«Когда ты забудешь моё имя, Расправив плечи шире, выдохнешь печаль, Я на плечах останусь ливнем, Твоих худых женских плечах. Когда трава позеленеет И май обрушится на нас, Когда все дети повзрослеют И стрелки встанут на часах. Я падаю хладным ливнем, И солнце ставит тату на тебе В виде пыли, боли, злобы, обиды, В виде трёхгодовалых бед…» © фрэнк? — На твоих худых женских плечах
Тёмный коридор встретил Аккерманов тихо и безрадостно. Из гостиной струился холодный лунный свет, мягко ложился на паркет. Оглушающее, опустошающее спокойствие. Леви устало прислонился к стене, запрокинул голову и уставился в черноту потолка: нет сил раздеться, нет сил говорить. Сдавленно простонав, он сунул руку под пальто и ощупал раненый бок. — Что там? — обеспокоенно спросила Лив и, не дожидаясь ответа, расстегнула его пальто. — Мать твою, чего молчал?! — шёпотом проворчала она. — Кровь вроде не идёт, — добавила на выдохе, проверив рану. — Сильно болит? — Немного, — соврал Леви: саднило страшно. — Сраный брехун, — выплюнула Лив и закинула его руку на своё плечо. — Обопрись на меня. Он не стал упираться и послушно подчинился жене. Поднялись в спальню. Леви сел на край постели и, ссутулившись, уставился на свои перепачканные засохшей кровью руки, а Лив принесла аптечку и маленький таз с теплой водой. — Чего сидишь? Надо раздеться, — тихо сказала она. Леви поднял голову, посмотрев на неё виновато и устало. — Иди сюда, — ласково произнесла Лив с тяжёлым вздохом. Она села рядом и помогла ему снять пальто с окровавленной рубашкой. От вида бледного измученного тела, покрытого гематомами и ссадинами, поперёк горла встал болезненный ком. «Не время распускать сопли», — приказала себе Лив, принявшись молча обрабатывать и промывать порезы. Леви наблюдал за ней с немым восхищением, покладисто поворачиваясь то одним, то другим боком. Её горячие ладони дарили тепло и долгожданный покой: «Наконец-то она дома», — повторял про себя Леви, готовый вновь разрыдаться как мальчишка. Голова была чугунной, мысли разрозненными, тошнило неимоверно. Издав слабый стон, он покачнулся и уткнулся лбом в плечо Лив, чуть поёрзал по нему. — Погоди, — нарочито строго проговорила она, отстранив его, — надо щёку обработать. Леви не противился, не спорил и исполнял всё, что она говорила. — Ты так добра, — прошептал он, когда Лив закончила с перевязкой и помогла ему надеть пижаму. — Спасибо, что заботишься обо мне, хоть я и не заслужил этого. — Замолчи! — зажмурившись, выпалила она. — Если бы не выглядел, как жалкий кусок дерьма, то придушила бы! — Из её груди вырвался всхлип. — Сколько лжи и недоверия… будь ты проклят, Леви Аккерман! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Он обхватил её за плечи и притянул к себе, заключил в крепкое объятие. Она не противилась, не отпихивала его, лишь дрожала и горько плакала. — Прости меня, Лив. Ты права, ты во всём права! — Леви стиснул её что было сил. — Ну что мне сделать? Лив… — Ничего, — проскулила она. — Ты ничего не сможешь с этим сделать. И хорош уже выть, ложись спать, — добавила ворчливо. — Реветь тоже не вздумай больше! На ногах еле стоишь, плёлся следом, как пьяный: небось, сотрясение. Так что ляг и отдыхай. — Как скажешь, Осень. — Пойду отпущу Габи, пока не поздно, и проверю бандитку, — утерев слёзы, сказала Лив. Переоделась в ночную сорочку и ненадолго ушла в детскую. Леви слышал задорный, беззаботный голосок Габи, и на душе у него стало окончательно паршиво. Прислушался, но не смог разобрать ни слова. Ему страшно хотелось выйти и, сделав вид, будто ничего не происходит, присоединиться к разговору, узнать, что же такого смешного Габи рассказывала про Иви: «Я так давно не играл с дочерью, не навещал Габи с Фалько — будто всё это время не жил, а только существовал. А сегодня чуть не подох… Лив права: я кусок дерьма. И приношу одни несчастья. Может, без меня Лив и впрямь будет лучше? Я знал с самого начала, что моё счастье не продлится вечно, в моей поганой жизни всё мимолётно и скоротечно. Что если пришла пора отпустить мою