что за это будет? — шёпотом спросил он в ответ, приблизив своё лицо к её лицу, и его глаза полыхнули огнём. — А что ты хочешь? — робко произнесла Лив, и у неё бешено заколотилось сердце. — Если ты так ставишь вопрос… — удовлетворённо ответил Леви, а затем посадил Иви к ней на колени и сел за руль. — Только недолго: мне завтра вставать ни свет ни заря. Они катались до самой ночи и вернулись в сумерках. Переполненная впечатлениями от поездки Лив никак не могла успокоиться: говорить приходилось шёпотом, так как Эвелин притомилась в дороге и сладко сопела на руках отца, из-за чего Лив жестикулировала ещё активнее, чем обычно. — Тише ты, неугомонная, — усмехнувшись, сказал Леви, когда они очутились в коридоре. — Вот завелась. — Извини, — шепнула Лив. — Просто мы так редко куда-то ходим в последнее время, ты весь в делах. — Раз так, то завтра вечером я весь твой, — неожиданно ответил он. — Сходим туда, куда скажешь. Вдвоём. Оставим бандитку с Констанс. — Ты серьёзно? — Серьёзнее некуда. — Я уже знаю, куда пойдём! — загоревшись, выпалила Лив. — Отлично, — отозвался Леви, снимая ботинки. — Только… я что-то вымотался, — устало добавил он. — Давай-ка наши постельные забавы тоже перенесём на завтра. — Хорошо, без проблем. — Она тоскливо вздохнула, но затем улыбнулась и утешающе погладила его по волосам. — Завтра так завтра.

***

Они расположились в центре зала. Вечер был в разгаре: душный воздух разбух от сигаретного дыма, аромата алкоголя и закусок. Раздававшиеся отовсюду голоса и смех напоминали гудение улья. Свет прожектора расплёскивался по круглым столам и стульям, тонул в стеклянных бокалах. Лив, одетая в облегающее бежевое платье и красный удлинённый пиджак, приземлилась на мягкое бархатное сидение, но тут же встала и принесла с соседнего незанятого столика пепельницу. — Возьми. — Леви придвинул к ней две пачки сигарет в дорогой упаковке. — Табачник сказал, что это «мечта курильщика». Я всё равно не разбираюсь, но, надеюсь, угадал. Они вроде бы должны пахнуть вишней с шоколадом. — По какому поводу такие растраты? — Лив с восторгом и удивлением уставилась на Леви. — А нужен повод? — Для дорогих покупок нужен, — уточнила она. — Они же стоят как хороший чайный сервиз. Сама бы я никогда не выбросила столько денег на курево. — Ну, а я выбросил. — Леви пожал плечами. Лив нагнулась к нему и звонко поцеловала в щёку. — Ладно, продегустируем, — произнесла она с улыбкой, открыла пачку, зажала длинную сигарету древесного цвета в зубах и вытянула шею в сторону Леви. — Спички у тебя, — напомнила она. — Поделись с дамой огоньком, родной. Леви достал из внутреннего кармана пиджака коробок, чиркнул спичкой и поднёс качающийся огонёк Лив. Она прикурила, откинулась на спинку стула и с довольной миной прикрыла веки. Леви глядел на неё, и в груди у него разливалось приятное тепло. Подошедший официант отвлёк его от любования, а спустя всего несколько минут принёс напитки и еду. — Напомни-ка, на что ты хотела здесь посмотреть, — вытирая салфеткой губы, спросил Леви и сделал большой глоток из своего стакана со скотчем. — Не посмотреть, — поправила Лив, — а послушать. Сегодня выступают иностранные артисты, они будут петь какие-то свои эстрадные песни. У себя на родине они поют их в кабаре и кафешантанах — рестораны такие. — Она мечтательно сложила у подбородка ладони. — Это мне один клиент-иностранец рассказывал: он импресарио и возит такие концерты по всему миру. — Я никогда не был большим любителем музыки. Наверное, потому что не знал, какой разной она может быть. Да и для музыки досуг нужен, а у меня он не то чтобы был. — Леви усмехнулся, а затем немного посмурнел. — Иногда