***
— ...жаемый? Уважаемый, Ваша сдача. У Майки была плохая привычка уходить в собственные мысли в тех местах, где это делать не нужно. В обычное время это объяснялось недосыпом из-за ночного образа жизни, в эти же дни добавилось еще и... Беспокойство. Нервозность. Сано не находил себе места, и не мог понять по какой причине. Забрав мелочевку из кассовой монетницы, он нерасторопно побрел на улицу, стараясь лишний раз не трясти свой пакет. Его вторая плохая привычка — на самом деле, у Майки их было очень много — состояла в том, что он имел свойство чрезмерно заедать собственные раздумья. Не то чтобы ему с таким активным образом жизни это сильно мешало, но окружающие регулярно ругались с ним за потерянные десерты, съеденные конфетные заначки или до капли выпитые чужие напитки. Вот и теперь он, пытавшись обмозговать все текущие проблемы своей банды, нечаянно оставил своих родных без майонеза. Сушёное мясо, которое на днях прислал его деду какой-то стародавний друг, Майки очень активно выжирал, и недавно обнаруженный в холодильнике пакетик белёсого соуса пришёлся парню по вкусу в качестве добавки. Чёрт знает, для какого очередного чудо-средства из мира сомнительной косметологии он нужен был Эмме, но она настаивала, что он ей был жизненно необходим, притом сегодня. Нехотя, он под угрожающий взгляд деда поплелся за покупками, по пути дожевывая очередную полосочку вяленой свинины. В выходной день Токио привычно кишил людьми. Пробиваться через толпы по центральным улицам ему совершенно не хотелось, а байк он с собой не взял. Особого веселья в езде на общественном транспорте он сегодня тоже не видел, поэтому просто мирно и очень-очень медленно (назло сестре) пешком делал очень замудрёный круг по всяким аллейкам и побочным улицам. Но даже тут не свезло — ему никогда не везло в таких вещах, кроме той ситуации с любимым местом в кафе у Азуми — и он даже здесь отовсюду натыкался на кучи других людей. Азуми. Рассказы о её злоключениях доходили до него обрывисто, мутно и невовремя. Руки блондина так и чесались самостоятельно повышибать зубы каждому человеку в её школе, но Дракен связал его по всем конечностям своими советами — пока Мицуя не попросит, Майки не может лишний раз хозяйничать на «его территории», иначе рискует устроить разлад в отряде униженного капитана. Дурацкие правила, мешающие всем жить, но он уважал их только из-за памяти о брате, который жил так же. Проблем особых там тоже не было — Такаши успешно держал в ужасе всю свою школу, а в рядах Тосвы даже поприбавилось людей из-за его сольных рейдов на мелкие группировки района. Сама Азуми тоже ни о чём особо не жаловалась, подшучивая над своей ситуацией и всячески его успокаивая. Его нервировало, что Мицуя сказал ему не верить ей на слово. Так как же всё в итоге было-то? Хорошо или плохо? Тосва создавалась, чтобы защищать своих людей — какой был в ней смысл, если по прямому назначению её использовать не хотели? Кисаки говорил ему, что расхлябанную группировку, не смотря на любой её размер, уважать никто не будет. Слабая дисциплина приводит к утрате авторитета, а утрата авторитета приводит к утрате силы — так он ему сказал. Возможно, он был отчасти прав. Майки давал своим подчиненным очень много свободы, практически никак не регулируя их деятельность. Даже в тех случаях, когда ближайшие к верхушке люди ему что-то недоговаривали или перевирали, он мог побушевать, но в итоге всегда брал сторону своих товарищей. Было ли это признаком его мягкотелости? В его памяти старший брат всегда был куда более немощным, и это не помешало ему возглавить крупнейшую банду Канто. Но Майки также понимал, что времена его брата давно ушли. Советы Кисаки имели свойство уходить в экстрим, на собраниях капитанов его идеи разделяли мнение группы надвое, а сам Майки метался меж двух огней, стараясь выбрать лучшее будущее для своих людей. Баджи такой порядок вещей категорически не устраивал, и он ушёл. Потеря ещё одного из основателей сильно подкосила моральный дух банды. Такемичи сказал ему, что ситуация зеркально показывает ту же проблему, как при его ссоре с Дракеном — вместе с верхушкой теряют равновесие и их люди. Словно безголовая курица, первый отряд рыпался из стороны в сторону: кто-то грозился уйти вслед за Баджи, кто-то пытался пробиться выше положенного ему места, а кто-то просто от безделья устраивал бессмысленные разборки с другими отрядами, вымещая на них злость за «унижение» их бывшего лидера. Чифую, оставшийся один на один с такой уймой проблем, хотя и был на год старше Кисаки, но не обладал даже толикой собранности капитана третьего отряда. Если Тетта подмял под себя бывших разношёрстных Мёбиусов в мгновение ока и мог держать их в ежовых