She knows

      — Ты готова? — Спросил меня Федор, перед тем как нам предстояло войти в огромное помещение, где уже наверняка сидит Дазай и Шибусава.       Готова ли я? Да, на все сто. Наш план просто не может провалиться, как же хорошо, что я обратилась за помощью к Достоевскому. И что самое прекрасное — все было придумано и проговорено вчера, когда Йокогаму накрыл туман. Такой большой город и без людей казался мне какой-то площадкой для съемки фильма ужасов, но в то же время, в этой дымке, сквозь которую не видно практически ничего, мне было спокойно. Будто сердце тоже окутал прохладный утренний туман.       Сегодня последний день в моей жизни, или в жизни в этом мире. То, как всё пройдет — решит абсолютно всё. Мне нельзя подвести саму себя из-за страха, или грусти. Необходимо быть сильной духом и вести себя так, будто победа уже в моем кармане. Кафка не может не явиться на эту встречу трех гениев, ибо такой, как он просто не упустит шанс поглядеть на мое взаимодействие в этой арке. Мальчику безразлично — умру я, или нет, ведь Бог решил сфокусировать всё свое внимание на Жене. Это мне как раз на руку. Только вот меня волнует вопрос: куда все же делся мой брат? Надеюсь, он сейчас отсиживается в одном из домов, ожидая окончания этой арки. Буду надеяться, что у нас получится вернуться домой!       Я уже успела попрощаться с таким персонажем, как Гоголь. Я дорассказала ему анекдот, после чего тот залился звонким и чуть ли не истерическим смехом. Также я успела упрекнуть того в том, что он все же не уследил за Женей, на что Николай мне ответил: «Он в надежных руках». Я не совсем поняла, чтобы это могло значить, но решила не спрашивать, чтобы не тратить время. Гоголь также понимал, что я ухожу на смерть, даже сказал, что видит это по моим глазам. Пожелал ли он мне удачи? Нет конечно! Лишь бросил: «без тебя этот мир станет чуть скучнее, так что, будь добра, выживи». Это было приятно слышать, рассмеявшись, я пожала парню руку и ушла.       Сейчас на мне всё то же прекрасное платье цвета крови, что подчеркивает то, насколько я уверена в себе. Санго постаралась из всех сил, чтобы привести меня в порядок, за что я ей, естественно, сказала огромное спасибо! Богиня все же не так плоха, как может показаться на первый взгляд. Я рада, что моим проводником в этом мире является эта девочка. Мне будет больно расставаться с ней, но иначе совсем никак. Санго прекрасное существо с добрым и храбрым сердцем. Я без понятия, что творилось в ее прошлом, но она очевидно выросла бы прекрасной девушкой, учитывая ее внешние данные.       Достоевский взял меня под руку, будто мы были какой-то парочкой, что вышла на свидание. Сам Федор тоже выглядел просто прекрасно. Его одежда из этой арки — просто что-то с чем-то. Каждый его взгляд на меня вызывал румянец на щеках. Всё же — это мое первое «свидание», если его вообще можно так назвать. Я выпрямила спину, чтобы казаться хотя бы чуточку выше, ведь если сравнивать нас с Фёдором — я какой-то карлик. Но рост — это последнее, что меня беспокоило на данный момент.       — Да, — Я решительно кивнула и устремила свой взгляд вперед.       Мы вошли в огромное помещение, где по центру стоял небольшой столик, а к нему три стула. И… Два из них уже были заняты. Не сложно догадаться кем. Стоило моему взгляду столкнуться со взглядом Дазая, как по спине пробежал холодок. Ибо он смотрел с таким злорадством, с таким ожиданием, будто он только и ждал моего появления в этом месте, в качестве спутницы Достоевского. Но я быстро отогнала всякий страх, когда почувствовала, как Федор прижимает меня крепче к себе, смело сталкиваясь взглядом с Осаму. Достоевский не может проиграть Дазаю. Ни за что. И, следовательно, я ему тоже не проиграю.       — Как жаль, что здесь остался всего один свободный стул, — Начал Осаму, с нескрываемым ехидством в голосе. Боже, как же сильно он изменился от взаимодействия со мной, — Придется тебе постоять, Саша…       Во мне вспыхнула искра гнева. Какая к черту «Саша»?! Мы же уже обсуждали то, что ко мне так могут обращаться только самые близкие мне люди. И Осаму уж точно не входит в их число! Даже Фёдор продолжает звать меня Александра, а этот чертов Дазай, без сомнений специально, пытается вывести меня из себя. Также, парень окинул меня скептическим взглядом, останавливаясь на всех ранах, синяках и порезах, и, судя по всему, остался доволен представшей ему картиной.       