Осенний ноктюрн

Скорее домой! Убедиться, что с Лив и Эвелин всё в порядке. Оголтелый дождь нещадно хлестал мостовые, заливался за шиворот, стекал по намокшим волосам. Толстенная пачка купюр, казалось, вот-вот прожжёт внутренний карман пальто. Грязная пачка. От неё не отмыться никаким мылом. Она грозно давила Леви на грудь, будто говорила: «Помни, кто теперь твой хозяин». Хотелось достать и швырнуть её оземь, растоптать подошвой ботинка. Леви остановился, заглянул в зеркальную поверхность лужи: бледный, глаза навыкате. К горлу подступила тошнота, и он зажал рот рукой, удерживая содержимое желудка: «Чёрт! Не припомню, чтобы даже в бою мутило от нервов. Неужели мне настолько страшно?» Взъерошенный и ошалевший, он влетел в дом, забежал в гостиную: Иви сидела за обеденным столом и играла с деревянной лошадкой, а Лив, одетая в простенькую белую блузку с жёлтой юбкой, вертелась на кухне, откуда доносился сладкий запах свежесваренного какао. Она обернулась на звук шагов и удивлённо посмотрела на мужа: — Боже, весь до нитки вымок! — произнесла она, снимая с плиты котелок. — Я принесу полотенце. Взметнула наверх и спустилась с полотенцем в руках. Расправила, накинула на голову Леви и заботливо промокнула его волосы. — Думала, тебя до вечера не будет. — Меня и не будет, — пробормотал Леви невнятно. — Я… забыл позавтракать, — соврал он. — Я ненадолго. Сгрёб жену в размашистое объятие, обнял изо всех сил. Ему хотелось разрыдаться, упасть ей в ноги и посыпать голову пеплом, молить о прощении и говорить, как она была во всём права, но пришлось затолкать рыдания как можно глубже. Он со всем разберётся, не втягивая Лив в это дерьмо. — Что-то случилось? — спросила она вдруг. — С чего ты взяла? — отстранившись, испуганно произнёс Леви. — Ты какой-то потерянный, — прошептала Лив, нежно пригладив ему за уши влажные пряди. — Всё в порядке. Просто… соскучился. — Соскучился? — Лив умильно хихикнула. — Садись за стол, я как раз оладьи сделала. Вроде бы даже съедобные! — Она хохотнула. Не снимая пальто, Леви рухнул на стул и отрешённо уставился на поверхность стола. Лив вернулась с тарелками и удивлённо окинула его взором. — Родной, ты не хочешь раздеться и вымыть руки? — А? — Он вышел из задумчивости. — Да. Ты права. Надо раздеться. «Да что с ним такое? — с тревогой подумала Лив. — Лучше не допытываться, всё равно не сознается, а то и вовсе — закроется. Надо помягче, исподволь». Сняв пальто, Леви вернулся за стол. Иви протянула к нему ручки, и он, натянуто приулыбнувшись, посадил её к себе на колени. Малышка оживилась, защебетала, как птица, и принялась крутиться по сторонам, тыкая во всё подряд и заваливая отца вопросами. Он старался не игнорировать её, но отвечал через силу и невпопад. — Давай я её возьму? — предложила Лив, наблюдая за его замешательством. — Ты не выспался, кажется. — Нет, она мне не мешает, — виновато ответил Леви. — Но я и впрямь не спал ночью. — А, ну это многое объясняет, — успокоила себя она. — Ты как желе. Она забавно свела к переносице глаза и помотала головой, изображая что-то бескостное и мягкое. Леви издал тихий смешок. Лив протянула руку и погладила его по колену. — Ну наконец-то ты признаки жизни подаёшь, — ласково сказала она и улыбнулась. Взяла чайную ложку и сперва собрала с поверхности какао молочную пенку, а только потом сделала глоток. Леви знал её маленький ритуал наизусть, но в это мгновение он казался ему волшебным, почти мистическим. Ему хотелось взять его и прижать к груди, спрятать в истерзанном сердце и никому не отдавать. «Только я знаю, как она собирает эту пенку: сначала ведёт от левого края, потом по правому, затем собирает всё центре чашки и только после этого подхватывает ложкой. Ей хочется съесть всё в один заход, но у неё никогда не получается, и она повторяет всё сначала. Моя ненаглядная, моя смешная Осень». Леви посмотрел в тарелку: выглядело очень аппетитно, но кусок не шёл в горло. Он лениво разрезал оладьи вилкой, возил мелкими квадратиками по черничному варенью, но ни одного так и не положил в рот. — Чего не ешь? — поинтересовалась Лив. — Да я… как будто бы не голоден. Не знаю. — Леви зажмурился и вновь вымученно улыбнулся. — Мутит из-за