***
Учебный день тянулся долго и скучно. Ещё с прошлого дня до Мицуи было практически не дозвониться, а сегодня он вообще пропустил клубные занятия и сбежал. «Проблему нашли, сейчас решаем,» — максимум, что она смогла из него выжать, прежде чем парень пулей выбежал за пределы школьных ворот, по пути напоминая ей обязательно дождаться Такемичи. Вопросов у неё не возникало — слишком фанатично-целеустремлённым Такаши тогда выглядел, чтобы его останавливать, да и она сама уже привыкла быть в компании блондина по вечерам. Только вот в этот раз он почему-то очень сильно опаздывает. Погода конца октября была жадной на солнечные часы. Пока остальные школьники быстренько расходились кто куда после занятий, желая поскорее покинуть надоедливую школу, Азуми только и оставалось, что терпеливо караулить Такемичи у школьных дверей. Девушке не терпелось поскорее вернуться домой, пока солнце ещё окончательно не село. Если ей повезёт, она даже успеет немножко поработать над своим последним проектом до наступления кромешной темноты. Наученная опытом всех прошлых поделок, она довольно проворно и аккуратно сделала сегодня выкройки для драгоценного красного кабана. «Драгоценного» в том числе и материально — Майки совершенно не смотрел на цены, когда вручил ей понравившуюся ему ткань, а ей стало слишком стыдно, чтобы просить его взять что-то дешевле. Вот и получается, что взяла она материала ровно впритык на одну поделку, а права на ошибки или исправления тут не было. Кога, привыкшая работать с чем-то куда более дешёвым для таких мелких вещей, просто агонизировала весь день, пытаясь сделать идеальную выкройку, чтобы ни в коем случае не пришлось что-то там докупать на замену. Всё же «клиент» у неё сейчас очень... с характером. Кто ж знал, что шитьё подарков для друзей может быть настолько нервоистязательным? Перед её расфокусированным взглядом показалась пара белых кроссовок, и она подняла глаза на подошедшего к ней вплотную человека, ожидая увидеть своего сопровождающего. — Извините, это вы Кога? — Ханагаки она тут не увидела. Зато вместо него тут стоит... — Такемучи так внезапно попросил подменить его сегодня, так что я немного задержался. Долго ждёте? — А-а, нет, совсем нет! Только, только вышла сама, ха-ха! — И всё же, нехорошо ведь заставлять девушку ждать. Виноват, извиняюсь. Настороженность на секунду сковала её. Многодневные беды, которые так и сыпались на неё со всех сторон, частично вернули девушке её прошлую мнительность, и теперь она с большим скепсисом относилась к любым новым знакомствам. И всё же, этот человек знал кодовое слово. Для него её сопровождающий был не «Ханагаки», не «Такемичи» — он был «Такемучи». Его так называли только в Тосве, насколько ей было известно со слов самого парня, и так легко брошенное имя как-то быстро подтвердило его принадлежность к знакомой ей банде в голове самой Коги. К тому же, были и другие причины... «Какой красавчик!» С нагло нескрываемым интересом Кога пялилась на парнишу перед ней — от неожиданного знакомства она даже не успела предпринять попытку притвориться культурной, воспитанной личностью. Если бы можно было слышать чужие мысли, её бы как минимум огрели чем-нибудь по голове за визги, которые начали раздаваться у неё в сознании. Неужели кроме Мицуи и Хаккая в их шайке-лейке есть кто-то с настолько выдающимися внешними данными? Не то чтобы Баджи был плох. Или сам Такемичи. Или Чифую. Или... Или... Она была уверена, что кого-то забыла добавить в этот список, но вспомнить его она сходу не смогла. Видимо, не настолько уж и симпатичный, как остальные — ну и не важно. Не всем же быть красивыми. Но вот этот... — Меня... Со мной можно на «ты», если хотите, эм, хочешь! — она автоматически, по привычке потянулась за рукопожатием, совершенно забыв, что у неё сейчас только левая была рабочей. Пускай её мнительная натура и умирала от такого неловкого действия, желтоглазый мальчишка перед ней и бровью не повёл. — О, ещё как хочу! А ты, кажись, привыкла с нашими-то ребятами по-свойски беседовать, раз так быстро на личные имена перепрыгивашь, — его кожа была шершавой, а пальцы крепко стискивали её ладонь чуть жестче, чем она ожидала. Но зато как же он улыбался. — Мне даже нравится. Где бы сейчас не находился Такемичи, она желала ему оставаться там подольше — эту мечту фотографа она оставляет себе. Радостно и активно она отлипла от стены, уже начав вышагивать в сторону выхода с территории. Сегодня можно даже пойти длинной дорогой домой — не каждый день ведь выпадает возможность полюбоваться на человека с модельной внешностью. А кабанчик и до завтра подождать может — ничего с ним не случится, в школе можно будет начать шить. Парень был очень, очень харизматичным, и отлично умел обращаться с девочками: Азуми и двух шагов сделать не успела, как её школьная сумка уже свисала с чужого плеча. Такие джентльменские приёмы ей оказывал разве что Мицуя, и проявление внимания от незнакомца приятно защекотало её самооценку. Резкое осознание ударило ей куда-то в череп, когда они уже вышли за пределы школы. Она снова так грубо забыла спросить у кого-то имя. Была бы тут её мать — устроила бы ей мозгомойку за такие погрешности. Стремясь исправить ситуацию, она сразу задала свой вопрос, не желая повторения неприятной ситуации с Баджи Рёко. И снова она растаяла, когда её новый конвоир одарил её улыбкой. — Да не парься так, я сам забыл представиться. Меня зовут Казутора Ханемия. Она оступилась на ровном месте. — Казу... тора? — в недоумении от её вопросительного тона парень остановился и слегка наклонил голову вбок. — «Тора» это как в «тигре»? Ты поэтому