Я сама крепче прижалась к Достоевскому, будто к своему спасательному кругу. Федор же, отпустил мою руку и переместил свою на мою талию, также подтягивая ближе к себе. Но меня все же волновал вопрос: куда мне сесть, если мест, как можно заметить, нет. Это довольно проблематично, ничего не сказать.       Федор буквально повел меня за руку вперед, к столику, после чего сел сначала сам, а потом потянул меня вниз, таким образом усаживая к себе на колени. Я застыла от смущения, а щеки налились красной краской. Сердце вновь забилось невольной птицей в клетке от действий парня. А Осаму в это время нахмурился и стиснул челюсть, как я могу судить по напрягшимся мышцам. Его очевидно злило то, что происходит между мной и Достоевским. Только это была уж точно не ревность, парня раздражал сам факт того, на чьей стороне я оказалась. Но при этом, Осаму быстро вернул себе спокойствие и вновь выглядел так, будто у него всё схвачено. Но… Меня беспокоило теперь не это.       Дазай смотрел прямо на Санго, что в это время не могла найти себе места, и старалась сбежать от взгляда детектива. Но у нее не получалось. Парень следил за ней, а значит определенно видел, отчего мне стало очень не по себе. Что происходит? Почему эта шпала видит Богиню?! Тут определенно замешан Кафка, не иначе. Может ли быть так, что мальчик просчитал наш план и решил предпринять какие-то действия? В таком случае — мне конец. Но… Как там говорила Санго? «Я не я, если так просто сдамся». Буду бороться до самого конца, и я не собираюсь тратить свое ограниченное время на панику от действий Дазая. У меня все получится!       Я снова улыбнулась во все зубы, демонстрируя таким образом пирсинг. Я выглядела уверенной, живой, счастливой, будто пришла не на собрании трех гениев посидеть, а на новогодний утренник. И разве это плохо? Совершенно нет! Если и умирать, то с улыбкой на губах! Чуть сощурившись, я одарила игривым взглядом сначала Осаму, а потом Шибусаву, который, казалось, вообще не понимал ничего, от слова совсем. Видимо Фёдор не соизволил сообщить, что придет не один. Ну да ладно — нам это на руку. Человек, что уверен в том, что все предсказуемы, столкнулся со мной, что пришла сюда фактически нелегально.       Тацухико вообще мне не нравился как персонаж, он настолько уверен в себе, что не видит ничего дальше своего носа и желаний. В случае этой троицы, понятно дело, кто тут «третий лишний». Шибусаву просто использует и Дазай, и Достоевский, как маленького ребенка. Это даже вызывает у меня легкое хихиканье.       — Надо же, — протянул Дазай, — А ты я смотрю времени зря не теряешь! — Учитывая мою ситуацию, это звучало двояко, — Уже сошли синяки с нашей последней встречи?       Я почувствовала, как Достоевский замер и еще крепче прижал меня к себе, направляя на Осаму взгляд полный ярости.       Дазай не уточнил, являлось ли нашей последней встречей пыточная, или битва с Лавкрафтом, но и то, и то — звучало просто отвратительно. Взгляд детектива говорил о том, что он не верит нашему с Достоевским спектаклю, демонстрирующему любовь, нежность и так далее по списку. Как бы мало мы ни были знакомы с Осаму из этого мира, тот все же понимал, что наши выставленные на показ отношения с Фёдором лишь фарс. Но это представление мы разыгрывали не для него, и уж точно не для Шибусавы. Кафка был нашим единственным, не известно явившемся ли, зрителем. Я не знала, когда мальчик мог за нами наблюдать, а когда оставлял без внимания, но сейчас, определенно, тот самый момент, когда за нами действительно необходима слежка.       Я же в свою очередь, просто проигнорировала этот выпад со стороны Осаму, ведь от моей реакции делу будет ни горячо, ни холодно. Лучше уж сэкономить все силы для того, чтобы одержать вверх над Кафкой. Дазай ведь даже не догадывается, что не он тут главная проблема, а внимания на себе собирает столько, будто является центром земли. Раздражает.       И, хоть детектив и не верит в наши выставленные напоказ «отношения», тот даже не догадывается, что мы все-таки являемся нечто большим, чем членами одной организации. Мы союзники, объединенные целями, что перекликаются.       