рукавицах, то Мацуно, даже проведя в роли заместителя столько времени в этом коллективе, всё равно не мог унять своих подчиненных. Искать нового капитана ему не хотелось да и людей подходящих не было. Даже Ханагаки, заявивший ему недавно о своем желании пробраться на верхушку, пока ещё не подходил для такой роли. Вероятнее всего, рано или поздно этот отряд просто поглотит кто-то другой, но думать об этом ему сейчас не хотелось. Надежда... мечта вернуть Баджи не оставляла его даже на минуту, и это лишь продлевало агонию его коллектива. — Айкхуа-а! Не сбавляя ходу, он случайно сбил кого-то с ног, когда заходил за угол. Широкими глазами он смотрел на согнутую в обратную сторону Азуми, свисающую с рук Мицуи — тот кое-как успел подставиться под пикирующую затылком к асфальту девушку. — Да какого!... А? Майки? — молниеносно заведшийся Такаши проморгался и так же быстро остыл. — Ты чего тут забыл? Это же крафт-микрорайон. — Мм? О, привет, — следом очухалась Кога, из своего полулежачего положения глядя ему в лицо. — Ты, кажется, очень любишь меня ронять. С не самым умным видом блондин смотрел на неё в ответ, переводя взгляд с девушки на руки, всё ещё сжимающие её тело. Он был рад, что брюнетка не грохнулась на свою и без того травмированную конечность или на голову, но что-то в этой картине его безумно раздражало. Он протянул ей руку и поднял легким рывком. — А ты и без меня прекрасно справляешься, — подметил он, глазами провожая теперь уже пустые ладони Мицуи. Настроение медленно, но верно поползло вверх, будто ничего и не было, и он уже с почти искренним спокойствием повернулся к своему товарищу. — На прогулки потянуло. Еще и Эмме майонез понадобился на кой-то хрен. — А-а-а, — знающе протянул Такаши, даже не заметивший перемену в расположении духа блондина. — На маску для волос небось. — Ха? Какой идиот будет башку соусом обмазывать? Азуми, которая до этого собиралась что-то добавить в разговор, неловко закашлялась. — В-в любом, в любом случае! — её голос казался каким-то странным, но Майки списал это на шок от падения. — Мы тут тоже за покупками! Ты очень удачно попался, как раз можешь пригодиться. Пойдешь с нами? А, ой... Бли-и-ин, не выйдет, забудь! Я забыла, что кое-кто очень домой торопился и не давал мне зайти в один единственный-приединственный магазин. Укоризна, с которой она смотрела на Мицую, была комичной — лицо самого Майки едва ли можно было назвать выразительным, зато вот у неё пластичности в видимых эмоциях хоть отбавляй. Такаши под её взглядом лишь устало почесал затылок. — Это же на час затянется, поэтому и не получается сегодня. — Чт... Никакой не час! Тем более с самим Майки здесь! Мы совсем быстренько туда и обратно, да же? Да же? — Точно, точно, — Майки понятия не имел, на что именно он ей там поддакивает, но после всех тех планов, которые им портил Мицуя в последние месяцы, ему просто было приятно с ним поспорить по мелочи. — Разве трудно сходить, раз так просит? — Боже... Раз у вас так много времени сегодня, тогда вдвоем и гуляйте, — махнул рукой Мицуя. — Но её надо будет домой отвести. Умоляющий, сверкающий взгляд, которым Кога резко начала слепить его, был довольно некомфортным и Майки невольно отвернулся. Продукты в его пакете без холодильника долго не протянут, ещё и дед дома люлей навешает. Он уже повернулся обратно, чтобы свести всё в шутку и обещание похода «на следующий раз». Ему показалось, что тёплые глаза девушки будто бы стали больше обычного, и он опять отвернулся. Всё же, если они действительно ненадолго... — ...Ладно. Обтирая внезапно запотевшие ладони о штанины, он усиленно не смотрел на её зубастую улыбку. И как только рот не рвётся? Сегодня было очень жарко.***
Бездействие било по нервам. Отчаявшийся Такемичи голову ломал над всеми возможными вариантами хоть как-то сгладить кошмарную ситуацию, участником которой он стал, и каждый из вариантов был хуже предыдущего. Именно в такие моменты ему больше всего не хватало Наото с его знаниями, но позволить себе совершить ещё один прыжок он просто не мог — слишком близко была дата смерти Коги. Каждый прыжок неизменно забирал у него день или два, а такую привилегию он не мог себе позволить. Тем не менее, с Наото или без, но информация ему сейчас нужна была больше всего на свете. Казутора Ханемия был знаменитой личностью в это время, но лишь мелкая частица этой славы просочилась в будущее после его смерти — подростковые свершения были всеми забыты, а в тоненьком полицейском файле значилась лишь его причастность к основанию Тосвы и гибель от руки Баджи. Вот и вся человеческая жизнь в паре строчек. Должна была быть хоть какая-нибудь зацепка, которая может дать ему возможность что-то противопоставить этому