такое тату сделал? — Хм? Ах, да. Что-то нет так? — Ой, ой да нет! Просто с моим именем ничего интересного не сделаешь, да и с фамилией тоже. — Завидно? — напряженные черты будто бы чьей-то рукой резко стерлись с его лица, и он снова расслабленно лыбился в сторону Коги. — Конечно! А, блин, — она хлопнула себя по лбу, пятясь в сторону школы. — прости, пожалуйста, я только сейчас вспомнила, что забыла в клубной комнате свою игольницу. Подождёшь меня тут? Я мигом вернусь, там минуту бежать. Ханемия на секунду будто бы задумался, но махнул рукой — что взять с какой-то девчонки, если они все всегда в облаках витают — и она направилась обратно в здание, завалив его извинениями за свою забывчивость. До дверей она дошла быстрым шагом, по коридору прошла трусцой, а по лестнице уже бежала со всех ног, будто гонимая дикими зверями. С треском задвинув за собой дверь, она словно в лихорадочном помутнении задвинула проём партой, а эту парту ещё несколькими столиками — лёгкие, лёгкие, они все слишком лёгкие — никакого веса, при сильном желании их точно смогут сдвинуть, это будет лишь отсрочкой перед тем, как её выдерут из этой комнаты. «Если бы только были ключи!...» — сегодня Мицуя в своей спешке забыл их оставить ей. Как старый слизняк сползая по стенке, она трясущимися пальцами начала бить здоровой рукой по карманам юбки, но тщетно — телефон её остался вместе с Ханемией на улице. «Блин-блин-блин-блин!...» От паники закружилась голова. «Казутора Ханемия» было именем, которое она неоднократно слышала от Баджи. Один из старейших его друзей, он был в числе основателей Тосвы, прошёл с ними через многие невзгоды. Была бы ситуация иной — она бы только радовалась, что настолько близкий к её другу человек сопровождает её в этот вечер. Единственный нюанс был в том, что она прекрасно знала, за что именно тот попал в колонию. Баджи не отличался болтливостью, и рассказы о прошлом из него приходилось выжимать как из заканчивающегося тюбика зубной пасты. История явно была для него неприятной — какой бы человек спокойно рассказывал о том, как его лучший друг загремел за решётку из-за совершённого им убийства? Деталей происшествия она не услышала, да и сама потом не спрашивала. Сам Кейске пообещал, что «чуть позже» всё ей выложит сам, но почему-то в этот раз она ему не сильно верила. Уважение к чужим секретам она имела, и действительно планировала эту тему похоронить далеко-далеко в памяти. Там же, где обитали её собственные демоны. Знание было силой, и поэтому она так быстро сбежала, только лишь определив личность нового знакомого. Он уже несколько раз успел ей соврать, причисляя себя к Тосве и друзьям Такемичи. Зачем? Что ему могло понадобиться от кого-то вроде неё? Ещё и прятаться в их кабинетике было особо негде. На хорошо обжитых комнатах всегда отпечатываются следы их владельцев, а уж швейный клуб из своей комнатушки сделал практически второй дом — не было ни единого шкафчика, не забитого какими-то ценными материалами, и не было ни единого столика, под которым можно было бы незаметно расположить свою тушу. — Что же делать?... Нервно рвать на себе волосы одной рукой было трудно, но Азуми прекрасно справлялась — от напряженности у неё сводило мышцы, а раненая рука, будто бы почувствовав её настроение, начала неприятно отдавать постреливающей болью, хотя весь день было всё в порядке. Она не слышала чужих шагов, никто не бежал за ней по пятам. И всё же, тишину коридора резало на кусочки, будто бы длинным и острым ножом — звук колокольчика размеренным звоном будто бы плыл в её сторону, и у Коги перехватило дыхание. Дилинь-дилинь. Дилинь-дилинь. — Что же делать?!... Дилинь-дилинь. Треск. Сердце пропустило удар. Пропустило второй. Как же она ненавидела эти бесполезные, жалкие полукартонные парты!... — Азуми? Чего закрываемся? Уже темнеет, нам пора идти. Треск. Дверь не поддалась. Но Кога прекрасно понимала, что это далеко не предел его возможностей, что он просто прощупывает ситуацию — Баджи достаточно рассказал ей об этом парне, чтобы она даже не думала недооценивать его. Чудовище из другой, чужой, незнакомой ей банды. Не такой, как привычная ей Тосва. Из настоящей. И в том месте — реальном и по-взрослому кошмарном — он был в тройке самых опасных людей. Треск! Мебель разлетелась во все стороны, словно плохие детские поделки — эффектно, с шумом и звоном, но совершенно без массы. Баррикада выиграла ей с десяток секунд, и она воспользовалась ею настолько хорошо, насколько получалось с её текущими физическими ограничениями. Не встреченный никем ни на пороге, ни где-то в глубине, Казутора вошёл в пустую комнату, почёсывая свою двухцветную голову. Откинув ногой преграждающий ему дорогу стул, он медленным шагом подошёл к настежь открытому окну, выглядывая из него вниз. Второй этаж, но добротный. А внизу уже никого нет. Разглядывая пожухлую, желтоватую траву, он невольно залился смехом, будто бы ему только что рассказали самую смешную шутку в его жизни: надрывисто, с придыханием, даже по подоконнику хлопнул рукой, настолько уморительным ему что-то показалось. Неспешно он подошёл к одному из крупных шкафов, открыл дверку, и увидел перед собой кучу тёмных пакетов со всяческой швейной атрибутикой. Самое обычное дело для клубного чулана, ничего странного. Если бы не это окно.... — Вот оно как. А ты хитрая, оказывается, раз такие трюки умеешь делать. Прям мастер маскировки! Не видел бы твоей руки, то даже поверил бы, что выпрыгнула и сбежала, — хихикнул он, поднимая несколько мешков за раз и с огромным удовольствием на лице смотря вглубь шкафа. — Но попытка засчитана. Забавная ситуация получается, правда? Вжимающаяся в угол шкафа Кога была с ним совершенно не согласна. Парень наклонился к ней, сверкнув белыми зубами, и колокольчик на его ухе, будто бы насмехаясь над чужой неудачей, прозвенел прямо у неё над головой. Дилинь-дилинь.***
