She knows

      — Саша! Саша, нужно уходить! — Кричала мне прямо в лицо Санго, что постоянно оглядывалась назад, на Осаму.       Девочка закрыла мне обзор на парня, так что мне всё же пришлось сфокусировать свой взгляд на Богине, которая изо всех сил стремилась увести меня отсюда, дергая за рукав футболки, стараясь не касаться моей кожи. Я уже успела позабыть об этом запрете, раз сделала попытку оттолкнуть Санго, которая вовремя среагировала, отлетев в сторону и снова открывая мне вид на Дазая, который медленными шагами приближался ко мне.       В его глазах горела пустота, будто парень вообще не был способен на какие-либо эмоции, сочувствие и прочую ненужную для него шелуху. Это не Осаму из манги, или же аниме. Я вообще не узнаю этого человека! Неужели моё влияние настолько сильно исказило его личность и душу, раз он пошел на такие меры, чтобы добиться от меня ответов! Но… Сейчас это уже не имеет значения для меня. На данный момент вообще ничего не имеет значения.       Можно сколько угодно обзывать меня ребенком, у которого просто забрали любимую игрушку. Но нет. Гитара — это не просто «какая-то игрушка»! Это единственное, что связывало меня с моим домом, с моим прошлым и с моей семьей! Держа ее в руках и ощущая её вес, я могла быть уверена, что я не одна. Что я обязательно вернусь туда, где я должна быть, что я снова перейду порог квартиры, где прошло моё детство.       Гитара была моим детством.       Но вот: она уничтожена и растоптана. Теперь это хлам. Моё детство, мои чувства и мои переживания — просто ненужных хлам для этого мира, не большее. Ненавижу. Я просто в ярости! Отчаяние быстро сошло на нет, а на место ему пришла злоба и агрессия. Ни один персонаж этого жалкого мира не стоит моей гитары!       Я, стиснув зубы, но всё же перестала плакать, поднимая глаза на Дазая. В моем взгляде плескалась ярость и холод, который пожрёт любого, кто посягнёт на то, что дорого мне. Нет оружия? Любой камень сгодится. Мне свяжут руки? Буду пинать ногами, пока тварь последний вздох не испустит. Свяжут и их? Загрызу зубами, как дикое животное. Мне уже плевать на то, что «хрупкая душевная организация» этого ублюдка может пострадать. Я отомщу. Обязательно отомщу.       Игнорируя пронзающую боль по всему телу, медленно поднялась, не сводя своего взгляда с Осаму, что остановился, стоило мне твёрдо встать на ноги. Сердце стучало, как бешеное, а адреналин бил в кровь, даруя уверенность в собственных силах.       Я проиграю. Я слабее. Я ничего не умею кроме того, чтобы на гитаре бренчать, да песни петь.       Но я лучше умру пытаясь, чем позволю человеку думать, что он волен забирать моё просто так.       — Саша! — Кричала за моей спиной Санго, — Идиотка, послушай! Нам. Нужно. Идти. Я не смогу дать тебе силы так быстро! Как ты, по-твоему, Лавкрафта грохнула?! Без меня ты сдохнешь в очередной раз! — Голос девочки срывался на нервный крик.       Но я её будто не слышала.       — И что ты собираешься делать? — Спросил Осаму со скукой в голосе, будто забирать самое дорогое у людей для него в порядке вещей. — Ты хотела меня убить? Вот он я — весь твой! Так что же ты стоишь? — Парень усмехнулся.       Я не вывезу. Я не смогу. Я слишком слаба.       Язык мой — враг мой.       — Знаешь что, Дазай Осаму, — Мой голос был больше похож на шипение змеи от злости и яда, что в нем плескались, — Ты хотел моих знаний? Ты хотел, чтобы я тебе всё выложила, так? — Я сделала твёрдый шаг навстречу парню, — Так вот: слушай же, — Процедила я сквозь зубы, — «Ты будешь до конца дней блуждать в темноте». — Парень замер, стоило мне процитировать его покойного друга, — Ты захлебнешься в собственной гордыне, саможалости и притворстве. Сдохнешь в муках, из последних сил цепляясь за жизнь, как самый мерзкий таракан. А до этого момента тебе остается только ходить и мучиться. страдать. Сказать тебе правду? Ты никогда не сможешь управлять собственными решениями, ведь всё, что у тебя есть, так это пустая оболочка. Ты неполноценный человек, Осаму Дазай. И всегда им останешься. — В голове родилось самое худшее, что не стоило бы говорить не при каких обстоятельствах. Потому что ответственность лежит на мне. Потому что это яд. — Знаешь, что случилось в другом варианте истории твоей жизни? Знаешь, кем ты был и кто был твоим врагом? — Дазай молчал, нахмурившись и ожидая ответа, но я промолчала.       Эта тварь разломала мою гитару, чтобы получить ответы. Да я скорее сдохну, чем дам ему то, что он захочет!       — Всё сказала?! — Меня снова дернули за рукав футболки, — Валим отсюда! — Выкрикнула Санго, бросив суровый взгляд на Осаму, что казалось, вот-вот сорвется с места и открутит мне ко всем чертям башку.       Все превратилось в какую-то замедленную сьёмку. Дазай начал приближаться ко мне тяжелыми шагами, видимо желая всё же получить ответы, или с близкого расстояния заглянуть в мои глаза, желая уличить во лжи. Но я не лгала. Я никогда прежде не была так честна, как несколько секунд назад. И я уж приготовилась получить очередной раз кулаком в лицо, но….       Осаму пропал, а окружение сменилось на знакомый переулок в каком-то забытом районе Йокогамы.       — Санго… — Прошептала я, чувствуя, что мой голос действительно охрип от крика, — То есть… Ты, мелкая гадина, всё это время имела возможность прописать команду tp, но заставляла меня шляться пешком по всем локациям этого паршивого мира? — У меня уже не осталось сил кричать и громко возмущаться.       Я устала. Но нет, физически я была еще полна сил, лишь давящая боль по всему телу препятствовала возможности навернуть еще один кружок вокруг города. Я устала морально. Серьезно, слишком много и слишком ярко я сегодня чувствовала. В большинстве своем боль и разочарование. Хотя, это уже привычные спутники в этом мире. Как родные.       Устала.       Мне не хотелось думать, чем в это время занимаются Дазай и Чуя, до сих пор находясь у черта на куличиках, не хотелось размышлять о том, что происходит в их головах. Про Осаму я вообще молчу. Если б знала, что Санго меня сейчас телепортирует, показала бы фак и добавила что-то вроде: «Выкуси, сука!». И исчезла. Жалко так всегда нельзя. Если бы мне приходилось выбирать суперспособность, выбор пал бы на мгновенную телепортацию. Хотя, я бы променяла любую на то, чтобы мою гитару можно было собрать по кусочкам в новенький инструмент. Но только что б все наклейки и запах дома сохранились.       Меня снова ожидает встреча с Достоевским. Опять. Блин… И, о чем на этот раз беседовать будем? Что я похоже сломала главного героя этого бульварного романа? Что я сделала то, что ни при каких обстоятельствах нельзя делать? Замечательно. Так и вижу, как лицо парня расплывается в счастливой улыбке, а с губ слетают слова: «Когда ж ты уже наконец сдохнешь».       А когда, действительно? Что мне еще осталось сделать в этом мире? Сколько я уже здесь… А никто из местных не стал: ни товарищем, ни другом, ни даже любовником. Все каноны разрушены… Черт.       Дверь оказалась не заперта, что удивительно. Система охраны прям по последнему слову техники! Именно это я ожидала от хакера местного разлива. Черт… Как же всё в этом мире раздражает. Уже у самой мысли закрадываются: «Может помереть наконец, что б не мучиться». Но подобное всегда нужно гнать прочь. Как можно дальше. И если я потеряла свой источник воспоминаний, то придется обратиться к местному психотерапевту, после которого обычным людям понадобится уже психиатр. Гоголь.       Гоголь-Гоголь-Гоголь… Он мне обещал достать из меня то, что я успела позабыть. Верить его словам — такая себе затея, но боюсь мне больше ничего не остается, раз катализатор моего прошлого был успешно разрушен длинноногой Шпалой, которой самой бы не помешало ноги поотрывать. Оставляю эту задачу на Чую, он там в полном ахтумге за всем этим наблюдал, надеюсь, после моей пропажи, все же отмер. Мне было бы интересно посмотреть на то, что будет в дальнейшем происходить между двойным черным, но боюсь, что увидеть мне этого не удастся. Разве что, возможно, в будущем услышать.       Зайдя наконец в помещение, меня немного удивило то, что на пороге меня никто не ждал. Ни Женя, ни Достоевский, ни Гоголь. От этого стало как-то даже спокойно, ведь я смогу спокойно пойти в «свою» комнату и поплакаться в подушку, почтив память своей гитары. Спать я не могу. Есть я не хочу. Так что заняться мне особо теперь нечем.       Натворила делов и благополучно съебала, оставив Чую разгребать все последствия экзистенциального кризиса Осаму. Да я просто мечта, а не подруга!       Хотя, какой Чуя мне друг? Мы всё еще находимся по разные стороны баррикад. Я настоящая и живая, а он так и остается персонажем аниме. Но в последнее время я начинаю очень сильно в этом сомневаться. Не могут же эти картонки так просто гнуться во все направления своего характера. Тут что-то не чисто, и глядя на Дазая, становится ясно, что это уже далеко не тот парень из аниме или манги. Что-то странное, находящееся между Осаму в портовой мафии и Осаму в агентстве. Или еще хуже… Вспоминается «Зверь».       — Мне нужно снова отойти, — Подала голос Санго, решив проигнорировать мое возмущение касающееся телепортации, — Поговорить с Кафкой. Порой у меня чувство, что он сам не понимает, что делает… Он вынудил меня, используя твое тело, победить Лавкрафта. Не знаю, на что еще этот Бог готов пойти, но явно не на что-то хорошее. Он ведет свою игру, о которой ни я, ни ты не в курсе. Точнее… — Девочка выглядела очень озадаченной, — Я раньше знала. Но моя память стерлась вместе с твоим попаданчеством в этот мир, и… Я правда не знаю почему.       — Иди, — Бросила я, через плечо, направляясь вверх по лестнице, — Только, пожалуйста, не пропадай на несколько сотен лет в междумирье. Ты мне нужна здесь… И… — Я замялась, — Спасибо тебе за то, что перенесла нас сюда. Думаю… — Мне было крайне тяжело это признавать, — Еще бы пару минут, и я бы снова умерла от рук Осаму.       На лице у девочки сверкнула самодовольная улыбка, и помахав мне на прощание рукой, она растворилась в воздухе, будто рассеявшейся туман. Красиво… Интересно, с таким же ли спецэффектом пропала я?       Пропала.       Интересное слово. Я ведь действительно… пропала во всех смыслах. Из дома, из города, из страны, из мира…. Да уж. Что-то я совсем нюни распустила. Необходимо сначала до кровати доползти, а там уже можно дать волю слезам.       — Александра? — Меня остановили взяв за плечи, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, что я вновь чуть не врезалась в Достоевского в коридоре второго этажа. Черт…       Я подняла на Фёдора уставший взгляд из-под чуть прикрытых глаз, стараясь дать понять, что я чуть ли не сплю на ходу, так как очень сильно устала. Не стоит уточнять, что исключительно морально. Хотя мое тело всё еще ощущается очень вымотанным. Да уж… Я будто реально ходячий труп. Пора уже гроб заказывать, я не против быть погребенной заживо. Ведь, за двумя метрами земли меня будет достать сложнее. Самое безопасное место, лечь бы в гробик в наушниках и быть сожранной червями. Классно же!       Как же этот мир жесток, если перспектива быть съеденной червями мне кажется лучшей.       — Да? — Если бы я составляла топ самых неловких и вымученных бесед, эта бы определенно входила в первую десятку. Но Достоевский видимо так не считал, раз продолжал пилить меня взглядом, будто под микроскопом. Удивлена, как он еще лупу не достал, чтобы как можно подробнее разглядеть мои синяки под глазами и бледную, словно сама гребанная смерть, кожу. Хотя, не сказала бы, что Фёдор сильно отличается.       Я стала в ответ рассматривать его, а то что, только ему пялиться что ли?       Парень был худой, как спичка, а кожа казалась настолько бледной, что невольно задумываешься, бывал ли парень вообще когда-нибудь днем на улице. Казалось, его не успел за всю жизнь коснуться ни один солнечный луч. Не могу сказать, что мне казалось это пугающим, или же некрасивым. Скорее… мне было как-то всё равно. Я сама тоже далеко не мулаточка, так что мои замечания на этот счет были бы смешные.       Думаю, если бы не выкрашенные в синий волосы, стой Фёдор рядом со мной, нас можно было бы принять за родственников. Под всей этой криво нанесённой краской для волос скрывались черные, словно воронье перо, волосы. Ох, как же мне, наверное, тяжело было их отбеливать, а потом красить. Вероятно, именно поэтому они скорее напоминают солому.       Я не питаю никаких иллюзий касательно своей внешней привлекательности. Объективно говоря — я худая, плоская, низкая, болезненная и полу-дохлая. Вряд ли бы нашелся тот, кого бы это привлекало.       — Где твоя гитара? — Чуть нахмурившись, спросил Фёдор. Но по его взгляду было понятно, что он уже знал ответ. Мне сложно объяснить, почему, но когда Достоевский задаёт вопросы обо мне, я будто открытая книга.       Попроще бы что-нибудь спросил…       — Она сломалась, — Прошептала я, устремляя взор в пустоту. Перед глазами снова начали проноситься воспоминания о том, как я полностью бессильна, чтобы защитить то, что дорого мне. Как я рыдаю взахлеб, но ничего не могу сделать. Слабая. Ничтожная.       — Сама по себе? — Видно, что эта крыса прекрасно всё понимает, но просто хочет вытянуть из меня такой ответ, который его внутренне устроит. И раз уж мы решили завязать беседу…       Я делаю несколько шагов вперед и сажусь на подоконник, сгибая ноги в коленях и обнимая их, устремляю взгляд в окно. Нихрена не видно — ночь в конце концов, но это создает иллюзию того, что я не избегаю зрительного контакта, а просто увлечена чем-то другим.       — Её сломали. — Коротко выдаю я, не желая продолжать эту тему, рискуя снова начать ронять слезы по своему дорогому инструменту. — Как с Женей побеседовали? — Выдаю я первое, что приходит в голову, о чем спустя секунду жалею. Будь я на месте парня, восприняла бы это как толстый такой подъеб. — Хах… Слушай, я сейчас не очень хочу говорить так что…       — Но тебе это нужно, — Пожимает плечами Фёдор, как я могу судить по шелесту одежды. Наш разговор кажется таким непринужденным и… простым? Будто мы знакомы уж слишком близко и много, чтобы вести деловые беседы.       Коридор пустой и мы имеем возможность видеть только лишь в свете луны. Почему-то: может из-за усталости, а может потому, что мне уже всё равно, но сейчас мне так спокойно. Будто я знаю Фёдора уже слишком большое количество времени. Но кто он? Не друг, не товарищ, не советчик, не милый сердцу парень… Просто случайный прохожий, которому хочется конкретно сейчас выложить всё-всё, но только потому, что человек просто пройдет мимо, а ты забудешь обо всех проблемах, о которых так просто рассказал.       — Почему бы тебе просто не выложить то, о чем ты думаешь? — Голос парня звучит спокойно и даже незаинтересованно. Будто от того, скажу я что-то вслух или нет — ничего не поменяется. Но, возможно, мне станет чуточку легче.       — А почему бы тебе не сделать то же самое? -Спросила я, не отводя взгляда от луны.       Достоевский промолчал, лишь сделал шаг ближе, стоя справа, как я могу судить, доверяя периферическому зрению. Я знаю, что парень сейчас смотрит на меня. Но я не хочу смотреть в ответ. Мне хочется запечатлеть эту луну в своей памяти, как свидетеля того, как у меня отобрали часть моего детства. Этот земной спутник видел, как крошили в щепки гитару. Под именно этим светом то, что мне дорого, ушло из моей жизни.       — Почему ты просто не хочешь заменить старый инструмент на новый? — Парень проигнорировал меня, что неудивительно. В этом мире меня вообще все игнорируют. На первом месте только их интересы.       — Ты знаешь, почему. — Всё же оторвав взгляд от луны, я взглянула на Фёдора, — В твоем случае, я не смогу привести пример. Но если бы у меня забрали брата, смогла ли я заменить его на нового?       — Если бы у меня забрали тебя, то замена также была бы невозможной… — Достоевский сказал это так, будто это нечто очевидное, общепринятый факт, но почему-то, где-то внутри меня что-то ёкнуло.       Мои глаза расширились в легком шоке и удивлении от того, что… Я даже не знаю, как это объяснить. Всю жизнь мне твердили, что незаменимых нет. Но… каждый раз это высказывание касалось исключительно меня. Только мне всегда была какая-то замена. Я прохожий. Таких море, целый океан. Никто не видел во мне какой-то ценности. И, хотя я понимаю, что Фёдор сейчас говорит исключительно из практических соображений, на душе стало так тепло. Парень явно имел в виду то, что моим знаниям в этом мире нет дубликата. Но именно эта фраза, без контекста, прозвучала именно так, как бы я хотела её слышать от своих родителей.       Просто знать то, что для кого-то ты незаменим, очень приятно.       Я склонила голову набок и улыбнулась парню, отчего он почему-то нахмурился и более внимательно начал меня разглядывать, будто ученый, что столкнулся с каким-то новым явлением.       — Представь тогда, что гитара — это я. Ее заменить нельзя. И меня разбили, сломали, и так далее по списку… — Активно жестикулируя, объясняла я то, что Фёдор и так прекрасно понимал. Но… Была какая-то необходимость проговорить это вслух, — Явно не самые приятные чувства, тебе не… — Мне не дали договорить.       Я почувствовала, как моего подбородка коснулись холодные пальцы и развернули лицо снова на себя, заставляя установить зрительный контакт. Я замолчала и в изумлении уставилась на Достоевского, чье лицо было нечитаемым. Сколько не гадай, никогда не смогу попасть в цель того, о чем он сейчас думает, что происходит в его голове. А он знает меня. И видит насквозь.       — Ты хочешь услышать то, что я думаю, так? — Спросил он, на что я слабо кивнула, чувствуя, что еще успею сто раз пожалеть о том, что вообще ответила тогда вопросом на вопрос. Но мне правда хочется, и правда интересно. — Отец Небесный проклял меня твоим появлением… Суккуб ли, ниспосланный самим Дьяволом до меня, я не знаю. Это еще одно испытание Господа, с которым… — Фёдор склонился над моим лицом, — Я еще не готов справиться…