Осень?» Лив вернулась в спальню и строго уставилась на Леви, который всё ещё сидел и задумчиво смотрел куда-то в пустоту. Он взял её за руку, приблизил к себе и прижался лицом к её животу, легонько поцеловал сквозь тонкую ткань сорочки и с блаженством потёрся об него щекой. — Ложись ты уже, — мягко приказала Лив. Леви опустился на подушку и увлёк жену за собой, прижал к себе как можно теснее. Лив положила голову ему на грудь, обвила рукой его торс. «Я не стою её нежности, не стою её доброты. Сколько силы и милосердия в этом крохотном огромном сердце! Моя Осень всё ещё обнимает меня, лежит со мной в одной постели, несмотря на всю боль, что я причинил ей». Проснувшись утром и ощутив невыносимую резь в горле, Леви осознал, что болен. Он с трудом дошёл до уборной и едва не навернулся в душе из-за головокружения: «Позорище», — с ненавистью заключил он. Мышцы непослушные и каменные, ноги и руки ледяные, но Леви настойчиво доковылял до кухни, чтобы заварить чаю и приготовить завтрак Лив: самому есть не хотелось из-за тошноты. Сверху донеслись тихие, но надрывные покашливания. Леви вздрогнул, бросил заварочный чайник и поднялся в детскую: Иви лежала, отбросив одеяльце и беспомощно раскинув ручки. Её уставшие глазки были покрасневшими, наполненными слезами. Леви приложил ладонь к вспотевшему бледному лбу малышки — горячий. — Ты чего это удумала, а? — испуганно произнёс он. — Нечего за папой всякие глупости повторять. — Папочка, пить… — слабенько прошептала Иви севшим голосом и принялась хныкать. — Иди сюда, солнышко, — ласково произнёс Леви, беря дочь на руки. — Тц! Мама, небось, тоже от нас подхватила. Или подхватит. Он обнял Эвелин и, успокаивающе поглаживая её по спине, спустился вниз. Налил в свою кружку тёплой воды и помог Иви попить. Она припадала жадно, но из-за боли в горле закашливалась при каждом глотке и снова начинала жалобно поскуливать. — Смотри, какая у папы красивая чашка, да? — пытался отвлечь её Леви. — Хочешь, тебе отдам, а, солнышко? — Прикоснулся губами к влажному виску и стал отрывисто целовать. — Я тебе всё-всё отдам, только не плачь… — Болит, папочка, болит! — хватаясь ручкой за шею, слёзно бормотала Иви. Лёгкие и шустрые шаги за спиной: укутанная в шерстяную шаль к ним спустилась проснувшаяся Лив. — Что стряслось? — обеспокоенно спросила она. — Бандитка заболела, — нарочито бодрым голосом ответил Леви, изо всех сил стараясь не шмыгнуть забитым носом. — Возьми её, я схожу за доктором. — Только бандитка, значит? — сощурившись, произнесла Лив. — А чего сам в нос говоришь? — Я… плакал, — соврал Леви. Лив недовольно поджала губы и шумно выдохнула, ясно давая понять, что ему не удастся обвести её вокруг пальца. — Ещё раз соврёшь, и я тебе так стукну, что выплюнешь свой лживый язык, — яростно сверкнув глазами, отчеканила она. — А теперь бери Иви и марш в кровать! Сама схожу за доктором. — Так точно, капитанша, — пробубнил Леви. — Только яйца мои отдай обратно, когда вернёшься. — Хренушки, — огрызнулась Лив, натягивая пальто и повязывая шарф, — обойдёшься. Лив ушла, а Леви вместе с дочерью лёг в кровать, но хватило его ненадолго, и через полчаса он снова был на ногах: приготовил завтрак с обедом, а затем отправился разбирать корзину с нестиранным бельём. «Сейчас мой надсмотрщик вернётся и будет в одиночку горбатиться по дому, — думал про себя Леви, спешно замачивая в мыльной воде любимую юбку Лив. — Хренушки ей, — мысленно передразнил. — Я, чёрт бы меня побрал, капитан Разведкорпуса и в состоянии о себе позаботиться при любом самочувствии. Причём не только о себе». Когда Лив вернулась, он не успел закончить со стиркой и ловил на себе неодобрительный взгляд жены всё время, что доктор осматривал Иви и выписывал лекарства. — А что же вы, господин Аккерман? — спросил доктор, внимательно глядя на него поверх очков. — Вас бы тоже осмотреть… — Я здоров, — прогнусавил Леви. — Врёт, — сдала его Лив. — Будьте добры, доктор, осмотрите его тоже. Леви закатил глаза, но спорить не стал: «Себе дороже», — решил он. Завершив осмотр и дав