Судя по словам Кафки, книга– это человек. Осталось лишь заставить Бога указать на того, кто ей является на данный момент. И тогда, мы внесем изменения в то, что там «написано». Я вернусь с Женей домой, а Фёдор избавится от всех эсперов. Злодей одержит вверх, условие не только будет просто выполнено, но еще и у мальчика просто не останется выбора. Кафка в любом случае отправит меня домой, а Санго получит свои воспоминания без насильственного метода. Все из нашей команды останутся в плюсе.       Но– это только если всё действительно сложится идеально.       Секрет нашего плана в том, что я его не знаю. Достоевский выдвинул догадку, что Кафка способен прочитать мысли любого, кроме «сломанного» персонажа. Так что на данный момент, я лишь слепо верю Фёдору, полностью вверяя ему свою жизнь. Только одному Достоевскому известно то, что мы собираемся сделать, а мне лишь даны указания, как себя правильно вести. Вся эта ложь нужна лишь для того, чтобы Кафка без каких-либо проблем её раскрыл. Дазай в нашей игре сторонний наблюдатель, который, по идее, не должен быть проблемой.       — Нечестно с твоей стороны, Фёдор, звать себе на помощь такого человека, как она, — Продолжал Осаму говорить загадками, что ужасно меня напрягало ведь… Он же не знает ничего, верно? Так какого хрена он видит Санго?! Почему ведет себя так, словно всё про всех знает?! — Но, признаться, и я недостаточно честен, — Развел руками в воздухе Осаму, — Ведь у меня тоже есть подобный союзник.       Я бросила взгляд на Шибусаву и замерла. Да, тут точно было что-то не так с самого начала! Почему еще один член этой троицы молчит?! Почему он не сказал ни слова с момента нашего с Достоевским появления?! Да и говорил ли он… вообще? Я раньше не придавала никакого внимания этому персонажу, но тот сидит словно кукла, глядя в пустоту. Так, будто это и не человек вовсе. Скорее кукла, манекен. И, хоть он и был мертв в каноне, вел себя совершенно не так! Так в чем же проблема? Нас будто всего четверо в этом помещении: Санго, Фёдор, Дазай и я…       Но мои размышления прервал звук шагов со стороны входа и стоило мне повернуть голову, как я замерла от испуга и… шока.       К нам шел Женя, а за ним вприпрыжку Кафка, что прожигал нас игривым взглядом чуть прищуренных глаз.       Меня охватила легкая паника. Я метнула взгляд сначала на брата, затем на улыбающегося Дазая и наконец поняла, почему Осаму чувствует себя так спокойно и почему ведет себя настолько странно. Он знает. Женя ему рассказал, в этом нет сомнений. Рассказал о том, что им вертят Боги, что мы из другого мира, что существует Кафка и Санго!       Мое сердце будто пронзили ножом, настолько мне было больно и неприятно от осознания того, на чью сторону в итоге встал мой брат. Евгений никогда не выглядел настолько безразлично ко мне, как в эту секунду, ведь тот даже взгляда на меня не бросил, будто мы вообще никем друг другу не приходились. Будто тот не знает меня вовсе…       Я хотела сорваться с места и подбежать к брату, накричать на него, заставить хоть как-то обратить на меня внимание, но мою руку крепко сжал Фёдор, не давая это сделать. Женя будто не был живым, не был собой, не был моим любимым старшим братом, что, хоть и порой злился на меня– все равно любил. Парень словно Шибусава сейчас– мёртв, но по какой-то причине все еще двигается. Мне стало не просто страшно от этой картины– я была просто в тихом ужасе и едва сдерживалась, чтобы не начать трястись. Единственное, что сейчас держало мой рассудок — это Достоевский, что продолжал сжимать мою руку, будто напоминая о реальности.       На моих глазах застыли слезы. Слёзы обиды, гнева, ненависти к Кафке, к Дазаю, но не к Жене. Это не мой брат. Не может им быть– это какая-то ошибка, точно.       — Ж-Женя? — Только и смогла сказать я, чувствуя, как сердце протыкают ножом.       — Надо же, у тебя тоже гости, — Подал абсолютно спокойный голос Фёдор, — Только, вот незадача, все места заняты.       Судя по всему, Достоевский с самого начала предвидел этот исход. Но не предупредил меня, что было сродни очередному ножу в спину. У меня складывалось чувство, что я тут одна совершенно ничего не понимаю. Количество вопросов росло с каждой секундой! Почему Дазай видит Санго? Что случилось с Женей? И… что все же будет происходить дальше?       — Что ж, вижу ты слегка удивлена, — Проигнорировал Достоевского Осаму, — Такая честь наконец познакомиться с твоим братом, Александра. Учитывая то, насколько вы отличаетесь друг от друга, я едва ли поверил, что вы являетесь родственниками.       — Что ты с ним сделал? — Со злостью прошептала я, чувствуя, как кровь закипает в жилах.       На мой вопрос Дазай лишь снисходительно улыбнулся.       — Я? Совершенно ничего. Просто дал ему несколько советов, а все остальное Евгений сделал сам. — Пожимая плечами, все же дал ответ Осаму.       Я перевела свой взгляд на Кафку, что в этот момент улыбался точно также, как и Дазай. Со злорадством, ехидством и чувством собственной победы. Глаза мальчика светились ярко-ярко, так, как не светились никогда. Теперь он действительно представлялся мне злым Богом, а не просто каким-то мальчишкой, что заигрался с магией. И, судя по всему, Дазай видел и его, так как смог проследить за моим взглядом, что указывал на Кафку. Бог встал рядом с Женей, который в свою очередь стоял за спиной у Дазая, словно какой-то охранник.       — У тебя столько непонимания в глазах, Саша, будто ты не была готова к этому моменту. — Наконец заговорил Кафка, — Даже не пытайся связаться со своим братом– он все равно тебя уже не помнит. Ведь… — Бог усмехнулся, — Именно он решил соприкоснуться со мной.       Теперь все встало на свои места: Женя полностью забыл свою личность, забыл меня, забыл отца и мать, наш дом и то, что нас ожидало бы в будущем. Это терзало мое сердце, как ничто. Мой милый брат, больше не назовет меня по имени, больше не обнимет, не прижмет к себе, не защитит. Женя больше не на моей стороне, он лишь слепо выполняет свою цель, что была назначена ему в этом мире.       Неужели я больше никогда… не смогу заговорить с ним?       Только что я потеряла единственного, любимого мною, родственника в этом мире.       — И если меня может видеть мое любимое дитя, — Кафка говорил о Дазае, — То я предстану и перед Фёдором. — Мальчик щелкнул пальцами, после чего помахал рукой Достоевскому, что всё это время держал меня за руку железной хваткой. — Твоё время подходит к концу, Александра. — Констатировал факт Бог, — Так что перед твоей смертью, я, так и быть, расскажу тебе то, что скрывалось от тебя на протяжении всего твоего нахождения в этом мире.       Реакция Дазая не заставила ждать, тот нахмурился и с непониманием посмотрел на Кафку. В его глазах так и читалось: «мы об этом не договаривались». Но Кафка не был бы Кафкой, если б держал собственное слово.       — Санго наверняка тебе уже растрепала всё, что знает, так что я просто продолжу эту удивительную историю. — Мальчик взмахнул рукой и прямо под ней появилась панель управления, будто как в какой-то компьютерной игре, — Вы с братом были выбраны для того, чтобы заменить Санго. Но кто из вас встанет на её место– был тот еще вопрос. И, как ты могла понять– ты проиграла в этом соревновании. Хотя, признаю, ты была моим любимым кандидатом! Я столько раз давал тебе второй шанс, перезапуская «игру». Я уже сбился со счета, сколько раз ты очухивалась в этом мире! — Мальчик всплеснул руками, — Ты просто ужасная попаданка, ты в курсе? — С раздражением отметил Кафка, — Даже Санго была не так плоха! Столько раз умереть– это надо постараться. Столько раз обозлить против себя персонажей– вообще та еще песня! — Мальчик говорил с такой интонацией, будто жаловался на жизнь, — Но ты с грохотом провалила все попытки воздвигнуть тебя Богом этого мира… — Кафка тяжело вздохнул, — Я дал Санго задание выбрать человека, что максимально возненавидит собственный мир на контрасте с этим! Ты должна была грезить о любви всех персонажей! О том, чтобы остаться тут навсегда! А что сделала ты? — Никто не смел перебить Кафку, хотя мне очень хотелось, — Лишь создавала проблемы и только и делала, что рвалась назад!       — Моё место дома. — Процедила я сквозь зубы, — Нет ничего зазорного в том, чтобы любить близких настолько, чтобы быть готовым вернуться за ними хоть на девятый круг Ада! — Воскликнула я, крепко сжав руки в кулаки, — Тебе этого никогда не понять!       