недосыпа. — Ты не болен? — Не думаю. Я пойду, наверное. Он потрепал Иви по макушке, снял с колен и посадил обратно на соседний стул, а затем ушёл в спальню, чтобы переодеться. Стоя у шкафа, стянул жабо, снял рубашку и с остервенением швырнул на стул, приложил ладонь к измождённому лицу: «Может, сходить в душ? Да хоть в кипятке искупайся! Мне ни за что не смыть грязь этого проклятого, унизительного утра. Как долго придётся подыгрывать грёбаному Паоло, пока я придумываю способ избавиться от него? Главное — не торопиться, не делать резких движений. Нужно как следует всё разнюхать, прежде чем нанести ответный удар. Лив и Иви не должны попасть под перекрёстный огонь, а это значит, что, когда придёт время, действовать нужно будет решительно». Спустился вниз, надел пальто и двинулся к выходу. Из-за спины показались проворные ручки, сплелись вокруг живота: Лив прижалась лицом к затылку Леви и легонько поцеловала. — До вечера, родной, — прошептала она. Леви окатило одновременно стыдом и жаром. — Да, до вечера, — тихо ответил он и, неохотно высвободившись из её объятий, вышел на улицу. В лавке, сияя улыбками, его встретили Заки и Дорис. В зале было непривычно тихо и безлюдно, а на полках почти не осталось товара. Однако помещение всё равно было чистым и ухоженным, а прилавок был до отказа забит свежей выпечкой. — Мы с Дорис подумали, вы будете не против, — пояснил Заки. — Грег даже скидку нам увеличил за то, что мы стали больше выпечки у него брать. А то из ассортимента остались только чёрный, обычный зелёный и этот вонючий на любителя, от которого болотной тиной несёт: надо было чем-то клиентов удерживать. — Вы молодцы, — со сдержанной улыбкой ответил Леви. — Не знаю, как бы справился без вас двоих. Что там с лавкой в пригороде? — Я отвёз им самые дорогие сорта, но в общем и целом у них так же — пусто. Держались как могли. Леви достал из пальто два конверта и вручил помощникам. — Здесь за все полтора месяца. Заки открыл и удивлённо уставился на начальника. — Чего ещё? — спросил Леви. — Но это же… здесь почти втрое больше… — Я столько плачу управляющим. Ты не согласен? — Но вы и так заплатили мне перед отъездом, капитан. — Заки неловко почесал затылок. — Это был аванс. И вообще, хорош обсуждать мои решения, — строго добавил Леви. — Бери пример с Дорис. — Я просто язык проглотила, — отозвалась Дорис. — Ладно вы лопоухому подкинули деньжат, но я-то просто делала свою работу… — Мне нужно отлучиться на склад к поставщику Стивенсона, — прервал её Леви, — а вы пока подготовьте амбар и достаньте из подсобки банки для чая: сегодня же заполним все полки, а вечером съездим в пригородную лавку. — Дела на Парадизе идут настолько хорошо? — воодушевлённо поинтересовался Заки. — Но вы уверены, капитан? А вдруг очередная диверсия? — Не волнуйся. Это… в общем, я решил эту проблему, — заверил Леви и сжал руку в кулак. — Надеюсь, за месяц сможем выйти хотя бы на половину прежней выручки. — Только, капитан, — обратился к нему Заки после некоторого молчания, — вы кривозубке сразу всю зарплату лучше бы не отдавали, а то опять всё спустит на этого своего сопливого певца. — Дорис нашла себе музыканта? — спросил Леви, зайдя за прилавок и достав стопку бухгалтерских журналов. — Если бы… — со вздохом ответила та, облокотившись на прилавок. — Он же звезда: за ним поклонницы толпами вьются, а он кутит только с красотками. — Что за певец такой? — Леви поморщился. — Какой-то Бобо-шмобо, — Заки пожал плечами. — Я не в курсе, он поёт всякую девчачью фигню про любовь. — Сам ты фигня! — Дорис обиженно шлёпнула его по плечу. — Он талант. И красавчик! — добавила она с широченной улыбкой, и её пухлые щёки налились румянцем. — Приехал из столицы, чтобы дать в Либерио несколько концертов. Я была уже на трёх, — с гордостью заявила Дорис, показав три пальца. — Ага, и всю подсобку увешала афишами, — закатив глаза, произнёс Заки. — Теперь даже в носу не поковыряешь на обеде: отовсюду этот смазливый франтик пялится. — Ты поосторожнее, Дорис, с этим твоим Бобо: музыканты — сомнительные людишки, — с отцовской сердобольностью предупредил Леви. — У них же на уме только музыка, пьянки да девки. — Ой, да ну вас обоих! — Дорис махнула