Реалистичные фантазии – безумие?

Тихие звуки клацанья ложек о миски с пустой овсянкой. Дикону сейчас не до неё, лицо красное в щеках, переносице, ушах и подбородке. Стыдно до сих пор, причём не понятно, от чего именно. От того, что он увидел эротический сон со своим другом в лице спрута, или от того, что он кончил от этого. Валентин, как всегда, по-дружески, сидел рядышком и косился на беднягу Дика. Кудрявый волновался за товарища, впервые он видит его таким зажатым. —Ричард, если, что-то не так…—не успел Придд договорить, как его перебил друг. —Н-нет – нет. Всё нормально…—стараясь не поднимать глаз, промямлил, уткнувшись в размазню, которую звали «овсянка». —Ла-адно…—размазано вывалил спрут, попутно замечая, как на Окделла косится Эстебан. «Вот же, медвежатина… Не дай Создатель, он как-то виновен в состоянии Ричарда…»—подумал Валентин, пожирая навозника взглядом. А Эстебану видимо нравились эти ежедневные перегляди. Один глаза прячет, второй глазами убить пытается. «Прекрасная парочка, ничего не скажешь…» —ухмыльнулся своим мыслям Колиньяр, бегая взглядом от одного к другому, но больше, конечно, зависая взглядом на надорце. «Шибко хорош? Раз взгляд отвести не можешь.» —всё блистал в глаза Придда гнев, который явно набирал обороты. Словно навозник, любовался картиной, из его личной и секретной галереи. Вот же закатная тварь! И ничего не поделаешь… На дуэль вызвать? Что за бред, кто-кто, но не Валентин – он верующий в святую веру мирного договора, без физического насилия и каких-то переходов на личности. —Унары-ы-ы! —протянул капитан «Свиномун», вновь пьян, как ж не стыдно пить утром. —Все свободны! —горн послышался следом. Ученики спокойно стали уходить из столовой, сейчас у них был 15 минутный перерыв, на принятие душа или ещё каких-то занятий. М-да, 15 минут не шибко много, но и мучительно много если ты желаешь по быстрее отвлечься от ужасных мыслей, как Дикон, который уже был готов на всё, лишь бы стоять подальше от Валентина и не видеть его глаза хотя бы день – стыдно. —Дикон! —окликнул надорца кучерявый друг, увидав, что тот устремился в баню, где не успел побывать после поднятия, а остатки ночных фантазий стёр чем попало под руку. —М-может… Сходим в библиотеку? Повторим материал перед уроком Обществозания? —старался найти любую лазейку, лишь бы переговорить с другом и спросить, что с ним. Может простыл? —П-прости, Валентин. Я хотел сходить в бани, но ты иди-иди… Я помню, что мы учили, не волнуйся. —мягко и плавно вылезал из нежелательного диалога русый надорец, словном боялся взорвать мину. —Хорошо. —не найдя другого ответа, не вольно согласился и отпустил его, видя, лишь как сильная спина скрывается за поворотом в купальни.

***

«Как теперь смотреть на него?.. А что, если кто-то узнает, об этом?.. Меня и Валентина склюют заживо, как минимум Эстебан и его подпевалы, не дадут нам нормально закончить обучение, будут вечно тыкать в позор, в котором виноват лишь я… Как? Как мне могло это присниться? Позор…»—тонул в мыслях Дик, в надежде опираясь о мокрую стенку, пока по его спине, груди и ягодицам торопливо бежали струйки тёплой воды. —Ричард Окделл! —обратил на себя внимание одиноко стоящий Колиньяр, в купальнях они были одни, на удивление. Двадцать один унар, и только двое решили после завтрака спуститься для принятия душа? Конечно же нет. Просто друге в отличии от этих двоих успели принять его до завтрака. —Да-а-а… Уже, уже ухожу… —замямлил сбитый с раздумий надорец, торопливо выключая воду и уходя из купальни, совершенно не обращая внимания не как на обнажённого Эстебана, не как на свою наготу. Глаза медвежатины устремились прямиком за наготой надорца, пока тот не скрылся из виду.

