Осенний ноктюрн

Лив проснулась посреди ночи из-за духоты. Дойти бы и открыть окно, но из-за чудовищной слабости трудно было даже слезть с кровати. И всё же она попыталась: откинула одеяло, опустила ноги на ковёр, попробовала встать, но тут же рухнула обратно на мягкий матрас. — Вот дерьмо! — ругнулась она, раздражённая собственной беспомощностью. В темноте что-то зашевелилось, и Лив в испуге замерла. На фоне света, падающего из окна, появился чёрный силуэт взъерошенной головы. — Ты чего? — хриплым, заспанным голосом спросил Леви. — Хотела открыть окно, — выдохнув, ответила Лив. — Ужасно душно. — Не вставай, я открою. Леви поднялся с кресла и приоткрыл окно: в комнату ворвался не по-ноябрьски тёплый ветер, однако дышать стало легче. Вытянувшись вперёд, Лив вдохнула полной грудью и прикрыла веки. Затем вновь посмотрела на застывшего у окна мужа, сонно потирающего лицо. — Опять спал непонятно в какой позе? — проворчала она. — Франческа же постелила тебе на диване в гостиной. — В годы службы только так и спал, — отозвался Леви, скрестив на груди руки. — Переживу. — В годы службы ты был минимум лет на десять моложе, — парировала Лив. — К счастью, твоя служба давно в прошлом, — тихо добавила она, впившись пальцами в край матраса. — Поспи как человек. «Если он и говорит что-то о службе, то только так: урывками и отвлечённо, никаких особенных деталей. Разве что о получении увечий поведал более или менее подробно. Но ни об одной из многочисленных битв так ни разу и не рассказал. Теперь я понимаю почему». — Я не… — Он со вздохом расцепил сложенные руки, а затем подошёл и сел рядом с женой. — Не хочу спать без тебя. — Смущённо насупился, уставился в пол. — Забавно, как сначала я не мог привыкнуть к чужому присутствию, а теперь схожу с ума, засыпая в одиночестве. И потом, вдруг с тобой что-то случится? Я должен быть рядом. Леви прижался губами ко лбу Лив — прохладный. — Жар спал, — удовлетворённо прошептал он. — Как ты? — В мышцах слабость, а так ничего. По Иви соскучилась… — Врач рекомендовал выждать неделю. Всё-таки она ещё малявка, мало ли что. — Знаю. — Лив несколько раз кивнула, успокаивая саму себя. — Но мы с ней впервые надолго разлучаемся. Её глаза наполнились слезами, и Лив закусила нижнюю губу, но не выдержала и расплакалась. — А ну иди сюда. — Леви заключил её в объятие. — Хорош хныкать, мамочка, всё будет хорошо. И давай-ка спать, тебе надо отлежаться как следует. Он бережно уложил её на подушку, укрыл одеялом. — Тебе тоже надо выспаться, а то на смерть похож. — Я всегда так выгляжу, — со смешком ответил Леви и упоённо поцеловал Лив в шею. — Спи, мартышка. Он отправился в гостиную и послушно лёг на диван, но уснуть не мог: беспокойно ворочался, то убирал, то возвращал подушку, высовывал из-под пледа по очереди руку и ногу, а потом и вовсе устроился на полу, согнувшись пополам. Будто попал в кривое зазеркалье, в котором не было ни Лив, ни Иви — лишь горечь потерь да болезненные воспоминания. И ненавистное инвалидное кресло, которое он счёл своим последним пристанищем и могилой. Бессонница мучила Леви до самого рассвета. Перевернувшись на спину, он провёл ватной ладонью по усталому лицу и уставился в потолок, залитый алыми лучами: «Это какая-то пытка», — заключил про себя капитан, а затем поднялся с пола и вернулся в комнату, где спала Лив. Придвинул вплотную к постели кресло и сел в него, укутавшись в плед. Подперев голову, Леви наблюдал за горящими на свету медными кудрями, и в груди расползалось до щекотки на нёбе приятное, умиротворяющее чувство. Веки мгновенно отяжелели, и Аккерман спокойно заснул. Проснувшись через пару часов, Леви поспешил в порт, чтобы успеть до отправления почтового теплохода. Перед самым отплытием на Парадиз он взял в банке весьма внушительную ссуду: Леви не знал, воспользуется ли деньгами, сначала нужно было выяснить положение дел на острове. Когда деньги всё же понадобились, Аккерман уведомил своего банкира, и тот прислал ему договор, по условиям которого долг нужно было погасить за три месяца, уплатив незначительный процент. Леви исправно отправлял деньги в течение всего месяца, что пребывал на Парадизе, но из-за болезни Лив едва не забыл о долговом обязательстве. «Благо, здешняя лавка начала потихоньку вновь приносить прибыль, но свободных денег уже почти не осталось. Как только Лив почувствует себя лучше, сразу вернёмся в Либерио. Чёрт, и представлять не хочу, сколько неотложных дел там скопилось. Зато мы наконец-то будем дома». Лив слышала сквозь сон, что Леви отлучался, но когда она открыла глаза, он уже вернулся: на цыпочках вошёл в спальню и поставил в кувшин с водой маленький букетик тёмно-синих цветов. Лив изумлённо открыла рот и захлопала веками. — Цветы? — удивлённо спросила она. Леви замер, будто его поймали за ужасным преступлением, а затем, весь пунцовый, сконфуженно покосился на жену: — Прошу, не комментируй это, — сдавленно попросил он. — Хорошо, не буду, — ответила Лив и, повернувшись к нему, с теплотой улыбнулась. — Какие красивые. — Протянула руку, дотронулась до нежных лепестков. — Спасибо, родной. — Рад, что тебе нравится, — произнёс он и, окончательно смутившись, отвёл взор. Лив шла на поправку больше двух недель, и всё это время Леви приходилось мириться с навязчивым присутствием Холдена, который при любой возможности пытался взять на себя обязанности по уходу за больной. Капитан страшно раздражался, когда Холден вперёд него приносил Лив обед, давал ей лекарства или составлял компанию. На глазах у жены Леви не устраивал сцен, но, когда оставался с Холденом наедине, не упускал возможность отпустить едкое замечание и пару раз чуть не подрался с ним. — Я терплю тебя, индюка, только из-за гостеприимности, — прошипел Леви, в очередной раз столкнувшись с Холденом, пытавшимся опередить его и принести завтрак Лив. — Но не переживай, за проживание в номере я с тобой обязательно расплачусь. А теперь свали куда-нибудь. И пихнул музыканта под рёбра локтем. — Лив — мой друг, — схватившись за бок, приглушённо ответил Холден, и его глаза бешено сверкнули. — Я всего-навсего принёс ей завтрак, чокнутый ты солдафон! — Она не ест