последние рекомендации, доктор ушёл. — Кто ещё из нас артистка, — проговорила Лив, закрыв входную дверь. — Повыпендривался, крутейший брехун человечества? — саркастично спросила она, повернувшись к Леви и скрестив на груди руки. — А теперь живо в кровать, ты еле на ногах стоишь. Мало тебе ран с сотрясением? Я оценила, какой ты сильный и упрямый, но, может, хватит уже выделываться? — Родная, я могу о себе позаботиться… — Леви! — крикнула она, стиснув зубы и насупившись. — Прекрати испытывать меня на прочность. Боже, как ты бесишь! — Прости, — поверженно произнёс он. — Я хочу помочь — и всего. — Ты очень поможешь, если не будешь спорить и начнёшь хоть капельку заботиться о себе, — сердито ответила Лив, смахнув упавший на лоб непослушный завиток. — Бери бандитку и ступай наверх, а я пока приготовлю лекарства. — Поешь хотя бы сначала, — парировал Леви, — ты как встала, так всё никак не угомонишься. — Потом поем, некогда готовить. — Я уже всё сделал. — Леви подошёл к Лив и нежно сжал её плечо. — Умоляю, поешь, потом будешь нами заниматься. Она бросила размягчённый взгляд на его кисть, сжимавшую её плечо, и тихонько кивнула. — Ладно, — сдалась Лив. — Но бога ради — иди уже в постель. — Хорошо, Осень, — прошептал Леви и протяжно, крепко поцеловал её в висок. Он проспал в обнимку с дочерью несколько часов и проснулся из-за чудовищного озноба, бившего всё тело. Сил хватило лишь на то, чтобы дать лекарство Иви и сменить ей пижаму. — А киса? — спросила малышка, ища взглядом любимую игрушку. — Убежала, наверное, — слабым голосом проговорил Леви, оглядевшись по сторонам, и развёл руками. — Папочка, дай кису… — проскулила Иви, теребя край одеяла, и принялась плакать. Леви понимал, что без любимой игрушки она не успокоится. Делать нечего, опустился коленями на пол и заглянул под кровать: кошка лежала в дальнем углу. Он прополз вперёд, потянулся за игрушкой, но случайно ударился головой о деревянную перекладину — аж искры из глаз посыпались. — Да чтоб тебя!.. — выругался Леви. Иви испугалась его крика, и плачь превратился в истерику. Леви беспомощно распластался по полу, проклиная то себя, то забившуюся в рот пыль, то несчастную плюшевую кошку, невинно смотревшую на него своими исцарапанными глазами. Скрипнула дверь, и в прорези света Леви увидел ноги Лив. Она опустилась на корточки, заглянула под кровать и удивлённо уставилась на мужа: — Ты чего там забыл? — От нас кошка убежала… — только и смог вымолвить он, а затем уткнулся лбом в паркет. Лив нагнулась и ловко достала из-под кровати игрушку. — Вылезай, — сказала она, — я чай с мёдом принесла. — Ага… я сейчас… — промямлил Леви, не находя сил сдвинуться с места. — Держи, любовь моя, — ласково пропела Лив, целуя дочь в плечо, и вручила ей кошку, а затем обошла кровать и опустилась на колени рядом с мужем. — Давай помогу. — Сам справлюсь! — Он сгорал от стыда. — Я просто… просто… Да чтоб меня! Стиснул зубы, стукнулся лбом об пол и раздраженно замычал. — Вот же пень вредный, — проворчала Лив. — Просто для справки: у нас уже есть один ребёнок, так что хватит упрямиться. — Она юркнула под кровать и легла рядом с Леви. — Боже, ну и пылища… — Сжала его вспотевшую ледяную ладонь и легонько потянула. — Хорош валяться тут, пошли чай пить. Отбросив упрямство, Леви принял помощь жены. Сев на край постели, он покачнулся и чуть не рухнул из-за головокружения. Лив придержала его за плечи и помогла придвинуться к спинке кровати. — Принесла твой любимый плед, — сказала она и заботливо укутала Леви, трясущегося от озноба и нахохлившегося, как воробей. Её сердце сдавливали тиски, когда она смотрела в его бледное, измождённое лицо с синяками под матовыми глазами и на покрасневший нос. Лив плеснула на руку воды из графина и провела по пыльным волосам Леви. Он зажмурился, увернулся от прикосновения и, что-то неразборчиво прокряхтев, надвинул плед по самую макушку. «Смешной и родной», — предательски пронеслось в мыслях Лив, и её охватила нежность. Казалось, под ногти впились иголки — так хотелось обнять