рядом с тобой я ощущаю себя дикарём. — Ты-то? Учащий меня читать и писать? Хах, не смеши мои чулки. После приветственного слова ведущего на сцену вышел высокий улыбчивый мужчина в зелёном пиджаке и изящно повязанным на шее шёлковым жёлтым шарфиком. Его напомаженные волосы, зачёсанные к затылку, блестели под светом прожектора. Он взял со стойки микрофон и встал посередине сцены. Следом вышел небольшой оркестр, расположившийся позади певца. Трубач и аккордеонист, одетые в матроски, твидовые брюки и забавные береты, встали по бокам. По залу разлилась лёгкая бодрая мелодия, сопровождаемая сладким баритоном. Лив с приоткрытым ртом покачивалась из стороны в сторону, заворожённо глядя на сцену, и перебирала под столом ногами. Леви сидел в расслабленной позе, обхватив спинку стула, и сосредоточенно следил за игривыми приплясываниями певца с аккордеонистом. — Ни словечка не понимаю, но так и хочется пуститься в пляс, — на выдохе произнесла Лив. Леви развернулся и окинул взором зал. — Тут никто не танцует, — буркнул он. Но когда вернулся в прежнее положение, то не увидел рядом Лив: она, схватившись за подол, пританцовывала рядом со сценой. Леви непреднамеренно хохотнул, помотав головой. Рот певца, казалось, вот-вот разорвётся от широченной улыбки: он спустился в зал, подхватил восторженную слушательницу и завальсировал с ней вдоль сцены. Запрокинув голову, Лив радостно захохотала, бойко отстукивая чёрными босоножками на низком каблучке. В зале послышались рукоплескания. Певец дотанцевал с Лив до её столика, учтиво поцеловал ей руку, поклонился Леви и вернулся на сцену. — Ты видел? Видел? — подпрыгивая на месте, щебетала Лив. Наклонилась к Леви из-за спины и поцеловала. — Пошли со мной, капитан, м? — задорно спросила она. — Танцор из меня никудышный, — упрямо отозвался он. — Пожалуйста, родной. — Обхватила его руку и легонько потянула. — Иди без меня, Лив. — Нет, ну, какой же ты иногда вредный пень! — Она капризно надула губы. — Даже чуточку не можешь через себя переступить и хоть пять минут побыть романтичным. Из темноты зала возник щеголеватого вида горбатый старик лет восьмидесяти, с пятнистым, но необыкновенно притягательным лицом: — Вы ведь капитан Леви, если я ничего не путаю? — сказал он. — Точно-точно вы! Герой войны с повстанцами, — не дожидаясь ответа, добавил он. — Позволите, капитан, ангажировать вашу очаровательную жену? Леви пожал плечами: — Если она не против. — Знаете, капитан, если вы не будете танцевать с вашей красавицей-женой, то с ней будут танцевать другие достойные кавалеры, — назидательным тоном произнёс старик, — например, какой-нибудь статный красавец вроде меня! Улыбнулся со стариковской нежностью, достал из вазы со своего стола красную розу, зажал меж зубов и повёл заливающуюся смехом Лив танцевать. Леви не отводя глаз наблюдал за своей задыхающейся от счастья Осенью и проклинал себя за боязнь простых человеческих радостей. В памяти возник вечерний бар, пропахший дешёвым алкоголем, и танцующие влюблённые, на месте которых он тогда с непреодолимой силой желал оказаться вместе с Лив. В тот вечер это было несбыточной грёзой. Но вот он — женатый на женщине, которую любит всем существом, а инвалидное кресло навсегда осталось в прошлом. «Чёрт с тобой», — залпом осушил стакан скотча и направился к Лив. — Ну вот, другое дело, — одобрительно произнёс запыхавшийся старик. — Любезно передаю ваше сокровище, капитан: в целости и сохранности. Разрумянившаяся Лив приложила сжатые в замочек руки к щеке и тихонько взвизгнула. Леви взял её руку, обнял за талию и мягко повёл между рядами. Лив не дыша смотрела на него блестящими глазами. На мгновение