парню, не приводя его к смерти. Расспрашивать других основателей он не мог — сразу раскроется вся история Коги, а следом при любом раскладе Майки будет вершить суд. А Хина... Ужасный план. Другой вариант — подойти к самому Баджи. И прямым текстом сказать ему: «Эй, помоги мне избить твоего старого друга, только постарайся его не зарезать, окей?». Ещё более ужасный план. Даже не ужасный, а просто тупой — он своими глазами видел, насколько отмороженным может быть Кейске Баджи, и не стремился стать первой его жертвой до самого Казуторы. В итоге ему только и оставалось, что искать человека, который вроде и не основатель, но близок с ними. Вроде бы и не Кейске Баджи, но зато очень хорошо знакомый с ним человек. И не рыба, и не мясо — Такемичи здорово раскатал себе губу с такими запросами, но одного такого человека он всё же откопал. — Казутора, говоришь... Мацуно Чифую был ближайшим подчинённым Баджи и ходил за ним хвостиком целую вечность. Словно внешний орган или сиамский близнец, он всегда был подле своего капитана, впитывая о нём всевозможную информацию. И сейчас он точно не в том положении, чтобы ходить и кляузничать Кейске — просто идеальный расклад. — Они два года без перерыва переписывались, пока тот был в колонии, — поразительно откровенно помогал ему Чифую, будто бы и не познакомился с Такемичи двадцать минут назад. — Но там особо ничего полезного нет — всякий трёп о погоде, школе и прочей херне. — Вот как... — Но сам Баджи... Для Баджи он — безумно важный человек. Мне кажется, он даже считает его названым братом. Если бы ты видел, сколько усилий он вкладывал в каждое письмо! А он же вообще не грамотей, для него это сродни пытке. И ещё... «Насколько бы близки они ни были, у Баджи всё равно хватило духу перерезать ему глотку.» У Такемичи было предположение, что и это событие было последствием смерти Коги. Возможно ли, что дорожащий ёю Кейске таким образом отомстил за подругу? Но Баджи не должен был знать, что Казутора имел хоть какое-то отношение к её гибели. Если бы знал, то и не срывался бы на Майки и Дракене, которые сами того не ведая покрывали её мучителей. Воспоминания Такемичи были обрывистыми, мутными и ненадежными — он страдал от недостатка подсказок, а от глубоких размышлений на тяжелые темы у него быстро начиналась мигрень. Не привыкший много работать мозгами блондин искренне страдал в своих попытках распутать криминальный клубок, который ему прямо в лицо кинула жизнь, и ему казалось, что чем больше он получает ответов, тем больше у него появляется вопросов. Слушая болтовню заместителя бесхозного первого отряда, он механически кивал головой, едва ли слушая ударившегося в монолог мальчишку.***
— А потрогай вот это вот! Смотри, тут такой плотный ворс, ва-а-а!... Непонятная нервозность покинула блондина практически в то же мгновение, как Кога затащила его в швейный магазин. Словно сорока он смотрел во все стороны на непонятные крючки, пуговицы и разнообразные ленты, торчащие с каждой полки. Уровень терпения и усидчивости у него был не больше такового у младшеклассника, а интерес к шопингу и вовсе был в полуживой зачаточной стадии. — Ну-ка возьми-ка. Что тебе больше нравится — с начёсом или без? Тем не менее, особо скучно ему не было. Ещё с самых младших лет Сано уже был безумно тактильным человеком. Желание что-то мять ладонями было его постоянным спутником, и он никогда не отказывал себе в удовольствии повертеть в руках детские игрушки, погрызть уголок любимого полотенца или смять в маленьких кулаках воротник помятой футболки брата, когда тот ещё мог поднимать его на руки. Привычка пошла ним и в подростковую жизнь, но в более стёртой, почти незаметной форме. Возможность потрогать сразу целую кучу разных на ощупь вещей была ему в радость, и именно поэтому он не подкалывал девушку, подносящую к нему разнообразные обрывки материалов. — Ты выбрал? — вырванный из своего сенсорного транса парень недоуменно вылупился на неё. — Ткань! Это же для твоего подарка! Ну, какая тебе больше нравится? — ...