рукой. — Ничего вы не понимаете. — Ну да, — ответил Леви, не поднимая взора, — куда уж нам. — Пролистав бухгалтерию, он взял журналы под мышку и вышел из-за прилавка. — Ладно, мне пора. Сначала дела, а потом праздные разговоры. Постарайтесь всё успеть к моему возвращению. — Сделаем, капитан, — ответил Заки, азартно подбоченившись. — Как же вас тут не хватало. — Ага, — поддержала Дорис. — Вернусь часа через три, — сказал напоследок Леви и смущённо отвёл взгляд. Он покончил с делами лишь глубокой ночью. Весь день Леви мотался из одного конца города в другой: сначала за сырьём на склад к поставщику Стивенсона, а затем развозил всё по обеим чайным, контролировал выкладку товара. На время мысли о Паоло и утреннем инциденте скрылись где-то на периферии сознания, и капитан целиком отдался работе. Но вечерний визит представителя погранслужбы, вручившего запрет на выезд из Либерио, напомнил о его новом положении. Помимо запрета Леви также получил предписание, согласно которому должен был теперь каждый день отмечаться в отделении полиции. «Благо, Лив нигде не нужно отмечаться, — думал капитан после ухода пограничника. — Однако как я ей объясню, в случае чего, что она теперь невыездная? Она же тогда мне шинель вместе с ремнём затолкает в пасть и будет права. Я подвёл её. Её и нашу дочь. Подвёл всех, кто от меня зависит. Что толку от моей хвалёной силы в мире, где всё решают деньги и власть? Я стал совершенно бесполезен. И совета спросить не у кого… Не с кем даже просто поговорить! Такое чувство, что ещё немного и башка взорвётся». В кромешной тьме Леви вернулся домой, прошёл на цыпочках в спальню и лёг в постель. Скрестил руки на груди и, придвинувшись к краю, глядел в окно, слушал, как лысые ветви нагих деревьев стучат в стекло. Скрипнули пружины, спины коснулось тепло. — Не спишь? — шёпотом спросила Лив. — Не сплю, — сухо ответил Леви. — Тебя что-то тревожит? — Нет. Просто устал. От собственной наглой лжи на языке появилась горечь, и Леви поморщился. — Давай я тебя расслаблю? — сладко прошептала Лив ему в шею, и её рука скользнула ему в штаны. — Я не в настроении, — буркнул он, сжавшись в комок. — Прости, Осень. Хочу спать. — Ничего, — мягко ответила Лив, убрав руку, и поцеловала мужа в затылок. — Доброй ночи, родной. «Даже не обиделась на мой грубый тон, — с досадой отметил Леви. — Почему ты не обиделась, Лив? Разве ты заслужила такой тон? Разве заслужила мою холодность? Прости, мартышка, но мне так паршиво, что я даже не чувствую никакого желания». Последующие две недели он был таким же отрешённым, задумчивым и холодным. Лив ясно видела, что с ним что-то происходит, но старалась быть чуткой и терпеливой: «Не дави, дай ему время, — твердила она себе, — он не сможет молчать вечно. Если стану упорствовать и наседать, то опять поссоримся, а я больше не хочу скандалов. Но как же порой тяжело от его молчания! И одиноко…» Лив проснулась ранним утром из-за холода. Открыла глаза и обвела взглядом тёмную комнату: Леви бесшумно одевался, а за окном медленно и тихо падал первый снег. Лив села, прислонившись к подушке, потёрла заспанные глаза и с тоненьким стоном потянулась. — Чего это ты так рано встала? — удивился Леви, обернувшись. — Замёрзла, — ответила она, надвинув одеяло до самого подбородка. — Хоть посмотрю на тебя, — добавила с улыбкой, — а то вечно пропадаешь. — Она тяжело вздохнула. — Ничего не рассказываешь, не хочешь заниматься любовью… Может, объяснишь уже, что у тебя стряслось? — Так дел по горло. — Очередная пустая отговорка. — Я ведь говорил, что буду очень занят после возвращения. А что касается… не знаю, я просто не в форме. За день так устаю, что сил хватает только на то, чтобы доползти до душа и лечь спать. Извини, — виновато шепнул Леви, застыв с жабо в руках. — Ладно, — смиренно ответила Лив, сделав вид, что поверила. — Это ничего. У всех бывают… ну, затишья. — Она неловко улыбнулась. — Прости, что расстраиваю тебя… — Нет-нет! — прервала его Лив. — Не извиняйся. Я же не могу тебя заставлять. — Ты меня прекрасно знаешь: если в процессе что-то пойдёт не так, у меня член отсохнет к чертям, а я зароюсь в чувстве вины. — Знаю, тебе непросто говорить о подобных вещах. В прошлый раз ты