mange, prie, crains

Одиночество и тихая пустота растекаются лужицей пролитого нечаянно кофе на кухонный стол, и Субин, будто наблюдающий за надвигающейся бурей моряк, ничего с этим поделать не может. Океан, состоящий из его всепоглощающей беспомощности, невозможно собрать руками, невозможно высушить и даже прикрыть ничем нельзя — он составляет семьдесят процентов планеты под названием «‎Субин»‎. Порой в нем возникают яростные позывы, вызванные все той же беспомощностью и направленные на то, чтобы напрочь вытеснить ее из своего «‎Я», но тогда он больше походит на высекающего море палача, чем на воинственного солдата. Настолько плохое состояние было у Субина только в конце прошлой зимы ‎— когда серость, слякоть, отражение собственных неудач в километровых лужах и совершенно никаких заслуг, способных вызвать хоть каплю собственного одобрения, на работе. Холодные сезоны в целом никогда не были его лучшими друзьями: хотя сам он и выглядит, как олицетворение слова «‎унылость», вечно темному и мокрому небу Субин всегда предпочитал ясность и солнечность лета. Или хотя бы нежное тепло весны. В остальное же время приходилось прилагать втрое больше усилий, чтобы не зарыться в собственноручно выкопанную яму самобичевания и ощущения полного отчуждения от всего остального мира. Каждый раз Субин отчаянно пытается напомнить себе, что у него есть друзья — его близкие люди, не раз показавшие, что он может обратиться к ним по любому поводу и с любыми беспокойствами. Однако помогает это крайне редко: ему сложно дается даже убеждение себя самого в том, что их связь настоящая и крепкая, что она не оборвется, стоит ему сделать или сказать что-то не так, а его закрытость даже от них не дает ему приблизиться по-настоящему, замыкая порочный круг. Субин не хочет никого пугать, отталкивать неприятными подробностями своей жизни, но вместе с тем больше всего на свете желает дать кому-то приблизиться к нему настолько, чтобы уже невозможно было расстаться. Чтобы его раздели догола, разделали, словно тушу животного, изучили все его внутренности и сказали: «‎Ничего страшного. С кем не бывает?». И приняли его целиком и полностью, каким бы запятнанным и греховным он ни был. Но разве это возможно? Каждый раз он сам себе отвечает: нет. Только, разве что, если он найдет кого-то настолько же поломанного, настолько же неправильного. Но в таком случае будут ли им обоим идти на пользу эти отношения? Субин не знает и, наверное, никогда до правды не доберется, потому что начинать страшно и опасно: можно не выбраться. Несколько дней подряд после смерти Джонсу он не вылезает из дома. Его не пробивает вдруг на приятельские чувства и скорбь, нет, но почему-то очередная неудача в расследовании загоняет в угол. Он надеялся получить ответ на самый насущный сейчас вопрос: замешан ли как-то в деле с наркотиками Ли Бёнхон. И даже если не замешан в нем, то в чем конкретно он провинился, почему в действительности уволил Джонсу. Теперь же его сторону узнать не получится никак, поэтому Субин решает соскрести свое обессиленное тело с кровати и направиться в участок. Остается только поговорить с самим Бёнхоном. Он долго стоит под горячим душем, вместе с паром впуская себя какое-то сонное умиротворение, а затем одевается и по дождливым пробкам добирается до работы. Тэхён на месте, и через прозрачное окошко в двери видно, что он над чем-то сосредоточенно размышляет, поэтому Субин решает не отвлекать его. Кай сейчас не в участке, поэтому он направляется прямиком к Бёнхону. Дверь в его кабинет приоткрыта, и Субин, негромко постучав, проходит внутрь. — Субин, — кивает мужчина, поднимая взгляд из своего ноутбука. — Ты по поводу Джонсу? — Можно и так сказать, — соглашается он, опускаясь на стул напротив. — Как расследование продвигается? — Минсу работает не покладая рук, — голос его наполнен какой-то почти отцовской гордостью. — Но пока что, кажется, он ни к чему конкретному не пришел. Что тебя интересует? — Не хочу ходить вокруг да около, — Субин сцепляет руки в замок и серьезно заглядывает в чужие глаза. — Ёнджун не делился никакими деталями, но дал понять, что он не в восторге от ваших навыков детектива, — он старается держаться ровно и уверенно, требовательно глядя на своего начальника. В комнате снова повисает напряженная тишина. Субин соврет, если скажет, что не испытывает если не страх, то как минимум дискомфорт от необходимости сталкиваться лицом к лицу с тяжелым взглядом, слегка нахмуренными кучными бровями и сжатыми крепко челюстями. Но вместе с тем он понимает, что не может безответственно закрыть глаза на информацию, которую получил. — Осторожнее, — предупреждает Бёнхон, но в тоне его не чувствуется прямой угрозы — скорее наставление взрослого ребенку. — Я все-таки не твой университетский приятель. — Я понимаю, — кивает Субин. — Но я делаю это не безосновательно. Бёнхон, сидевший до этого полубоком и не снимая рук с клавиатуры ноутбука, разворачивается к нему всем телом, и на его лице неожиданно появляется широкая улыбка. — Ну конечно, — усмехается он по-доброму. — Я сам вырастил тебя таким добросовестным, а теперь пожинаю плоды. Субин не может внутренне не согласиться. Когда он был еще совсем зеленым, ничего в работе полицейского на практике не смыслил, воспитание Бёнхона во многом определило путь его служебного развития. Он привил ему понимание того, что работа с проблемами граждан в действительности из себя представляет, как нужно относиться к несчастьям других и то, что дела надо всегда доводить до конца. И не просто на словах: Бёнхон сам всегда придерживался этих установок, и потому Субин вдохновлялся, глядя на него, и следовал той же тропой. — Ну что ж, — начальник ненамеренно зеркалит сцепленные руки Субина и снимает с переносицы очки. Взгляд у него по