Как ты вообще одной рукой шить будешь? — Вот какая тебе разница? Будет нужно — я и зубами сошью. Подарок. Ещё одна причина, почему Майки не возмущался такой трате своего времени — они здесь только ради него. Прошлый пушистый шерпотреб (и взрывная реакция самого Майки), видимо, оставил у Коги неизгладимое впечатление, и теперь она желала сделать что-то, к чему блондин при всём желании не сможет и придраться. Все кусочки, которые она дала ему на пробу, были разного вида и фактуры, но с одним общим свойством — они были сочного, ярко-красного оттенка. И всё же его ничего не цепляло, и ему было нечего ей сказать. Лапая каждый рулон ткани, до которого он только мог дотянуться, Майки не одарил её ответом, и продолжил слоняться между рядов магазина. Да и к тому же, у него уже давно на языке теплился вопрос, который так и не терпелось задать. — Как там Баджи? Обида с их прошлой встречи заметно поусела со временем, и Майки уже готов был снова хотя бы разговаривать о своем старом друге без желания расквасить кому-нибудь морду. Гордость хулигана всё ещё была заметно ущемлена таким хамством его подчиненного, и глава Тосвы жаждал поквитаться с ним за его клоунские трюки. Сано Манджиро же просто искренне скучал по своему другу и хотел вернуть его обратно как можно скорее. Спрашивая Азуми о Кейске он практически тыкал пальцем в небо. С момента его ухода первый капитан... бывший первый капитан ни с кем из Тосвы так и не пересёкся. А если и видел кого, то те успешно держали рот на замке. Даже Чифую, который был его верным прихвостнем столько времени, никак не мог добраться до Баджи — завидев его на горизонте, старший парень просто нокаутировал его и шёл по своим делам, отказываясь даже парой слов обменяться. Но Манджиро прекрасно знал, насколько тот был зависим от общения с другими. Не имеет значения, сколько раз брюнет устраивал драки или ругался с кем-то, и не имеет значения, что он в жизни рта не откроет, чтобы поделиться своими проблемами. Единственной константой в его жизни было, что Кейске очень быстро засыхал, если оставался сам с собой наедине. Даже в самые свои дикие моменты он находил кого-то из близких друзей и просто сидел где-то рядом — на фоне, в углу, даже не общаясь. Коллектив давал ему жизнь, и Майки был уверен, что тот без раздумий отдаст жизнь за коллектив в ответ. Так если он не пошёл к кому-то из Тосвы, то, может, нашёл пристанище вне её? Азуми смерила его каким-то оценивающим взглядом, и отвернулась к каталогу с пуговицами. — Помогает мне с ремонтом. Я даже не думала, что он будет настолько выкладываться, но Кейкей умеет удивлять. — Надо же, — голос парня был невозмутимым, но внутри у него что-то бешено заколотилось. — Звучит прилично. И не подрался ещё не с кем? — Вообще не напоминай, — Кога драматично закрыла глаза, страдальчески вздохнув. — Он на грани пойти в рукопашную с моей соседкой. Майки, ей больше семидесяти. Воображение всегда было сильной стороной Сано, и представить себе реальное противостояние его друга и боевой пенсионерки оказалось совсем не трудно. Сами приятные новости, что он хотя бы был где-то по-близости и беззаботно жил, уже заметно успокоили блондина, и он не сдержал резкий смешок. — Ха! Скучно ему там, плохо развлекаешь гостя! — Да ты!... Угх! Да я вообще самый гостепреимный че!... Глухой звук рингтона прервал её нарастающую тираду и девушка лихорадочно начала скидывать с плеча сумку. Ремешки зацепились за её фиксатор и она пискнула, неудачно дёрнув саму себя за травму. Сжалившийся над ней блондин таких проблем не испытывал — ему не составило труда нырнуть рукой в чужой багаж и нащупать там истерично вибрирущий телефон. Благородный порыв же скрывал в себе неблагородное любопытство, и он внаглую прочёл имя на раскрывшемся экране, передавая раскладушку подруге.« Ген :-) »
Азуми расплылась в улыбке, завидев имя звонящего, и убежала куда-то за угол радостно ему отвечать. И Майки тоже выпустил застрявший в лёгких воздух. Когда он перестал дышать? Нежелание делиться своими друзьями и их временем у него было заложено где-то в подкорке — глубоко, крепко и навечно. Однако, даже тут были исключения — Майки никогда не ревновал своих близких к их семьям. Про братьев Азуми он слышал очень мельком — разве что знал, что их у неё двое, и что старший звонит ей как можно чаще, а младший из вредности, наоборот, старался общаться как можно реже. Девушку это изрядно выводило из себя, и она без стеснения несколько раз спускала на уши Сано свои рассказы про невыносимый характер маленького брата, про свою мечту однажды сбрить ему все волосы на голове или запереть его в курятнике на неделю. Но у него даже не было сомнения, что она всё равно любит его. Когда-то давно он и сам иногда вёл себя, как младший из семьи Кога — пререкался с братом по пустякам, а потом игнорировал, прекрасно зная, насколько тот нервничал от такого отношения. Если бы сейчас Шиничиро позвонил ему... Что бы он мог ему сказать? — Прости-прости! — с лёгким топотом девушка прибежала обратно, улыбаясь во весь рот. — Брат просто на месте усидеть не может, потому что я долго не отвечала на сообщение, — он завидовал. — А знаешь, что я придумала? Приходи-ка ко мне послезавтра вечером — как раз Кейкей там всякие мелочи заканчивает, заодно и поговорите наконец. Перспектива встретиться с глазу на глаз одновременно и радовала его, и напрягала. Чем дольше не видишь человека, тем труднее