***
Леви быстро сообразил, какой несусветной глупостью было выйти из дома в студёную ночь полураздетым, однако вернуться он не мог. Проверив карманы брюк, он с удовлетворением обнаружил, что бумажник при нём. Леви попробовал остановиться в первом попавшемся заведении, но, не выдержав удушливой перегарной вони, перемешанной с запахом рвоты, нашёл место поприличнее. Забился в углу и угрюмо сверлил взглядом покрытую белой скатертью поверхность стола. Он твёрдо вознамерился поразмыслить о только что случившемся, но в голове не было ни единой мысли. Леви не мог вытащить из памяти ни одного гадкого слова, брошенного в сердцах, не мог даже просто представить лицо жены — разум будто ставил невидимый блок. — Доброй ночи, — поприветствовал его пожилой официант, — чем могу служить? — Ничего не нуж… хотя подождите. — Леви провёл ладонью по измученному лицу. — Бутылку скотча. — Какой желаете? — На ваш выбор, — без энтузиазма отозвался Леви. — Просто бутылку и стакан. Желательно чистый. — Разумеется, — снисходительно ответил пожилой официант. — Одну минуту. «Зачем ты со мной столь любезен, старик? Посмотри на меня, я ведь жалкий кусок дерьма». В ресторане было тихо и почти безлюдно, лишь парочка влюблённых за столиком впереди тайком ласкали друг друга под столом, перешёптываясь и хихикая. На краткий миг Леви вообразил, будто эти влюблённые — он и Лив. Хмыкнув, отвёл взор. Потёр лицо — попытался снять пленивший его жуткий морок: «О чём я только думал? Как язык повернулся сказать ей такое? Хорош муженёк, нечего сказать: встал в один ряд с ублюдком Паоло и этим недоразвитым Расселом… Неужели теперь точно конец? Неужели я всё разрушил? — Он посмотрел на свои ладони. — Вот этими руками. Моя Осень больше не посмотрит на меня с прежней нежностью и не будет чувствовать себя со мной в безопасности. И никогда впредь не сможет мне доверять». Парочка впереди снова захихикала, и Леви лишь тогда заметил, что влюблённые были пожилыми людьми. Он вопросительно повёл бровью и удивлённо сощурился: «Им сколько, лет семьдесят? Воркуют, как двадцатилетние, ещё и что-то неприличное вытворяют под столом… Чёрт возьми, мне и сорока пяти нет, а я уже собственноручно похоронил себя и свою интимную жизнь. Словом, идиот». На стол опустились бутылка скотча и невысокий стеклянный стакан. Официант, отвесив поклон, удалился, а Леви плеснул себе немного на дно и сделал глоток: «А старик знает толк в выпивке, — с удовольствием подумал он. — Во всех книжках, что я читал, суровые дядьки пьют от безысходности и навалившихся неудач. Чтобы забыться. Интересно, сколько мне нужно выпить, чтобы забыться? Хм… а если, в самом деле, напиться? Интересно, для Лив это было бы «новизной»? — Неожиданно для себя он тихонько рассмеялся. — А что если это поможет мне… ну, хотя бы поговорить с ней, не утаивая того, что на душе? Дурная, конечно, затея. Но если просто пойду домой, то так и буду молчать. Сначала от стыда, а потом от злости. Проклятый замкнутый круг». Леви отодвинул стакан и стал пить из горла. В несколько заходов осушил бутылку, но, ничего не почувствовав, взял ещё одну. Официант смотрел на него с недоумением и испугом, робко спрашивая: «Вы уверены, господин?» — он искренне не понимал, как этот невысокий человек способен держаться на ногах и говорить без запинки после целой бутылки крепкого алкоголя. А когда опустела и вторая, Леви взял третью и не спеша направился в сторону дома. На горизонте зачинался рассвет, и город понемногу просыпался. Прохладный октябрьский воздух наполнился запахами бензина, жжённых листьев и свежей выпечки. По мостовым застучали колёса и раздался цокот лошадиных копыт, мимо засновали сонные лица прохожих, спешащих по своим делам. На набережной Леви облаяла мелкая собачонка и, шныряя туда-сюда, не давала ему проходу. — Раскричалась, — едва ворочая языком изрёк он, сел на корточки и осторожно погладил собаку по холке. Проскулив, собачонка сначала оскалилась, но потом поняла, что незнакомец неопасен, и облизала ему руки. — И стоило так шуметь? — спрашивал он, с улыбкой глядя на задорно