обыкновению немного затянут усталостью. — Тогда я тоже не буду ходить вокруг да около. В самом начале моей карьеры я столкнулся с очень важным, как я теперь осознаю, и очень сложным делом об убийстве. И да, то, как я его закрыл, было непозволительным. С возрастом я пришел к этому пониманию, хотя раньше и старался найти себе какие угодно оправдания. Мне искренне жаль, и я считаю, что должен был поступить иначе. Но, Субин… Правда в том, что сейчас уже ничего с этим не поделаешь. — Почему? — Потому что мир очень сложный, — в голосе Бёнхона какая-то наставительность, но в глазах — тихая печаль. — И сейчас он гораздо сложнее, чем был двадцать лет назад. Изменить прошлое невозможно, и мне уже не удастся искупить свою вину, сколько я ни буду стараться. Но я уверяю тебя, что единственное, что я — и ты — можем сделать в этой ситуации, это двигаться дальше. Раскрывать преступления, наводить в городе порядок. Понимаешь, о чем я? — Кажется, — кивает Субин, задумавшись. — Вы не расскажите мне подробности дела? — Ты сам можешь ознакомиться с ними, — Бёнхон надевает очки обратно. — Все хранится у Кенни. Субин подавляет желание невесело усмехнуться. Видимо, ни его начальник, ни сам Кенни не в курсе, что коробка с материалами пропала со своего места. Факт этот приносит облегчение, но вместе с тем кажется, будто относительная доступность материалов на самом деле совершенно призрачная, ведь Ёнджун наотрез отказывается ими делиться. — В таком случае… Вы же понимаете, что я не могу не связать все, что вы сказали, с увольнением Джонсу? — Это каким таким образом? — Бёнхон, кажется, искренне недоумевает, а затем на его лице появляется что-то вроде осознания. — Ты что, думаешь, что я уволил его, потому что он накопал на меня грязное белье? — Бёнхон смеется почти несдержанно. — Брось, Субин. Все, кто хоть немного меня знает, знают и об этом деле. Думаешь, стал бы я хранить улики по нему в общем для всех доступе, если бы боялся, что их обнаружат? Что ж, Субин думал об этом, предполагая, что, вероятно, коробку решили спрятать как дерево в лесу. Но, возможно, он слишком быстро бросился в обвинения и подозрения, вместо того чтобы все хорошенько взвесить. — Я вижу, как ты коришь себя, — начальник прерывает его мысленный поток. — Не стоит. Я горжусь тем, что вырастил такого самостоятельного и ответственного сотрудника. Субин совершенно не находит, что на это ответить. Никогда еще какой-то комплимент не заставлял внутренности так сильно сжиматься то ли от боли, то ли от благодарности. Он опускает взгляд в пол, не выдерживая чужого, и на сетчатке отпечатывается тепло, излучаемое потускневшими карими глазами Бёнхона. — Ну все, — тот избавляет его от надобности говорить. — Ступай, а то у меня еще много работы. Субин кивает, поднимаясь, и удаляется из кабинета, все еще пребывая в растерянности. Ничего, кроме как выйти на задний двор и закурить, не хочется, поэтому этим он и занимается: пускает молочный дым в светло-серое небо, казалось бы, сгущая тем самым нависшие тучи, и постукивает пальцами по мокрым от дождевой влаги железным перилам. Его отношения с Бёнхоном никогда не были сложными. По крайней мере, снаружи. Они хорошо ладили, понимали друг друга. И, вспоминая связь, которая у него была с собственным отцом, Субин недоумевает. Странно, что после нее у него вообще осталась способность испытывать к кому-то настолько искреннее уважение, принимать чужую заботу за родительскую и быть настолько эмоционально от него зависимым (хотя последнее как раз не удивительно). Вместе с тем его сокрушительная неспособность никому довериться никуда не делась, поэтому Субин мечется между абсолютной верой в светлый образ Бёнхона и его абсолютной порочностью, как самого типичного примера гнусного зажравшегося шерифа, подсевшего на нелегальные деньги заинтересованных сторон. Субин докуривает, ощущая не спокойствие, а осевший в легких неприятный осадок. Несмотря на то, что Бёнхон сказал, он не намерен просто забыть о том нарочно нераскрытом деле. Как минимум нужно узнать, что конкретно произошло. Убийство — это серьезно. И если тот, кто его совершил, до сих пор разгуливает на свободе, как можно сидеть сложа руки? «Нужно поговорить. Сейчас», — отправляется в адрес Ёнджуна, и Субин возвращается в здание, ежась от холодных мурашек, бегущих по шее и плечам. Он решает все-таки поболтать с Тэхёном перед уходом, поэтому поднимается на второй этаж, но на подходе к кабинету замирает, завидев интересную сцену: его друг стоит, опираясь спиной о дверь своего кабинета, а напротив, чуть меньше чем в метре от него, переминается с ноги на ногу Бомгю, сцепивший руки сзади. Они переговариваются тихо, ни на кого особо не обращая внимания, и оба сохраняют на лице какое-то совершенно отсутствующее выражение. Субин намеревается уже уйти, чтобы не портить Тэхёну малину, но тут Бомгю замечает его краем глаза, и на губах его расцветает самая широкая и самая солнечная улыбка из всех когда-либо виденных. — Субин! — машет тот пригласительно, и ему ничего не остается, кроме как двинуться навстречу. Тэхён жмет ему руку в качестве приветствия, но взгляд его становится слегка озабоченным. — Не хотел вам мешать, — объясняет Субин. — Все нормально, — отмахивается резво Бомгю. — Тэхён сказал, что вы собирались сегодня после работы в бар, и позвал меня с вами. Ты же не против? — И правда собирались, — Субин кивает, обращая многозначительный взгляд избегающему его глаз Тэхёну. — Нет, не против. — Это здорово! — тот улыбается шире прежнего, кажется, едва сдерживая себя, чтобы не подпрыгнуть от радости. — Тогда увидимся вечером! Хорошего вам дня! — и исчезает, будто мягкий теплый ветер в середине лета. Хотя, судя по выражению лица Тэхёна, ему он скорее напоминает срывающий с земли дома ураган. Субин