потом перед ним стоять, будто что-то невидимое тебя отталкивает. Желание вернуть свою мирную стабильность преобладало над любыми подобными мыслями, и Сано тут же принял приглашение Коги, на что она удовлетворенно кивнула головой. Друзья на дороге не валяются — Такемичи не в счет — и Майки категорически отказывался давать Баджи даже малейший шанс проскочить мимо него. Хочет он того или нет, но он наладит с ним контакт. Дипломатически же это будет или физически — это уже зависит от самого брюнета. Имея новые планы на будущее, парень заметно приободрился и побрёл в сторону выхода из магазина мимо недоумевающей Коги. Она уже неоднократно помогала ему с поднятием настроения, и Майки был по-настоящему благодарен этой взбалдамошенной девчушке за компанию. За всё добро, которое он получает, парень зарёкся однажды ей отплатить сполна. — А... Э? А выбрать?... — ровно перед кассой он торжественно вручил ей рулончик красной ткани. Похлопав себя по плоским — пустым — карманам, он как ни в чем не бывало постоял пару секунд на месте, а затем отошёл в сторону. Отплатит. Только не деньгами.***
Чем дольше откладываешь неизбежное, тем больнее оно потом ударит тебе под дых. Находя себя в одной и той же ситуации несколько раз подряд, Такемичи невольно задумывался: возможно, что он сам виноват во всём. В прошлой жизни он уже валялся вот так в подворотне на грязном асфальте, и там же на него смотрели, как на беспомощную, хилую жертву. Теперь же он валяется такой же жалкой кучей человеческой массы, но в доме у Коги Азуми. Угораздило же его прийти проведать её именно в тот момент, когда самой хозяйки на месте нет, а вот её сторожевая псина на месте сидит. Без ошейника и не на цепи. Кейске Баджи, что в прошлом, что в будущем, всегда оставался устрашающей личностью. Звериные глаза так и прожигали Ханагаки, смотря на него сверху вниз, и он почувствовал как начал покрываться гусиной кожей с ног до головы. Одно радовало, что у этого — молодого, не совсем потерянного Баджи — ещё не было такой жажды убийства, когда он глядел в лицо блондину. — Я тебе вроде простой вопрос задал. Чего язык в жопу засунул? — его голос был нетерпеливым, требовательным, а он сам вообще не напрягаясь держал Такемичи за воротник (сколько раз его ещё будут так таскать, словно тряпичную куклу?). — Ты за неё отвечаешь? «Да» или «нет». Объяснять, кто же такая «она» никому тут не требовалось — умом Такемичи не блистал, но такие связи делал без проблем. Единственная причина, почему он не спешил с ответом, заключалась в простом человеческом чувстве. В стыде. — Гх... От... Отвечаю... — промямлил парень, смотря куда угодно, но только не в лицо брюнету. Но разве у него был тут хоть какой-то выбор? Естественно, что нет — Баджи отлично доказал это, грубо повернув его лицом себе. — А чего так слабо? Живот болит, что ли? Массаж тебе сделать? — Такемичи прекрасно помнил ощущение этих кулаков на своем теле; такую сессию «массажа» он точно не переживёт. — Если взялся за что-то, то работай нормально, ссыкушник ты ебанный. Блять, мне тут чё, тебя поучать теперь? Нахер ты меня взбесил? Я сюда не лясы точить пришёл вообще. «Да что тебе нужно-то тогда?!» — возмущался в своих мыслях Такемичи. Трусливо и беззвучно. — Дело есть, притом огненно-срочное, Ссыкуничи, — на новое прозвище Ханагаки даже бровью не повёл. — Справишься? — Что? Какое? — ...сюда иди. Пытаясь поспевать за безумно злым парнем, Такемичи совершенно не смотрел себе под ноги. Зацепившись за торчащую деревяшку, он постыдно взвизгнул, когда половина его ноги провалилась куда-то в дыру, а половицы около него поднялись ровным блоком. — Поаккуратнее, блять! — взревел обернувшийся Баджи, подбегая к блондину. Только вот не чтобы помочь ему, а чтобы проверить целостность драгоценных дощечек. — Я это целую вечность чинил, урод! — Ч-чт... Да тут сквозная дыра! Сюда же человек упасть может! — Ты тупой? Была дыра, а стала миниатюрным подвалом. Даже крышка есть, вот, — с невозмутимым видом Кейске повернул к нему своё деревянное творение, будто бы тут ничего необычного и не было. — Дом настолько древний, что тут даже фундамента как такового и нет... Короче, не тяни кота за яйца, выползай уже. Неловко помедлив, парень вызволил себя из ямы, и Кейске с удовлетворением положил деревянный щиток обратно на место. Не знай Такемичи об этом «подвале» — не заметил бы даже полосы его дверки на фоне исцарапанного пола. В этот раз, следуя за Баджи, он уже не отрывал глаз от пола. А особо ходить и не пришлось — они едва ли вышли за порог квартиры, как брюнет уже остановился. С ненавистью несколько секунд смотря на противоположную к жилищу их подруги дверь, Баджи всё же повернулся к Такемичи, и указал ему пальцем на дверь