вообще отмахивался от моих вопросов. Поэтому я очень благодарна, что сейчас ты не молчишь. Чувство вины вновь овладело Леви: он кормит жену ложью и недомолвками, а она хвалит его! На душе сделалось мерзко. Хотелось забиться под плинтус, провалиться под землю или замотаться в кокон и проспать до лучших времён. Леви шумно выдохнул и сел на край постели. — Всё наладится, — не веря самому себе, произнёс он, а затем нежно поцеловал Лив в щёку. — Даю тебе слово. И я… тоже тебе благодарен. — За что? — удивилась Лив. — За терпение. Наверное, я никогда не смогу по-настоящему оценить, как мне повезло с тобой. Понимаю, что твоё терпение не безгранично, и всякий раз боюсь, что оно вот-вот кончится. — Просто не молчи, хорошо? — обхватив его лицо, попросила она. — Даже если не можешь сказать всего. Поверь, тогда моего терпения точно хватит с лихвой. — Это не так легко. — Знаю. И тем не менее. — Я постараюсь. — Хорошо. Договорились. — Лив улыбнулась и ласково пригладила его чёлку. — Мне пора, — шепнул Леви и нехотя поднялся с кровати. — Буду поздно, так что не жди. Ты бы, кстати, проведала Констанс, — предложил он. — Она, небось, расстроилась, что ты тогда ушла, ничего не объяснив. — Наверное, надо… просто я не чувствовала, что готова. — А теперь? — Понятия не имею. Но ты прав: надо сходить. — Она снова посмотрела в окно. — Снег идёт… Оденься потеплее. Леви тихонько улыбнулся, сменил рубашку на свитер и отправился в лавку. На улице было морозно и безветренно. Недвижимые деревья, укрытые сливочными снеговыми шапками, блестели в рыжем свете фонарей. Тихо и спокойно. Леви с трудом пробирался по глубокому снегу, который ещё не успели протоптать десятки ног, и чувствовал себя почти первооткрывателем. Над головой причудливым облачком взвивался пар от дыхания, и чёрные рваные пряди капитана быстро заиндевели. «Малявка будет рада поваляться в снегу, — с теплотой подумал он. — Только бы выкроить хоть немного времени, чтобы погулять с ней. Чёрт, как же я соскучился! По ней и по Лив. Но сначала нужно разобраться со всем дерьмом, в которое я вляпался, иначе попросту не смогу двигаться дальше и радоваться жизни. Да и не заслужил я этого». Перед тем, как идти в лавку, Леви зашёл в полицейский участок, чтобы отметиться у комиссара — его новый утренний ритуал. Поначалу это вызывало раздражение, но спустя две недели стало обыкновенным рутинным действием, которое просто нужно было сделать, дабы избавить себя от лишней головной боли. «Я бы и на аккордеоне вверх ногами сыграл, только бы поскорее отделаться от этой гниды. Вряд ли Паоло так просто от меня отцепится, даже если выполню все условия этой гнусной сделки, но я сделаю всё, чтобы обойтись малой кровью. Буду играть по его правилам, чтобы усыпить бдительность. Звучит совсем не героически, да и хрен с ним: времена героев остались в прошлом. Я и капитан-то теперь лишь номинально… В конце концов, мы все сражались за новый мир, в котором не придётся решать проблемы при помощи оружия, грезили о нём. Вышло, конечно, далеко от воображаемого идеала, но разве всё было зря?» Леви открыл лавку и, не включая свет, встал посреди зала, вдохнул поглубже густой чайный аромат, перемешанный с запахом старого дерева — ещё один утренний ритуал. Но этот Леви любил всей душой. Ему нравилось перед открытием побыть полчаса в одиночестве: проверить выкладку товара, опустить стулья, протереть столы и диваны, а после встретить принёсшего свежую выпечку пекаря Грега. Милая сердцу повторяемость, которая не давала капитану сойти с ума от тревоги и стресса. На улице послышался шум мотора и скрип снега, придавленного колёсами. Леви настороженно выглянул в окно и увидел выходящего из автомобиля Паоло, дверцу которому придерживал личный шофёр. Аккерман насупился, почуяв неладное. Прозвенел дверной колокольчик, и Паоло вальяжно прошёл внутрь. Из-за пушистой шубы из собачьей шерсти он выглядел совсем уж круглым и неповоротливым. — Закрыто ещё, — буркнул Леви. — Глаза бы хоть разул, прежде чем врываться без предупреждения. — Ну, я ведь и не посетитель, капитан, — ответил Паоло, с интересом осматривая торговый зал, — а деловой партнёр. — Мои деловые партнёры соблюдают приличия. И раз уж ты