— И как тебя угораздило? Жесть, посмотри-ка! У тебя руки аж посинели, уф-ф, смотреть больно. — ...Знаешь, я уже начал привыкать к таким вещам. — А? Больной? Ты что, как один из этих — из журналов? Бэ-дэ-бэ-дэ-что-то-там?... — Да не в том дело! Такемичи уже был на пути принятия своей извечной роли эдакой принцессы, которую хронически нужно вытаскивать из беды — ладно уж один раз быть схваченным, но два? Ещё и с перерывом всего в два месяца? Его снова спасли. Мацуно, совершенно не выглядящий особым качком, стал для Такемичи очередным напоминанием — не суди о книге по обложке. Напоролся на эту проблему с Майки, потом с Казуторой, а теперь ещё и с ним. Он действительно какой-то тугодум, раз даже с третьей попытки его нога магнитом тянется к одним и тем же граблям. Лёгкость, с которой младший парень раскидывал «соседей» Ханагаки, была чем-то невероятным. Такая сила нужна, чтобы быть вицекапитаном банды? Что же тогда делать ему — немощному и хилому — если он хочет добраться до вершины иерархии Тосвы? Появление Чифую для него было будто подарком небес: он и сам забыл, что сдуру пообещал того провести к Баджи, если тот вообще до сих пор околачивается дома у Коги. Внутренние разборки Тосвы для него были до сих пор не совсем понятны, и чудовищная упрямость бывшего первого капитана не могла не удивлять — зачем так пыжиться в одиночку, когда вокруг было столько людей, готовых шкуру на себе рвать, чтобы помочь ему? В детстве Такемичи хотелось стать таким человеком: кем-то, за кем остальные будут следовать, кем-то значимым для остальных, кем-то... о ком скучали бы. Юношеский запал был начисто выбит из него кулаками Киёмасы много, много лет назад, где-то в прошлой жизни, и даже победа над его подростковым ужасом не смогла полностью излечить его. Освободить его от оков прошлого поражения — да. А вот его собственные тиски на своём духе никуда не делись. Он с болью разминал затёкшую челюсть, а привкус грязного каната не уходил с высохшего языка. Мерзко. Но времени совсем не было, чтобы приводить себя в порядок. — Бежать надо! — еле выплёвывал слова Ханагаки, но уже вовсю тянул за собой недоумевающего Чифую. — Прибьют же её! — Кого? Что? — чертыхаясь, Такемичи кратко выложил ему суть дела, и без того белый Чифую ещё сильнее побледнел, оскаливаясь от таких новостей. — Чего?! Так нам подмога нужна будет точно! Надо Баджи позвать, он сможет его вразумить, позвони ему — меня он заблокировал давно!«Казутора Ханемия был убит...»
— Нельзя его! — воскликнул Такемичи, на что младший блондин даже отпряну от него в удивлении. — Вернее... Не получится. Меня он тоже динамит — мы тогда случайно у Коги столкнулись. Я поэтому сказал, что не могу встречу гарантировать, помнишь? — А... Да, верно, — парень резко поник. — Но подмога всё равно нужна, надо хотя бы Главным дать сигнал. Это уже переходит все границы — Вальхалла вмешивалась в дела Тосвы, а теперь ещё и их Номер Три представляет угрозу нашим людям. Да нам головы поотрывают, если не позовём своих! «Наши люди»... Можно ли было считать Когу частью банды? Неопровержимый факт, что она подружилась с кучей ребят из их верхушки, и что она по-факту работала их подшивальщиком заместо обленившегося Мицуи. Но делало ли это её членом коллектива? Хина тоже много с кем дружила, но частью Тосвы её никто не считал. Титула ему было не жалко. А вот саму Азуми — очень даже, потому что принадлежность к одной банде автоматически ставит тебя в контры со всеми остальными — тебя втягивают чужие конфликты, даже если ты не при делах. Прямо как сейчас, когда её связь с бандой была вилами по воде писана, эта ниточка уже привлекала к девушке трагедию за трагедией. ...Лучше бы она нашла себе других друзей. Но что же сделаешь, если её такая жизнь устраивала? Он снова чувствовал себя лицемером, желая для других того, к чему не готов сам. И всё же, Чифую был прав, и Такемичи никак не мешал ему, пока тот спешно доставал из сумки телефон.***
— Они просто издеваются, — зашипел Дракен, со злобой закрывая свою трубку. — Казутора только вылез из своего загона и сразу начал дуру давать. Я же встречался с ним на днях, сказал не лишковать, а он... — попытка подпольных переговоров с Вальгаллой ни к чему не привела. Как бы Дракен не уповал на старую дружбу, дипломатию и просто здравый смысл, Ханемия всё равно был непреклонен в своих изречениях, пророча Тосве мучения от своих рук. Ни о каком понимании там не могло быть и речи, настолько глубоко в собственных фантазиях увяз один из основателей банды. От усталости и раздражения Кен повернулся к главе, чтобы быстренько обсудить план действий, но прикусил себе язык. Лицо человека, готового откусить кому-то голову — так сейчас можно было описать Майки с его напряженными желваками и широким от злобы глазами. Если два дня назад Сано изъявлял активное желание избегать конфликтов с Вальгаллой, день назад — уже хотел помахаться, но всё же не отрицал перспективу переговоров, то сегодня Дракен уже по взгляду видел, чего тот хочет. Майки был готов к бою. Невысокое телосложение никогда не было для него преградой в чем-то действительно значимом, а невыразительность мимики не мешала окружающим почти что кожей ощущать перемены в его настроении. Исходящие от него волны чистейшей злобы били по Дракену, и он на секунду замер, аккуратно взвешивая слова у себя в голове. — Что ты будешь делать? — спросил