загулявший маленький хвост. — Знаю, что стоило. Мелких все только и норовят задеть… Вон, глянь на ту лохматую махину. — Леви кивнул на здоровенного пса, шедшего на поводке рядом с полным мужчиной в цилиндрической шляпе. — Как думаешь, уделала бы этого крепыша? Он ведь только с виду такой страшный, а на деле, небось, неповоротливый и до кучи трусливый. Собачонка ещё немного побегала вокруг него и, потеряв интерес, побежала на другую сторону канала. — Ну да… бабы меня, кажись, точно не любят, — промямлил Леви, а затем выпрямился. В глазах зажглись фейерверки, дома и небо закружили в ленивом хороводе, и Аккерман с трудом удержался на ногах, сделав несколько шагов назад: «Ах вот каково это! Ужас-то какой…» Ступая по мощённым улицам, Леви ощущал небывалую лёгкость в голове и теле. Он был жидким, бескостным, парящим в невесомости, принадлежащим огромному, необъятному миру. Его одолевал неудержимый поток мыслей и эмоций, вырвавшихся из долгого заточения. Леви наконец смог вообразить лицо жены — каждую любимую чёрточку. Ему нестерпимо захотелось оказаться рядом с Лив: прикоснуться к ней, обнять, уложить на уютную мягкую постель и любить, покуда хватит сил. «Я бы сделал всё, как она хочет… Нет. Как я сам хочу. Уверен, этой ненормальной такой расклад понравился бы куда больше. Уж я-то знаю её! Такая же полоумная, как я, и печётся о моём удовольствии больше, чем о собственном… И что эту чокнутую не устраивает в постоянстве и стабильности? Зачем ей понадобились эти клятые музыкантишки? Теперь ещё и увезти её от меня вздумали!» — он едва не налетел на булыжник, но сумел его перескочить и удержаться на своих двоих. Дойдя до кленовой аллеи, упиравшейся в начало улицы, на которой стоял его дом, Леви остановился и сел под дерево, надеясь немного протрезветь. Припал затылком к шершавому стволу и глядел на красно-рыжую крону, так напоминавшую волосы его милой Осени. Прикрыл веки, и уголок его губы довольно вздёрнулся: «Раньше мне бы и в голову не пришло так нажираться, а теперь? Теперь я давно и глубоко женат. И как так вышло, что одна и та же женщина снова и снова доводит меня до ручки? Глупая девчонка! А ведь я был непобедим: кромсал титанов на лоскуты, сразил звероподобного, бился с женской особью и почти одолел её. А проклятая восемнадцатилетняя девчонка лишь взмахнула рыжей копной — и вот он я: поверженный и растоптанный. Чёрт бы её побрал!» Сидеть на холодной и влажной земле вскоре стало неуютно. Леви вновь поднялся и медленно поплёлся вперёд. Образ Лив стоял перед глазами столь отчётливо, что, казалось, его можно потрогать. Аккерман безнадёжно протянул руку и усмехнулся своей жалкой попытке: «Лив всегда до смешного недосягаема. Даже когда лежит со мной в одной постели: там, на другом краю, она бесконечно далеко от меня, и как бы я ни загребал её своими наглыми ручонками, она не становится ближе. А я непреодолимо голоден. Голоден, чёрт побери, до собственной жены! Просто абсурд… Но куда абсурднее, что такая красивая и неглупая женщина выбрала меня: покалеченного войной, ворчливого и угрюмого коротышку. Хуже того, она выбрала меня ещё тогда, когда я был жалким инвалидом, спускающим последние деньги на то, чтобы провести час-другой в её ласковых объятиях. Ей ничего было не нужно, только я. Как после всего пережитого я смею в ней сомневаться? Неуверенный в себе слабак. Разве можно такого желать? А моя Лив всё равно желает. Тц! Ненормальная… Я будто поймал прекрасную редкую птицу, остриг ей крылья, посадил в клетку и теперь не знаю, чем её кормить и как ухаживать. Но и на волю не пускаю. Как это жалко, что я попросту не знаю, смогу ли без неё жить…» Прошатавшись по окрестностям ещё около часа, Леви в конце концов пришёл к дому. Как можно тише повернул ручку и открыл дверь. Снял в коридоре грязные ботинки, вошёл в гостиную и уставился на себя в зеркало: «А я ещё хоть куда — как бесшумно прокрался. Настоящий разведчик!» — с самодовольством отметил он. Сделал шаг — и наступил на деревянную детальку от кукольного домика Эвелин. Взвыл от боли, проскакав на одной ноге, и с