записался в их число, то и веди себя соответствующе. — Леви приблизился к Паоло и смело заглянул ему в глаза. — Я не позволю тебе помыкать мной. Паоло издевательски ухмыльнулся. — Думаешь, у тебя будет выбор? — Думаю, что ты пойдёшь на хер, если будешь наглеть. — Отчаянная бравада. Но, к великому сожалению, капитан, абсолютно бесполезная. — Паоло повернулся в сторону выхода и сделал пригласительный жест трём здоровякам, столпившимся на пороге. — Заносите. Здоровяки подхватили с пола закрытые ящики, беспардонно обошли прилавок и направились в подсобное помещение. — Эй! Вы куда прёте?! — крикнул Леви здоровякам, но те никак не отреагировали на него. — Это ещё что? — Он воинственно уставился на Паоло. — Часть сделки. — Мы об этом не договаривались, — выплюнул Леви. — Что в ящиках? — Не твоего ума дело, капитан. Леви презрительно сощурился, скрестив на груди руки: — Дай-ка угадаю: ты решил использовать мою лавку в качестве притона для поставок наркоты. — Он стиснул зубы и мотнул головой. — Какого чёрта, Паоло?! В твоём дворце размером с военный испытательный полигон нет места для этой дряни? Зачем ко мне это тащить? — Слишком много вопросов, — равнодушно отозвался Паоло. — Уноси, — проскрипел Леви. — Капитан, теперь ты — моя игрушка. И я буду делать с тобой и твоей вшивой лавчонкой всё, что захочу. А если вздумаешь встать у меня на пути, то твоя лавчонка станет моей лавчонкой. Как и твой прелестный двухэтажный дом с милым садиком. Ты сядешь за решётку, а рыжая бестия вместе с малюткой Эвелин… — Заткнись! — вспылил Леви, стиснув кулак. Паоло победно хмыкнул. — Суть моей мысли ты уловил, — добавил он, а затем достал из внутреннего кармана пачку купюр и хлопнул ей по груди Леви. — И обнови мебель в этой помойке: приличному человеку сюда зайти противно. — Может, ещё в зад тебя поцеловать? — Поцелуешь, если прикажу. — Единственный зад, который я буду целовать, — зад моей жены, кусок ты дерьма, — огрызнулся Леви. — А тебе советую сбавить обороты. Глаза Паоло налились кровью. Он с громким свистом вдохнул, расширив ноздри, но справился с приступом ярости. — Напрасное сотрясание воздуха, капитан, — произнёс Паоло, поправив съехавший цилиндр. — Будь паинькой, и по окончании сделки разойдёмся полюбовно. А будешь дерзить, я найду на тебя управу. Но тебе это не так понравится, как целовать зад моей девочки. — Он оттопырил карман брюк Леви и сунул в него пачку денег. — Обнови мебель, — настойчиво повторил он. — Там, куда я прихожу, должно быть всё по высшему разряду. И раз уж мне придётся бывать в этой помойке, которую ты именуешь чайной, то она должна радовать взор, а не вызывать тошноту. Да, и благодари, что не требую обращаться ко мне «господин» и терплю этот твой панибратский тон: вхожу в положение, так сказать. — Он импозантно стянул полы шубы. — Через неделю жду у себя: принесёшь бухгалтерский отчёт и мои сорок процентов. Паоло кивнул здоровякам, и те вышли на улицу следом за ним. — Ублюдок, — скрежетнув зубами, процедил Леви и зажмурился, чтобы унять гнев и справиться с непреодолимым желанием свернуть Паоло шею. Достал из кармана пачку купюр, швырнул её об стену и рухнул на диван, закрыв лицо ладонями. Злость сдавила горло. Трудно дышать. В висках стучали молоточки — кровь с адреналином бешено неслась по жилам Аккермана: «Эта мразь поимела мою жену, а теперь имеет меня. Затолкал мне в глотку хер, обильно кончил и заставляет всё это покорно проглотить. Отныне я его шлюха и вынужден исполнять каждую прихоть. До чего мерзко и унизительно. И как только Лив выносила подобное обращение столько лет?» Ему нестерпимо захотелось обнять жену, спрятать от уродливого мира и целовать — целовать что есть сил! Он примет этот удар. Он всё стерпит. Только бы Лив чувствовала себя в безопасности и не думала о том, что кто-то может навредить ей или Иви. Леви сжал запястье: пульс замедлился, а ярость стала понемногу утихать. Утро было безнадёжно испорчено, но что толку от стенаний? Поднявшись с дивана, Леви заглянул в подсобку: ящики Паоло были настырно свалены прямо около мешков с чайными листьями. Засучив рукава, капитан перетащил их в подвал, повесил замок, накрыл широкой циновкой, а сверху надвинул стеллаж с инструментами: «Не хватало ещё, чтобы Заки с Дорис оказались замешаны», — думал он, направляясь обратно в торговый зал.