творог, — поморщившись, процедил Леви и захлопнул перед Холденом дверь. Раздражённо хрустнул шеей и подошёл к кровати жены. — Если тебе кажется, что я не слышу, как вы собачитесь, то тебе только кажется, — протянула Лив, принимая из его рук поднос. — Что, отчитаешь меня как мальчика? — буркнул Леви, сев в кресло. — Вот ещё. Разбирайтесь сами. — Серьёзно? — удивился он. — Куда ты дела мою жену? — Никуда. Просто она устала от разборок и скандалов. Я уже просила Холдена не усердствовать с заботой, а тебя — не реагировать на него. — Когда он не путается под ногами, я на него не реагирую, — пробубнил Леви. Лив не стала отвечать и молча ела пышный омлет, вкусно пахнущий овощами. — Спасибо, что так заботишься обо мне, — сказала она, закончив с трапезой и отставив поднос, а затем благодарно сжала колено мужа. — Ужасно, что я причиняю всем столько неудобств… — Лив, ты не… — Позволь договорить, — мягко перебила она. — Я хотела сказать, что не знаю, как справилась бы без тебя. Господи, да я даже до туалета сама не смогла бы дойти! Не смогла бы сменить постельное бельё, принять душ или переодеться. Всё это жутко неловко: я неприглядная, немощная, дурно пахнущая, и ты это видишь… Но ты стойко с этим справлялся, ни разу брезгливой гримасы не состроил. — Слушай, мне, конечно, нравится, что ты отрада для глаз, но женился я на тебе не для того, чтобы круглыми сутками услаждать взор. — Кстати говоря, — сказала Лив после недолгой паузы, — ты ведь в курсе, что я уже в состоянии сама спускаться за едой? — В курсе, — многозначительно ответил Леви. — Мне нельзя заботиться о тебе? Лив подползла на коленках к краю постели и благодарно обняла его за шею, взъерошила волосы на затылке. — Мы можем заняться любовью? — тихо спросил он, чуть отстранившись и погладив её по щеке. — Я так соскучился по тебе… — Сейчас? — прошептала она. Не отводя глаз, Леви кивнул и залился краской. — Да, можем, — ответила Лив, нежно убрав чёлку с его лба. — Запру дверь, — предвкушённо сглотнув, сказал Леви шёпотом. В окно просочился тусклый предгрозовой свет: тени в углах стали темнее и гуще, очертания мебели и предметов сделались более отчётливыми, контрастными. Где-то вдали раздались глухие раскаты грома, и Лив инстинктивно вжала голову в плечи, обняла колени. В открытую форточку ворвался тёплый влажный ветер, принеся с собой горьковатый прелый запах опавших листьев и мокрой почвы, который тотчас заполнил пространство комнаты и повис под потолком. Глядя на качающуюся от ветра тёмно-бордовую штору, перекинутую через балдахин, Лив внезапно ощутила, как в сердце вползла тревога и бухнулась в низ живота неприятным комком. Сжала пальцы на ногах, поёрзала пятками по простыне, а затем отвязала шторы от столбиков балдахина и спряталась за ними. Вернувшись к кровати, Леви удивлённо уставился на задёрнутые шторы, а затем приоткрыл их и вопросительно посмотрел на съёжившуюся Лив. — Эй, ты чего? — спросил он. — Слышишь? — спросила она вполголоса и кивнула в сторону окна. — Разве в ноябре бывают грозы? — Видимо, да, — протянул Леви, бросив короткий взгляд на окно. — Недаром такая духота стояла. — Он приблизился к Лив и бережно приподнял её лицо за подбородок полусогнутыми пальцами. — А ты чего, грома испугалась, малышка Лив? — Сама не знаю, — потупив взор, шепнула она и съёжилась ещё сильнее. — Такое чувство, будто случится что-то дурное… — Если это из-за меня, то я не буду настаивать, — виновато произнёс Леви. — Нет-нет! — Лив обхватила его предплечье. — Не из-за тебя. Леви осторожно подался вперёд, заключил её лицо в ладонях, прижался к губам и принялся неспешно и глубоко целовать, поглаживая по плечам и лопаткам, а затем одним движением спустил верх сорочки. Накрыл тёплую грудь нетерпеливыми кистями и поглаживал сминающими движениями, пока соски под пальцами не стали твёрдыми. Лив тихонько всхлипнула, смежив веки и сведя к переносице брови: накрыла его кисти своими и сжала их посильнее. — Не бойся, Осень, — сипловато произнёс Леви сквозь поцелуй, — я тебя в обиду не дам… — Размашисто обнял её, привлёк к себе. — Иди ко мне… Она упала в его объятия, будто в колодец с живительной прохладой, оставила на острой скуле влажную дорожку отрывистых поцелуев, провела горячим языком вдоль глубокого шрама, застыв на закрытом подрагивающем веке. Легонько приподняла его кончиком языка, коснулась солоноватой поверхности глазного яблока, — и Леви, вторя раскату грома, издал сдавленный, хрипловатый стон. По жестяному подоконнику забарабанили капли, и комнату объял сизо-фосфорический мрак — на землю с гневом обрушился ливень, прорвав небеса. Лив упала головой на подушку, и Леви навис над ней грозной тенью: она почти не видела его лица, лишь светящиеся белки распахнутых глаз, замутнённых желанием, и белёсые очертания взлохмаченной чёрной головы. Не человек — создание ночи, страшный островной дьявол, а спальня — его развратная дьявольская обитель. Дьявол наклонился и потёрся мордой о её живот, поцеловал сквозь тонкую сорочку, а затем клацнул пастью, зажал ткань в зубах и нетерпеливо оттянул. Лив мягко коснулась угольной макушки, скользнула тыльной стороной ладони по его щеке: ведь надо как-то задобрить настырного голодного демона. Его пальцы хищно впились в нежную кожу бёдер, задрали подол, и дьявол с бесстыдством принялся ласкать жадным ртом пульсирующую девичью плоть. Вспышка молнии разрезала матовую темноту, и Лив громко вскрикнула, пронзённая насквозь разрядом тока. Дьявол довольно прорычал, ускорил темп нахальных ласк, забираясь языком всё глубже и глубже. Сладчайшая пытка. Лив покачнула тазом и ритмично задвигала им в такт с дьявольским языком. «Возьми меня, обладай мной! Я ничего не стою! Ничего не хочу! Лишь принадлежать тебе…» Развела пошире ноги, раскинула руки и заворожённо глядела в тёмный потолок, куда пронырливыми кометками взмывали призрачные серокрылые бабочки и взрывались мелкими искрами. «Да, мой милый дьявол, вот так, — приговаривала она про себя, перебирая волосы у него на затылке, — выпей меня до дна! Иссуши, изничтожь, присвой, загреби когтистыми ручищами и никому не отдавай!..» Вспышка молнии, оглушающий гром! Дьявольское лицо очутилось