***

Дикон на протяжении всего дня скрывался от глаз (и старался от тела) Валентина, слишком свежа была его позорная память. Молясь, что б такого больше не было, он уныло забрёл после ужина в свою комнату, где его кровать, единственная кто была в курсе позора, стояла на старом полу и подзывала уставшее от тренировок тело. — О, Дикон, Вы всё же вернулись ко мне…— послышался где-то слева знакомый голос. — Честно сказать, я уже стал скучать по Вам…—добавил с придыханием и уже по-хозяйски обхватил талию надорца толстой щупальцей. —Кто Вы?! —поначалу искренне не понимая воскликнул Ричард, чувствуя, как морской солёный холод всё ближе приближается к нему и обвивает со всех сторон. —Уже не узнаёте?.. —человеческая рука быстро скользнула по обнажённой груди, специально задевая расслабленный, но всё же чувствительный сосок. —Я Ваш друг… —сказало внезапно появившееся лицо с кудряшками. —А Вы… Надеюсь, мой… —Н-нет… Я-я… Во сне-е…— задыхаясь от быстро проникающих под унарские брюки щупалец, протянул в полу-стоне Дик. —Почему Вы так считаете?.. Неужели, Вы, не верите?.. —ласковым шёпотом начал Валентин, медленно двигаясь и словно обнюхивая, лицо и шею молодого унара, пока щупальца уже активно хватались за обмякший орган гостя. — Не верите, что такой как Я, не может даже посмотреть, на такого, как, Вы? Или не верите в то, что у Приддов не только хороший ум, но и ловкие… —Гха-а…—сжав зубы прокричал Окделл, чувствуя, как, что-то без его ведома проникает в головку полового органа, пока другое инородное создание обняв сам фаллос елозит вверх-вниз. —Конечности. —растягиваясь в улыбке от звука, закончил спрут. Валентин обошёл друга сзади и быстрым движением снял брюки, которые висели на выпирающих костяшках. Надорец даже не успел заметить потерю элемента гардероба, ибо его в туже секунду насадили, на уже знакомый орган, который в обычное время скрывался под такими же штанами. Толкаться кудрявый приятель не торопился, скорее хотел насладиться позорными стонами Окделла, который так не хотел смотреть на все эти фиолетовые, склизкие и чвакающие… Конечности. От чего закрывал глаза с большим усилием, но также сжать губы не получалось, только он набирал грудь воздуха, как щупальца, что проникла внутрь чувствительной головки начинала легонько извиваться, вызывая нестерпимо приятную дрожь от таза, до макушки головы. Запрокинуть голову на плечо, находящегося сзади, показалось Ричарду хорошей идеей, но это лишь до того момента как они не встретились взглядами и Валентин не впился тонкими, но чувственными губами в сильную шею, под кожей которой пульсировала кровь. Мягкие и от чего-то холодные губы смешивали резкие укусы и медленные влажные поглаживания с использованием зуб и языка, стараясь доставить удовольствие, нежели боль. Хоть он и пленник, но всё же хозяин данной фантазии. Лицо вмиг покрылось румянцем, а глотка явно издеваясь перестала слушаться своего хозяина и распевала стоны с размазанными слогами, которые нет-нет да складывались в имя спрута, правда с сильно растянутыми гласными, которые обычно выходили из глотки громче других. Они буквально заставили владельца этого имени начать движение тазом. Поначалу медленные, размеренные. Владелец больше вслушивался в обнимаемое им тело, чем в свои желания, но спустя ещё пару повторений его имени, бросил затею слушать пленённого, слишком дорога каждая минута прибывания в нём. Из раза в раз, за каждым стоном или всхлипом он ускорял амплитуду и ничего не было ему укором. Леворукий! Не иначе! Не щадя, явно любимую, плоть он вдалбливался в неё, не реагируя на крики остановиться и слёзы, который стали неторопливо стекать по юным румяным щёчкам Дика. С каждым движением надорец так и чувствовал, что ещё чуть-чуть и позорно кончит от не понятного монстра, который на половину звался его другом, а на другую, стремительно отрастающую, которая обычно появлялась при их ночных рандеву, умелым спрутом. Нет, последний явно позволял себе слишком многое, но стоило отметить, что он был жесток не давая кончить ещё не разу. Медленно подводил, а после резко останавливался. Двигался как волна, а после словно разбивался о скалы, но через мгновение вновь напирал, пытаясь разбить твёрдый и незыблемый барьер. Самое ужасное, что Наследнику Окделлов это нравилось. Спрут был на пол шага быстрее его желаний и хоть слёзы с мольбами хлестали из глаз быстрым цунами, ему это нравилось до горячих мурашек. Каждая из них словно маленькая иголочка выбивалась из-под кожи и в туже секунду убиралась прочь, и таковых было сотни, они бежали от каждой новой волны движений в низу, от каждого хлюпа или чвака, который издавали щупальца присасываясь к надорцу посильнее. Валентин, не останавливаясь кончал уже в третий раз, обливая анал вязкой белой жидкостью. Морской дьявол! Он не собирался останавливать безмолвную, но вовсе не беззвучную пытку, которая переставала ей быть от напитанных нежностью вздохов, что приходили на смену мольбам о пощаде. Торопливо хватаясь за прыгающую грудь кудрявый, не выдерживая напора звуков от будущего повелителя скал, простонал ему в такт, крепче обхватывая горячую и мокрую от пота мягкую железу, подмечая, что она явно набухла. Хотелось сжимать её ледяными длинными пальцами бесконечно и доставлять этим ещё больше нежных стонов. Вновь и вновь слышалось ускоренное хлюпанье и дыхание над правым ухом, кожа, под которым уже была искусана и измазана в слюне от долгих и больных поцелуев. Мягкая и юная, она приятно ныла, словно почувствовав истинного повелителя рядом, краснела в стеснительный цвет, а после в грубый, тёмный оттенок. —Ва-а-алентин, пожалуйста-а-а… —задыхаясь в своих уходящих слезах и в слишком сильно тянущем грузе внизу, простонал Дикон и через секунду почувствовал резкое облегчение и освобождение. —Валентин…—по инерции бормотал надорец, чувствуя, как сон отступает, оставляя место влажной реале. Он в лёгком испуге очнулся, откидывая от себя одеяло и в очередной раз осознавая, что кончил из-за сна. Словно по сигналу в дверь постучала знакомая рука отца Германа, который отворил её, но не открыл, во избежание новых неловких ситуаций. —Да-да… Уже спускаюсь…—по рефлексу выплюнул Дик, гадая, успеет ли он в бани, дабы смыть позор новой ночи.