Дракен. Его голос не переходил на шепот и он не пресмыкался перед разъяренным другом, но было заметно, что разговаривал он с некоторой осторожностью. «Будешь», а не «будем». Высокий блондин не имел свойства проглатывать своё мнение в угоду окружающим и неоднократно вступал в перепалки с Сано по самым разнообразным поводам. И всё же он прекрасно понимал всю остроту взаимоотношений Казуторы и Майки, и не смел что-то указывать главе Тосвы в настолько щепетильном вопросе. Будь он хоть пятьдесят раз их другом детства, пусть стоящий около него парень никогда и не высказывал вслух ненависти к нему или даже неприязни (Дракен не был уверен, что сам бы смог настолько терпимо себя вести) — тот всё равно навечно оставался убийцей его брата, и принимать решения в его отношении имел право только сам Майки. Пару мгновений Майки стоял, будто бы и не слышал его. Ему всегда было трудно описывать собственные чувства, говорить о них он старался чуть реже, чем никогда, и избегание диалогов по душам давалось ему проще простого. Но это имело свои последствия — в такие моменты, когда эмоции так и перетекали у него через все грани чаши терпения, парень имел свойство приходить в полноценный разговорный тупик. Дракен прекрасно знал это. Знал, и поэтому не мешал главе Тосвы собраться с мыслями, не дергал его и не торопил. Майки не смог выдавить из себя каких-то объяснений, и просто развернулся на месте, уверенно куда-то выдвигаясь. Дракен, обычно всегда идущий с ним на равных, теперь следовал за ним по пятам. — Утоплю, — коротко и ясно. «Где он его собрался?...» — необычный выбор слова слегка задел уши Рюгуджи. Странности, которыми Майки был вечно облеплен, пускай и начинались с его кошмарного характера, но не заканчивались одним только им. Да и прыть, с которой он вёл его куда-то — Дракен был уверен, что школа Мицуи немного в другом направлении — заставляла его думать, будто бы Сано чётко представлял, где именно будет обидчик. Притом не сейчас, а потом. Его дикие умения могли заставить любую ищейку поблекнуть в стыде — такому человеку никогда не нужно было никого искать, не нужно было часами за кем-то гоняться или ходить кругами вокруг да около. Что в детстве, когда Баджи застрял на каком-то богом забытом отшибе с нерабочим мопедом; что чуть позже, когда Санзу чуть не забили придурки в подворотне за его слишком длинный язык; что сейчас — он каждый раз шёл напролом, руководствуясь абстрактными мыслями, идеями, «чуйкой» — слишком часто Майки будто бы знал, где сейчас может произойти трагедия. Рюгуджи беззаветно верил в него. Верил ему. Тем не менее, некоторые мысли неприятно скрежетали у Дракена в голове. Они шли сражаться за предполагаемую девушку Мицуи, подругу многих ребят Тосвы — пускай и невинную жертву бандитских разборок, но всё равно просто незнакомую им двоим девчонку. Отчего-то Майки выглядел так, будто по-настоящему готов убивать.***
— Чего дуемся? Казутора беззаботно тыкнул девушку пальцем в щеку. Напряжение, которое он почувствовал в мышцах её лица, неплохо его позабавило, и он даже хихикнул себе под нос. Будто бы всё в порядке. Будто бы они старые друзья, мирно проводящие вместе время после школы, или даже молодые возлюбленные, теряющие рассудок от азарта первых отношений. Будто бы прямо сейчас он не держит большой нож в опасной близости к её телу. Рука парня свободно свисала с её плеча, и она неловко ёжилась, с каждой секундой сильнее вжимаясь в чужой торс — поближе к нему, подальше от лезвия. Проходящие мимо редкие горожане старательно не смотрели в их сторону. Возможно, это было из-за неловкости: мало кто может спокойно пялиться на милующиеся молодые парочки. С другой стороны, причиной могли быть и опасно выглядящие люди его банды, толпящиеся вокруг них со всех сторон. Уже почти сидящая на нём Кога тоже почему-то не желала особо смотреть на его друзей. Казутора никогда не был обделён женским вниманием. Его удачная внешность в дуэте с отличным умением изображать из себя душу компании давали ему невообразимые возможности, когда дело касалось противоположного пола, и он никогда не стыдился пользоваться подаренными ему благами. Возможно, именно поэтому его стандарты красоты были аномально высокими для людей его возраста, большая часть из которых даже за руку никогда ни с кем не держались. Понять, чем его старого друга Баджи привлекло сидящее около него чудо-юдо, у Ханемии никак не получалось. — Да ладно тебе, я же ничего плохого даже не сделал ещё. Расслабься, — ободряюще притянув её к себе за шею и вжимая рукоятку в девичьи рёбра, Казутора кожей почувствовал, насколько бешено стучало её сердце; он засмеялся. — Нам всё равно тут его ждать ещё какое-то время... Ты же точно написала, как я сказал? Не дожидаясь ответа своей новой нерасторопной знакомой, парень просто стащил мобильный с её колен, нагло влезая в личные сообщения. Когда он листал эту переписку десять минут назад, Казутора сначала не поверил своим глазам. И чем дальше он читал, тем больше убеждался, что его сейчас кто-то разыгрывает. Разговоры о какой-то бытовухе — «Баджи никогда не был простой шавкой на побегушках! А теперь делает кому-то ремонт? Грубо, безграмотно, это... Это точно пишет он». Пустой трёп об одежде, о еде, о его семье — «С каких пор Баджи знакомит свою мамашу с бабами? С каких пор Баджи вообще общается с бабами, Баджи терпеть не мог девчонок, Баджи...». Фотографии кошек, бродячая собака с полной миской корма, раненый воробей в коробке от обуви.«...я вообще ниебу как маман до сих пор его ни спалила но малой пачти агурчик уже. и ты рот назамке держи завтра!!! будешь балтать за столом я тебе...».