у Лив перед носом, а дьявольское естество вонзилось в её нутро. Стиснув светящиеся белизной зубы в диком оскале, Леви неторопливо задвигался внутри неё, постепенно наращивая скорость. Сомкнул в мучительном блаженстве веки и протяжно, будто при смерти, простонал. Лив ощутила, как обжигающие слёзы скатились к вискам: «Назло всем потерям и страданиям, назло треклятой судьбе и забвению — ты здесь, умираешь от наслаждений, а не от ран. Сотканный из боли, омытый кровью ты продолжаешь жить…» — Тебе хорошо? — тихо спросил Леви, невесомо коснувшись губами её губ. «… мой милосердный, мой ласковый дьявол…» — Угу, — кивнув, приглушённо ответила она. Вспышка молнии, оглушающий гром! Лив вздрогнула, вцепилась в плечи Леви мёртвой хваткой и сжалась в комок. — Чшш… — успокаивающе прошептал он, подхватил её с подушки и прижал к себе что было сил. — Всё хорошо, Осень, я с тобой… Она вновь чувствовала яростное биение его сердца — совсем как тогда, в междумирье, когда обнимала его маленького и едва живого, ухватившегося за неё как за соломинку. За неё — ту, что сама жизнь. — Сильнее, — прерывисто вымолвила Лив ему в шею, — обними сильнее, родной… Леви набрал в лёгкие побольше воздуха и отчаянно стиснул её. — Глубже! — взмолилась она, а чёртовы слёзы лились всё пуще и пуще. — Умоляю! Умоляю… Леви вошёл так глубоко, как только мог, и вскрикнул от удовольствия громче, чем кричала Лив. Тело била беспощадная дрожь, мысли в помутнённом сознании спутались, перед взором вспыхивали и гасли огни, утопая в туманной дымке: «До чего она податливая и до безобразия нежная, — пронеслось в его голове, — вся так и тянется, всё позволяет и не рвётся завладеть инициативой. Да что с ней такое?» — Мой милосердный, мой ласковый дьявол!.. — чуть слышно пролепетала Лив, не осознавая, что произнесла это вслух. — Возьми меня, обладай мной! Потому что я так хочу… потому что я вся твоя… Вспышка молнии, оглушающий гром! Стоны в унисон. Ветер громыхнул оконными створками и ворвался в комнату вместе с сором и почерневшими мокрыми листьями, дождевые капли хлынули на плитку. — Тебе страшно? — спросил Леви. — С тобой-то? — рвано усмехнувшись, ответила Лив. — Ничуть. К чёрту дождь! К чёрту проклятый ветер и разошедшуюся безбашенную грозу! Не размыкая объятий, Леви и Лив двигались навстречу друг к другу всё быстрее, пока в конце концов не достигли самого пика. Ветер шнырял по углам, звенел в горлышке кувшина с засохшими цветами, а затем забрался на кровать, запутался в шторах и волосах и стал неприятно щипать вспотевшую разгорячённую кожу. Поморщившись от холода, Леви немного отклонился и удовлетворённо заглянул в подёрнутые негой глаза Лив, убрал с её лица налипшие мокрые пряди. Залюбовался, и его рот изогнулся в кривоватой полуулыбке. — Смешная ты… — со смешком произнёс он. — Не замечал, что тебя пугают грозы. — Обычно не пугают, — ответила Лив, часто и глубоко дыша. — Удивительно, как после десятков сражений они не пугают тебя, — тихо добавила она. — Я слышала рассказы о том, как побывавшие в бою солдаты впадают в оцепенение или панику, заслышав раскаты грома. — Громкие звуки не вызывают у меня паники, скорее наоборот — приводят в тонус. У меня другие катализаторы дурных воспоминаний. — Например, эти твои кошмарные сны… — Да. — Леви кивнул. — Сны, пожалуй, ужаснее всего прочего. Ненавижу засыпать. А больше всего ненавижу засыпать в одиночестве: с тобой мне редко снятся кошмары. — Хоть какая-то от меня польза. — Тц! Вот заладила, артистка. — Он снова привлёк её к себе и сжал в объятиях. — Не пори чушь. Ты и наша бандитка — лучшее, что случалось в моей дурацкой жизни. Прозвучит жалко, но других причин коптить небо у меня и нет. Давно бы уже пулю себе пустил в висок, если б не ты. — Терпеть не могу, когда ты так говоришь, — надув губы, пробурчала Лив. — Это факт, Осень. Смирись. — Леви нехотя покинул кровать, закрыл окно и, покачав головой, оглядел комнату. — Ну и беспорядок. — Так, а ну вернись! — проскулила Лив, вытянув руку. — Полежи со мной, потом будешь уборкой заниматься. — Да тут всего-то… — Леви! — Ладно-ладно, иду. Разоралась, — с притворным недовольством сказал он и лёг рядом с женой. — Нечего с голой задницей у окна вертеться. — Моя задница никому, кроме тебя, не нужна. — Ну да, конечно, — буркнула Лив, уткнувшись носом в его грудь. — Знал бы ты, сколько комплиментов она получила, когда ты с коляски встал и бегал ко мне на свиданки в бордель. Теперь ещё эта твоя помощница… — Кайла? — удивился Леви. — Не думаю, что моя задница ей интереснее заработной платы. — Она симпатичная, — протянула Лив, наматывая на палец кудрявый локон. — К чему это ты клонишь? — Насупившись, Леви приподнял её лицо за подбородок и заглянул в глаза. — Да так, ни к чему… — Тогда с чего вдруг решила в ревнивую жёнушку поиграть? — Дурной пример заразителен, — парировала Лив. — Хм. Ладно, уела. — Он отделил от пушистой копны жены ещё один локон и тоже намотал себе на палец. — Кстати, раз уж тебе лучше, может, наконец, поедем домой, м? — Мы и так задержались, — ответила Лив и чмокнула его в плечо. — Думаю, уже пора. У тебя, небось, дел накопилось в чайных. — Боюсь даже представить. А ты чего — совсем спорить не намерена? — Нет. — Я в замешательстве. — Ну, я хотела задержаться на две недели, мы и задержались… почти на три. Правда, не так я себе это представляла. — Да уж. — Леви тяжело вздохнул. — Я чуть не рехнулся. Проклятый Парадиз! Хочу свалить отсюда как можно скорее. Такое ощущение, будто этот остров меня ненавидит: всё время норовит забрать самое дорогое. Он моя родина, и я, наверное, люблю его, вот только чувства мои никогда не были взаимны.