молча отправляет ему еще один довольно понятный взгляд, и тот, оторвав наконец глаза от спины Бомгю, цокает. — Ничего не говори, — он разворачивается и заходит в свой кабинет. Субин отправляется следом, ничего говорить и не собираясь. — Куда идем? — интересуется он, опускаясь в кресло у стены напротив рабочего стола Тэхёна. — У меня на районе хорошее заведение есть, хочу там выпить, — Тэхён лезет в свой ноутбук, что-то печатая. — Я угощаю естественно. Субину вмиг становится неудобно. Тэхён прекрасно понимает, что он не может позволить себе пить там же, где пьет он сам, и стопроцентно никак его за это не осуждает, но дискомфорт это все равно приносит. На самом деле он даже не понимает, как Тэхёну удается поддерживать уровень жизни так высоко, учитывая, что они оба работают в государственном учреждении, и потому получают примерно одинаковые гроши. Он знает, что никакой работы на стороне у него нет, и все же Субин умудряется чувствовать себя бедняком на его фоне. Но вместе с тем он не хочет выпытывать информацию об альтернативных источниках дохода, потому что это совершенно не его дело. — Я рад, что ты решился, — искренне произносит Субин. Видя, какую сильную симпатию испытывает Тэхён, было сложно наблюдать за тем, как день за днем у него не получается ничего предпринять. — Я тоже, наверное… — с сомнением произносит Тэхён. — Почему «наверное»? — Да просто… Давай не будем об этом. Расскажи, как у тебя дела. Ну вот, опять избегание этой темы. Не из одного Субина и силой не вытащить некоторые его переживания. Он вкратце сообщает другу обо всем произошедшем, и Тэхён даже откладывает все свои ноутбучные дела, с интересом его слушая. — Каждый раз я удивляюсь тому, какой ты смелый… — произносит тот, кажется, с неподдельным восхищением. — Здорово, что ты напрямую все ему высказал. Как думаешь, он говорит правду? Джонсу действительно уволили за разгильдяйство, а не потому что Бёнхон негодяй? — Я собираюсь поехать к Ёнджуну и выяснить это, — от одного воспоминания о его «напарнике» в области груди что-то противно сжимается. Все-таки время, проводимое с ним, никогда не будет для него комфортным. — Может, в этот раз он будет посговорчивее. — Тогда удачи тебе, — вздыхает сочувственно Тэхён. — Буду ждать тебя к девяти. Адрес скину. Субин кивает и встает с кресла. — Кая не забудь предупредить, что мы собирались идти в бар. — Да, точно, — спохватывается Тэхён, тут же залезая обратно в ноутбук. Субин покидает участок, проверяя телефон, и обнаруживает пришедший не так давно ответ. 13.45 Чхве Ёнджун: боже… какие же вы копы неугомонные 13.49 Чхве Ёнджун: приезжай сюда Последним сообщением приходит адрес, ему не знакомый. Открыв карту, Субин шумно вздыхает. Ехать через весь город — то еще удовольствие. Но делать нечего, поэтому он садится в холодный автомобиль и заводит двигатель, мысленно настраиваясь на высасывающий душу разговор.

* * * * *

Маршрут приводит Субина к какому-то частному сектору. Миновав плотно застроенные, но спящие сейчас небоскребы, он оказывается на территории, будто бы отделенной от всего тусовочного мира. Разбросанные по участку кремово-желтые здания невысокие, всего в несколько этажей, территория вокруг них обширная и уходит под сад, беседки из белого камня, ресторан под открытым небом и небольшой парк. Субин удивляется тому, что, даже почти лишенное солнечных лучей, место это выглядит как что-то их городу совершенно несвойственное. Архитектура чуждая, отдающая южным колоритом: простенькая черепичная кровля, сильно вытянутые арочные окна, декоративные башни на крыше. Да и в целом от всей этой тихой идиллии исходит какое-то всепоглощающее спокойствие и отрешенность. Субин и не подозревал, что в пределах его родного города есть подобные уголки. Хотя «уголок», конечно, неподходящее сюда слово, учитывая масштабы. Через ворота он проезжает без проблем, по дороге внутрь встречается пара работников отеля: эльф-садовник и вампирша, неясно какую функцию выполняющая. Оба они приветливо Субину улыбаются, и он кивает в ответ, не зная, как еще реагировать на непривычное для него дружелюбие. По присланным Ёнджуном словесным инструкциям он находит его домик, расположенный прямо у парка, и заходит внутрь, потянув за ручки незапертой двери. В доме сохраняется атмосфера, которую Субин ощутил на улице: солнечно, воздушно, мягко. Потолки высокие, стены украшают какие-то абстракции и самобытные пейзажи, а интерьер наполнен изящными деталями из дерева, ткани и камня. Все выполнено в светлых цветах, но не больнично-белых, а пастельных, каких-то по-особенному ласкающих глаз. Есть здесь бежевый, приглушенный зеленый, коричневый и неяркий желтый. В общем, логово вампира не напоминает отнюдь. Но что привлекает внимание больше всего, так это расположенные по левой стене вытянутые окна во всю стену, скрытые лишь полупрозрачным белым тюлем. Появившийся внезапно солнечный свет, через него проходящий, плавает по комнате, подсвечивая каждый уголок, и делает ее какой-то по-книжному волшебной. Субина никто не встречает, и весь дом как будто еще не проснулся, поэтому он решает, что должен проводить себя сам. Он проходит дальше, не разуваясь, и почти без труда обнаруживает нужную ему комнату, потому что дверь в ней открыта: широкая спальня с большой кроватью и парой причудливой формы тумб. В углу ее — широкий арочный проход, ведущий на балкон. Там Субин успевает заметить небольшой диванчик, обитый темно-бежевой тканью с вышитыми на ней птицами и зеленым плющом, такого же вида кресло и деревянный стол. Перила балкона увешаны растениями в массивных глиняных горшках, а вид открывается на тот самый парк из деревьев. Субин видит черную макушку, выглядывающую из-за спинки дивана, и тонкую струйку дыма, извивающуюся над ней. Что ж, он пришел по