***

Констанс уложила Джеки спать, вернулась в свою комнату и тоже собиралась отходить ко сну, но в дверь раздался стук. Встала с кровати и поплелась открывать: на пороге стояла заснеженная с головы до ног Лив, держа в руках две бутылки вина. — Роза сказала, что у тебя сегодня выходной, — тихо произнесла она и неловко улыбнулась. — Можно? — Ну, заходи, — изумлённо ответила Констанс и посторонилась. — Сердишься? — виновато спросила Лив, пройдя внутрь. — Как тебе сказать, мартышка… — Констанс поджала губы и сложила на груди руки. — Извини, что накричала на вас с Розой. Просто… Паоло последний человек, которому я бы хотела доверить жизни дорогих людей. Ты и без меня знаешь, что он чудовище. Я волнуюсь за тебя и других девочек. Прости, что так долго не приходила, мне нужно было переварить это всё. — Ладно, извинения приняты, — без промедлений ответила Констанс, взяла из рук подруги вино и поставила на комод. — Заваливайся на кровать, я схожу за бокалами и посмотрю, чем закусить. — Я конфеты принесла. — Ой, да трахать тебя насухую этими конфетами, мартышка! — Констанс деловито подбоченилась, выпучив глаза. — Нашла, чем закусывать. Господи, вроде кобыла уже такая, а всё тебя учить надо житейским мудростям. — Как говорит мой благоверный: «Не поспоришь», — глядя исподлобья, пробубнила Лив в манере Леви. Констанс прыснула и разразилась хохотом. — Запомни мысль о своём благоверном! Я мигом. Вернулась с бокалами и огромной тарелкой с нарезанным ломтиками сыром, белым хлебом и сырыми овощами. Поставила её прямо на покрывало, забралась на кровать, достала из нижнего ящика комода штопор и открыла вино. — Ну, рассказывай, что там у вас, мартышка. — Констанс протянула Лив наполненный бокал. — Помирились? — В общем и целом, — ответила Лив и удовлетворённо пригубила выпивку. — А секс? — С переменным успехом. — Лив покачала ладонью с растопыренными пальцами. — В перерывах между выяснением отношений и приступами ревности. Всё было неплохо, пока не объявились «музыкантишки», как вы с моим мужем выражаетесь. Леви последние несколько месяцев весь в делах, и на Парадизе было не лучше: я и проводила время с ребятами, а он изводил меня по поводу и без. Я как-то не замечала раньше, но, кажется, Холден ко мне неравнодушен… — она нервно вздохнула. — Это тот, который импресарио? — уточнила Констанс, подливая себе вина. — Угу. Не знаю, как это объяснить, но, похоже, между нами есть связь… Я не думала о нём больше, чем о просто хорошем друге, но, видимо, он думал. — Лив взяла бутылку и стала ковырять уголок этикетки. — Он учил меня нотной грамоте и игре на двенадцатиструнной гитаре — я даже не знала, что такие существуют в природе! На сцене выступала… И Леви видел. — Она улыбнулась, но затем вмиг посмурнела. — Холден меня поздравлял, обнял слишком фривольно — и они с Леви сцепились. Морды друг другу расквасили… — Покачала головой. — В общем, сплошные драмы. — Твоему Леви только дай повод кому-нибудь рыло начистить. — Но не на публике же! И не по такому поводу. Вот это как раз вообще не в его духе. Паоло он довёл до состояния комы, потому что защищал меня. Он, может, и вояка, но умеет держать себя в руках. Бессмысленное насилие — это не про Леви. — Бессмысленное? Пф! — Констанс подавилась глотком. — Он защищал честь вашей семьи, крошка, какое уж тут «бессмысленно»! Я, конечно, рада, что ты нашла себе компанию по душе, но пусть этот Холден держит свои ручонки при себе. И как это понять «обнял фривольно»? Он тебя лапал, что ли? — За зад, кажется, ухватил. — Лив нахмурилась. — Не знаю, я была вся потная и взбудораженная, толком ничего и не почувствовала, а вот у Леви глаз-алмаз. Один плохо видит, зато второй как у орла. — Скажи спасибо, что он не грохнул этого нахального певуна. — Это ещё не всё. Перед отъездом кое-что случилось: я сильно заболела и… — Признание о путешествии по междумирью было готово сорваться с языка, но Лив представила, как безумно будет звучать и умолкла. — В общем, Леви очень заботился обо мне, переживал. — Ещё бы! Он так любит тебя. — Я и не представляла, насколько