***

Аккерманы отплыли с Парадиза на рассвете. Ребята из 104-го прибыли в полном составе, чтобы проводить своего капитана с капитаншей объятиями и дружно прижатыми к груди кулаками, вызвав у Леви едва заметную улыбку. Музыканты тоже пришли проститься: Франческа подарила Лив набор пластинок, а Холден — двенадцатиструнную гитару. Он был грустен и мрачен, улыбался через силу и всё приговаривал, что они скоро вновь увидятся. Когда Лив поднималась на борт парохода, Холден вскочил на мостки, крепко схватил её руку и сжал изо всех сил. — Напиши, когда будешь в Либерио. — Не просил — молил. — Обязательно, — с улыбкой ответила она и звонко поцеловала его в щёку. — До встречи! — Не прощаемся, птичка, — прошептал он, а затем многозначительно посмотрел на Леви. — Капитан. — Сделал короткий кивок и спустился с мостков. Леви демонстративно проигнорировал его: взял Лив за ту руку, которую только что сжимал Холден, и повёл её за собой. «Хоть какое-то время не буду сидеть на иголках из-за этого индюка», — с облегчением подумал он, открывая дверь в каюту. Путь домой выдался нервным и хлопотным: Иви укачивало, она капризничала, плохо спала и почти не ела. Малышка почувствовала себя лучше лишь в порту, когда воздух родных мест наполнил до краёв детские лёгкие. По дороге к дому она окончательно повеселела, попросилась вниз и деловито шла за руку с отцом, прижимая к себе сырую из-за многочисленных стирок плюшевую кошку. — Дом милый дом! — пропела Лив, переступив порог: бросила чемодан, раскинула руки и счастливо покружилась. — Ну и пылища, — пробубнил Леви, положив ключи на тумбу, стоявшую в коридоре. — Неделю отмывать будем. — Да какую неделю? — возразила Лив. — За пару дней управимся. — Сняла шляпку, прошла на кухню и со вздохом открыла холодильник. — Схожу на рынок, а то на обед придётся есть пыль, которую по углам наскребём. — Светлая мысль, — ответил Леви. — Я тогда пока искупаю Иви и начну уборку. Или с тобой пойти? Вдруг корзина тяжёлой будет. — Справлюсь. Лучше займись бандиткой, так быстрее будет. Хочу сегодня успеть навестить Консти: страшно соскучилась по ней. Ты же, небось, сразу в чайную полетишь? — Честно говоря, сегодня я думал побездельничать, — неожиданно ответил Леви. — Дорога совершенно измотала. И потом, как только начну разгребать накопившиеся дела, ты меня опять не будешь сутками видеть. Хочу побыть с тобой. Возьмёшь с собой к Констанс? — Ну, конечно. — Лив просияла, подошла к мужу и крепко поцеловала. — С удовольствием, — добавила она после. — Вот и славно, — прошептал он. Время обеда плавно перетекло в поздний ужин, на который Аккерманы позвали Фалько и Габи. Соскучившаяся по малышке Браун тотчас схватила Иви на руки и не выпускала даже за столом, без устали расспрашивая друзей о поездке. — Ты хоть прожуй, — сердобольно протянул Леви, подливая Габи чай в опустевшую кружку, — а то всю скатерть уже забрызгала. — Ей бесполезно говорить, капитан, — снисходительно произнёс Фалько, макая печенье в кофе, — она даже целуется с набитым ртом. Ужас просто… — Нифиво я так не фылуюсь! — грозно отозвалась Габи, похожая на злобного хомяка с набитыми щеками. — Целуешься-целуешься, — спокойным голоском подтрунивал Фалько. — А ещё после тебя кровать вся в крошках. — Может, это какой-то мировой женский заговор? — Леви задумчиво вскинул бровь, поднеся чашку ко рту. — Крошки в кровати — это просто проклятие. Честное слово, иногда мне кажется, что я грёбаное пирожное в песочной обсыпке. Скоро испражняться крошками начну. — Что за коллективное нытьё? — вмешалась Лив, скрестив на груди руки. — Ну да, мне нравится что-нибудь погрызть, пока я читаю перед сном… — А можно что-нибудь не сыпучее грызть? И вообще, что за дурная манера — есть в кровати, — не унимался Леви. — Бу-бу-бу, — передразнила его Лив и чмокнула в висок. — Хорошо, больше не буду! Наверное. — Вот именно — «наверное», — пробубнил капитан. — Ой-ой, — подключилась обратно Габи, — вот все мужчины такие: лишь бы повозмущаться! А сами-то вы, капитан, небось, с ума сходили от отсутствия крошек в кровати, пока Лив к вам не приехала. — А ну цыц, маленькая дьяволица! — с напускным возмущением отозвался Леви. — Я так рада, что вы помирились, — сменила тему Габи, широко улыбнулась и подпёрла кулачком щёку. — Мы с Фалько очень переживали! — Да куда они делись бы друг от друга? — сказал Фалько, вылавливая ложкой отвалившийся размоченный кусочек печенья. — Не знаю, как Габи, а я в вас с госпожой Лив ни на секунду не усомнился, капитан Леви. Все ссорятся, тут никакой причуды нет. Главное, что у вас до сих пор глаза влюблённые. — А у нас, кстати, тоже есть хорошие новости! — воскликнула Габи и устроила расшалившуюся Иви на коленях поудобнее. — Фалько официально сделал мне предложение. — В мае поженимся, — добавил Фалько. — Ну наконец-то! — взвизгнула Лив, приложив к щеке сцепленные в замочек руки. — Поздравляю! — Совсем взрослые стали, малявки. — Леви приулыбнулся. — Мои поздравления. — Вы первые, кто узнал. Я ни родителям, ни тёте Карине ещё не успела сказать. Райнеру вот только вчера письмо отправила. — Неужели нам стоит ожидать в скором времени мелких Грайсов? — поинтересовался Леви. — Пока нет, — испуганно ответил Фалько, выпучив зелёные глаза. — Это только мы по залёту поженились, родной, — со смешком произнесла Лив. — Эй, вообще-то всё было не так, — сведя к переносице брови, возразил Леви. — Я женился на тебе, потому что люб… в общем, первый раз я сделал тебе предложение ещё за год до того, если ты забыла. — Он залился краской и сделал большой глоток из своей чашки — той, что Лив подарила во время поездки. — Не забыла, — с нежностью произнесла Лив. — Разве такое забывают? Леви посмотрел на настенные часы — время приближалось к девяти. Он нехотя поставил чашку и отодвинул блюдце. — Ладно, малышня, пора закругляться: у нас с Лив ещё на сегодня есть планы. — Хотим мою подругу Констанс навестить, — пояснила Лив. — А вы оставите нам Иви? — заканючила Габи. — Вы ж допоздна будете сидеть? — Консти тоже захочет увидеть бандитку, — предположила Лив. — Хотя, ты права: на сегодня ей, пожалуй, и так много впечатлений. — Вот именно. — Габи склонила голову к Иви: — Скажи ведь, барашек? Чего тебе делать среди взрослых тётенек, да? — Вы такие славные, ребята, — умилительно сказала Лив. — Без вас мы, наверное, из этих стен вообще никуда не выбирались бы. — Ну что вы! — Фалько махнул рукой. — У вас с капитаном Леви ведь нет никого, кто бы с дочкой помогал. Вот нам с Габи повезло, у нас родных много. Да и не трудно нам, заодно попрактикуемся. А вам нужно почаще бывать вдвоём. — Ага, чтоб меньше ссорились из-за всяких пустяков, — поддержала