адресу. Он проходит дальше и молча садится в кресло сбоку от Ёнджуна. Беглый взгляд на него приносит удивление. От очков вампир решил отказаться, и теперь лицо его, какое-то по-особенному выцветшее сегодня, впервые предстало перед Субином так отчетливо. В разбавленных серо-белыми тучами солнечных лучах он видит его идеально гладкую кожу, сверкающие здоровым блеском волосы, аккуратные брови и бледно-розовые губы; но еще замечает потемневшую область под глазами и совершенно замученный взгляд. Разве у вампиров бывают темные круги? — Ну и что? — окрашенный раздражением голос возвращает Субина к реальности и отрывает от разглядывания. — Будет какой-то важный разговор, или ты хочешь инсценировать события нашей первой встречи? Субин отводит глаза, удержавшись от того, чтобы их закатить, однако тут же вспоминает, что большую часть жизни вампиры активны именно по ночам. Видно, поэтому Ёнджун выглядит так тускло и, наверное, побыстрее хочет все это закончить. Но ведь не могло сообщение Субина заставить его бодрствовать, вместо того, чтобы восполнить запас сил? Каким бы то ни было способом. — Я понял твою позицию по поводу того дела, — начинает Субин. — Но прошу тебя все-таки поделиться его деталями. — Опять эта шарманка… — Ёнджун, цокнув, откидывает голову на спинку дивана и закрывает глаза. Рука его обессиленно повисает сбоку, и сигарета между пальцами бесполезно тлеет на мраморные полы. Под легкую ткань светлой рубашки забирается прохлада, пахнущая растущими неподалеку елями, и она же едва уловимо касается космически черных волос. — Я же уже сказал, что не собираюсь этого делать. Для чего ты ехал сюда час? Чтобы услышать то же самое? — Я узнал, что это было убийство, — Субин замечает, как хмурятся в напряжении темные брови. — Бёнхон сказал мне, что я могу сам посмотреть подробности дела, потому что улики все еще хранятся в архиве, но… Ты же знаешь, что их там нет. — Бён-хон… — вместо ответа, бормочет Ёнджун, растягивая имя его начальника по слогам. — Окей, и что дальше? Все еще не понимаю, почему должен чем-то делиться. — Потому что было совершенно убийство, — с нажимом произносит Субин, и вампир приподнимает голову, открывая глаза. — И я не могу позволить преступнику оставаться безнаказанным. Что здесь непонятного? Ёнджун пялится на него, как на снег, выпавший посреди лета, а затем громко и несдержанно смеется, по-актерски хватаясь за живот. Но смех его звучит жестко и карикатурно, совсем не искренне, и оттого вызывает неприязнь. — Ты сейчас серьезно? — отсмеявшись и резко посерьезнев, сощуривает глаза недоверчиво Ёнджун. — Я в каком-то розыгрыше участвую, что ли? — Я не понимаю, где в моих словах ты увидел шутку, — Субин тверд и уже начинает выходить из себя, подначиваемый вампирскими насмешками. — Кончай прикалываться, — отмахивается Ёнджун. — Чтобы полицейский хотел выполнять свою работу… да не просто работу, а дело тысячелетней давности. Это же бред, ты сам хоть себе веришь? — По-моему, прикалываешься здесь ты, — не скрывая разрастающееся недовольство, произносит Субин. — И к чему эти беспочвенные претензии к полицейской работе? — Беспочвенные? — брови Ёнджуна лезут на лоб. — Беспочвенные претензии к полицейским, которые спешат закрыть глаза на нарушения любого уровня, лишь бы предложили достаточно большой мешок денег? Беспочвенные претензии к полицейским, которые ежедневно игнорируют поступающие к ним жалобы, потому что в этом месяце рабочий план по этому пункту уже выполнен? Беспочвенные претензии к полицейским, которые толпами заваливаются в мои клубы и оставляют после себя мертвые изуродованные тела на кроватях? Беспочвенные претензии к полицейским, которые хуй клали на то, что прямо на их глазах избивают женщин и детей? Давай ты не будешь нести хуйню и строить из себя какого-то особенного, другого, не такого как все, потому что вы все одинаковые, одинаково мерзкие куски дерьма, ничего из себя не представляющие, — конец монолога он буквально выплевывает, а затем резко отворачивается, одной затяжкой докуривая выжившую часть сигареты. Субин молчит, переваривая услышанное, и тут же в нем начинает закипать злость. — То есть ты, — он усмехается себе под нос, — ты будешь мне говорить, какие в полиции работают безответственные злодеи? Ты, заправляющий десятками притонов, порождающих насилие во все стороны? Ты, чей папаша может убить полгорода и не понести никакой ответственности? Ты, который можешь сделать то же самое и тоже никак за это не ответить? Ты, который добивается всего только угрозами или деньгами, а денег добивается угрозами и насилием? Ты, который ни дня в своей жизни не знал на самом деле, каково это — быть на месте тех женщин и детей, каково испытывать бедность, которую испытывает восемьдесят процентов живущих в Криарде, пока ты разъезжаешь на новой тачке каждый день и каждый день носишь новый дорогущий наряд на деньги, заработанные на слабостях этих самых людей? Давай, ты не будешь строить из себя Иисуса, переживающего за всех, потому что ты — ничего, кроме твоих денег. Нет, даже не твоих — денег твоего отца. — Убирайся, — злостно выдает Ёнджун, не смотря на него, и Субину не нужно повторять дважды. Он резко поднимается и стремительно покидает дом, не понимая, для чего вообще приехал к этому болвану. Субин минует парк, беседки, ресторан и чувствует, как сильнее разгорается ярость в его груди. Мало того, что этот умник сгреб всех под одно, так еще и забыл в зеркало посмотреться, чтобы напомнить себе, кто приносит больше всего жестокости и несчастья всем в этом городе. Он игнорирует весь персонал, по случайности ему повстречавшийся, и направляется к припаркованному у ворот автомобилю. Бессмысленной затеей все это было. Субин больше не будет пытаться вести с ним адекватные разговоры — себе дороже.