самой Коги. — Что ты тут видишь? — голос Баджи был гораздо тише, осторожнее; он с опаской поглядывал себе за спину, и это ещё больше пугало Ханагаки. — Дверь?... Квартира?... — страх получить затрещину за неправильный ответ бил ему по лёгким. — Что? — Смотри ниже. Под ручкой, посмотри на металл. Он смотрел, но не видел. Как и всё это строение, дверь тоже видала лучшие деньки — была покореженной, блеклой и страшной. Ничего особо выделяющегося парень так и не заметил, кроме удивительно блестящей железяки-пластинки дверного замка. К чувству страха присоединилось ощущение собственного скудоумия. Обессиленно, он повернулся к Кейске, и тот раздраженно загладил себе волосы к затылку. — Он... Чистый? Новый? — Новейший. Мы сменили ей замки на той неделе, потому что старый шатался безбожно. А подозрительное ты тут видишь что-то? Уже тыча пальцем ровно в замочную скважину, он разъяснил Такемичи проблему, не дожидаясь, пока тот дойдёт до этого своим медленным мозгом. — Я тут уже дохуя и больше раз был, впахивал как чернорабочий, вдоль и поперёк осмотрел весь здешний говнюшник. Вот этого, — он снова, как для тупых, постучал пальцем по металлу. — Этого здесь не было. Царапины, свежие, появились пару дней как. Ты понимаешь, к чему я веду? Что не так с этой штукой? — у блондина была догадка, но он всеми силами надеялся, что она не будет правдивой. Его тишину Баджи воспринял как отсутствие идей, и ещё больше разозлился. Затаскивая мальчишку обратно внутрь квартиры, он плотно захлопнул дверь, прежде чем что-то ему втолковывать. — Блять, ты вообще долбоёб? Кто-то пытался её взломать! Такемичи мало когда оказывался прав, а если такое и случалось — то он об этом всегда, всегда жалел. И сейчас не исключение. Разбираться с единичными хулиганами в школе — одно дело, бегать от них по улицам — другое. Угроза безопасности внутри собственного дома выходила на совершенно другой уровень, и с такой ситуацией методом «абы как» обойтись не получится. Парень до сих пор не выбрал. Не определился, кого спасать. Не решил, кого поставить в приоритет. Он ведь до сих пор и сам справлялся? Почему теперь... Почему всё так сложно? За что настолько сильно можно невзлюбить какую-то девчонку? — Лицо такое, будто дерьма пожрал. Но оно и понятно, — выдохнул Баджи, держа себя за переносицу. — Мне нужно, чтобы ты включил истеричку и заставил Тосву взять под контроль эту зону на какое-то время. Это не наша... не их территория, но она и ничейная по сути — никого крупного тут нет, это чёртова окраина. — А... Стой, а почему ей просто не переехать? Если поднапрячься, можно же найти у кого-то место, куда её подселить, так почему нет? — Это охота, Ссыкуничи. У дружбана Па-чина бабу избили в самом центре города, в хорошем районе, у неё дома. Ты пойми, что гонятся не за квартирой, а за человеком. — парень подошел к окну, открыл его настежь, и со всей силы начал трясти выходящую на улицу решётку; сколько бы он не рыпался, как бы не напрягались его мышцы, она всё равно стояла крепко. — Я сделал из этой лачуги ебанную крепость — всякая мелкая шелупонь сюда точно не залезет. Тосва своих не кидает, они смогут навести порядок на местности, если только волю дать. Это то, что я от тебя хочу. «Тогда почему ты ушёл?» — так и рвалось из Ханагаки, но он остановил себя. Бывший капитан ему точно отчитываться не будет, а лишних зубов у него нет. Блондин видел, что тот искренне верит в свои слова. Но ни про Казутору, ни про его прихвостней внутри банды Такемичи так и не решился ему рассказать.***
Ситуация становилась всё плачевнее и плачевнее. Чем дольше он ломал голову, тем более глупые планы из неё рождались. Не побрезговав положиться на огромные познания своих друзей в бандитских сплетнях, Такемичи пошёл отвести душу в компании родной Пятёрки. Для кого одно — горе, для другого — возможность поумничать. На вопрос Такемичи о личности Казуторы Ханемии один из его друзей — внезапно запылавший жизнью Ямагиши — выдал ему целую лекцию с углублением в историю Тосвы, Вальгаллы и ещё кучи имён, которые за раз запомнить просто невозможно. Но даже с таким обилием информации едва ли удалось почерпнуть что-то новое. Ещё и опасность, нависшая над Хинатой, не давала ему и пальцем пошевелить — даже если риск был совсем невелик — кто в здравом уме пойдет бить дочь полицейского? — блондина всё равно сковывал животный страх. Потеряв Тачибану в будущем, Такемичи имел шанс вернуться обратно и исправить беды в её судьбе. А что будет, если он позволит ей погибнуть в прошлом? Вопрос стоял остро, но пережёвывать его парень не стал — он не хотел знать. Накручивая самого себя, он застрял в хаотичном бездействии и медленно сходил с ума. Его товарищи никогда не отличались