Его мечты. Насколько же он расслаблен, раз так спокойно говорит о своих планах на будущее? Даже самому Казуторе он про это проболтался далеко не в первый год их дружбы, а тут... Всё так легко. Ханемию будто бы ударило током. Два года, бесследно вычеркнутые из его жизни, были для парня ужасно, кошмарно, чудовищно болезненной темой, и он не позволял кому-то напоминать себе об этом. Но вот оно. Здесь, прямо в его руках, было величайшее доказательство его потери. Пока он сходил с ума, по голову погружаясь в самые сладкие сны, где его руки разрезают горло ебанного Майки — мысль о праведном возмездии была тем единственным, что грело ему душу — Баджи просто жил. Мирно, спокойно и беззаботно. Их грех был разделён на двоих, но оказалось, что обременён мучениями только сам Казутора. «...Предатель.» Иногда Казуторе мерещились странные вещи. Будто бы сама тьма захватывает контроль над его зрением, а глаза начинают видеть острые, зазубренные очертания. Молодой «тигр» не считал это изъяном или проблемой — в конце концов, для него это ознаменовало момент его прозрения. Ведь в первый раз, когда мир Ханемии так сильно погрузился в черноту, он впервые увидел воочию того, кто сломал ему жизнь. Когда прибывшие на место убийства полицейские уводили его из магазина, Казутора видел перед собой только чёткий, чистейший образ своего врага, так ядовито насмехающегося над ним в толпе зевак. Ощущалось, будто бы мальчишка горел изнутри — настолько сильно в нём полыхала злоба и тяжёлая обида. Два года он кое-как сглатывал любые претензии в сторону Баджи — зависть к чужой свободе всё равно периодически давила ему на рёбра, но он отметал их в сторону ради памяти о старой дружбе. У Казуторы даже сомнения не было, что Кейске никогда его не предаст — если он разделил с ним историю его трагедии тогда, то почему не сделает этого сейчас? Они ведь были в одной лодке. Два отброса. А отбросы всегда сражаются вместе — никто другой просто не принял бы их в свои ряды, поэтому им и оставалось, что до крови зубами держаться друг за друга. Казутора вышел бы из колонии, и Баджи бы встретил его, как давно потерянного брата. Из них двоих Кейске всегда был более склонным к моралистике, всегда имел больше внутренних блоков к каким-то маловажным вещам. Но на то ведь у него есть Ханемия, чтобы помогать ему избавляться от глупых и бесполезных мыслей. В этой идеальной истории они бы вместе — как герои, и воины, и судьи, — избавились бы от врага, который отравил им столько лет существования, и продолжили бы идти дальше, отомстив и за себя, и друг за друга, и... Будущее, о котором мечтал Баджи, оказалось слишком далёким от желаний Казуторы. В тайне от самого Казуторы, расстояние между ними незаметно увеличивалось. С каждой шуткой, которые его товарищ отправлял этой непонятной, неизвестной ему чучундре, его друг всё сильнее глох и слеп. Как бы юноша не пытался преподнести ему правду на их прошлой встрече, всё было бестолку, и тот отвернулся от него, как от призрака забытого прошлого. «Предатель. Предатель. Предатель!» Он отвлёкся от чтения только когда услышал сдавленное шипение со стороны. А ведь чуть не забыл вообще об этой барышне, настолько увлёкся тогда копанием в чужих делах. Стремительно синеющий след от его пальцев на смуглой коже стал ему похвалой за внимательность и смекалку — не зря он держал её за руку, пока листал те чёртовы сообщения. А ведь могла и сбежать ненароком. В конце переписки ярким пятном висела последняя фотография, отправленная с номера брюнетки чуть менее получаса назад: на фоне тёмного неба Казутора лучезарно улыбался в камеру, позируя около своей новой подруги. Жесты мира, которые они показывали на кадре, довольно забавно контрастировали с чудовищно натянутой улыбкой на девичьем лице. Не зря он пригрозил, что сломает ей вторую руку. — Хе-хе. Вот разве надо было столько мозги делать — отличный же кадр вышел. Верно же? — Ш... Шикарный, слов нет просто, — почти ровным голосом ответила девушка, и ему даже не пришлось ничего повторять. Кога очень неплохо понимала, когда нужно заткнуться, а когда он хочет услышать что-то в ответ. Какая же умница. Возможно ли, что именно поэтому Кейске так прилип к ней? Девчонка была пластичной, как детский пластилин, и очень легко привыкала к любым его требованиям — не то что бестолковые идиоты, которых ему дали в помощники от Вальхаллы. Завлекла лживой кроткостью, и отравила мысли его лучшего друга до такой степени, что тот перестал различать добро и зло. Не будь она ему сейчас нужна, так бы и втоптал её голову прямо в мелкую гальку, около которой они сидели. — Слушай, а у меня тут вопрос назрел, — в широко раскрытых глазах парня Азуми не видела никакого живого блеска. — «Кейкей». Откуда он тебя вообще выдрал? Что ты о нём думаешь? «Какого чёрта о тебе не было ни единого слова в его письмах?» — А... Ну... На самом деле, мы познакомились не так давно. Вроде в начале осени. И как-то... Просто так вышло. Да и он сам, ну, ты сам знаешь, наверное... Кажется страшным, но на деле довольно добрый человек, и довольно своеобразно заботливый. Дружить с ним не трудно и приятно. Брюнетка, судя по всему, теперь просто молола языком от нервов, но это переходило все границы. Большего бреда Казутора никогда в своей жизни не слышал: с Баджи легко дружить? Громкий полусмех-полувскрик случайно вырвался из него от такой идиотской фразы, а абсолютное непонимание на лице девчонки ещё хуже усугубило ситуацию — он задыхался. — ПХА! Хах, ха-хах! Я, хах, я такого Баджи не знаю! Фух, — выступившие от смеха слёзы пришлось стирать тыльной стороной ладони. Даже с собственным телом парень вёл себя грубо, будто бы сама его кожа была для него врагом. С покрасневшими веками он выглядел ещё безумнее, чем до этого. Но вид всё равно был какой-то очень... — Тебя послушай, так Баджи, о котором я помню, вообще не существует. А для этого говнюка, видимо, не существует меня. Эй, давай-ка взгляд со стороны: кто из нас с ним головой тронулся? — несчастный. Казутора чувствовал гнев, отвращение и щепотку зависти по отношению к этой девушке. Баджи показал ей свои лучшие стороны. Воспользовался незнанием дуры, слепил из себя, для себя светлый образ в чужих глазах, и теперь будто бы всего его проступки стали совершенно не важными. Баджи ведь хороший. Баджи, которого знает кто-то, кто не он. — Хм... Баджи, значит, для тебя «добрый», а я оказался «злой». Ты ведь так резко убежала, пыталась меня надурить... — под гнётом широко раскрытых глаз Казуторы ощущалось, будто кто-то сверлил в ней дыру. — Ведь узнала меня, верно? По потупившемуся взгляду Коги было видно, что он прав. Придвигаясь к её уху, он разговаривал с ней тихо-тихо, но каждое слово