* * * * *

Вечер опускается приятными сумерками, поглаживает холодно-серые здания мягкой синевой, окутывает холодным одеялом желтые деревья. Загораются городские глаза-огни, затихает шум жизни и прячется по домам. После бесполезной поездки к Ёнджуну Субин возвращается к себе домой, немного читает, немного курит, немного спит и, успокоившись под струей прохладной воды, начинает собираться. Слова вампира не выходят у него из головы и вид его совершенно искренней ярости — тоже. Субин будет идиотом, если скажет, что не понимает, о чем он вел свою злостную речь, и тем не менее такое можно сказать про многих: везде полно пренебрегающих своими обязанностями работников. И, опять же, будучи порождением нелегальной среды, Ёнджун выглядит абсолютным лицемером, выдавая это неожиданное откровение. Поездка до места встречи наполнена мыслями, но, стоит Субину переступить порог заведения и заметить собравшихся уже друзей, как они тут же замещаются их разговорами, улыбками и легкой воздушностью, пришедшей после нескольких бутылок алкоголя. Субину впервые за, наверное, полгода так хорошо. Так свободно его голове и душе, так тепло и мягко в районе груди от вида веселящихся близких ему людей, от их слегка покрасневших от спирта щек, от смущенных взглядов Тэхёна и Бомгю, часто-часто между ними летающих. Разговоры ни о чем и обо всем длятся часами, но Субину кажется, будто прошло минут тридцать. Он узнает, что Бомгю сейчас учится на повара в университете, что увлекается живописью и иногда подрабатывает игрой на гитаре в своей не очень популярной рок-группе. Тэхён, слушая его, выглядит супер заинтересовано, и в итоге дает обещание и от себя, и от своих друзей как-нибудь прийти послушать его музыку. Субин с Каем многозначительно переглядываются, но, конечно же, молча соглашаются. Субина довольно сложно взять алкоголем, поэтому, когда Бомгю уже выглядит готовеньким, а Тэхён находится в шаге от того, чтобы завести с ними дискуссию на какую-то философскую тему, он зовет Кая покурить и освежить голову. — Как ты? — вопрошает тот, стоя неподалеку. Слава богу, он не так сильно не любит сигареты, как Тэхён. Но все еще довольно сильно. — Нормально, — пожимает Субин плечами, делая затяжку. — Знаешь... Я разговаривал с Ёнджуном, и он повел себя очень странно. — М? Субин пересказывает другу случившееся во время их встречи, гневный монолог Ёнджуна и свой не менее гневный ответ. Кай не выглядит удивленным и лишь загадочно кивает. — Должно быть, из-за этого дела, в котором твой начальник замешан, у него и сложилось такое отношение к полиции, — заключает он, ненадолго задумавшись. — Просто так ничего не бывает. — Я тоже об этом подумал, — соглашается Субин. — Но, по-моему, мнение обо всей группе по одному индивидууму из нее строят только дети. «Ты плохой, значит, все, похожие на тебя, тоже плохие.» — Ты ошибаешься, — возражает Кай. — Такими установками и взрослые мыслят. Причем очень многие. Особенно если эта установка была оставлена травмой. А учитывая, что Бёнхон раскрывал убийство… Ну, сам подумай. И то верно. Возможно, Субин слегка погорячился, когда, вместо адекватного диалога, поспешил вывалить на Ёнджуна такую же обвинительную речь, но, честно говоря, в моменте у него не получилось себя остановить. Он был так зол на Ёнджуна за то, какие слова он позволяет себе произносить при том, что сам максимально далек от образа законопослушного гражданина, что совершенно себя не контролировал. Теперь уже, конечно, ситуация перестала вызывать такую бурю эмоций, и на замену ей пришло что-то вроде сожаления. — Ты правда хочешь довести это дело до конца? — вопрошает Кай. — Уверен, что хочешь все это ворошить? — Уверен, — без промедления кивает Субин. — Виновные должны быть наказаны. Всегда. — Тогда попробуй снова с ним связаться. — С Ёнджуном?.. — бормочет неуверенно он. — Ну не знаю. Субин не уверен, что тот в целом захочет общаться с ним сейчас, да и в любом случае ему придется рано или поздно выйти на контакт, учитывая, что они вместе ведут расследование. Но, может, стоит все-таки сделать первый шаг к сглаживанию углов. — Как хочешь. Он, наверное, гордый, а ты умеешь быстро забывать обиды. — Наверное, — он соглашается, бросая окурок в урну. Только возвращаясь к своему столику, Субин понимает, что они оставили пьяного Тэхёна и еще более пьяного Бомгю совсем одних. И поэтому не то чтобы удивляется, когда наблюдает за тем, как близко они стали сидеть и как много стали позволять своим рукам. Ничего непристойного, но прерывать их все равно неудобно. Приземлившись на свое место, Субин вынимает из кармана штанов телефон и пару секунд бездумно на него пялится. Затем набирает: «Приедешь? Хочу поговорить», отправляет быстрее, чем успеет передумать, и отбрасывает девайс куда подальше, чтобы не видеть негативных сообщений, если они будут. За следующие полчаса громкость их столика слегка повышается, потому что Тэхён, чья полемическая кровь была подогрета алкоголем, наконец вступает в свою финальную форму и начинает донимать Субина и Кая вопросом о том, существует ли вообще у кого-то свободная воля. Субин говорит, что есть, потому что все сами решают, как им поступать, Тэхён утверждает, что по факту ее нет, ведь на действия всех живых существ неизбежно влияют действия существ, их окружающих, и что по-настоящему свободным от этого никто никогда не станет; Кай занимает позицию где-то посередине, понимая и чужое влияние, и возможность принимать решения самостоятельно, но тут же оказывается прерван Тэхёном, вставляющим, что никаких самостоятельных решений нет, потому что все они в том или ином случае складываются из взаимодействий разных объектов, а не из воли одного. Мозг Субина постепенно приходит в