грохотом свалился в углу, опрокинув себе на голову подвесную полку с книгами. — Кретин я, а не разведчик… — тихонько пробормотал он в провальной попытке подняться обратно на ноги. На лестнице раздались шаги, и в следующий миг в гостиной показалась Лив. — Какого дьявола ты вытворяешь?! — шёпотом возмутилась она. — Я тебя прирежу, если ты Иви разбудил! — Прости, пожалуйста, родная… — прошептал Леви, стыдливо закрыв руками лицо. — «Родная»? — озадаченно переспросила Лив, а затем приблизилась и изумлённо захлопала веками. — Ты пьян?.. — Я не пьян. — Леви помотал головой. — Я в хлам. — Ты говорил, тебя не берёт алкоголь. Сколько ты выпил? — Тебе лучше не знать… — Ну да! — Издала смешок. — Звучит как девиз наших теперешних отношений. Леви сдавленно рассмеялся. — Знаешь, а смешная шутка, — тихо произнёс он. Сунул руку в карман брюк и протянул Лив две пачки дорогих сигарет. — И что это? — спросила она, нахмурившись. — Это вроде как мой способ сказать «извини, я вёл себя как последний урод». — Покупаешь шлюху за сигареты? — А ты продашься за сигареты? — шкодливо ухмыльнувшись, спросил Леви. — Тебе, болвану, может, и продамся. — Может? Ты меня расстраиваешь. — Поднимайся уже! — шикнула Лив, обхватила его предплечье и помогла подняться. — Идём, помогу тебе раздеться. — Дразнишься? — заплетающимся языком произнёс Леви, продолжая улыбаться. — Хотя нет, подожди. — Он остановился перед лестницей и посмотрел на неё со всей серьёзностью. — Я накидался не просто так. Просто иначе… я бы не смог сказать то, что собираюсь. — Леви робко прикоснулся согнутыми пальцами к её разрумянившейся щеке и стал нежно гладить от скулы до подбородка. — Прости меня, Лив. Я не… то есть, я как раз намеревался тебя обидеть. Но я вовсе не считаю так, как сказал. Лив тяжело выдохнула, опустив взор. — Ты сможешь меня простить? — прошептал Леви, подойдя к ней вплотную. — Прошу тебя… И сгрёб её в объятие, зарылся лицом в надушенные земляничным маслом волосы, вдохнув их аромат как можно глубже. — Хотела, чтобы я говорил? Клянусь, сегодня ты меня не заткнёшь. Буду говорить обо всём, что приходит в мою дурную голову. Единственное, прямо сейчас я не расскажу о проблемах с чайной и не смогу порадоваться твоим успехам с этими музыкантишками, но если ты дашь мне время… — Ты начни, — сдавшись, мягко ответила Лив, — а там будет видно. — Ладно, тогда так: я скажу о своих желаниях, по крайней мере, о части из них, а ночью мы с тобой претворим их в жизнь. — Хорошо. Для начала неплохо. — Она с нежностью погладила его по волосам. — Договорились. Стараясь не шуметь, они поднялись в спальню. Лив задёрнула шторы и помогла Леви снять пыльную отсыревшую одежду. — Весь продрог, — недовольно прошептала она, сидя перед ним на коленях и согревая его ладони своим дыханием. — Я противен тебе? — спросил Леви. Лив вопросительно посмотрела на него. — Завалился бухущий… — Не противен. Ничуть, — ответила Лив, помогая ему надеть пижаму. Переоделась в ночную сорочку, распустила волосы. Леви обхватил её бёдра, прижался лицом к низу живота и удовлетворённо выдохнул. Потёрся лбом и стал целовать сквозь полупрозрачную ткань. Лив гладила его по затылку, взъерошивая мягкие пряди. Запрокинув от удовольствия голову и смежив веки, Леви ластился к её рукам, а затем опустился спиной на кровать и увлёк жену за собой. Притянул к себе и перевернулся, оказавшись сверху. Спустил верх её сорочки, обнажив тотчас покрывшуюся мурашками грудь и легонько покрывал влажными поцелуями. Лив чуть слышно постанывала, лаская под пижамой его горячий торс, льнула к нему всем существом. — Я не знаю, как жить, если ты оставишь меня, Осень, — хрипло прошептал Леви, мгновенно почувствовав себя максимально уязвимым. Лив насупилась, ощутив ком в горле и жжение в глазах. — Посмотри на меня. — Она заключила его лицо в своих ладонях. — Я ни за что тебя не оставлю. Дурной! Дурной! — Стиснула его за шею. — Я же поклялась… — Мне всё равно страшно, — ответил он. — Никуда я от тебя не денусь. — Вжалась в него сильнее. — Ну как мне ещё тебя успокоить? — Наверное, никак. Дело не