его. «Нельзя, — приказала она себе. — Я не простила его и всё ещё злюсь. Если сдамся, он не вынесет из случившегося никакого урока. Нужно усмирить эмоции, положиться на разум. А сердце… к чёрту сердце! Мне давно пора повзрослеть и научиться прежде думать о себе. Слишком долго я жила в плену своей любви, слепо шла на поводу чувств, и вот результат. Нужно стать сдержаннее и холоднее. Я совсем растворилась в Леви, отринула желания и мечты, но он этого нисколько не оценил… Знаю, во мне говорит обида, но я в самом деле потерялась. Что мне делать с обидой и нежностью, что схлестнулись внутри меня не на жизнь, а на смерть?» — Кружку бери, а то остынет, — совладав с минутной слабостью, произнесла Лив и подёргала край пледа. — Леви? — Ммм… — Он завернулся в плед, как в кокон, и отвернулся к краю постели. — Не хочу. — Врач сказал, надо много пить, чтобы обезвоживания не было. — Я в порядке, лучше займись бандиткой, — прогнусавил Леви. — Займусь. Сразу после тебя. Леви протянул руку из-за плеча, взял чашку, осушил до дна и вернул её обратно жене. — Довольна? — Более чем. — И, кстати, — Леви обернулся и строго уставился на жену, — тебе лучше бы не ночевать с нами, иначе тоже сляжешь. — Разберусь без гнусавых, — отозвалась Лив. — Забыл, что не только простужен? У тебя сотрясение, а ты под кроватью ползаешь, как крот. — Всё равно не смогу долго валяться: нужно за чайными следить, да и этому козлу Паоло проценты от прибыли нести послезавтра. — Я сама всё сделаю, — решительно заявила Лив. — Дашь мне указания, и всё. — Тц! Да сейчас! — вспыхнул Леви, вернувшись в сидячее положение и беря на руки дочь, которая переползла через его ноги с другой половины кровати. — К Паоло одну не пущу. И вообще не пущу. — Будешь командовать, стукну как следует. — Не стукнешь, — с усмешкой ответил Леви. — У меня же сотрясение… — Ничего он мне не сделает, — заверила Лив, а затем взяла за пальчики потянувшуюся к ней Иви. — Он ведь сказал, что его забавляет твоё положение, так какой смысл прерывать веселье на самом интересном месте? Тц! Ну, прокаркает он пару безвкусных пошлых фраз — и что с того? Подыграем ему, пока не придумаем, как справиться с этой ситуацией. — Подыграем? — Леви насупился. — То есть, мы? — Ну да. — Никаких «мы», — резко бросил он. — Ты в этом участвовать не будешь. — Знаешь что? Сам ты в нашей семье больше ничего не решаешь! Только вместе. — Этого я и боялся… — Леви покачал головой. — Я не могу рисковать тобой. — А собой, значит, можешь? Ты что, мальчик для битья? Или менее ценный член нашей семьи? Что за чушь ты несёшь, Леви?! — Я скорее выберусь сухим из воды, нежели вы с Иви. Так было всегда, Осень: я тот, кто может убить сотню и сотню пережить. И это ни хрена не дар — это поганое проклятье. — Но ты не можешь решать за других! — вспылила она. — Не можешь… — Прости, Лив, но я ничего не могу с этим сделать. Жизнь научила меня тому, что я должен решать за других, иначе попросту потеряю их. Твоя храбрость… греет мне сердце, — тихо и нежно добавил он, — но она не залог успеха. — Твоё маниакальное стремление сберечь меня любой ценой привело тебя в объятия другой женщины! — ядовито парировала Лив. — Будешь дальше трястись надо мной — точно потеряешь. Мне даже умирать для этого не придётся. — Об этом… — Нет. — Лив закрыла ему ладонью рот и крепко зажмурилась. — Замолчи. Не хочу слышать жалкие оправдания или куда более жалкие самобичевания. Поговорим, когда придёшь в норму. Я пока не готова… — У меня с ней ничего не было, — произнёс Леви, убрав руку жены от своего рта. — Только тот поцелуй — и он был ошибкой. Больше ничего. Лив отвернулась от него, придвинулась к краю постели и приглушила свет ночника. Леви смотрел на неё — раненую и безутешную — и от чувства вины ему хотелось вспороть себе глотку. Прижав к себе потеснее сонную Иви, он лёг к жене близко-близко и с тоской глядел в её пушистый затылок, источавший манящий тёплый аромат земляники. Леви пролежал дома почти две недели, чувствуя себя немощным и ни на что не годным: «Будто снова угодил в инвалидное