состояние перегруза, потому что, споря и слушая других, он понимает, что никто из них так и не приблизился хоть к какому-то общему знаменателю, и вместе с тем градус дискуссии накаляется из-за неугомонного Тэхёна. Лишь через полчаса ему удается его успокоить, ссылаясь на то, что пьяный Бомгю скоро начнет засыпать, и заставить их начать собираться домой. Бомгю уезжает первый на вызванном Тэхёном такси, Тэхён уезжает следом, прихватив с собой Кая, тоже на такси, потому что никому из них естественно ни в коем случае нельзя за руль. Субин же остается за их когда-то шумным столиком в одиночестве, ощущая приятную опустошенность после такого яркого вечера. Он выпил больше, чем хотел, и мир вокруг немного начинает плыть. Тем не менее Субину удается вспомнить, что час назад он написал Ёнджуну, и тут же немного об этом пожалеть. Голова и язык у него уже не такие трезвые, чтобы сдерживать порывы что-нибудь съязвить на очередную провокацию. Но на его сообщения так никто и не ответил и, более того, они даже не прочитаны, а потому Субин делает вывод, что тот не приедет, и медленно заканчивает свой бокал пива. Разморившись, он запрокидывает голову на спинку дивана, на котором сидит, и закрывает глаза, кажется, всего на пару минут, а когда открывает, едва ли не подпрыгивает от неожиданности: объявившись как всегда бесшумно, перед ним восседает Ёнджун в своем привычном боевом облачении — черное пальто, черные штаны, черное все. И очки, конечно же. Никаких свободных рубашек и льняных брюк, никакой расслабленности во взгляде и теле, как было в обед. Несколько мгновений Субин даже раздумывает, не галлюцинацию ли он испытывает, потому что Ёнджун ничего не говорит и как будто бы даже не двигается. Словно изваяние, он сидит напротив и, наверное, прожигает его взглядом. В любом случае через очки Субину не видно. — Привет, — произносит он полувопросительно, потому что все еще не до конца понимает, реально ли все, что он видит перед собой. — Ага, — кивает Ёнджун. — Я здесь, — он разводит руками, как бы намекая на то, что Субину стоит сказать, зачем он позвал его в заведение, находящееся от него за полгорода. — Я хотел поговорить, — он сглатывает взявшуюся из ниоткуда сухость во рту и выпрямляется, чувствуя, как к нему совсем чуть-чуть возвращается осознанность. — Я уже понял и, честно говоря, после твоего предыдущего предложения поговорить желания тратить на это свое время особо не было, — Ёнджун и правда звучит и выглядит слегка недовольным, но в целом это можно понять. — Я приходил к тебе с серьезными намерениями, Ёнджун, — напоминает Субин в качестве защиты. Это не он начал кидаться обвинениями. — Хорошо, — вздыхает вампир. — Мне неясно, что творится в твоем мозгу и какая тебе от всего этого выгода, но скажу сразу, что тебе лучше туда не лезть. — Почему? — Не то чтобы я о ней волновался, но ради твоей же безопасности, — произносит Ёнджун и отворачивается, кажется, взглядом ища официантку. Когда же его замечают, девушка приближается и довольно продолжительно оглядывает прибывшего. Лишь не слезающая с ее лица улыбка показывает, что она все еще не забывает о работе. — Добрый вечер, — здоровается наконец та. — Что я могу вам принести? — Что-нибудь сладенькое, — Ёнджун расплывается в ответной улыбке, и его почти бордовые теперь губы обнажают два белоснежных клыка. — И алкогольное. На ваш вкус. Субин чувствует себя неуютно, за этим наблюдая, но и взгляд почему-то отвести не может. — Замечательно, — кивает она, делая запись в своем блокнотике. — А вашему другу? — Моему другу… — тут же уголки его рта опускаются, и он поворачивается обратно к Субину. — Не знаю, типа, пиво? Или что обычно пьют полицейские? — Мне ничего не надо, — ему вообще не хочется, чтобы Ёнджун что-то покупал. — Принесите виски. Какой-нибудь хороший, — обращается вампир к официантке, и та, кивнув, удаляется. — В этом не было нужды. Субин все еще пьян, и если он будет пить дальше, то, велика вероятность, на работу утром просто не встанет. — Сам выпью, — безразлично пожимает плечами Ёнджун. — В общем, можешь поверить мне, как выродку нелегальной среды, что тебе не удастся никого упечь за решетку. Можешь считать, что свой долг доблестного полицейского ты выполнил. Пять с плюсом за старания. Субин хмурится, кажется, начиная осознавать, на что напоролся. Должно быть, раз и Бёнхон, и сам Ёнджун не горят желанием гнаться за преступником, посадить его не так уж и просто. Если вообще возможно. — И что ты предлагаешь? — он устало потирает веки. — Просто бездействовать? — Ага, — Ёнджун невозмутим. — Ясно. Ладно, раз уж ты здесь, — Субин решает опустить эту тему, потому что чувствует, что не добьется сейчас никаких подробностей. — У меня есть пара вопросов о способностях вампиров. — Выкладывай, — вздыхает Ёнджун отрешенно и глазами бродит по залу. — Управление волей? Объяснишь? — Это не совсем входит в число вампирских способностей, — Ёнджун возвращает взгляд ему. Из-за черных стекол, скрывающих глаза, Субину становится некомфортно. — Тебе жизненно необходимо знать эту информацию?.. — вопрошает он, морщась, будто бы поддерживать разговор ему дается с огромным трудом. — Для расследования — да. Субин открыто подозревает вампиров в совершенном, поэтому знать о силах и слабостях врага не просто полезно, а обязательно. В этот момент их немного прерывает подошедшая с напитками официантка, и Ёнджун благодарит ее короткой улыбкой. Как же хорошо, оказывается, у него получается притворяться доброжелательным. — В общем, вампиры в твоем понимании — люди, которых обратили — ничего такого не умеют, — говорит он, болтая соломинкой в в своем бокале. — Единственное, что им доступно, это подменять воспоминания. И то не все. — Чем же ты