в том, что я не доверяю тебе: я верю тебе, как себе самому. Просто всю свою ничтожную жизнь я терял всех, кто мне дорог. Всегда, неизбежно. — Во-первых, твоя жизнь не ничтожная, — сердито возразила Лив. — Думаешь, я не боюсь тебя потерять? Да постоянно! — Мне до сих пор кажется, что это какая-то грёбаная случайность, что столь красивая женщина выбрала себе в мужья неказистого брюзжащего карлика, хотя могла заполучить любого. — Ты тоже мог выбрать другую: постарше и мудрее, под стать своему характеру. А не взбалмошную малолетнюю проститутку из трущоб, — парировала Лив. — Мне не нужна другая. Только ты. — И мне не нужен другой. — Слеза скатилась из уголка её глаза, затекла в пушистые медные волосы. — Прости, что разбила твои чашки… — Она всхлипнула. — Я куплю тебе новые. — Да чёрт с ними, с этими чашками. — Не чёрт с ними. Леви приулыбнулся, наклонился и припал к губам Лив. Он целовал её медленно, глубоко, мягко касался языком её языка. Его жадные руки неспешно и терпеливо скользили по телу Лив, впивались в кожу ягодиц и живота, сминали маленькую крепкую грудь. Лив двигалась ему навстречу, изнывая от жара смелых прикосновений. — Тебе точно не мерзко сейчас со мной? — переспросил Леви. — Ну… от твоего запаха, конечно, можно и опьянеть, но нет, мне не мерзко, — ответила Лив и снисходительно улыбнулась, чуть поёрзав под ним. — Прости. — Он машинально прикрыл рот. — Успокойся, всё в порядке, — заверила она. — Мне сейчас хорошо. — Лив… — Да? — Я люблю твою красную помаду и непристойный вид, — признался Леви. — Честно говоря, меня это настолько заводит, что страшит. Знаю, ты говорила, чтобы я не прятался от себя, и всё же… Когда во мне поднимается что-то подобное, то сводит с ума своей бескомпромиссностью и пошлостью. Ты ведь моя жена, у нас ребёнок, чёрт побери! А мой проклятый разум порой так и стремится всё опошлить. — А я иногда воображаю, как ты берёшь меня силой, — прошептала Лив. Леви ошеломлённо округлил глаза. — Да-да, с моим-то опытом и прошлым! — опередила она его вопрос. — То есть, на самом деле я хочу не самого насилия, потому что всё должно быть под моим контролем. Это вроде как… игра. Вся штука в том, что лишь с тобой я могу о таком фантазировать, потому что знаю — ты никогда не причинишь мне вреда. В конечном счёте это будет просто брутальный секс. Понимаешь? Всего-навсего экстремальный опыт в атмосфере абсолютной безопасности! В моей, казалось бы, безумной фантазии меня возбуждает именно это. Думаю, мой развратный вид будоражит тебя по самой что ни на есть сентиментальной причине: потому что напоминает о времени, когда ты меня полюбил. Как это может оскорбить? И вообще: что бы мы ни вытворяли на этих простынях, это не отменит того, что мы супруги и родители. — Я тебя не заслуживаю… — Леви стал благодарно покрывать её лицо поцелуями. — Неправда. Ты знаешь, что это не так. Сквозь задёрнутые шторы просачивался алый солнечный свет, озаряя комнату лёгким свечением. Крадясь по белому пододеяльнику, он едва касался тесно сплетённых тел, наполняя пространство спальни уютом и внушая сердцам безмятежность, ощущение безвременья. Мерный стук часов, стоявших на прикроватной тумбе, растворялся в гудящей тишине. Лив любовалась отблесками в ледяных глазах Леви, чуть подёрнутых хмелем и усталостью: «Он спятил, если считает, что я смогу его оставить». Прижала к щеке его правую ладонь, прежде поцеловав искалеченные пальцы. — О каких желаниях ты намеревался мне поведать? — с задоринкой спросила она, нарушив тишину. — Я догадываюсь, о чём ты попросишь, мне просто интересно, угадала ли я. — Догадываешься? — Ты, родной, не так замысловат, как думаешь. И я хорошо считываю невербальные сигналы. — Лив потянулась и легонько прикусила мочку его уха. — То-то ты меня так самозабвенно за зад хватаешь… Леви моментально залился краской, припав лбом к её ключице. — Прекрати, ведьма… — сконфуженно пробормотал он. — Боже, ты так мило смущаешься! — Она шаловливо захихикала, потрепав его волосы. — Значит, угадала? — Пожалуй. — Скажи вслух. — Мне о таком подумать стыдно, не то что