особым интеллектом — как и он сам, поэтому они и дружили так близко — но они отлично заметили, когда у него просто начала ехать крыша на фоне стресса. Не особо с ним церемонясь, они посадили его на полноценный допрос, а он и сдался — всегда был слабохарактерным, вот и теперь не стал долго спорить, когда до него начали допытываться. Безумные истории, которые он не мог рассказать верхушке Тосвы, нашли своё пристанище в ушах его старейших друзей. Части с временными петлями пришлось опустить, но плечи Ханагаки всё равно стали легче, пусть и на самую малость. — Охуеть... И что делать? Это не означало, что они могут найти выход из этой проблемы даже общими усилиями. До скрипа сжимая зубы, Такемичи от усталости просто уронил лицо в ладони, дёргая себя за волосы. Во рту у него неспешно таяла таблетка успокоительного, которую ему воткнул в рот другой друг — всегда готовый к чрезвычайным медицинским инцидентам Такуя — и от стоящего на языке вкуса у него сводило челюсть. Средство работало — паника, которая у него была минут десять назад, ощутимо уходила, но на её место пришла тяжелая усталость, ударив его куда-то под затылок. Голова была чугунной, он хотел заснуть и не просыпаться целую вечность, но нельзя было — иначе его точно отсюда будут выносить на руках вперёд ногами. Аккун, наблюдающий за агонией «сердца» их группы, начал изводиться вместе с ним — он не был таким гением, который может строить многоступенчатые планы, но теперь даже его средних боевых навыков для дела не хватает, чтобы пойти простив третьего лица Вальгаллы. Такемичи было стыдно перекладывать свои невзгоды с больной головы на здоровую, но ничего поделать он уже не мог. — Слушай, а что если ты просто отправишь свою тёлочку куда-нибудь? Тогда и большого начальника можно будет к делу подогнать, если всё быстро утрясти. Мысль пришла откуда не ждали. Четыре пары глаз уставились на внезапно подавшего признак жизни Макото — парня, который вообще ничем обычно не интересуется, кроме своей геометрически растущей коллекции высокорейтинговых фильмов. — И как мне это сделать? — устало пробурчал Такемичи, даже не поднимая головы. — «Хина, а давай-ка ты уедешь из города в середине учебного года»? Вообще сдурел? — Не-не-не, погоди! Он прав! — начал суетиться Ямагиши, лихорадочно роясь в своей парте. Выудив оттуда с десяток цветастых листовок сомнительного дизайна, он начал махать ими перед лицом Такемичи. — Сегодня заканчивается набор в школьную команду олимпиадников, их там отсылают в Киото уже на днях. Она ж у тебя умная, ей там самое место. А ты за это время спустишь волкодавов на этих ублюдков, а там у вас сто-о-олько крутых ребят, да они их там в миг просто — дыщ-дыщ-дыщ! — и дело в шляпе! Ну, эм, я бы так сделал. Ханагаки был настолько уставшим, что даже такое простое объяснение воспринималось им туго и медленно. Невидящим взглядом разглядывая кривоватую листовку, он застыл, подобно мраморной статуе, а потом резко подорвался с места. Путаясь в собственных ногах, он упал перед самой дверью, но быстро встал и продолжил свой стремительный забег по коридору. Оставшиеся в классной комнате ребята неловко переглянулись между собой. — Вы с каких пор такими умными стали? — схмурил брови Аккун, переводя взгляд с брюнета на очкарика. Рассказывать о том, что они сами эти кошмарные листовки и делали, чтобы подлизаться к учителям перед контрольными, парни не стали.***
Пятый отряд всегда работал быстро, слаженно и эффективно. Возможно, обратись к ним Такемичи с самого начала, у него было бы гораздо меньше головной боли. Мучо оказался фанатично преданным своему делу человеком, и он без колебаний устроил массовый замес по первому приказу Майки, и Ханагаки лично видел, насколько беспощадно он обращался с предателями и прочими проблемными элементами, которые «разлагают Тосву изнутри». Его заместитель — длинноволосый парниша, имя которого Такемичи успешно забыл — молчаливым ураганом проносился вслед за своим капитаном, перекрывая особо борзым путь к отступлению, а вместе с ним в тандеме работали и остальные члены их отряда — все до одного заточенные именно на внутренние зачистки внутри банды. В обычные дни их деятельность была довольно автономной — верхушка Тосвы редко когда интересовалась делами самых низших по рангу людей, и пятый отряд имел полное право на самосуд. Но сейчас ситуация была достаточно особенной, и они были лишь теми, кто определял, скручивал, и показывал главе ненужных отбросов. Судил же их Сано Манджиро. Когда Такемичи подошёл к нему этим утром, тот неспешно, вяло и едва осознанно плёлся в школу, по пути обсасывая какой-то ломтик мяса — настолько тот был сонным, что даже жевать особо не мог. Дракен предложил ему поговорить с Майки