отличаешься? — Своим происхождением, — Ёнджун делает глоток своего коктейля и слегка кривится. — Ну и пойло… — он замечает направленный на него в ожидании взгляд Субина и продолжает, выпустив еще один вздох: — Меня не кусали. У меня есть человеческая мать. Субин слегка приподнимает брови, удивленный. Он и не думал, что такое возможно. — Союз вампира и представителя любой другой расы может либо быть обречен, либо принести миру что-то вроде меня. — А поподробнее? — Зачем тебе это? Таких, как я, немного, потому что крайне редко ребенок рождается нормальным. Об остальных вампирах можешь в Интернете прочитать, это вроде как бесплатно. — Я хочу знать, есть ли у тебя какие-то слабости, — выдает неожиданно даже для себя Субин. Кажется, за него все-таки немного говорит алкоголь. — Вдруг мне надо будет защищаться? Ёнджун усмехается, кажется, искренне. — У меня нет слабостей, — лицо его расслабленно, и тон совершенно ровный: видимо, он абсолютно серьезен. — Если постоянно питаться кровью, я буду практически неуязвимым. — А если не будешь? — Превращусь в человека. В конце концов. — То есть ты можешь жить как обычный человек? — Теоретически. Но этого никогда не произойдет. По крайней мере, пока я в здравом уме. — Как вампиры отдыхают? — Субин вдруг вспоминает то, что его давно уже интересовало. — Вампиры пьют кровь. Так они пополняют энергию, — отвечает Ёнджун, скучающе потягивая свой коктейль. — У меня то же самое, если я занимаюсь этим регулярно. Если нет, то приходится спать. — Хорошо, — Субин замолкает, задумавшись. — Когда мы были в архиве, ты просто приказал Кенни открыть тебе дверь. Для чего тогда тебе нужен был я? — Я думал, ты не спросишь, — Ёнджун слегка кривит в усмешке губы. — Во-первых, чтобы посмотреть, какой гениальный план ты придумаешь, чтобы снять его защиту от моих способностей. Но, как мы помним, вышло довольно посредственно... А во-вторых, мне хотелось посмотреть, готов ли ты пойти на это ради расследования. Ведь это было нелегально. Хороший ты коп, — последнюю фразу он определенно произносит саркастично. Субин даже не находит сразу, что ответить. Он настолько поглощен расследованием, что на многое пойдет, чтобы довести его до конца. Конечно, это не включает в себя вред каким-либо живым существам или что еще ужасное может от него понадобиться. И тут же к нему приходит понимание, что в том случае он оказался совершенно бесполезен. Такой себе буст самооценки. — Есть еще какие-то сюрпризы вроде умения управлять волей? — Субин игнорирует все вышесказанное, переводя тему. — Чтобы я подготовился заранее. — Я уже достаточно тебе рассказал. Даже больше, чем стоило. — Почему ты считаешь это конфиденциальной информацией? — Давай закончим разговор, — Ёнджун поднимается, не выпив и на треть свой напиток, бросает несколько купюр на стол и удаляется. Субин снова остается один с нетронутым бокалом виски и абсолютно пустой головой. Не получается даже никак проанализировать или отреагировать на полученную от вампира информацию. Хочется только попасть домой и завалиться в спасительный холод пустой постели. Однако он слишком пьян, чтобы садиться за руль, а денег на такси на такое далекое расстояние да еще и ночью у него нет, поэтому Субин решает пройтись пешком до Тэхёна: тот живет не очень далеко. На улице уже совсем морозно, но разогнанная алкоголем кровь дарит ложное ощущение тепла. Субин бредет по пустынным и слабо освещенным улицам, надеясь, что направление правильное, и останавливается на мгновение, чтобы свериться с картой. Обреченное мычание само покидает гортань, когда он обнаруживает, что телефон разрядился. Бесполезный кусок дерьма. И он, и телефон. Субин уже хочет двинуться дальше по памяти, когда прямо по правую сторону от него на проезжей части останавливается машина. Додуматься до того, кому она принадлежит, особого труда не составляет. — Полгорода хочешь пешком пройти? — интересуется опустивший стекло Ёнджун. — Почему? — Субин пьяный и усталый, и у него совсем не работают мозги. — Потому что там находится твоя квартира? — хмурится тот. Тон у него скептический. — Откуда ты знаешь? — он почти возмущен. Ёнджун что, спать не может без знания всего обо всех? — Брось, — он отворачивается, закатив глаза. — Я предпочитаю досконально изучать свое окружение, — и тут же подтверждает слова Субина. — С каких пор я вхожу в твое окружение? — К сожалению, с недавних. Ты будешь садиться? — Почему ты вдруг такой добрый? Ёнджун молча сверлит его взглядом и Субин делает то же самое. Он не понимает, отчего тот внезапно сошел до альтруиста, но принимать его помощь почему-то некомфортно. — Потому что я выспался, потому что выпил вкусной крови, потому что мне улыбнулась симпатичная официантка или потому что Меркурий сегодня не ретроградный. Какая к черту разница? Субин молчит, конкретно задумавшись. Он порядком уже пьян, ноги не то чтобы крепко держат, да и в голове сплошная вата. Было бы здорово не напрягаться и не напрягать спящего давно Тэхёна, а добраться в целости и сохранности до своей квартиры и завалиться откисать до завтрашней смены. — Думай быстрее, — поторапливает начинающий раздражаться Ёнджун. Однако Субин не думает — делает шаг в сторону проезжей части и, чуть не упав с бордюра, движется в сторону пассажирского. Он забирается внутрь, и его обдает легкой, даже приятной прохладой и запахом ели. Держаться прямо физически трудно, и Субин опирается виском о ледяное оконное стекло, моментально ощутив, каким тяжелым стало все его тело. Веки не дают держать себя открытыми, и Субин сдается, прикрывая глаза. — Только не наблюй мне в салоне… — доносится до него тихое бормотание где-то слева, но внимания он не обращает, погружаясь в мягкость спасительной тьмы.