сказать. — Ничего не стыдно. И ты всё равно собирался рассказать. — Не об этом, о другом, — сбивчиво отвечал Леви. — Об этом я бы вряд ли решился попросить. — Думаешь, откажу? — А ты согласишься? — Да. — Ладно: хочу взять тебя сзади. — Я вся твоя, — прошептала Лив. — Делай что хочешь. — Твои губы будут красными? — Сделаю, как прикажешь, капитан. И даю слово надеть самый непристойный наряд, какой только найду! — посмеиваясь, добавила она. — Кстати, о чём ты собирался попросить? — Хотел увидеть, как ты будешь ублажать саму себя. Прошлым летом я мельком увидел тебя в душе, когда ты дверь не закрыла… Я не досмотрел, было ужасно неловко и стыдно. Но с тех пор этот образ не оставляет меня. — Я могу исполнить обе твои фантазии. — Ты ведь знаешь, что я люблю растягивать удовольствие? — вкрадчиво произнёс Леви. — Да и у меня крыша поедет от стольких удовольствий за раз. — Сколько же неудовлетворённости в твоих словах, ты бы только знал, — с грустью произнесла Лив, продолжая гладить его по голове. — Так и вижу в них мальчика из нищего квартала, который растягивает на месяц поедание чудом попавшей в руки сладости. — Будто у элдийской девчушки из марлийских трущоб было иначе, — усмехнулся Леви. — А что касается иных удовольствий: так ты преуспела только в том, чтобы их доставлять, а не получать. — Он заглянул в её лицо. — Мне тут стало интересно: был ли в твоей жизни кто-то, с кем ты спала по своей воле, удирая на сопливые свидания из стен грёбаного борделя? — Не было, — с печальной улыбкой отозвалась Лив. — Но в тринадцать лет я влюбилась в паренька с нашей улицы, сына пекаря. Когда его забирали матросом на военный корабль, я поцеловала его на прощание и сказала, что дождусь. А два месяца спустя, в темноте страшного морозного декабря, проклятый Паоло убил во мне всю чистоту и красоту первой детской любви. И вообще всякую чистоту. — Она вдруг испуганно уставилась в потолок. Леви перевернулся с ней набок и прижал Лив к себе теснее. — Не надо, не смотри, — прошептал он, прильнув губами к её лбу. — Иногда я страшусь темноты, боюсь смотреть в черноту потолка. Но когда ты грозно нависаешь надо мной и плавно двигаешься внутри моего тела, мне становится так уютно, так безопасно! И темнота перестаёт быть угрожающей, она становится желанной. — Мой угрожающий вид тебя успокаивает? — недоумённо спросил Леви. — Скорее контраст твоего угрожающего вида и нежность прикосновений. Ты ходячий парадокс. — Лив хихикнула. — Видал, каких умных слов из книжек понабралась, а? — Да, Осень, видал… — сонно промямлил Леви. — Ладно, надо попробовать хоть немного проспаться: у меня вообще-то сегодня гора дел, а я нажрался так, будто впереди неделя отдыха. — Ты ещё и в лавку пойдёшь? — Пойду. — Может, тогда перенесём наши «ночные приключения»? Не уверена, что тебе на всё хватит сил. — Больше я не собираюсь ничего переносить, — решительно ответил Леви. — Хватит откладывать жизнь на потом. Иначе точно тебя потеряю. Да и ты такого мне тут наобещала, что я даже мёртвый заползу на кровать. Он очнулся лишь в полдень, разбуженный слепящими лучами бесцветного солнца. Лохматый и заспанный, он кое-как встал и за несколько минут принял душ. Голова раскалывалась от жутчайшего похмелья и вороха мыслей. Леви сконфуженно вспоминал свои пьяные откровения и сломанную полку в гостиной: «Не месте Лив я бы без лишних слов выставил себя за порог. А она ещё и мои приставания терпела. Ну хоть поговорили без скандалов…» Повязав жабо и накинув на плечи пиджак, он украдкой спускался по лестнице, боясь столкнуться с Лив, но она как назло сидела в гостиной вместе с Иви — не проскочишь незамеченным. Она услышала его шаги и обернулась: щёки Леви в миг полыхнули, когда их взгляды соприкоснулись. — Вот и папа проснулся, — обратилась Лив к дочери с улыбкой. — Пообедаешь с нами, папа, или побежишь? — спросила она мужа. — Я… — Слова предательски застряли в пересохшем горле. — Мне нужно идти. Красный и смущённый, он подошёл, чтобы обнять Иви и поцеловать жену. — Увидимся вечером, — приглушённо пробормотал Леви, отводя взгляд. — До