кресло», — думал он, лежа с компрессом на лбу и смотря на ловкие заботливые руки Лив, разбавлявшие в стакане лекарственный порошок. С каждым днём ему становилось хуже, а потому все заботы и дела в самом деле пришлось доверить жене: на её плечи легла работа по дому, забота о больных и чайные. Она стойко держалась в присутствии Кайлы, с которой вынуждена была сталкиваться всякий раз, когда приходила в лавку. Лив не позволила себе эмоций даже тогда, когда помощница нагло поинтересовалась, как скоро вернётся капитан Леви: «Это хуже и унизительнее регулярных встреч с проклятым Паоло», — пронеслось в её ватной, уставшей голове, когда она по сугробам летела домой в глубокой ночи. Лив ни разу не попрекнула Леви и ни разу не пожаловалась на усталость, отчего ему становилось лишь совестливее и больнее. Он вернулся к делам сразу, как только смог подняться с кровати, и первое, что он сделал — тайно наведался в дом Расселов. Экономка, встретившая его, сообщила, что старший хозяин отдыхает на заднем дворе особняка. — Интересный у вас отдых, полковник, — изрёк Леви, удивлённо уставившись на Себастиана, коловшего дрова. — Помогает очистить голову и держать тело в форме, — отозвался Себастиан, выпрямив спину и утерев краем поношенной рубахи пот со лба. Отложил топор, прополоскал руки в тазу с ледяной водой, а затем приветственно пожал ладонь Леви. — Честь имею, капитан, — произнёс он. — Полагаю, дело у вас важное и серьёзное. — Да. А ещё опасное, потому имеете полное право отказаться. — Тогда давайте пройдём в дом, не охота зад отморозить. Старший Рассел отвёл гостя в небольшую уютную гостиную с камином и книжным стеллажом, уставленным экземплярами в дорогих толстых переплётах. Ноги мягко ступали по начищенному бордовому ковру. Себастиан любезно указал Леви на обитое коричневым бархатом кресло с высокой спинкой и сел напротив. — Предложил бы вам выпивку, но, насколько я помню, вы по чаю, а прислугу долго звать. — Не страшно, — ответил Леви, — я здесь не ради чая. — Он выдержал небольшую паузу, прежде чем начать. — Вы должны знать, полковник, что шёл я сюда тайно и окольными путями. Себастиан взял со стола пачку сигарет и, распластавшись в кресле, расслабленно, с блаженством затянулся. — Понятно, — протянул он задумчиво. — Продолжайте, капитан. — Ваш брат частично в курсе моей проблемы: я перешёл дорогу одному козлу, который из мести решил превратить моё существование в ад. Если бы не семья и связанные с ней риски, то давно прикончил бы этого урода, но всё упирается в жену с дочерью. — Вынужден уточнить, каким образом вы «перешли дорогу» тому типу? Не поймите неправильно, но мне важно понимать, каков риск и ради чего всё затевается. — Помните, что Джеффри сказал о моей жене? О её… прошлом. — Помню. — Себастиан кивнул. — Бывшая куртизанка. — Я был её клиентом. — Очевидно. — Когда осознал свои чувства, то быстро смекнул, что вытащить её из борделя смогу лишь под венец, иначе какой смысл? Вот только Паоло — хозяин этого гадюшника — был одержим ею и держал подле себя, придумав какой-то немыслимый денежный долг. В общем, забирал я свою Лив оттуда долго и с боем. И её же милостью пощадил Паоло. — Леви шумно выдохнул и на миг умолк. — Она была в шоке, напугана и измотана, а я не хотел её разочаровывать. Да и в то время у неё под сердцем уже была наша дочь. Я не добил его, хотя должен был. — Он стиснул зубы. — Наивно решил, что он до конца дней будет прикованным к постели ссаться под себя и есть через трубочку. Но ему понадобились какие-то жалкие два года, чтобы встать на ноги, вернуть себе прежнее влияние и расширить его. Он и раньше был опасен, а теперь вовсе как плесень — пальцы во всех пирогах. Паоло убил моего банкира и провернул махинацию, чтобы моя небольшая ссуда превратились в громадный долг, который я должен вернуть лично ему. Взял меня за хер и вертит как хочет, а я сделать ничего не могу: за мной всюду слежка, для нас с женой закрыты границы на выезд. Лив не стал ничего говорить, она бы рехнулась от этих новостей… Я решил подыграть Паоло, чтобы