всё равно неприятно обжигало. — Открою тебе один секрет. Сейчас он кинул меня ради кого-то, кого знает всего пару месяцев, и тебя тоже кинут, насколько бы интересной ты не была сегодня. — его голос был пропитан ядом. — Тебя бросят, забудут и оботрут ноги о твою память. Вот и всё, что тебя ждёт. Небо уже почти полностью окрасилось в ночные оттенки, и за ними зажёгся уличный фонарь — один из доживающих старых светильников, просто по случайности всё ещё работающих в таком глухеньком районе у какой-то веточки жалкой речушки. Девушка не отвечала ему пару секунд, молча переваривая мысли, которые он до неё благородно донёс. Казутора повернулся к её лицу... И возжелал пробить ей голову даже до того, как Баджи прибудет на место. — Кейкей... Кейске никогда не забывал тебя, — она разговаривала негромко, но интонация голоса прыгала то вниз, то вверх. — Всегда говорил только хорошее. Как вы познакомились у автоматов, как вы бегали мелкой шайкой хулиганов, ваши любимые кафе, и школа... Раньше вы ведь вместе делали уроки? Кто-то... Кто-то ведь должен был помогать ему, раз он на второй год остался только после того, как ты пропал из его жизни. «Болтает, и болтает, и болтает,» — он явно поспешил, хваля её за умение затыкаться вовремя. В жёлтом свете, под которым они стояли, её светло-карие глаза будто бы светились золотом, и она неотрывно глядела ему прямо в лицо. Он чувствовал, как она дрожит. Он слышал, как ломается её голос, как она запинается и хаотично дышит. Страх на её лице, направленный то на него, то на его бандитскую свиту, невозможно было бы перепутать ни с чем другим. Так если она боится, то почему смотрит на него с такой дикой жалостью? — Кейске так тебя ждал!... — на каком-то запале смелости девушку всё несло на споры, и она полностью развернулась к Казуторе, привставая на коленках и смотря на него снизу вверх; он ненавидел, что её слова заставляли что-то в нём болеть. — Ваши, ваши фотографии, они в его комнате до сих пор! Я уверена, что и остальные тоже ждали! И Мицуя, и Майки!... Желание втоптать чужое тело в грязь становилось всё сильнее и сильнее. — Ха? Если понятия о чем-то не имеешь, то лучше помалкивай, — до боли сжимая девичье плечо, он ухмылялся, когда лицо брюнетки исказилось. — Ты от меня убегала. Ринулась куда-то в ту же секунду, как услышала моё имя. В твоих глазах я самый обыкновенный убийца. И это тебе Баджи рассказал, я ведь прав? — О-он скучал по тебе! Писал письма постоянно, я даже видела последнее! Мы вместе... — Баджи просто обелил себя перед тобой. Сделал вид, что он и я чем-то отличаемся, хотя это... — начал он шипеть, но запнулся, когда увидел недоумение у неё на лице. — Так и знал. Ты ведь не в курсе? Страдальческое выражение его лица сменилось на что-то жестокое, садистское. Поднявшись на ноги, он подтянул девушку к себе за воротник школьной формы, специально с силой дергая за фиксатор гипса, пока она не пискнула от боли. Казутора прошептал ей на ухо всего одну фразу. Мальчишечий голос был нежным, мягким — в сериалах таким тоном заядлые казановы признаются красивым девушкам в любви. От смысла его слов лицо Азуми застыло в немом ужасе. Как рыба, выброшенная безразличным рыбаком на берег, она хватала ртом воздух, почти задыхаясь от невысказанной просьбы повторить... Яркий свет ударил ему в спину, и Ханемия повернулся лицом к дороге. Его подчиненные без лишних разговоров заняли оборонительную позицию между ним и кем-то, кто только что приехал на место встречи. — Ох, надо же. Не ожидал, что смогу собрать всех своих врагов в одном месте. Рёв моторов один за другим затухал, люди спешивались. Новоприбывших была целая небольшая толпа, пуская и несравнимая с количеством стоящих за ним самим помощников. Но важными для Казуторы были всего пара людей. Дракен, тут же вставший в первый ряд напротив людей Вальхаллы. И Майки, смиряющий его своим немигающим взглядом. Даже в плохом освещении его лицо сияло высокомерием. На Казутору смотрели, словно на надоедливое насекомое, которое всё никак не помрёт и не исчезнет с лица земли. Надменно. «Смеётся надо мной». Покрепче беря в охапку свою раздражающую жертву, Казутора широко улыбнулся приехавшим на встречу лично с ним старым друзьям. Вкус отомщения фантомом стоял у него во рту, и он рефлекторно смочил губы языком. Сегодня он уйдёт домой героем.***
Азуми уже едва ли понимала, что происходит. Каким образом их нашли в середине настоящего «нигде»? Не разъезжают же они по каждому отшибу просто для развлечения, тем более в такое время. Мальчишки обменивались громкими словами, взаимными претензиями, угрозами, обещаниями. Казутора кричал на высокого парня с татуировкой на голове. Впервые увидеть знаменитого «Дракена» в такой ситуации было довольно забавно. Ирония от столкновения «тигра» с «драконом» не ускользнула от неё, но резко ушла на задний план, когда Ханемия в гневе прижал к ней лезвие настолько близко, что она боялась даже сглотнуть слюну — одно движение и он точно её порежет. — Блять!... Майки, не вздумай ничего делать, надо сначала хотя бы... И подраться нормально ни у кого не получалось — с заложником что-то делать надо, и разойтись варианта не было — с заложником что-то делать надо. Вот и получалось глупое столкновение без движения, но с огромными рисками, пускай и только для неё самой. В чём вообще была её ценность для такого конфликта? Что с ней будет, если кто-то из них решит, что она её внезапно потеряла? Ощущение было довольно странным. Вроде бы это именно она находится в опасности, вроде бы сейчас её могут одним движением вычеркнуть из жизни. Сердце бешено стучало в ушах, она будто бы слегка оглохла, но при этом всё равно особо ничего и не чувствовала, кроме боли в затекших мышцах. Что-то похожее, пусть и в меньшей степени, она уже чувствовала совсем недавно. Проблемы, которые ей доставляли в школе, и люди, преследовавшие её вне учёбы, неизменно вгоняли её в такое состояние. Эмоциональный ступор обвивал её своими щупальцами, и отпускал только сильно позже — когда она была дома, где-то под одеялом, в тишине и безопасности. Ханемия резко дернулся, а стоящий в толпе тосвовцев Такемичи начал истошно на него орать, подтявкивая Дракену. Щекотливое ощущение прошлось по коже — он слегка поцарапал ей ключицу, но сам не обратил на это внимания. Азуми чувствовала... усталость. «Ах... Гензо точно меня убьёт, если узнает,» — думала она, стараясь смотреть куда угодно, только не на мерзкие лица столпившихся около них отбросов. В таком положении смотреть вниз было даже слегка больно, но она всё же наткнулась глазами на кого-то — на светлую макушку, обладатель которой до сих пор не слишком активно вступал в действие. Пока остальные выясняли