вечера, солдатик, — игриво проворковала Лив, заметив его конфуз. — Прекрати… — снисходительным тоном прошептал он, набравшись смелости и посмотрев в её глаза. — Маленькая гадина, — добавил с восхищением. Направляясь в банк, находившийся неподалёку от порта, Леви чувствовал лёгкость и спокойствие — рассыпающаяся на куски семейная жизнь, казалось, понемногу собиралась обратно. Даже холодный порывистый ветер, кусавший оголённые участки кожи, не беспокоил Аккермана. Терпкое предвкушение — совсем, как на заре их с Лив знакомства! — распаляло разум и сердце, придавало сил пережить предстоящий нелёгкий день. «Осталось поправить дела в чайных, тогда и вовсе станет хорошо. Плевать, что мы с Лив не помиримся сию секунду, теперь это всё равно неизбежно. В самом деле, чего я ждал? Семейная жизнь — не игра в песочнице. Ничто и никогда не будет идти по моему плану, давно пора было это уяснить, ещё в эпоху борьбы с титанами. Я так расслабился, что стал забывать об этом. И о том, что мне досталась лучшая женщина из всех». Визит в банк несколько огорчил Леви: пришлось снять последние свободные сбережения на зарплаты работникам и на закупку нового сырья. Больше всего его удручало, что в этом месяце не получится передать сиротскому приюту Либерио, который он поддерживал, привычную сумму пожертвований. «Если ещё и прибыль просядет — а она неизбежно просядет — придётся снимать деньги с депозита, и тогда совсем беда», — сокрушался он, подходя к чайной. — Капитан, вам письмо пришло! — огласила с порога Дорис, прижимая к животу поднос. — С Парадиза. Мы с Заки с утра на иголках, жуть как хочется узнать, что там. — С Парадиза? — переспросил Леви, снимая пиджак. — Не к добру это. — Думаете? — с тревогой произнесла Дорис. Достала из передника конверт и отдала его Леви. — Извините, что припозднился, — добавил Аккерман, когда подошёл Заки. — Вы тут начальник, — удивился Заки. — Вот ещё удумали — извиняться… Леви открыл письмо, пробежался глазами по тексту и сурово надвинул брови. — Проклятие… — изрёк он с тяжёлым вздохом. — У них на складах тоже завелись паразиты. Поплыву первым же рейсом. — Вот дерьмо, — не удержался Заки. — Я тебе рот с мылом намою, ушастик, — деловито произнесла Дорис, отвесив коллеге несильный щелбан. — Ладно, занимайтесь посетителями, а мне надо в порт: возьму билет на утро. — Леви устало потёр шею. — Как не вовремя… — Мы можем помочь? — спросила Дорис жалобным голоском. — Вы уже помогаете, ребята, — поспешил успокоить её Леви. — Не беспокойтесь ни о чём, это не ваша забота. Зарплата будет в срок, как и всегда. Капитан перед уходом прошёлся по лавке, осмотрел содержимое полок и состояние зала. — Вы молодцы, — похвалил он помощников. — Что бы я без вас делал? — Едва заметная улыбка проступила на его плотно сжатых губах. — Завтра с утра вряд ли успею заглянуть, так что увидимся дня через четыре. Распрощавшись с ребятами, он в спешке отправился в порт. На ближайший рейс до Парадиза остался последний билет, за который он едва не подрался с господином, что стоял в очереди перед ним, но тот уступил, когда Леви предложил денежную компенсацию. Ему совсем не хотелось тратить лишние деньги, и всю дорогу до дома он беспрестанно ворчал: «В иные времена я без зазрений совести разбил бы ему нос — и заморачиваться не пришлось бы. Да что б его!.. Нет, нужно успокоиться. Выбросить из головы чёртову лавку и всё остальное. Сейчас важна только Лив. Если опять оплошаю, то перестану себя уважать». Лив только что закончила кормить ужином Иви и убирала со стола грязную посуду. — Я уже подумала, что тебя похитили, — сказала она, когда Леви вошёл в гостиную. Подошла и невесомо поцеловала в щёку. — Голоден? — Разве что до тебя, — шепнул он и привлёк её к себе. — Дай сначала бандитку уложить, — ответила она, и в её глазах зажглись задорные искорки. — Я сам всё сделаю, — с энтузиазмом отозвался Леви, вдохнув свежий запах её волос: они были чуть влажными и тёплыми — только что вымытыми. Его охватило жуткое нетерпение. — Раз ты настаиваешь… — Лив подняла кверху ладони. — Облачайся в самый