запастись временем и придумать, как выйти из этой ситуации без потерь. Но теперь понял, что это невозможно. Да и Лив всё равно обо всём узнала… — Леви решительно посмотрел в глаза своему собеседнику. — Больше я не намерен осторожничать и играть в игры этого ублюдка. — Да уж, — только и смог изречь Себастиан, зажигая вторую сигарету. — Ситуация хуже некуда, капитан. Только не улавливаю, чем я-то могу помочь? У меня ни связей, ни денег. Разве что Джеффа попросить… — Джеффри — бесполезный осёл, — оборвал его Леви, скрестив на груди руки. — Хах! Это не новость. — Справедливости ради, он всё-таки немного помог, — уточнил Леви. — Я не прошу вмешиваться напрямую, но мне нужно, чтобы Лив с дочерью были отсюда как можно дальше. А вы, полковник, владеете судоходной компанией, если я правильно помню. Мне нужно отправить жену с ребёнком на Парадиз: там много моих бывших сослуживцев, они точно не оставят Лив одну. — Позвольте поинтересоваться: почему вы не попросили друзей о помощи? Я уж не говорю о том, чтобы рассказать обо всём жене. — Не хотел никого впутывать. Это моя война. А жене и без этого достаточно переживаний. — Но вы должны были понимать, что шила в мешке не утаишь. А просить помощи — не преступление. Меня же просите сейчас, — со смешком добавил Себастиан, выдохнув через ноздри плотные струи дыма. — Ладно, я вам не мамка и не судья. Вы мне симпатичны, капитан, и я попробую что-нибудь придумать. — Я оплачу все издержки, — поспешил заверить Леви. — Мне удалось скопить мимо кассы немного денег. Но всё должно быть максимально секретно и тихо: у Паоло связи чуть не во всех структурах да орава наёмников. Я до конца не уверен, могу ли вам-то доверять, полковник. — Понимаю ваши опасения. Но не спешите с деньгами, дайте мне сутки, чтобы всё устроить: надо пригнать свободное судно и придумать, как обойти проверку в порту. — Честно говоря, я думал, что вы давно за пределами Либерио. Пришёл сюда на удачу. — Думаю ещё какое-то время пожить у брата, — ответил Себастиан. — Я здесь вроде как зализываю раны. — Его широкий рот дёрнулся в глуповатой и вымученной полуулыбке, а в глазах на мгновение проступила печаль. — Джефф молодчина, он старается, но группа поддержки из него полное дерьмо, если на чистоту. — Он вновь притворно усмехнулся и отчаянно вдавил окурок в пепельницу. — Ну, хоть развлекусь, решая ваши проблемы! — гаркнул Себастиан, хлопнув себя по мощным, мускулистым бёдрам. Леви, нахмурившись, сощурился и внимательно всмотрелся в лицо полковника. — С женой повздорили? — предположил он. — Иначе хрена с два торчали бы в этой унылой дыре с дерьмовой поддержкой. — Лучше бы повздорил, — отозвался Себастиан со вздохом. — Всё, как бы сказать, немного запуталось. — Он встал с кресла, взял с камина бутылку бренди и щедро плеснул в стакан. — Мы с Сесиль уже давно вместе, через многое прошли… Но сейчас забуксовали. А у Джеффа на всё один ответ: «Не парься, заведи любовницу». Просто непрошибаемый кретин… Ну да вам это ни к чему. — Запрокинул голову и залпом осушил стакан. — Приходите завтра в шесть, я дам ответ. К своему удивлению, Леви поймал себя на мысли, что вообще-то хотел бы послушать Себастиана, но счёл неуместным лезть тому в душу, а потому благодарно кивнул и покинул особняк Расселов. Темнота давила на плечи, и Леви шёл до дома с тяжёлым сердцем. Правильно ли он поступает? Неважно. Иного выхода он больше не видел: «Расправлюсь с Паоло — и дело с концом. Плевать на последствия, плевать на мою жизнь. Лив будет далеко, и на крайний случай у неё останется парадизская лавка. Если не сможет управлять, то продаст и выручит приличную сумму денег. Да и ребята не дадут ей пропасть. А там, глядишь, этот сраный рыцарь Холден нарисуется… У моей Осени всё будет хорошо, довольно воображать её глупым и беспомощным ребёнком». Зайдя за калитку, Леви остановился на тропинке, ведущей к дому, и посмотрел в непроглядную бездну небес — тревожно и страшно. Он зажмурился, вжал голову в плечи и спрятал нос в шерстяном шарфе. Вдруг скрипнуло окно на втором этаже, и