смежила веки, пытаясь унять подступившую волну слёз. — Мне кажется, мы под потолком парим, — дрожащим голосом произнесла она. — Я словно в раю. Леви чудились тут и там за столиками павшие боевые товарищи, одетые в вечерние наряды. Беззаботные и весёлые, они смотрели на него с теплотой и одобрением. — Я тоже, — тихо ответил он. В конце концов Леви отпустил себя, отдался моменту и уже с удовольствием кружил свою Осень, отталкивал и вновь привлекал. Голос певца звонко проголосил последнюю строчку, а музыка поскакала к финалу как ненормальная, и Леви, крепко прижав к себе Лив, вихрем промчался через весь зал прямо к сцене. Лив чуть не оглушила его своим криком. Леви обхватил её лицо ладонями и крепко поцеловал. — Ну, что, Осень, я был достаточно романтичным? — сощурившись, спросил он после. — Ещё как… — прошептала Лив, хлопая мокрыми ресницами, и ласково улыбнулась. Весь вечер она бурно реагировала чуть не на каждое выступление: отбила ладони, рукоплеская артистам, вскакивала из-за стола и танцевала рядом со сценой, подпевала, даже несмотря на незнание языка. В очередной раз возвратившись за столик, Лив схватила Леви за руку и громко выпалила: — Конферансье пригласил нас в гримёрку к артистам! Сказал, что труппа хочет познакомиться с самой весёлой зрительницей, представляешь? Леви достал часы и со вздохом посмотрел на циферблат. — Уже половина первого, — недовольно изрёк он. — Неужели ещё не наскакалась, мартышка? Потому что я без сил. — Пожалуйста-пожалуйста, родной! — канючила она. — Вряд ли это надолго. К тому же, как я поняла, почти никто из артистов не знает языка, так что не задержимся. — Ладно, — сдался Леви. — Полчаса, не больше. — Ты лучше всех! — Она одарила его невесомым поцелуем в макушку. — Подлиза, — пробурчал он. Минуя зал, Лив радостно потащила его за кулисы. У входа в гримёрную их ожидал конферансье — улыбчивый и хмельной, одетый в тёмно-бордовый фрак. Его напомаженные волосы растрепались, а развязанная бабочка небрежно висела вокруг тонкой жилистой шеи. — Мадам и месье, — с режущим слух акцентом произнёс он и приветливо улыбнулся, — прошу к нашему скромному столу! — К столу? — уточнил Леви, насупившись. Конферансье не успел ответить, потому что Лив дёрнула Леви за собой. Просторная, но захламлённая гримёрная распухла от десятка музыкантов, облепивших каждый свободный метр. Ярко горели лампы, каймой шедшие по краям больших прямоугольных зеркал, а в воздухе густо смешались запахи духов, алкоголя и декоративной косметики. В самом дальнем углу саксофонист и контрабасист играли бибоп. У входа сидели вокалисты — мужчина и женщина — и пили из горла шампанское. Остальные сидели группками на полу или туалетных столиках и вели беседы, пытаясь перекричать музыку. — Ты это видишь? — прошептала Лив, как околдованная. — Слышишь? Боже мой… Она влюбилась. Окончательно и бесповоротно. Мгновенно. Не раздумывая. Лив отпустила руку Леви, встала посреди гримёрной и, открыв рот, глядела на всё горящими глазами. — Это она, Жерар? — манерно и с приятным лёгким акцентом спросила вокалистка у своего коллеги. — Та красноволосая богиня. — Она обвела гостью сигаретой в мундштуке. Вокалистка грациозно поднялась с пуфа и, балансируя на высоченных шпильках, подошла к Лив. — Как тебя зовут? — спросила она и в ту же секунду сделала ладонью останавливающий жест. — Не отвечай! Дай угадаю… — Приложила указательные пальцы к вискам и закрыла глаза. — Меня зовут Лив, — ответила она, посмеиваясь. — А чего так скучно? — жалобно протянула вокалистка. — Гаспар, девочке срочно нужен сценический псевдоним! — крикнула она кому-то через плечо. Леви стоял у выхода, притулившись