непристойный наряд, — добавил он тихо. — Сегодня я весь твой. Обещаю. Лив загадочно улыбнулась, а затем поцеловала Эвелин в макушку и взметнулась по лестнице на второй этаж. Иви соскучилась по отцу и не на шутку разыгралась, оказавшись у него на руках: она не прекращая щебетала и, резвясь, дёргала его то за волосы, то за жабо. Забрызгала его водой во время купания, капризничала, когда он укутывал её в полотенце, а потом долго не хотела засыпать. Леви терпеливо и с удовольствием возился с дочерью, спокойно пресекая излишнее баловство. И когда его сдержанный, но нежный голос прочитал ей сказку, Иви затихла, устало прикрыла глазки и засопела. — Смотрю, ты уже и в душ сходил, — со смехом произнесла Лив, когда Леви на цыпочках вошёл в спальню. — Меня атаковали пенными снарядами со всех вражеских позиций, — отозвался он, снимая мокрую одежду. — Но я отразил нападение твоей ненавистной сказкой про «храброго помидора». — Сколько же она из меня крови выпила, пока я училась читать, — ответила она, сидя перед зеркалом и ловко орудуя красной помадой. — Зато Иви в восторге от этой бредятины. — Леви крепко обнял её со спины и потёрся лицом о курчавый пушистый затылок. — Но в душ я всё-таки схожу. Я мигом. — Можешь не торопиться, — успокоила его Лив. — Если не буду торопиться, то взорвусь к чертям… — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Лучше слегка сбавь обороты, родной, — нежно сказала Лив и снисходительно засмеялась. — То, что мы запланировали, придётся делать медленно. По крайней мере, сначала. — Ладно, — послушно сдался Леви. — Затылком чую, как ты опять покраснел, — игриво поддела она его. — Тебя, кажись, это немало забавляет, — прошептал он. Пообнимал её ещё немного, а затем ненадолго скрылся в ванной. Лив погасила свет, оставив лишь керосиновую лампу на прикроватной тумбе, и на минуту открыла окно, впустив в комнату терпкий, пряный запах опадающих осенних листьев. Достала из комода винного цвета чулки с поясом и такого же цвета корсет с прозрачным лифом, оделась и, вернувшись к зеркалу, уставилась на своё отражение: выхваченная из темноты тусклым свечным светом, на неё глядела продажная синеглазая девочка из трущобного борделя, которой она когда-то была. На краткий миг Лив охватила оторопь, но она сделала глубокий вдох, достала из шкатулки серьги в форме кленовых листьев и, надев их, улыбнулась своему отражению: «Не бойся, малышка Лив: больше здесь нет никого, кроме твоего мужа». Леви бесшумно открыл дверь и, припав головой к косяку, залюбовался ею. Его кожа горела и плавилась, кровь бешено носилась по венам, толкаемая ополоумевшим сердцем, барабанившим о грудную клетку: «Чёрт подери, ведь прошло уже три года: я знаю каждый миллиметр её тела вдоль и поперёк — и до сих пор теряю башку как мальчишка. Разумеется, так будет не всегда. Но чёрт подери!..» Лив обернулась: из-под чёрных ресниц на него глядели любимые ультрамариновые глаза, а медные гроздья тяжёлых кудрей маняще сияли в отблесках тёплого света. «Вся моя», — с жаром подумал он и, шагнув вперёд, заключил её в объятие. Пол под ногами растворился, и Леви неотвратимо и безжалостно летел в пропасть. Страшно и сладко. Он крепче сжал в жаждущих сильных руках свою умопомрачающую Осень, уложил на постель, припал к её губам и самозабвенно целовал. Настойчиво и жадно проник языком в её рот, прошёлся дрожащими ладонями по обтянутым чулками крутым бёдрам. Лив простонала, задвигалась под тяжестью его тела и впилась окаменевшими пальчиками в мускулистую спину, погладила от лопаток до поясницы. Шумно задышав, Леви оторвался от её губ и, запрокинув голову, потёрся напрягшимся естеством промеж её ног. Превозмогая ужасающее головокружение, он сел, прижавшись спиной к подушке, и усадил Лив верхом. Обвёл горячим языком окружность затвердевшего соска, просвечивающего сквозь прозрачную ткань лифа, затем оголил его и мягко обхватил губами: «И как я только без этого жил?» — пронеслось в его опьянённой от возбуждения голове, когда Лив стала целовать ему шею, ласково поглаживая по плечам. Леви отстранил её от себя, окинул