на улицу в одной пижаме свесилась Лив. «Тц! Вот дурёха, — возмутился Леви. — Тоже заболеть хочет?» Он поспешил внутрь, взметнул на второй этаж, но застыл на пороге и молча глядел в черноту спальни, пронзённую полоской лунного света. Лив стояла у распахнутого настёжь окна, расправив руки, и тихонько напевала какую-то грустную мелодию. В блестящих потоках врывавшегося вместе с ветром снега она чудилась Леви колдуньей, случайно очутившейся в его комнате. Она хихикнула, подхватила подол сорочки и закружилась по паркету озорным рыжим волчком. Остановилась, вперилась в Леви блестящими глазами и вскинула голову к плечу. — Вскочить бы на огромный-преогромный воздушный шар и улететь на луну, — вкрадчиво прошептала она. — Вряд ли воздушный шар унесёт тебя до луны, артистка… — тихо и печально ответил Леви. — А ты верь в меня, — произнесла она, и её губы сложились в шкодливую ухмылочку. — Ты вернёшься обратно, когда долетишь? — поинтересовался Леви, припав виском к дверной раме. — Если долечу, то никогда-никогда не вернусь! — ответила Лив, усевшись на подоконник. Сглотнув подкативший к горлу ком, Леви подошёл, снял пальто и укутал в него свою Осень, прижался лбом к прохладным влажным кудрям, усеянным снежинками. — Только оденься потеплее, — шепнул он. — На луне, наверное, до чёртиков холодно. Не хочу, чтобы ты простыла. Леви развернул Лив к себе лицом и плотно закрыл окно. Затем он поднял её на руки, уложил на кровать, лёг рядом и укрыл их ледяным одеялом. — Сейчас уже поздно, — сонно промямлил он, сжав Лив в горячих объятиях. — Завтра полетишь. — Да куда я полечу? Из таких каменных рук разве можно куда-то вырваться? — со смешком ответила она. — Не волнуйся, Осень, — нежно произнёс Леви, — я мешать не стану. Больше не стану. «Верно говоришь, Лив: из-за меня тебе никогда и ни за что не взлететь. Я — твоё ярмо и несчастье. Но даю слово, что сегодня ты в последний раз уснёшь в моих объятиях».***
— Судно прибудет через четыре дня и встанет в заброшенной гавани. Придётся сделать большой крюк, но это единственный способ избежать портовой проверки. Конечно, берег патрулирует погранслужба, но мои ребята уже отследили их маршрут. Вашей жене нужно лишь не опоздать и прийти к указанному месту ровно в полночь. — Отлично, — довольно изрёк Леви. — Благодарю, полковник. — Поблагодарите, когда корабль причалит к Парадизу. — Себастиан умолк, о чём-то задумавшись, а затем вновь посмотрел на капитана. — Вы бы плыли с госпожой Лив, другого случая может не представиться. — Это невозможно, — мрачно ответил Леви. — Я должен покончить со всем здесь и сейчас. Надеюсь, Лив тоже это поймёт. — «Тоже поймёт»? — Себастиан удивлённо вскинул белёсую бровь. — Вы не удосужились ей рассказать? — Я не собираюсь обсуждать это с ней. Как и с вами, — буркнул Леви. — Это хороший план, пусть и не идеальный. А Лив начнёт упорствовать и всё испортит. Впрочем, решение этой проблемы я уже тоже нашёл. — Категорически не одобряю вашу упёртость, но кто я такой, чтобы осуждать, — сухо ответил Себастиан, закуривая очередную сигарету. — Знаете, в первые годы брака я был таким же безаппеляционным, всё решал за Сесиль и за нас двоих, пока жизнь не надавала смачных пинков под зад. Тогда-то я осознал, что у семейной лодки — двое рулевых. Только так и никак иначе. — Что ж, меня жизнь поимела в другой позиции, — скрестив на груди руки, оборонялся Леви. «Я знаю, что делаю. Это не импульс, а расчёт. Мой голос не дрожит, мысли не лихорадит, я полностью владею собой. Впервые за долгое время я абсолютно уверен, что поступаю правильно. Абсолютно». Очередная бессовестная ложь: от волнения Леви мутило так, что лишь благодаря пустому желудку его до сих пор не вырвало прямо на роскошный расселовский ковёр. Ему до боли в груди хотелось рассказать Себастиану обо всём, что терзало долгие месяцы, очистить голову, открыть сердце и попросить совета, но желание это было столь странным и чуждым, что Леви поспешил затолкать его поглубже. — Доброй ночи, полковник. Он свернул карту, сунул во внутренний карман