отношения, говоря о вещах, о которых Азуми даже приблизительно ничего не знала — всё же малый срок общения сказался на её осведомленности в их прошлом — стоящий впереди всех Майки сохранял молчание, буравя глазами оружие у её шеи. Столкнувшись с ним взглядами, Азуми неловко улыбнулась, смотря на него с сильно задранной головой. Сама не знала, чему именно, и вышло это почти рефлекторно. Возможно, это кривоватое, полуистеричное движение и заставило его сделать собственный шаг вперёд. Майки вышел перед Дракеном, подходя уже почти вплотную к ней с Ханемией, и остановился только когда черно-жёлтый парень окрикнул его. — Явился, да не запылился, — сверкал зубами номер три Вальхаллы. — Чего медлишь, «Непобедимый Майки»? — он грубовато тряхнул девушку, и Кога чуть не потеряла равновесие. — Хотя, ты частенько любил притворяться порядочным человеком. Боишься девчонку ударить? На очевидные провокации Сано не вёлся, но глаз от металла в чужих руках не отводил. Приняв какое-то решение, он расставил руки в стороны, показывая свою безоружность. — Предлагаю тебе обмен. — На что? — Казутора усмехался открыто и радостно. — На себя? — Именно. Поднявшийся гомон заставил Когу встрепенуться, и она в недоумении смотрела на Сано, совершенно спокойно стоящего перед ними. Понять его план у неё не вышло, глаза округлились, а сердце ощутимо начало бить о рёбрам. «Зачем?» — Даю тебе слово главы Тосвы, что ни я, ни кто-то другой из моей банды не поднимет на тебя руку. Ты ведь хотел отомстить мне? У тебя есть шанс. — Ты сдурел?! — Дракен собрался одёрнуть его, но испепеляющий взгляд друга заставил его остановиться на месте. — Майки... — Я повторять не буду. Казутору чуть ли не трясло от радости. Он-то думал, что такая мелкая рыбешка даст ему фору только перед каким-нибудь идиотом, вроде Баджи. Но кто же знал, что она окажется настолько полезной? — Поверить не могу. И ты туда же? Хах... Ха-ха-хах! — давление на горло стало пропадать, и Азуми рефлекторно закашлялась. Ноги болели от долгого полусогнутого положения, коленки тряслись, её откинули в сторону, как какой-то мусор. Конечности предали её, она упала на жесткую гальку, раздирая кожу в кровь. Казутора был быстрым, в его движениях не было колебаний, и Коге только лишь и оставалось, что с разинутым ртом смотреть, как он без промедлений бьет ножом в живот неподвижного Майки. «Зачем?» Азуми уже однажды видела, как умирает человек. Осознание, что сейчас она снова станет свидетелем чего-то настолько страшного — странного, неосознаваемого, — свело все остальные её мысли на нет. Мышцы не слушались. У Такемичи, который до сих пор пытался одёрнуть её с земли, не получалось сдвинуть её с места, и он тоже с открытым ртом смотрел, как часть металла пропала в теле его товарища. Казутора заливисто смеялся, всем телом наваливаясь на своё оружие, отдавая все силы на один рывок чистейшего отчаяния. Возможно, он хотел проткнуть врага насквозь. Возможно, он уже просто не контролировал самого себя, настолько захлебнулся собственными иллюзиями. — Ха! Ублюдок, что это за приколы? — Казутора продолжал смеяться. Смеяться и кричать на Майки, продолжать всем весом давить на нож, словно бьющийся о непреодолимую стену бешеный зверь. — «Слово главы», да? Брехло, ёбанный скот, ублюдок, ублюдок, ублюдок! Только сейчас Азуми заметила — лезвие вошло едва ли на половину, а остаток до рукояти Майки крепко держал в кулаке, другой ладонью намертво вцепившись в руку Ханемии. — Никто из Тосвы не навредит тебе, — Сано говорил сквозь сжатые зубы, но не сдвигался ни на сантиметр, как бы Казутора не пытался резать его дальше. — Никто из Тосвы... — Да завали еба!... Резкий удар по голове заставил Казутору почти что сложиться надвое, и он с хрипом завалился куда-то вбок, выпуская из рук нож, который так и держал в себе неподвижный Майки. Фигура нового человека — единственного, кто прибыл отдельно от всех — стала стеной между Сано и Ханемией. Баджи, переводящий взгляд с раненого Майки на кровавую шею Коги, был подобно воплощению ярости в человеческом обличии, и он не тратил много времени на разговоры и пафосные речи о возмездии. — Как удачно, что я больше не в Тосве. Не давая никому даже продохнуться, он замахнулся ногой и со всего размаху ударил по голове лежачего Казуторы, плюя на все негласные правила уличных «боёв чести». У него не было желания одолеть Ханемию или научить его чему-нибудь. Прямо сейчас он хотел просто избить его до кровавых соплей, а что будет дальше его не сильно волновало в такой момент. Казутора был сильным, крепким парнем — за время жизни в колонии эти свойства у него ещё больше усилились — но никакая сила духа от сотрясения спасти не могла. Первый удар в череп выбил из него весь запал, а последующие не давали прийти в себя ни на секунду. Баджи бил так, будто пытался отправить его на тот свет кратчайшим рейсом. Воспринявшие такое нападение на своего командующего как сигнал к битве люди Вальхаллы ринулись в бой, стремясь отогнать озверевшего Кейске от Казуторы, но не вышло. Не они одни зацепились за шанс влиться в битву, и Тосва тоже влилась в мессиво, избивая всех и вся, кто попадался им на пути. Такемичи всё пытался уволочь девочку от всей этой каши, умоляя ту подняться, но внимание она на него обратила только когда тот, почти рыдая, посмотрел в сторону избиваемого «тигра». — Он... Он его убьёт... — руки на плечах Коги ослабли, и он бросил её, на ватных ногах разбегаясь в сторону её темноволосого друга. — Баджи! Ровней он для него не был. Кейске не терпел приказов до сих пор, Кейске не будет терпеть их сейчас. Такемичи отлетел в сторону, как назойливый жук, которого даже без внимания смахнули со стола. Он бил, и он бил, и он бил. Брюнет остановился только когда его за шиворот взял Майки, оттягивая на себя взбешенного друга детства. — Ты!... — лоб был покрыт испариной от перенапряжения, но ужас на лице Кейске всё равно просвечивался даже через образ гнева. — Почему ты всегда прощаешь?... — Пфф, ха-кха! — даже разбитое в мясо лицо никак не мешало Казуторе с земли хрипеть проклятия. — Ишь, какая доблесть у нашего великого главы, аж тошно...Кх-хр... Эй, Баджи... А с чего ты решил, что мы с тобой для него как-то отличаемся между собой? Что он простил тебя? Мы ведь оба там были, Баджи. Помнишь? Помнишь, как мы убили его? Азуми смотрела за их боем во все глаза, надеясь, что сейчас Кейске заткнет его. Что Казутора наврал ей, чтобы посмеяться над реакцией глупой девчонки. Но ни Баджи, ни Майки не поправляли слов Третьего. Откровение, высказанное им совсем недавно, билось в памяти Азуми, всплывая наружу, как бы она не подавляла его сама.«Человеком, которого убили мы с Баджи, был старший брат Майки».