Габи. — Спасибо, малышня, — добавил Леви. — Мне вас… в общем, я соскучился. Габи перегнулась через стол, обмакнув кончики волос в кружку, и крепко стиснула шею Леви. — Мы тоже очень-очень скучали! — Задушишь, чертовка… — сдавленно вымолвил капитан, зажмурился и легонько обнял Габи в ответ. Проводив гостей, Аккерманы собрались и уже через час были в пути. Ночь стояла мягкая, безветренная, однако чувствовалось скорое приближение зимы — в воздухе вкусно пахло морозцем. Лив заметила, с каким благоговением Леви шёл по улочкам Либерио: дышал полной грудью, пожирал взглядом городской пейзаж, а на лице его читалось подлинное умиротворение. «Неужели он и впрямь так скучал по этому месту? Не сомневаюсь, в прошлом было время, когда он желал камня на камне не оставить от вражеского города. Теперь он кровно с ним связан, пустил здесь корни… Неужели и душа его теперь тоже привязана к Либерио?» Лив крепче сжала его руку и поёжилась от холода. — А я говорил, чтоб взяла перчатки, — в привычной и родной манере проворчал Леви: снял свои и протянул жене. — Надевай. И не спорь, пожалуйста. — Как прикажете, капитан, — отозвалась Лив. — Какой вежливый стал, однако: не просто «не спорь», а «не спорь, пожалуйста», — беззлобно передразнила она его, посмеиваясь. — Стареешь. — Тц! Вообще-то это всего-навсего уловка, Осень, — с усмешкой ответил Леви. — Если тобой бездумно командовать, то ты и будешь спорить. А если тебе нежно отдавать приказы, то ты таешь, как сливочное масло. — Вот паршивец! — Она хлопнула его по плечу перчатками, а затем послушно надела их на руки. — Уловка, понимаешь ли… — С тобой, как на поле боя: нужно быть гибким. И раз уж на то пошло, то я долго тебя раскусывал, мартышка. — Склонил голову и поцеловал ей лоб. — Согрелась? — Угу. — Ну и отлично. «Небось, теперь вечно будет волноваться из-за малейшего ветерка или непогоды. Это всё моя вина. Будто ему и без этого мало переживаний. Бедный мой капитан…» Лив сжала его ладонь, переплела их пальцы и притихла. Показались очертания промышленной зоны, и Лив ощутила, как внутренности рефлекторно сжались в тугой узел. В сердце вновь вползла склизкая, липкая тревога, а мрачные воспоминания лавиной обрушивались одно за другим. Минув промзону, они вышли на центральную улицу, ведущую от завода в спальный район. Лив на миг встряла у обочины, высвободила ладонь из руки Леви и сиротливо прижала её к груди. Вдалеке из подворотни показалась медноволосая размалёванная продажная девочка и, с натужной игривостью хихикнув, помахала ей рукой. Лив сомкнула веки и тряхнула кудрявой головой, отгоняя жуткий мираж. — Идём, Осень, — спасительно шепнул ей на ухо Леви и снова взял её за руку. — Всё хорошо, я с тобой. — Да… да, я знаю, — натянуто улыбнувшись, ответила Лив. — Запыхалась просто! Безыскусная ложь. Леви вопросительно повёл бровью, дав понять, что ни капельки не верит её заверениям, и молча повёл жену за собой. — Леви. — М? — Что ты чувствуешь, когда идёшь этой дорогой? — спросила она вдруг. Нахмурившись, Леви на мгновение призадумался. — Предвкушение, — протянул он и неосознанно сглотнул. — Ненавижу эту дорогу, — надломленно прошептала Лив. — Такое чувство, словно спускаюсь в чистилище. — Меня она всегда вела в твои объятия: я не могу её ненавидеть. — На глаза Леви попался качающийся, как осиновый листок, пьяница, который без стеснения мочился прямо на кирпичную кладку. — Хоть она и мерзкая, не поспоришь… — Мостовая убогая и разбитая, — выплюнула Лив, — не представляю, как ты по ней на коляске рассекал. — Я по ней летел! — ухмыльнувшись, ответил Леви. — Какое у тебя… непривычно романтическое настроение, — подметила Лив и невольно приулыбнулась. — Думаешь? — О да! — Чёрт, и впрямь старею. Завернули за угол и очутились в неоновом красном море: имитирующая женский силуэт табличка «Девушки мадам Розы» теперь ярко горела, подсвеченная изнутри лампами. Сам фасад здания тоже, на удивление, был отреставрирован и ухожен. — Интересно, где Роза нашла деньги на ремонт? Консти перед отъездом жаловалась, что дела у борделя идут плохо. — Может, какой щедрый клиент нарисовался? — предположил Леви, пожав плечами. — Что ж, могу только поаплодировать старушке: не думал, что эта помойка без денег Паоло долго протянет. Вошли внутрь здания. В коридоре было оживлённо: туда-сюда сновали полуобнажённые девушки в компании кавалеров, у стойки мадам Розы стояла кучка подвыпивших мужчин среднего возраста, одетых в дорогие костюмы. Из открытой настежь гостиной разносилась бодрая безвкусная мелодия, перемешанная со смехом и гомоном голосов, а воздух пропитался запахом алкоголя и всевозможных парфюмов. Лив мёртвой хваткой оплела руку Леви, и он успокаивающе погладил её по плечу. Когда клиенты отошли, Леви потянул Лив за собой и остановился перед стойкой. Молодецки облокотился и постучал по деревянной поверхности пальцами. — Мне как обычно, старушка, — произнёс он. — Ух ты, ух ты! — проголосила Роза, подбоченившись. — Я тебя и не узнала, субтильный: рожа какая довольная. Неужели рыжая мартышка тебя перед выходом ртом ублажала? — Не совсем перед выходом и не совсем ртом, — нашёлся Леви. — А чего это так? Рот у неё был «коронным» номером. — Да что ты говоришь, в самом деле? — пробурчал Леви. — Нашла, кого удивить, поросюшка. — Ну началось… — на выдохе проговорила Лив и закусила изнутри щёку. — А ты, коза, чего молчишь? Рот устал? — Роза вышла из-за стойки и, широко улыбнувшись, крепко обняла Лив. — Ну краса! — протянула она, поправив спутанные пряди и поиграв подолом её платья. — Всё хорошеешь и хорошеешь, малышка, — добавила почти с материнской нежностью. — Жаль, о тебе не можем сказать того же, — вклинился Леви. — Мужику твоему кляп надо в рот вставить, ей-богу! Чего это он у тебя сегодня такой болтливый, ась? — Сама в шоке, — ответила Лив и, наконец, улыбнулась, — тот редкий случай, когда он в приподнятом настроении. — Ты, наверное, к вороне своей пришла? — Да. Она с клиентом? — И не с одним. — Не с одним? Она же не любит групповушки… — Да-да, помню, как она у тебя перехватывала любителей пристроиться сзади, а ты у неё — весёлые компашки, — буднично произнесла Роза. Леви на миг открыл