сильно, Консти! И я много думала о том, что ему пришлось пережить до встречи со мной. — Лив прикусила губу. — Я больше не хочу стыдить его за ревность. И обижать его больше не хочу… — Слёзы брызнули из её глаз, и она громко всхлипнула. — Ты чего это, малышка? — Констанс испуганно уставилась на подругу, а затем всучила ей носовой платок. — Подумаешь, приревновал чуток — тоже мне трагедия! В браке и не такое случается. Не убудет с твоего капитана. — Прости, — прогнусавила Лив, сморкаясь в платок. — Сама не знаю, что со мной. — У тебя месячные, что ли, скоро? — сердобольно поинтересовалась Констанс. — Да вроде нет… Лучше спроси у Леви: он мой график знает лучше меня, — ответила Лив и расхохоталась, утирая ладонью нос. — Серьёзно? — Серьёзно. Он же капитан: всегда в курсе, что с личным составом, — со смешком добавила Лив. — Мимо него муха не пролетит, а уж мои биологические часы и подавно. Зато у меня всегда заблаговременно на прикроватной тумбе лежит стопка шоколадных плиток и пузырёк с обезболивающим. — Ничего себе сервис! — Он, может, и далёк от романтики, но за такие мелочи я ему многое готова простить. — Романтику переоценивают, — уверенно сказала Констанс, доставая пачку сигарет. — Стопка шоколадных плиток во время месячных куда лучше вшивой романтики, уж поверь. А если учесть, сколько стоит шоколад, то тем более! — Ладно, хватит обо мне, — окончательно успокоившись, произнесла Лив и тоже достала сигарету. — Как вы здесь? Что там твой господин «волчьи глаза»? Ещё играете в картишки по ночам? — У нас нескончаемый цирк. — Констанс томно выдохнула сизую струйку дыма. — На соседней улице открылся ещё один потрахушник: там все девки молодые, твоего возраста примерно, и управляющая у них молодуха. Половина клиентов к ним убежала, чтоб их! А Розка наша постоянно собачится с этой молодой мадам Джульеттой: срутся так, что весь район на ушах стоит. А когда эта Джульетта перепихнулась со старушкиным любовником, у них и вовсе война началась: то одна другой дохлую крысу подкинет под дверь, то вторая обидчицу помоями прилюдно обольёт — скучно не бывает. — У мадам Розы был любовник?! — Лив вытянула шею и от удивления разинула рот. — Ничего себе! Я была уверена, что она своему покойному мужу верность до гроба будет хранить! — Мы все были уверены, мартышка. Мужичок, надо сказать, был приличный: при деньгах и должности. Разве что плешивый, и по́том от него за километр разило. А так ничегошный. — А, по-моему, ты описала добрую часть всех наших клиентов, — хохотнула Лив. — Плешивые и потные. Бррр! — Её перетряхнуло. — Леви всегда вкусно пахнет… — Она в блаженстве прикрыла веки. — Иногда мне кажется, что я съела бы его. Ммм… — мучительно протянула Лив, схватила подушку и упала в неё лицом. — Будь он сейчас здесь, завалила бы его, клянусь! — Понятно, кого-то давненько не отоваривали, — мигом разгадала Констанс. — Полный штиль. Надеюсь, перед штормом. — У меня с господином «волчьи глаза» тоже штиль, — недовольно поджав губы, сказала Констанс. — Он уже недели три не объявлялся. Надеюсь, не подох, — с нарочитым цинизмом добавила она. — Кстати, его зовут Харрис. Но это не суть. — Махнула рукой. — Скучаешь по нему? — Скучаю? Пф! Вот ещё, — солгала Констанс. — И без него веселья хватает. — Теперь понятно, чего это ты на групповушки перешла, — догадалась Лив. — Мстишь ему? — Много ему чести. Плевать бы на него, но я сделала глупость: познакомила его с Джеки. Пацан скучает теперь по этому говнюку, спрашивает про него. Лив жалобно свела брови и стиснула подругу за шею. — Ох, Консти-Консти… — прощебетала она. — Брось, мартышка. Что не делается, всё к лучшему, — заверила Констанс. — То, что мужики козлы, для меня не в новинку. Они проговорили до глубокой ночи. Когда обе бутылки вина опустели, стало нечего курить, а усталость взяла своё, Лив и Констанс распрощались. Бредя по глубокому снегу, изрядно захмелевшая Лив наслаждалась ледяным ветром, обдувавшим разгорячённое лицо. Разговор с подругой придал сил, снял с души лишний груз. Однако, оказавшись в доме, Лив вновь ощутила тоску по Леви. Поднялась на второй этаж, осторожно отворила дверь и долго смотрела на него, лежавшего на животе с раскинутыми руками и