к дверному проёму, и недоверчиво глядел исподлобья. — Я Франческа, будем знакомы, Лив, — представилась вокалистка, взяла Лив под локоть и повела за собой. — Любишь шампанское? А! Чего я спрашиваю? Кто не любит шампанское! — Она обернулась и, передразнив суровый взгляд Леви, сделала пригласительный жест. — А ты чего там застрял, друг? Прилип к двери, что ли? — Франческа вновь обратилась к Лив: — Он твой любовник? — Он мой муж! — хихикая, отозвалась Лив, принимая из рук певца, с которым ещё несколько часов назад танцевала, бокал шампанского. — И любовник. — Игриво добавила она, залпом осушила бокал и утёрла губы тыльной стороной ладони. «Вряд ли это надолго, говоришь? Ну да, конечно. Каким же доверчивым кретином я стал после женитьбы», — злился про себя Леви. — Это Жерар, — Франческа указала мундштуком на вокалиста, — он по-марлийски не бум-бум. А это вот Гаспар — он играет на всём понемножку и пишет тексты, а те два оболтуса, что мучают инструменты — Жиль и Андре… Франческа представила всех артистов Лив, а затем взяла полную бутылку скотча и любезно протянула Леви. — Твои напряжённые прутики надо как-то ослабить, — она обрисовала в воздухе его нахмуренные брови. — Как тебя зовут? — Не получив сиюсекундного ответа, она склонилась к уху Лив. — Как зовут твоего благоверного? Он, кажется, не хочет со мной разговаривать. — Он просто не в своей тарелке, — объяснила Лив. — Я Леви, — бесстрастно представился он. — Какой ты суровый, Леви. — Франческа не оставляла попыток разговорить его. — Словно военный. — Не словно, — ответил он. — В прошлом он был капитаном элитного подразделения, а теперь занимается чаем, — пояснила Лив, наливая себе второй бокал. — Родной, да расслабься, всё нормально! — Ты сказала, мы ненадолго заглянем и уйдём. — Леви… — Лив подошла и закинула руки ему за шею, нежно погладила по затылку. — Мы же отдыхаем, ну? Перестань ты хищно коситься на всех, — шепнула она. — Они не враги, а всего-навсего пьяные музыканты. И такие милые! Пожалуйста, давай просто хорошо проведём время, м? — Ладно, — на выдохе произнёс Леви, — развлекайся, мартышка. Она влажно поцеловала его в щёку. — Эй, — окликнул он Франческу. — Где тут у вас можно сесть? — Где найдёшь пустой угол, там и садись, капитан! — ответила она. Леви беспризорно огляделся, взял пару декоративных подушек, лежавших на горе костюмов и платьев, кинул их на пол и сел сверху. Зажмурился и сделал несколько больших глотков из предложенной бутылки: «Трезвым я их точно не вынесу», — решил он. Саксофонист с контрабасистом перестали играть, и Франческа поставила в граммофон одну из пластинок. По гримёрной расплескалась резвая мелодия, дополняемая залихватским женским вокалом. Франческа взяла Лив за руки и пустилась с ней в пляс. К Леви подсел контрабасист и добродушно протянул руку. — Жиль! — громко представился тот и достал из внутреннего кармана сюртука самокрутку. — Весёлый травка, — ломано пояснил он, протягивая Аккерману косяк. — Курить, чтобы смеяться, а? Леви отнекивался, стараясь улыбнуться сквозь стиснутые зубы. Лив схватила косяк, глубоко затянулась и поцеловала Леви, выдохнув ему в рот дым. — Ты хулиганка, — с напускным возмущением произнёс он, когда Лив отстранилась. — Наказать бы тебя… — Дома накажешь! Взметнула на стол и, схватившись за подол, отдалась во власть дурашливой песенки. — Тц! Ну и разошлась… — промямлил Леви, сжимая горлышко бутылки, и ощутил, как легко и пусто становится в голове. Приятно легко и приятно пусто. Он наконец улыбнулся. Глоток за глотком бутылка пустела, а Леви неожиданно для себя нашёл общий язык с Жилем: тот тоже оказался бывшим военным командиром и охотно