рот, но тотчас закрыл. — Ой, ты глянь — у кого-то рожа помрачнела. — Роза сделала кивок в сторону Леви. — Раньше Роза нам разрешала не оказывать на выбор одну из услуг, если кто-то из девушек готов был взять на себя клиента, — тихим голосом пояснила Лив. — Я в курсе, — ответил Леви. — Она говорила мне это во время первого визита. — Но ты так напрягся… — Лив сделалось страшно неловко. — Хочешь, мы не будем об этом говорить при тебе? — Она нежно сжала его запястья. — Всё в порядке, — заверил Леви. — Просто я немного отвык от этих разговоров. В смысле… — Он нагнулся к её уху. — Я слишком привык, что ты только моя… — Я и так твоя, — шепнула она ему в ответ. — Знаю. — Точно всё хорошо? — Да. Прости, если смутил. — Хорош шушукаться, — вмешалась Роза. — Давайте я вам хоть выпить налью, пока ждёте. У меня тут сегодня целый бар: столько бухла дорогущего нанесли. Споить меня хотят, гады такие! — Или заткнуть, — вернулся к их словесной перепалке Леви. — Или чтоб рожа твоя красивше казалась, — держала оборону мадам Роза. — Вот прицепилась, — буркнул Леви. На спину тяжело опустилась чья-то рука. — Ага, и не говори, капитан, — прозвенел усталый голос Констанс. — Пусть лучше на жопу твою посмотрит: такой сладкий орех, а она до рожи докопалась! — Консти! — взвизгнула Лив и набросилась на подругу с объятиями. — Привет, малышка, — ласково произнесла Констанс, стиснув стройный стан. — Тебя будто вечность не было. — Ты теперь, смотрю, и групповушками не брезгуешь? — не удержалась от вопроса Лив. — Паоло велел обслуживать всех, у кого нет венеричек, — ответила Констанс, достав из глубокого декольте, едва удерживающего пышную грудь, сигарету. — Паоло?.. — Лив изумлённо вытянула шею. Забрала из рук подруги дешёвую сигарету и достала свои, которые ей подарил после выступления Леви: одну дала Констанс, а вторую нервически вставила себе в зубы. — Родной, дай спички, — дрожащим голосом произнесла она и в привычной манере залезла к нему во внутренний карман пальто. — Но ты же говорила… вы же… — А как ты хотела, малышка? — Констанс, пожав плечами, перехватила у Лив подожжённую спичку. — Мы почти оказались на улице, денег совсем не было. Пришлось идти на поклон к этому уроду. — Он же из вас все соки выпьет. Это же, мать его, Паоло! — Лив не верила своим ушам: пол под ногами начал проваливаться, казалось, ещё немного, и она потеряет сознание. — Ты посмотри, он уже вами вертит как хочет, а что будет дальше? — Зато на ремонт раскошелился, — спокойно ответила Роза. — Это всё, что вас волнует, мадам Роза?! — возмутилась Лив. Леви сжал её локоть: «Не надо, — рассудочно шепнул он ей. — Успокойся». — Вот сам и успокаивайся! — вспыхнула она. — Он теперь и будет деньги стричь, как с куста, того гляди и до нас доберётся! Неужели ты не понимаешь? — Лив, успокойся, — настойчиво повторил Леви в надежде вернуть ей почву под ноги. — До нас он ни за что не доберётся. А Розой не надо командовать: думаешь, ей легко? — А похоже, что её что-то удручает? — Остынь, мартышка, — вмешалась Констанс. — Мы своё уже отгоревали. Надо жить дальше, ничего не поделаешь. — Мне надо на воздух, — бросила Лив и вылетела за двери. Леви вышел на улицу через несколько минут и остановился позади жены: Лив стояла, обняв себя за плечо, смотрела в беззвёздную чёрную высь и нервно цедила сигарету за сигаретой. Хрупкая, уязвимая — такая, какой он знал её на заре знакомства. «Это меня Парадиз обескровил, а её напротив — наполнил силами. Зато Либерио эти силы отнял. Какая жестокая ирония». Он приблизился и оплёл её талию, припал головой к мягкому затылку. — Идём домой, Осень, — нежно шепнул Леви. — Завтра навестишь подруг, когда станет полегче. — Я как чувствовала, что случится что-то дурное, — жалобно протянула Лив. — Ты ничего с этим не сделаешь. А за нас не беспокойся. — Он поцеловал её в затылок. — Предоставь это мне. Даю слово, Лив: Паоло нам ничего не сделает. Ты мне веришь? — Верю, — шмыгнув носом, ответила она и выбросила окурок в урну. — Идём домой. Но даже вернувшись домой и укрывшись одеялом, Лив не избавилась от тревог. Во сне она ворочалась и кричала, гоня прочь «проклятый белый пиджак». Леви так и не смог заснуть: он не сводил глаз с жены и гладил её плечо всякий раз, когда она начинала кричать и метаться по подушке. Тьма иссякла, и мутный, пасмурный свет прокрался в окно. Оставив попытки погрузиться в сон, Леви осторожно встал с постели и стал собираться: перед тем, как отправиться в лавку, нужно было непременно сходить в банк, чтобы уведомить банкира о своём возвращении. Ему не хотелось оставлять Лив, но больше откладывать дела было нельзя. «Ничего: проспится, отвлечётся на малявку и придёт в норму, — успокаивал он себя. — А вечером я её так утешу, что она имя своё забудет, не то что какого-то там Паоло». Леви был рад наконец-то надеть что-то помимо военной формы: с удовольствием накинул обыкновенный пиджак и пальто, повязал шерстяной шарф и вышел на улицу. В здании банка его радушно поприветствовала секретарша, проводила на второй этаж и попросила подождать у кабинета. Леви сел на обитый потёртым бархатом диван, достал нужные бумаги и со скучающим видом уставился в окно. Внезапно он ощутил последствия прошедшего насыщенного дня и бессонной ночи: веки налились свинцом, а каждая клетка наполнилась жуткой усталостью. Вся надежда была на Заки с Дорис — уж с ними точно взбодришься. К удивлению Леви, из кабинета вышел не жилистый седовласый старик с интеллигентным лицом, а плотный мужчина лет пятидесяти с очень маленькими серыми глазками и потным лицом. — О, господин Аккерман! — пробасил тот. — Надо же, а мы вас обыскались. — Доброе утро, — сухо произнёс Леви. — А что с господином Майло? — Ну да, вы же не знаете. Ужасная трагедия, — пробормотал незнакомец, — очень прискорбно… — Что случилось? — Сердце, — пояснил незнакомец. — Возраст такой, понимаете ли. Ну да вы проходите. — Он сделал пригласительный жест в кабинет. — Теперь ваши дела веду я: моя фамилия Мюллер. Леви напрягся и, постояв в нерешительности, прошёл внутрь. Когда-то уютный и неброский кабинет господина Майло стал походить на бутафорную резиденцию короля: позолоченные кресла