По ту сторону

– Звучит, как чертовски опасное мероприятие, – недоверчиво хмыкнул Свят, вылезая следом. – Для первого задания очень большой риск.   Марина цыкнула раздражённо: эта недоверчивость застревает поперёк горла, неприятный привкус оставляет на языке, её буквально сплюнуть хочется. «Я кое-что знаю про риск, хорошо? Может, даже больше, чем хотелось бы. Я не в теплице выросла, Свят».   – Времени болтать у нас тоже нет, – коротко выдохнула Осколкова. – Увлеку его погоней, а ты держись немного поодаль. Когда он решит, что я попалась, подам тебе знак, что можно изгонять.   Не дожидаясь одобрения старшего экзорциста, она сорвалась с места, лавируя между грудами строительного мусора и мрачными провалами в полу.   – Когда это она стала главной… – пробухтел под нос Хмельницкий, глядя на то, как впереди мелькает полосатая выцветшая футболка.   Марина хорошо бегала, легко, почти не слышно, словно не чувствуя собственного веса. Длинный коридор дверей, поворот, два сквозных зала, идущие друг за другом. Бес показался в первом: скользнул по стене, проявляясь на обваливавшейся штукатурке, всплыл, исчез, перескочил на кирпичную колонну, поддерживающую свод, так что Марина едва успела увернуться от подступающего чёрного тумана. Во втором зале колонн было больше, маневрировать сложнее. Нарастающее жжение в груди подсказывало, что погоню пора заканчивать. Осколкова проводила взглядом беса, мрачной тенью скользнувшего в сантиметре от её лица.   В конце этажа тупик, он встретит её там.   Перепрыгнув очередной провал в полу, Марина задержалась на секунду, почти потеряв равновесие, а потом её резко рванули в сторону, встряхнув за шкирку.   – Попалась! Что ж вы, малолетки, так любите по заброшкам шляться? – в лицо сначала ударил запах чужого курева, а в следующее мгновение чоповец выкрутил руку так, что любое движение начало отзываться болью в плече. – Кто ещё с тобой?   – Я одна, – злобно выплюнула Осколкова. – Пусти, нахрен.   Её дёрнули на себя и перехватили поудобнее. Плечо заныло так, что перед глазами всё рябью пошло.   – Я слышал два голоса.   – Пить надо меньше, – огрызнулась Марина. От боли и нехватки воздуха ей давались только короткие фразы. – Отпусти меня. Это незаконное удержание.     – Да что ты? – голос сделался слаще, прозвучал почти над самым ухом. – Здесь камер нет, никто не увидит.   Почти под её ногами мелькнула густая тень, скользнула вбок, по стене, очень медленно, и ушла за спину. Осколкова почувствовала, как изнутри всё холодеет. Твою мать. Для беса ситуация словно и не могла сложиться лучшим образом. Поймать свою жертву сейчас, когда она обездвижена и больше не убегает, когда рядом нет экзорциста… Марина прикрыла глаза, усмехаясь.   «Хорошо хоть ему хватило ума спрятаться, если нас обоих повяжут – кто изгонит беса?» «Ладно, вопросик больше всё-таки риторический. Кажется, это изгнание дорого обойдётся нам».   Хмельницкий остановился, когда его от тупикового зала отделяла всего одна бетонная перегородка. Погоня там уже кончилась, и он догадался, чем. Остановился, стараясь неслышно перевести дыхание и быстро собраться с мыслями, сплести из них новый план, раз первый закончился чертовщиной. Мысль осталась только одна: если он не поторопится, у него на руках появится ещё один труп. И если он, этот глупый экзорцист, думал, что он уже перешагнул ту грань, за которой терять больше нечего, то ему предстоит понять, как сильно он ошибался.   Виски свело неожиданной острой болью, и Свят, жмурясь, согнулся почти пополам. Последствия сотряса настигли пиздец невовремя. Нет сил ни усмехнуться, ни подобрать к ситуации пару крепких проклятий. Какая-то чёртова грёбаная полоса неудач, и нет конца ей. Хмельницкий тряхнул головой будто в надежде эту боль смахнуть, и она действительно смягчилась, отступила на какое-то время, оставляя перед глазами молочную пелену. Придумать новый план? У него просто времени на это нет, демон наверняка уже разинул пасть. Придётся импровизировать.   Марина тяжело сглотнула, чувствуя, как паника внутри нарастает, поднимается неотвратимым девятым валом. Где-то за её спиной бес готовился к атаке, она не видела, но чувствовала, инстинктивно, почти что кожей. Его жажду, которая сам воздух поглощала собой, оставляя место только бесовскому азарту. Его охота закончилась удачно. Дело стало за малым.   Марина судорожно сжимает кулак и понимает: не видеть их – тоже страшно. Может, даже ещё страшнее.   – Отпусти меня, урод! – дёргается ещё раз, уже совсем отчаянно и снова безуспешно.   – Ну тихо-тихо-тихо, куда это ты так торопишься?   Осколкова извернулась так, что на какой-то момент поймала глаза своего пленителя, а в них –жуткий ярко-жёлтый отблеск, потусторонний и неживой.   Сердце пропустило удар. «Не человек?»   – Бросили тебя твои друзья? Не расстраивайся детка, с ними всегда так. Бросают, забывают, уходят. И ты остаёшься совсем одна.   – Ну почему же бросили? Просто немного подзадержались, – такими усмешками плавить металл можно, резать стёкла.   Свят выступает на свет из сумрака, стараясь казаться спокойным и уверенным, будто в этом мире ему подвластно гораздо больше. Практически всё. Внутренне ему даже немножко смешно, потому что ситуация патовая, и он не уверен ни в чём. Единственная надежда лишь на то, что бог его хоть немного любит и не позволит случиться худшему. Если он промажет, в лучшем случае, успеет заслонить Марину собой, и тогда погибнет сам, но это, может, не так уж плохо. Намного лучше, чем потерять её.   Из мрака снова подступает боль, забирает себе почти всё существо снаружи и изнутри. Свят снова стряхивает её. Он почти ничего не видит, кроме того, что Осколкова смотрит на него широко распахнутыми глазами. Она едва уловимо дёргает подбородком. «Он за моей спиной».   – Ну вот, а говорила, что одна пришла.   – Мы что-то нарушили, офицер? – Хмельницкий игриво приподнял бровь. – Может, отпустите мою спутницу?   – Проникновение в частную собственность – это уголовщина, так что подругу я твою не отпущу. Я сейчас вызову полицию и сдам ей вас под белы рученьки.   – Ну-у-у, если быть таким серьёзным, геморрой выскочит. И потом… всегда ведь можно договориться.   Дьявольская хитринка вспыхнула в глазах экзорциста не просто так. Старательно забалтывая чоповца, он сделал Марине едва заметный жест рукой. Свят знал, что она его заметила. Что она его поняла. Когда всё случится, у него будет секунды две.   – Слышь, ты за языком следи… Ай, с-с-сука! – чоповец в своём праведном возмущении не ожидал вероломного удара под коленку, хватка ослабла от неожиданности, и Марина рванулась вперёд, выворачиваясь из пальцев.   Время остановилось, растягивая секунды на застывшую безграничную вечность. Свят вскинул руку, читая первые слова молитвы. Сосредоточиться. Изгнать. Да, бить придётся наугад, и шанс у тебя один. И если ты промажешь… Нет. Она тебе поверила. Ты не можешь её подвести. Рывок навстречу, дыхание перехватывает и… белёсая пелена вдруг спадает, словно ветром подхваченная. И за ней ты всё уже видишь ясно: серые стены с облупившейся штукатуркой, Марину, испуганную, но собранную, огромную разверзнутую пасть нависшего над ней беса.   Экзорцист успевает поймать Осколкову, прежде чем высвобожденная святая сила отбросит их обоих на пол ударной волной. И даже когда всё утихает, таят вихри поднявшейся пыли, и утихает гул, они ещё какое-то лежат рядом, прижавшись друг к другу, и дышат воздухом, чистым, как после грозы. Потом Марина отползает тихонько, когда до неё доходит, что прижиматься щекой к чужой груди так долго даже просто не очень вежливо.   – Мы его… – начинает она неуверенно, поднимая голову и оглядываясь.   – Да, мы его изгнали, – подтверждает Хмельницкий с пьяненькой улыбочкой.   Он сам не верит ещё. Но если вытянуть руку перед собой, посмотреть сквозь пальцы, видно, как по потолку ползают эти. Маленькие, глазастые, как говорит Осколкова, похожие на желе. А в проёме окна, чуть левее, ему улыбаются небеса.   «Вот тебе твой дар». «Видишь, а ты бегал от него, глупый».   И холод от этой улыбки взбирается по лопаткам. Они ещё ничего не поняли там, наверху. Хороший мальчик, талантливый экзорцист, которого больше нет, принял бы этот дар без внутренней заморочки, без гаденькой язвительной усмешки. Но он сломался ещё в ту ночь. Починке не подлежит. На его месте теперь появится что-то новое.   Свят слушает, как красиво матерится Осколкова, когда рассказывает, как сильно она испугалась, и снова улыбается, уже гораздо теплее. Вполне возможно, это новое будет не так уж плохо.   – У этого глаза горели жёлтым. Он вообще человек?   Она подозрительно кивает на чоповца, взявшего внеплановый отпуск в нирвану. Того при изгнании отшвырнуло назад, он ударился головой и, кажется, отключился.   – Человек, только с подселом, – Свят пробирается к нему, чтобы заглянуть в зрачки. – Видимо, ты изгнала, когда охреначила его по коленке.   Марина издаёт неопределённый звук, слегка напоминающий кваканье, и губы у неё сначала дрожат немного. А потом она начинает безудержно хохотать, запрокинув голову.   – Ловко я его, да?   И это так чертовски заразительно, что экзорцист невольно подхватывает, стараясь честно оставаться в рамках приличия, а потом уже плевав на них. Раскатисто, звеняще, неудержимо. Так звучит жизнь, которую они сегодня отвоевали.   – Марина? – отсмеявшись, окликает её Хмельницкий.   – М?   – Ты очень храбрая. Ставлю твёрдую пятёрку за твоё первое изгнание, – он, наконец, поднимается с пола и подаёт ей руку. – Отпразднуем шаурмой?