Кейске, которого она привыкла видеть смелым и решительным, выглядел не лучше побитой собаки, хотя на нём не было ни единой царапины. Так выглядит стыд. Но поверить в слова Ханемии, который вёл себя совершенно неадекватно, она всё равно не смогла. Сано, сохраняющий абсолютное спокойствие, был для неё самым большим доказательством невиновности Кейске — у неё физически в голове не было места для мысли, что человек может так легко простить смерть кровного родственника, а уж продолжать дружить с его убийцей и подавно. Даже ножевое ранение не сильно добавило Майки эмоциональности. Легкая складка между бровей, понурый вид, опущенный взгляд — всё, что должно выражать печаль и слабость, на нём смотрелось как выражение стойкости. Насколько человек должен любить кого-то, чтобы простить даже убийство члена семьи? Или... Или подвергнуть себя опасности для кого-то, с кем общается всего-то ничего? Настолько кривой ход мысли Азуми не понимала. — ...Тосва создавалась, чтобы защищать тех, кто был важен её основателям, — Сано говорил чётко, будто констатируя факт, вычитанный из какого-то учебника. — И Тосва всегда будет держать свои двери открытыми для вас. Для обоих. Искусственная улыбка на лице окровавленного Казуторы угасла, превратившись во что-то по-человечески уродливое. На Майки он смотрел вверх ногами, даже лица за залившей в глаза кровью не мог рассмотреть нормально. На какое-то время он потерял из вида своего врага, и увидел друга детства, который умер для него давным-давно. Полумрак дороги был разрушен неоновыми фонарями подъезжающих машин — скорая в сопровождении стражей правопорядка — и дерущиеся подростки друг от друга отпряли, как ошпаренные. Все обиды резко забываются, когда на горизонте начинает светиться реальная опасность. Майки резко повернул голову в сторону Дракена, уничтожающе смотря тому в лицо, но на этот раз заместитель главы даже не шелохнулся под гнётом его ярости. — Ты!... — Хоть усрись, но в мою смену никто из вас, засранцев, на тот свет не отправится. Особенно ты. — Совсем охерел?! С чего я... — Майки, ты человек! Не бессмертный! Я сам такое еле пережил, закрой своё... Сдавленный всхрип раздался со стороны земли, и все повернулись к Ханемии, который едва ли отличался от трупа. Желтые глаза были ненормально сужены, дышал как марафонец, стонал — от доселе уверенного в себе и опасного номера три в одну секунду осталась лишь пожухлая кожура. — Нет... — в ужасе шептал Казутора, с болью медленно отползая назад. Вываливающиеся из машин полицейские были для него предвестниками самой смерти; повторное заключение — стирание из жизни, теперь его точно забудут окончательно, забудут и выкинут навечно — казалось хуже смерти. — Нет, нет, нет, нет! Блять! Нет! Смотреть спокойно на нервный срыв одного из старейших своих друзей для Баджи было невыносимо. Даже безумие шло ему лучше, чем... Это. Жалкое, низкое зрелище поломанного человека. Вдыхая полной грудью, он повернулся к Майки с напряженным лицом, и зубасто ухмыльнулся. — Сейчас будет совсем не кайфно. — А?... Резким движением Баджи схватился за рукоятку ножа и дёрнул на себя, от чего Сано звучно зашипел. Кровь, ранее сдерживаемая оружием, резко начала течь из теперь уже открытой раны, и Майки на секунду зашатался на ногах, с силой зажимая живот руками. Дракен тут же подхватил его за плечи, чертыхаясь и сдирая свой верх, чтобы хоть чем-то зажать увечье, но из того лилось настолько активно, что черно-белая ткань мгновенно пропиталась алым. Снова. Красный цвет, капающий на грязную гальку и редкие сорняки меж камней, стал для Коги отрезвляющим, и она панически заверещала, прикрывая рот ладонью. — Чифую, Ссыкуничи, — Баджи не поворачивался к ним, со всех сторон облапывая грязный нож. Оставляя свои отпечатки поверх чужих. Так много, как мог. — Берёте эту идиотку под руки и пиздуете отсюда на моём байке. Ей ментовские записи в жизни не нужны. Ясно? Такемичи хотел бы возразить, но вот нечем было. Чифую, стоящий в аналогичной ситуации, со всхлипом подскочил, закидывая подбрыкивающуюся Азуми на плечо. — Пусти, хн-гха! Майки! Пере, п-перевязать, прижмите ему!... Ты зачем это?!... Я тоже... — Тут скорая, тупица, он будет в порядке, — заткнул её Баджи, пока мальчишки возились с ключами. — А тебе быть в одной повозке с убийцами не надо. — Да он же соврал!... — выкрикнула Азуми с полной уверенностью. Но вот только Кейске эти слова не подтвердил. — Соврал же?... — Он не лгал. — Ч-чт... Байк завёлся, мотор заревел, и Чифую резко нажал на газ, пока до них не успели добраться в общей суматохе, а девушка всё изворачивалась, пытаясь посмотреть на так быстро удаляющуюся фигуру Баджи. — Кейске! В свете сине-красных фонарей его фигура, окружённая силуэтами людей в форме, казалась крохотной и беззащитной. Детской. Азуми каждый раз забывала, что все эти люди вокруг неё на самом деле такие же подростки, как она. ...«Баджи Кейске: несовершеннолетний, повторное правонарушение; побои; умышленное причинение вреда здоровью средней степени тяжести двум и более лицам, не достигшим... ...учитывая все смягчающие обстоятельства, включая показания свидетелей и потерпевших, приговорён судом к семи месяцам ограничения свободы с переводом в воспитательную колонию.»