и необъятный стол, напоминающий надгробную плиту, заменили мебель из тёмного дерева, а вместо коротких штор молочного цвета на окнах теперь висели тяжёлые красные гардины. Поморщившись, Леви сел напротив господина Мюллера. — Вы сказали, что обыскались меня, — начал он, — но я нигде не прятался: я был на Парадизе, приводил в порядок дела. Господин Майло был в курсе, мы регулярно обменивались почтой. — Господин Аккерман, я правильно понимаю, что перед исчезновением вы взяли очень большую ссуду? — проигнорировав слова капитана, спросил господин Мюллер. — Взял, — скрестив на груди руки, ответил Леви, — и исправно высылал платежи всё то время, что пребывал на острове. — Гм… — Мюллер откинулся в кресле и сложил ладони на круглом животе. — Вот какое дело: банк не получил от вас ни одного платежа. Ни единого. Леви нахмурился и, расцепив руки, подался вперёд. — Тут какая-то ошибка, — настаивал он, — я выплатил две трети задолженности. Вы точно всё проверили? — Господин Аккерман, вы знаете, как происходит погашение долга? Ваши деньги, если бы господин Майло в самом деле их получал, сразу отправлялись бы в хранилище, а в журнале ставилась бы специальная отметка. — Банкир отодвинул ящик и достал толстую книгу в кожаном переплёте. — Та-а-а-к, — протянул он, перелистывая страницы, — вот ваша фамилия, а вот графа платежей. — Ткнул толстым пальцем в столбец. — Вот подпись господина Майло с его личной печатью и печатью банка, а вот сумма ваших платежей — ноль. Вопросы? — Этого не может быть. — Ярость и тревога начинали понемногу овладевать Леви. — Я могу показать переписку: господин Майло уверял меня, что всё получил… — Ваш долг продан, господин Аккерман, — перебил его Мюллер. — Простите? — Ваш долг продан, — машинным тоном повторил банкир. — Видите ли, после «дрожи земли» банковская система испытала тяжелейший кризис: разумеется, экономика требует вливаний, но мы больше не можем позволить себе гибкость былого времени. Если кто-то не исполняет долговые обязательства и не выходит на контакт, банк в праве выставить долг на торги и продать любому желающему. К несчастью для вас, вы теперь в чёрном списке: мы более не можем предоставлять вам наши услуги. Ко всему прочему, вам и вашей супруге временно закрыт выезд в другие страны — вы должны были получить уведомление от погранслужбы, когда приплыли на остров. — Я ничего не получал, — с трудом выговорил Леви, пытаясь переварить полученную информацию. — Не сомневайтесь, получите, — дежурным тоном уверил господин Мюллер. — Собственно, теперь вы не наш должник. Имейте в виду: выкупивший имеет официальный документ, подтверждающий ваше долговое обязательство перед ним. С этой бумагой он имеет право обратиться в судебные инстанции и взыскать с вас задолженность: это может быть ваш дом или бизнес — всё, что может представлять какую-либо ценность. — Это какой-то бред… — Леви стиснул зубы и приложил ладонь ко лбу. — Этого просто не может быть… — Взял себя в руки и воинственно уставился на банкира. — Ну и кто теперь владелец моего долга? — Господин Ланчетти. — Не знаю такого. — Господин Паоло Ланчетти, — пояснил Мюллер, явно ожидая от своего клиента реакции. — Паоло? — Внутри Леви похолодело. — Вы, полагаю, неплохо знаете господина Говночетти? — сощурившись, брезгливо спросил капитан. — Не особо. Пару раз пересекались в доме министра. — Ну да, — огрызнулся Леви. — Кстати, господин Паоло любезно просил передать вам свои условия на тот случай, если вы всё-таки объявитесь. — Банкир грузно поднялся с кресла и достал из шкафа конверт. — Если коротко, то суть письма сводится к следующему: вы можете стать деловым партнёром господина Паоло и погашать свой долг постепенно, либо вам придётся расплатиться до середины декабря. Как вы понимаете, времени осталось не так уж много… Леви грубо выхватил из рук Мюллера письмо и принялся читать его самостоятельно. — Как угодно, — с дежурной вежливостью произнёс банкир и уселся обратно в своё золочёное кресло. — То есть, найти вы меня не могли, но долг я должен выплатить до середины декабря? — Леви вперился в господина Мюллера испепеляющим взглядом, и тот от дискомфорта поёрзал по своему креслу. — Хм. Занятно. Леви тошнило от показной учтивости банкира, тошнило от безвкусного убранства кабинета, тошнило от лжи и лицемерия. Тошнило от собственной самоуверенности и беспечности. Огорошенный и растерянный, он не мог сосредоточиться и трезво оценить произошедшее. Что ему делать прямо сейчас? У кого просить помощи? К своему ужасу, Леви осознал, что в голове у него нет ни одной мысли, ни одного варианта. «Вот бы взять и превратиться в Эрвина, — с наивностью мальчишки подумал он, — хоть на минуту! Я бы точно сообразил, как справиться со всем этим дерьмом. Проклятье! Ведь я знал, что нельзя расслабляться, что рано или поздно этот урод нанесёт удар в спину. Тогда почему я оказался не готов? Почему он застал меня врасплох? Он-то всё просчитал, в отличие от меня: понял, что на Парадизе меня не достать и сосредоточился на Либерио. Здесь я никто, обычный гражданский, лишённый всех привилегий капитана Разведкорпуса. Ни знакомств, ни связей, ни статуса — ничего. Плевать: надо успокоиться и хорошенько всё обдумать». Сунув в карман пиджака письмо Паоло, Леви поднялся с кресла, надел пальто и направился к выходу. — Ах да! — кинул ему вдогонку Мюллер. — Господин Паоло также просил передать наилучшие пожелания очаровательной госпоже Аккерман и малютке Эвелин. И выразил надежду на ваше благоразумие. Впившись до побелевших костяшек в дверную ручку, Леви обернулся и бешено посмотрел на ехидно ухмылявшегося банкира. — Будь уверен, свинья: когда я выпущу кишки грёбаному Паоло, ты будешь следующим. Громыхнув дверью, капитан вышел за порог. Ноги сами принесли его к дому Джеффри Рассела. Отворил розовощёкий щеголеватый дворецкий с задорно подкрученными усами: напомаженный, одетый в смокинг — такой же безупречный, как и хозяин поместья. — Добро пожаловать в имение господ Расселов! — приветствовал дворецкий гостя. — Чем могу служить? Леви окинул взором просторный холл, украшенный восточными коврами и гобеленами с портретами владельцев особняка, а затем