делился армейскими историями, половину из которых приходилось переводить Гаспару, который их почти не слушал, уйдя в собственный мирок сочинения новой песни. — Думаешь, слабо?! — прокричала разошедшаяся Лив. Леви обеспокоенно выглянул из-за плеча Жиля: Лив, расправив плечи и тряхнув головой, вскинула руки. Клац-клац по паркету каблучками! На глазах разгорячённой публики, зашедшейся одобрительными возгласами, она сделала колёсо из одного конца гримёрной в другой. Леви так и застыл с открытым ртом и поднесённой к губам бутылкой. Хохочущая и взмокшая Лив уселась к нему на колени, закинула руку на плечо и глотнула немного скотча из его бутылки. — Шею себе не сверни, ненормальная, — прошептал он, припав затылком к стене и глядя на неё из-под полуопущенных ресниц. Его руки собственнически прошлись вверх от её колена до бедра, сминая гладкую кожу, а пальцы прогладили край чёрного чулка, оттянули ремешок пояса. Лив довольно поёрзала на нём, прижавшись теснее. Леви развязал жабо, ослабил верхнюю пуговицу на рубашке и шумно задышал. — О чёрт… — чуть слышно проговорил он. — Что такое, родной? Леви уткнулся лицом в её ключицу. — Я так завёлся, что сейчас взорвусь, — сдавленно простонал он. — В самом деле? — она предательски покачнулась, потёршись о его напрягшееся естество. — Дразнишься? — Не понимаю, о чём ты. — Её губы сложились в лисью ухмылочку. — Умудрился же я среди всех женщин Парадиза и Марли выбрать в жёны самую чокнутую, — с обожанием прошептал Леви. — Точно накажу… — Дай сначала сигаретку. — Она достала из кармана в его брюках пачку, вытянула сигарету и закурила. Перехватив её кисть, Леви сделал одну затяжку. — Хм. И впрямь недурно, — произнёс он. — Лив… лучше заканчивай мучить меня, либо идём где-нибудь уединимся, — шепнул нетерпеливо. — Умоляй, — не сдавалась она. — Ещё чего! — процедил Леви. — Ну и страдай тогда. — Дрянь, — огрызнулся он. Лив снова легонько потёрлась о него ягодицами. — Проклятие! Умоляю… — повержено вымолвил Леви. Не успел он вкусить сладость своего поражения, как Лив подхватил Гаспар и повёл в центр гримёрной танцевать. «Да чтоб вас всех! — с выражением скорби он взял одну из декоративных подушек, на которой сидел, и стыдливо прикрыл упёршуюся в ширинку вздыбленную плоть. — Перестаньте вы все красть мою Осень! До могилы придётся зорко и неустанно следить, чтобы кто-нибудь прыткий не своровал её у меня с концами». В дверях мелькнула чья-то фигура, а через мгновение в гримёрную вошёл высокий мужчина средних лет: в дорогом охровом костюме, который, впрочем, он носил с явным пренебрежением — задёрнув рукава. Его руки были плотно покрыты чёрными рисунками, в которых угадывались сплетённые тела змей, цепи и вьюны с шипами. Тёмно-каштановые волосы, собранные в невысокий пучок, оттеняла одна единственная седая прядь. Его пустые янтарные глаза обвели присутствующих ничего не выражающим взглядом, и мужчина с улыбкой произнёс: — Проспаться успейте только: завтрашнее выступление перенесли на два часа раньше. Давайте оставаться профессионалами, ребята, хорошо? Взял с туалетного столика бесхозную пачку сигарет и ушёл. Лив застыла и вперилась в его удаляющуюся спину с едва скрываемым интересом. — Это наш импресарио, — пояснила Франческа, — Холден Кайд. Красавец, да? — Не в моём вкусе, — ответила Лив и потупила взор. Вернулась к Леви и с испуганным лицом прижалась к его плечу. — Видал какой? — со смешком спросила она. — Весь в татуировках. — В чём? — переспросил Леви. — Ну рисунки у него на руках, — пояснила она, показывая на себе. — Занятный, да? И странный очень. — Лив хохотнула. Леви ничего не ответил: мерзкие змеи копошились у него в груди.