пальто и пожал Себастиану руку на прощание. В свой дом Леви вошёл, будто на эшафот. В коридоре было тепло и вкусно пахло кофе. Леви сомкнул отяжелевшие веки и устало прислонился к стене. Из гостиной донеслись бодрые и лёгкие шаги, и к нему вышла его Осень. Он открыл глаза и с обожанием оглядел её, одетую в обычную хлопковую рубашку и старенькую юбку. Взять бы её за руку, притянуть к себе и сгрести в настырное объятие! Но Леви продолжал неподвижно смотреть на жену и молча умирать от нежности. — Холден с ребятами приходил, — нарушила тишину Лив. — Звал выступить с ними послезавтра. — Она усмехнулась. — Это всё сейчас так глупо и неважно, но я почему-то согласилась… Наверное, мне просто хочется чего-то нормального. — Ты такая красивая, — зачарованно вымолвил Леви, не осознав, что сделал это вслух. — Я кое-что скажу, а ты послушай, пожалуйста, — тихо добавил он. — Через четыре дня в заброшенный порт прибудет корабль полковника Рассела, и вы с Иви в полночь отправитесь на Парадиз. — Сунул руку во внутренний карман и протянул жене карту. — Здесь указано точное место и безопасный маршрут. С собой бери только самое необходимое. Когда Паоло доложат о твоём бегстве, корабль уже отчалит. В моём рабочем столе возьмёшь завещание и конверт с деньгами: я продал автомобиль и немного скопил в обход бухгалтерского журнала — на первое время хватит с лихвой… — Придержи коней, — оборвала его сбитая с толку Лив, выставив вперёд ладони. — О чём ты вообще? Какое ещё завещание?! Ты окончательно из ума выжил?! — Пожалуй, — смиренно ответил Леви. — Я должен разобраться с Паоло. Но вы с бандиткой можете попасть под удар, поэтому вам нужно уехать. Как можно дальше. Я передам вместе с тобой письмо моим соплякам и прошение к Хистории — ребята помогут тебе обустроиться на острове. — Без тебя никуда не поеду, — сердито сказала Лив. — Вот ещё! Придумал какую-то чушь и решил, что я буду паинькой? — Независимо от того, останусь я в живых или нет, мы расстаёмся, — потупив взор, отчеканил Леви. — Прости, что? — голос Лив дрогнул. — Я не принёс тебе ничего, кроме проблем и несчастий. Я предал твоё доверие, хотя сам же изводил бессмысленной ревностью. Я… — Леви наконец посмотрел в глаза Лив. — Я присвоил тебя как вещь и оборвал твои крылья. Ты всё верно вчера сказала: пока я держу тебя в своём гадком плену, тебе ни за что не взлететь. — Прекрати…— пролепетала Лив, крепко зажмурившись. — Сейчас же прекрати! Леви стиснул зубы, схватил жену за руки и сжал её ледяные кисти в своих полыхающих ладонях. — Прости, Осень. Клянусь, это моя последняя подлость. Обещаю, однажды ты отблагодаришь меня. — Ты спятил… — Если со мной ничего не случится, буду навещать Иви. Но наши с тобой пути должны разойтись. — Ты же сам говорил, что я твоя, что никогда не оставишь и никому не отдашь! Ты же… — Я понятия не имел, какой бред несу. — Пожалуйста, хватит! — крикнула она изо всех сил. Вырвала свои руки из его ладоней и обняла себя за плечи. — Формальную сторону уладим, когда всё закончится. Но можешь не сомневаться — я всё оставлю тебе. Лив молчала: её душили рыдания. Искусственный свет жалобно стекал с любимых плеч — будто воск с тающей свечи. Леви до смерти хотелось прикоснуться к ним, смахнуть спутанные медные пряди за спину. Но это было бы нечестно. — Спасибо за всё, Лив, — прошептал он, чувствуя, как пол уходит из-под ног. — У меня не было никого роднее. И никогда не будет. Не сдержался и дотронулся согнутыми пальцами до острого подбородка, мокрого от слёз. «Я в последний раз прикасаюсь к моей Осени так?» — спросил себя Леви, ощутив, как горячий комок бухнулся вниз живота. Немилосердная, сладостная пытка. Леви отстранился, запахнул пальто и исчез за порогом. Словно никогда не существовал. Жестокое дежавю. На краткий миг Лив вновь стала продажной девочкой из трущобного борделя, провожающей в ночь своего любимого капитана и надеющейся, что новый день принесёт с собой надежду на счастье и избавление. Вот только на сей раз она всем сердцем желала, чтобы проклятое завтра никогда не настало.