приветственно кивнул слуге. — Скажите господину Расселу, что пришёл Леви Аккерман. И что это срочно. — Конечно, господин Аккерман. Дворецкий удалился, и в холле повисла тишина. Нервирующая и опустошающая. «Предоставь это мне. Даю слово, Лив: Паоло нам ничего не сделает. Ты мне веришь?» — слова, сказанные жене минувшей ночью, снова и снова вертелись в голове Леви, как зажёванная пластинка. Скрестил на груди руки, чтобы не тряслись, и сел на гостевой диван. «Я всё улажу, Лив, — клялся он про себя, — обещаю. Ты во мне не разочаруешься и не пожалеешь, что стала моей. Чёрт! Только бы этот червь со своими прихвостнями до тебя не добрался, пока меня нет. Не сомневаюсь, ему уже успели донести о нашем возвращении. Отрубить бы ему башку — и дело с концом. Но тогда меня, вероятнее всего, посадят в тюрьму, а Лив с бандиткой придётся пройти через ад. Нет, так не годится. Надо действовать осторожно. А Лив вообще не нужно об этом знать: она только встала на ноги, а вчерашние новости её просто уничтожили. Хватит с неё переживаний». — Капитан Леви, вот так встреча! — произнёс Рассел, спустившись по парадной лестнице. Он был, как всегда, одет с иголочки и по последней моде. Надушенный, напомаженный и с дымящейся трубкой во рту. Протянул кисть, но так и не дождался рукопожатия. — Значит, сразу к делу, — догадался он, неловко опустив руку. — Тогда пройдём в библиотеку… — Хочу воспользоваться твоим щедрым предложением взаимопомощи, — прервал его Леви. — Паоло таки добрался до меня, и мне нужны твои связи, Джеффри. И давай в этот раз без романтических прелюдий, я не в том настроении. — А ведь я говорил, что ещё приползёшь… — Джеффри, мать твою!.. — вспылил Леви, потеряв самообладание. — Повежливее, капитан, — свысока ответил Рассел, — ты не в том положении, чтобы язвить. Ну, право, где ваши манеры, офицер? Всё-таки не помойная шавка. По крайней мере, в теории, — с напускным презрением добавил он. — Ты хоть представляешь, чего мне стоило сюда прийти? — процедил Леви, сверля его взглядом. — Пошёл на сделку с гордостью, да, капитан? — Так ты поможешь? — Извини, ничего не выйдет. — Ты же сраный дипломат! Тряс передо мной своими хвалёными связями, как хером. Ну и где это всё? — Я понимаю, ты в отчаянии, капитан, но дорога́ ложка к обеду. Теперь я ничем не могу помочь. Месяц назад, когда ты послал меня, у нас был шанс разобраться с твоим Паоло, а сейчас момент упущен: он укрепил своё положение и расширил влияние. Видишь ли, в марлийских элитах идёт ожесточённая грызня за власть, все активно пользуются услугами таких вот «паоло» для устранения конкурентов и решения прочих проблем. Моё положение в сложившихся обстоятельствах как никогда шатко, меня вот-вот снимут с должности. Хорошо, если не через полёт в окно, как случилось с моим другом, которому приспичило сунуть нос туда, куда не следовало. — Тц! Так и знал, что от тебя никакого толку, — выплюнул Леви. Не утруждая себя правилами этикета, он без прощаний покинул особняк Рассела. «Бесполезный ублюдок, — сетовал Леви, несясь со всех ног по скрипучему гравию, — зря только голосовые связки напрягал. Что мне теперь делать?» Леви остановился посреди торговой площади и посмотрел в небо: сгустившиеся облака разразились дождём. Вспышка молнии, оглушающий гром! «Неужели так сложно запомнить, что затишье непременно сменяется бурей?» Ноги неподъёмные, чугунные. Каждый шаг стоил Леви неимоверного усилия воли. Других вариантов не осталось — лишь сделка с дьяволом. «Мне нужно выиграть время. Плевать на гордость. Случившееся — исключительно моя вина: ведь это я позволил ему уйти живым. Потому расхлёбывать итоги своих ошибок тоже буду сам». Дом Паоло был ещё больше особняка Рассела, но отнюдь не отличался аристократическим изяществом: такая же безвкусная показная помпезность, как в кабинете банкира Мюллера. В холле тошнотворно пахло плесенью и едким одеколоном. Леви встретила тощая экономка с затянутыми в пучок волосами и одетая в чёрное платье с белым воротничком: «На смерть похожа», — пришло Аккерману на ум, когда он поднимался за ней на второй этаж. У входа в рабочий кабинет Паоло стояли два бугая, которые тотчас обыскали посетителя, как следует прощупав все карманы. Унизительно и жалко. Совладав с жаждой устроить мясорубку, Леви толкнул тяжёлую дверь и вошёл в кабинет. Паоло стоял у окна, сцепив за спиной руки, и смотрел на улицу. Заслышав шаги, он не обернулся и продолжал стоять, похожий на мраморное изваяние в своём белом пиджаке. — Бытует мнение, будто месть — это блюдо, которое нужно подавать холодным, — протянул он и, наконец, повернулся. — Я не согласен. Как по мне, месть нужно раскалить до красна, затолкать своему врагу в глотку и наблюдать, как она прожжёт в нём огромную дыру. Как думаешь, капитан? — Думаю, что поседею, пока буду слушать твою пустую болтовню. — Леви остановился у стола и скрестил на груди руки. — Говори, чего тебе от меня надо. Но предупреждаю, если ты хоть пальцем… Паоло взорвался хохотом. — Забавный ты, капитан. Как собачонка, что лает на здоровенных псов. — Улыбка сошла с его лица, а смолянистые неподвижные чёрные глаза пронзили Леви насквозь. — Для начала я хочу немного: всего-навсего делового партнёрства. — Конкретнее. — Мне известно, что твоё дело переживает не лучшие времена… — Кому как не тебе это известно, — многозначительно произнёс Леви. Паоло сел за стол и деловито сложил ладони домиком. — Я дам деньги, чтобы ты наладил поставки в чайные. А после буду получать процент от прибыли. — Какой? — Скажем, сорок процентов. — А харя не треснет? — Аккерман изумлённо повёл бровью. — Но твоя же не треснула, когда ты сцапал себе мою рыжую бестию. И, кстати, сорок процентов — это помимо твоего долга, капитан. — Ладно, кусок ты дерьма. — Леви шумно вздохнул. — Я согласен. Но если тронешь мою семью, порежу на лоскуты. — В том и фокус, что не порежешь. — Паоло встал и возвысился над ним исполинской глыбой. — Ты слишком одержим моей девочкой, чтобы подвергнуть её такому риску. Как ни крути, а сделать ты мне ничего не сможешь — ставки уж больно высоки. — Сжал руку в кулак и сунул его прямо в лицо Леви. — Вот, где ты у меня теперь, капитан.