удовлетворённым взором испачканное размазавшейся помадой лицо, провёл большим пальцем по горящим губам и притянул Лив обратно к своей шее. Пошарил онемевшей рукой по прикроватной тумбе, нащупал стеклянный флакон и выдавил в руку холодный скользкий гель. Растёр между ладонями и принялся ласкать Лив с двух сторон. Она вскрикнула и энергичнее задвигала бёдрами, покорно насаживаясь на его пальцы. — Всё хорошо? — хрипловато спросил Леви. — Угу… — тоненько отозвалась Лив, жалобно сведя к переносице брови и прикрыв веки. Он ласкал её долго и обстоятельно, растягивал осторожно, неспеша. — Уже можно… — прошептала Лив. — Лучше на боку, — добавила она. — Только не переставай меня целовать, хорошо? — с трогательной наивностью попросила она. — Всё, что захочешь, Осень, — с нежностью ответил Леви, прижимаясь к её взмокшей спине и надевая презерватив. Он входил в неё аккуратно, постепенно, давая возможность привыкнуть и как следует расслабиться. Его член был набухшим, упругим и дрожал от перевозбуждения. Скользнул в утягивающую тесноту и заполнил без остатка. От распирающего ощущения наполненности у Лив мутилось сознание, тело била жестокая дрожь. — Дьявол! — вскрикнул Леви, закатив глаза, и замер. — Ты такая… мучительно и пугающе узкая… — не своим голосом пролепетал он. — Чёрт побери, Лив!.. Немного придя в себя, Леви повернул её лицом к себе и прижался губами к приоткрытому рту. Он наконец задвигался внутри неё, смело набирая скорость. Его рука заботливо легла на её мокрую промежность и непрерывно ласкала, подгоняя миг разрядки. — Тебе приятно? — спросил он сквозь поцелуй. — Очень, — ответила Лив, захлёбываясь воздухом и собственными стонами. — А ты? Тебе нравится, родной? — Мне-то? — удивился он её вопросу и издал нервический смешок. — Безумно… Разрядка настигла его непривычно быстрее, чем Лив. Разморённый и совершенно охмелевший Леви тем не менее не остановил своих ласк: притянул жену теснее и довёл до пика ловкими движениями пальцев. Лив содрогнулась, вытянув носочки, и протяжно, сладостно всхлипнула, чувствуя, как по жилам разливается долгожданное тепло. Она на несколько минут погрузилась в небытие. Очнувшись, довольно потянулась, достала из-под кровати пепельницу с пачкой сигарет и закурила. — Ты живой? — со смешком спросила она Леви. — А? — Он повернулся и посмотрел на неё замутнённым взором. — Ну, признаки жизни подаёшь, уже неплохо. — Лив улыбнулась и погладила его по виску. — Жаль, что наши проблемы вышли далеко за рамки постели — с этим разобраться куда проще, чем с твоим упрямством. — Она помрачнела, но потом снова улыбнулась. — Ну ничего, будем разбираться со всем по частям. Только не жди, что всё сразу станет как прежде. Ты сильно меня задел. Какое-то время мы с Иви поживём у Габи и Фалько: мне нужно о многом подумать. — Уверена? — огорчённо спросил Леви. — Уверена. — Хитрая ты: нарочно не сказала об этом с утра, чтобы поймать меня в дурацком на всё согласном состоянии. — Он смиренно вздохнул. — Ладно, твоя взяла. Но мы ведь… будем иногда встречаться по ночам? — Разумеется. — Тогда можем и не мириться. — Леви обнял её. — Размечтался! — Лив хохотнула. — Будем ходить на свидания, как приличные любовники. — Свидания? — Леви нахмурился. — Тц! Придумаешь же иногда. Что ж — свидания так свидания. Вей из меня верёвки, пока позволяю. — Ты и так всегда позволяешь. — Не наглей. — Он поцеловал её шею. От переизбытка эмоций и новых впечатлений Леви не мог уснуть до рассвета. Когда стрелка часов показала пять утра, он вспомнил, что совсем забыл сказать Лив о том, что сегодня уплывает на Парадиз. Он не стал тревожить её сон: написал короткую записку и положил на свою подушку. Собравшись и наспех позавтракав, Леви уже было двинулся к выходу, но заметил на столике в углу музыкальный проигрыватель, обвязанный подарочной лентой. Насупившись, он с неодобрением оглядел его: сверху лежал белый вскрытый конверт. «Нет, так нельзя», — твердил рассудок, но, плевав на все приличия, Леви достал послание, выведенное холеричным торопливым почерком:«Той, что сама жизнь. От Призрака».