залитого платиной лунного света. «Я сейчас так пьяна и так возбуждена — и всё зря. Честное слово, так бы и съела!» Легла на кровать, приластилась кошкой к тёплой спине Леви, закинула на него ногу и постаралась скорее заснуть. Встав на рассвете, Лив почувствовала облегчение, когда не увидела мужа рядом: хоть голова не будет забита мыслями о нём. Но внезапно скрипнула дверь ванной комнаты, и Леви вернулся в спальню: крепкое тело блестело от влаги, по зачёсанным назад волосам медленно стекала вода, а полотенце, небрежно обмотанное вокруг бёдер, казалось, вот-вот соскользнёт на пол. Лив беспомощно открыла рот и уставилась на него с восторгом девчонки, впервые увидевшей обнажённого мужчину. «Да он издевается!» — подумала она про себя, чуть не воя от жгучего желания, пронзившего всё её существо. — Сильно торопишься? — с надеждой спросила она. — Тороплюсь, — не разгадав её намерений, ответил Леви: снял полотенце, обсушился и неспешно проследовал к шкафу. Со рта потекла слюна, капнула на пододеяльник, и Лив сконфуженно утёрла рот тыльной стороной ладони: «Господи, какой ужас…» — вся пунцовая, она стыдливо отвела взгляд. — Сегодня приедет партия восточных сортов, — продолжил Леви, заправляя рубашку в брюки, — на Парадизе влёт раскупили ту, что я взял у торговца с фестиваля. Подумал, вдруг и здесь хорошо пойдёт. — Он перевёл вопросительный взор на притихшую жену. — Если хочешь, то пошли со мной. — Хочу, — сдавленно ответила Лив. — Тогда вставай. — Леви подошёл к кровати и дурашливо сдёрнул одеяло на пол. — У тебя полчаса на сборы, Осень. Предательски очаровательный. Лив от обиды хотелось придушить его. Делать нечего: сползла с кровати, наскоро расчесалась, подкрасила глаза и губы, а платье нарочно выбрала с декольте поглубже — не одной же ей страдать! По дороге Аккерманы ненадолго зашли к Габи и Фалько, чтобы забрать свою маленькую бандитку, которую оставили у друзей на ночь, а затем отправились в лавку. Иви с радостным звонким смехом неслась впереди родителей, бухаясь в каждый встречный сугроб, и, когда дошла до чайной, обтаявший снег комьями свисал с её зелёной вязаной шапочки и шерстяного бордового пальтишка. Лив шла под руку с Леви и не сводила с него восхищённого взгляда: она любовалась игривым зимним солнцем, перекатывающимся по хищным угольным прядям, покрытым инеем, и задумчивыми тёмно-синими глазами, ярко светившимися на фоне сверкающей снежной белизны. Заледеневший на морозе шрам, тянувшийся через всё лицо, чудился ей серебристой нитью, к которой так и хотелось прикоснуться. Лив сжала в кармашке руку в кулак, вдохнула поглубже свежесть утра, но едва ли это могло успокоить растравленные нервы. — Капитан Леви! — раздался девичий голос за спиной. Аккерманы обернулись: навстречу им шла Кайла, приветственно махая рукой, обтянутой красной варежкой. — Кайла? — удивился Леви, и его рот чуть изогнулся в улыбке. — Какими судьбами? — спросил он, когда она подошла. — Приехала навестить старую подругу, — ответила она, поправляя красную, в тон варежкам, шапку, и тоже улыбнулась. — Вот так встреча! Это ваша знаменитая марлийская чайная? — спросила она, кивнув в сторону вывески. — Знаменитая — это громко сказано, но да, это она. — Тогда вы просто обязаны угостить меня чашкой чая, — прищурив хитрые глазки, добавила помощница. — Конечно, заходи, — добродушно произнёс Леви, отворив дверь. Кайла юркнула внутрь, а Лив крепче вцепилась в локоть мужа. — Ты чего? — тихо спросил Леви, склонив к жене голову. — Что она здесь забыла? — пробурчала Лив, капризно насупив заиндевевшие брови. — Я могу ошибаться, но, кажется, она приехала навестить подругу, — со смешком ответил Леви. — Так уж и подругу, — прошипела Лив, злобно глядя на Кайлу, расположившуюся за угловым столиком. — Ты мне за все две недели столько не улыбался, сколько умудрился наулыбаться ей за одну минуту. — Боже, Лив, что за вздор? — изумился её ревнивому тону капитан. — Перестань. И, в конце концов, включать ревнивого идиота — это по моей части. Не отнимай у меня мой хлеб. — Думаешь, ревную? — Думаю. — Тц! Вот ещё! Мечтать не вредно, солдатик: не дождёшься. — Как скажешь, маленькая вредина, — отозвался Леви и снисходительно покачал головой.