Новый Бог? Да с какого перепугу мне должно хотеться им стать?! Только через мой труп! Дом — вот что для меня действительно важно! Как можно променять собственную родину на этот вымышленный мир?! Это глупо! Ведь есть столько простых радостей жизни, которые я еще не испытала!       — Женя! — Обратилась я к брату, — Прошу, скажи что ты меня слышишь! Скажи хоть что-нибудь!       Но брат молчал, в то время как Осаму и Кафка залились единым смехом. Нет сомнений, что именно Дазай стал самым любимым творением Бога этого мира. Ибо как еще объяснить отношение мальчишки к парню? Наверняка Кафка выбрал Женю в качестве наследника по одной из причин, что он не портил жизнь Осаму. А я, видите ли, «вредитель», что только всё ломает. Да, может так и есть, но я готова стать тяжестью для всего мира, лишь бы вернуться домой и еще хоть раз обнять маму.       Я определенно не ценила то, что имела раньше. И сейчас плачу за это сполна.       — Черт! — Я поднялась и широкими шагами зашагала прямо к брату, чтобы заглянуть в его голубые глаза, чтобы коснуться, чтобы обнять. Заставить отреагировать хоть как-то на то, что я тут нахожусь. — Ты слышишь меня? — Прошептала я, вставая вплотную к Жене.       — Евгений, — Окликнул брата Осаму, на что он, почему-то, среагировал, повернув голову, — Убей её.       Весь мир будто поставили на паузу, ибо я никак не могла объяснить, почему всё вдруг стало таким медленным. Почему я замерла на месте, не в силах отступить, почему периферическим зрением видела, как Фёдор поднимается с места, спеша остановить все это издевательство над моим сердцем. Я задержала дыхание и только смотрела на то, как руки брата поднимаются к моей шее. Меня задушат. Я не умру от повреждений моего тела, от рук Кафки, или Дазая. Меня убьет собственный брат, который был моей защитой и опорой в родном мире.       Женя был намного выше меня, так что ему не составляло труда схватить меня за шею и поднять над землёй, будто какую-то тряпичную куклу. Воздуха в легких резко стало нехватать и я чувствовала, как они горят огнем от недостатка кислорода. Я не пыталась вцепиться в руки брата, чтобы остановить это. А даже если бы попыталась — не вышло. Парень больше и сильнее, а я лишь мелкая девчонка, что не способна на то, чтобы защитить себя.       Вот почему Достоевский так крепко держал мою руку. Вот почему не хотел отпускать. Потому что этот день– день моей смерти. Но судьбу нельзя обмануть или переиграть, в итоге всё идет к одному исходу. Жизнь не проносилась перед моими глазами, я не видела белого света, а моё сознание не погружалось в темноту. Только лишь боль и чувство обиды охватили меня.       Невыносимо.       Но тут, будто вспышка света, передо мной возникла Санго, что прошептала лишь одно слово: «Прости». После чего я ощутила прикосновение к своей холодной руке горячей ладони Богини.       — Нет! — Одновременно воскликнули Кафка и Дазай, после чего Женя разжал свои руки и я рухнула на пол, не в силах стоять на ногах.       Голову пронзила просто ужасающая боль и я зарылась руками в волосы, не в силах её унять. Будто сотни игл протыкали мое тело, а мозг был готов просто взорваться от того, сколько новой информации пролетало перед глазами. Воспоминания. О том: как и какой ценой, я попала в этот мир.       Рядом раздался тонкий девичий крик, который наверняка принадлежал Санго, ибо не только я сейчас возвращаю себе все воспоминания. Богиня наконец узнает то, как она стала такой, какая она есть сейчас. А что до меня…       В ушах стоял звон, а все голоса и крики были словно через стенку. Я не могла сосредоточится ни на чем, настолько большое количество информации сейчас проходило через меня. Боль стала прожигать не только голову, но и запястья, после чего я почувствовала, как влага стекает по моим рукам на выложенный плиткой пол. Это была кровь.       Я ощущала, будто проглотила раскаленный металл, настолько сильно горло жгло от собственного крика. В отражении на полу, я видела, как мои широко распахнутые глаза стали гореть желтым цветом, как у Санго, или Кафки. Проживать всё это снова– было просто невыносимо. Я не могла поверить в воспоминания о прошлом, просто не хотела принимать то, что мне пришлось пережить. Мне не хотелось признавать, что мое тело действительно принадлежит мне, а не кому-то другому.       Но процесс не повернуть вспять. И перед глазами возникли образы прошлого…