после обеда, если дело не срочное, но парню было слишком невтерпёж и он выложил все карты на стол. Слишком долго он страдал над этой темой, и слишком близко дотянул своим бездействием до «дня икс». Сначала ему даже показалось, что глава его не расслышал. Сано же быстро доказал обратное. Майки, в отличие от взъерошевшегося Дракена, не сказал ему ни единого осуждающего слова. Всю вялость в его теле будто бы рукой смело, и он остановился посреди улицы, молча набирая кого-то по телефону. — Хоть одного упустите — убью. Ни один член Тосвы не пропустил экстренный обеденный сбор. Результаты «вышибательной экспертизы» показали, что так или иначе сотрудничающих с Вальгаллой людей оказалось около десятка — ничтожно малое количество. Но, как и любая зараза, они раковой опухолью распространяли своё влияние среди низов банды, собирая вокруг себя недовольных текущими делами или, наоборот, радикально-помешанных на бандитской романтике. Чем глупее ты по жизни, тем проще направить твои эмоции на кого-то парой удачных слов — вальгалловцы оказались специалистами по подпольной манипуляции, а простоватые шестёрки Тосвы к такому иммунитета совсем не имели. Троянский конь попал к ним в каждый уголок — сбившиеся с пути ничтожества отравляли все ключевые группы банды, теряясь в разношёрстных коллективах дюжинами мелких паразитов. Единственными, кто избежал такой участи, оказались два отряда — третий и пятый. Самые тоталитарные образования в сердце Тосвы с жёсткими, требовательными лидерами. Возможно, у них была правильная идея, когда они вырезали на корню «свободу», от которой страдали все остальные. В виду этого Третьи были вынужденно призваны на подмогу к Пятым — репутация Кисаки Тетты, как уважаемого капитана, непрестанно шла вверх, даже когда его самого на месте не было. Если раньше на доводы Такемичи против него все просто закатывали глаза, то теперь он получал конкретную агрессию, пытаясь говорить что-то против младшего парня. Ему пришлось замолчать. Сочувствия или понимания к попавшимся на удочку рядовым у главы в этот раз совершенно не было. Если методы пятого отряда уже выглядели достаточно жёстко, то на фоне гнева Майки они казались нежными поглаживаниями. Брать на себя толпу он умел и любил, но сейчас в движениях Сано не было той игривости, к которой Такемичи привык. Мольбы, крики и отговорки провинившихся падали на глухие уши. Ни одного человека он не пощадил, ни один из них не ушёл с этого собрания на своих двоих — чем дольше Майки зверствовал, тем больше покореженных тел падало перед храмом. Брызжущая во все стороны кровь рисковала навечно впитаться в пористый старый камень святого места, но теперь уже это никого не заботило. Если такой вид останется напоминанием всем будущим ублюдкам, которые пойдут против Тосвы, то так тому и быть. Кисаки был прав — Майки действительно стал слишком мягким. То, что у него под носом выросло такое чудовище, стало тому отличным подтверждением. «Тосва тебя защитит» — сколько раз он так уверенно говорил ей эти слова? Мерзкая, тяжелая горечь подступала где-то у него на корне языка, и парню хотелось блевать от собственной горделивости. С громким щелчком он снова сломал кому-то руку — один из гостей Вальгаллы истошно заверещал, жалобно пытаясь полосовать его ногтями другой ладони — и он почувствовал себя немного, самую малость, но лучше. Будто бы он извиняется за собственную ошибку. Будто бы он делает что-то полезное. Беспрепятственно он схватил парня за вторую руку и одним поворотом кисти выгнул её в обратном, ненормальном для человека положении. Майки занёс ступню для удара. Треск. Конечность в его пальцах-тисках внезапно стала очень пластичной, гибкой, аномально подвижной. По самый локоть он уже был вымазан в алый, буро-коричневый, почти чёрный — на спекшуюся кровь слой за слоем наползала свежая, а сбитые костяшки неприятно щипало на воздухе. На пальцах не осталось чистого места, и он готов был окрасить себя снова и снова, хоть по плечи, хоть по самую голову, чтобы не видеть больше такой мерзости перед собой. Майки был сильным, ужасно сильным, и всё его тело было как натренированное оружие — он умел только портить, разбивать и калечить. Именно поэтому он и поручал такие вещи другим людям, чтобы Тосва не скатывалась в диктатуру, потому что он понимал, что происходит, когда ему дают волю в вопросах контроля и подавления. Но сейчас он был рад своим возможностям. Он любил своё тело — мощное, крепкое и очень, очень полезное. С ним он был сильнейший. Опасный. Без изъяна. Непобедимый. Если все эти руки — чужие, грязные и жестокие — использовались только чтобы вредить его близким, то он их с радостью заберёт. Треск. Треск. Треск. Горечь во рту потихоньку отступала.