* * * * *

Всю следующую неделю Субин ничем особо продуктивным не занимается. Он пересматривает вновь и вновь материалы дела, раздосадованный тем, что новых зацепок нет, и размышляет над тем, правда ли ему придется просто бездействовать, ожидая возможности проникнуть в дом того вампирского авторитета вместе с Ёнджуном. О Ёнджуне мысли возникают стабильно раз в день, и Субин не знает, отчего. Он ничего не писал ему после разговора в баре, не благодарил за то, что он доставил его до дома, лишая вероятности вляпаться в какие-то неприятности, и тот в свою очередь тоже не проявлял никакой заинтересованности в контакте. Субин не стал внезапно считать его другом, точно нет. Несмотря на проблески того, что он называет человечностью, этот тип все еще дико ему неприятен. В его-то большом возрасте быть таким вырвиглазно напыщенным — стыдно как-то. И тем не менее мысли, как-то его касающиеся, то и дело возникали в голове. Ему было интересно узнать поподробнее, чем еще он отличается от обычных вампиров и почему вообще его отец пошел на союз с человеком. Насколько Субин помнит, чистая кровь в семье Чхве — едва ли не самая первая причина для горделивости. Хотя по факту у них и крови своей не может быть, ведь они обращают представителей другой расы, непонятно откуда произошедших. Неужели Ёнджун настолько особенный, что ради его появления отец решился связать свою жизнь с не-вампиром? Но узнать никак не получится, потому что у Субина нет никакого повода с Ёнджуном встречаться. Да и не то чтобы сильно хочется: от разговоров с ним всегда остается неприятное послевкусие. И нельзя забывать, что в целом сама его сущность в Субине рождает бурю отрицательных эмоций. Он мечтает поскорее раскрыть это дело и перестать так близко контактировать и с ним, и в целом с вампирами.

* * * * *

Шум гладких, обволакивающих басов разносится по помещению, разговоры стихают, и все взгляды обращаются в одно место, в одну плотную точку с наибольшей концентрацией слепящей глаза энергии. Бомгю восхитителен: в своем стилизованном под рокерский свитере, рваных черных джинсах и небрежно уложенным маллетом, он бегло перебирает тонкими пальцами по бас-гитаре, заставляя кожу покрываться мурашками от плывущего по комнате звука. Песни Субину нравятся: есть в них и смысл, и цепляющая мелодия. Но больше нравится совершенно яростная аура, излучаемая всеми участниками группы. С каждым новым треком они становятся все свирепее и выдают все больше завораживающих нот и гитарных соло. Кажется, что нет для них предела совершенству. За Тэхёном наблюдать тоже интересно: тот не отрывает глаз от сцены и выглядит еще более влюбленным, чем когда-либо до этого. Оно и понятно: не будь Субин таким ментально нестабильным, он бы сам на Бомгю запал. То, как кардинально поменялся его образ с милого пекаря, сияюще улыбающегося даже самым противным личностям их участка, на сосредоточенного и, Субин не будет врать, сумасшедше горячего рокера, заставляет поразиться. Субин даже слегка позавидовал другу. Бар, в котором происходит это оглушающе громкое и вместе с тем приятное безумие, заполнен под отказ и людьми, и феями, и вампирами, и русалками, и оборотнями, в общем всеми, о ком можно вспомнить. И все они дышат, кричат, смеются, излучая волны жара и звука. Субин остается в одной черной футболке, и чувствует, как сложно становится дышать и как сильно мокнет область затылка. Но даже несмотря на весь физический дискомфорт, ему все равно по-странному уютно здесь находиться. Из-за близости друзей и из-за отнимающего дар речи Бомгю. Концерт заканчивается быстрее, чем он успевает заметить, и ничего, кроме громких аплодисментов, вокруг не слышно. Артисты, взмокшие и в этом очаровательные, пытаются отдышаться и благодарными улыбками отвечают на свист и одобрительные выкрики из толпы. Когда все утихает, и свет на небольшой сцене гаснет, они разбредаются каждый в свою сторону, чтобы пообщаться с теми, кто пришел поддержать. Завидев Бомгю, направляющегося прямо к ним, Тэхён начинает заметно нервничать. Он теребит штанину и подергивает беспокойно ногой. Субина даже умиляет настолько по-детски сильная влюбленность. — Привет, ребята, — Бомгю после сцены — такой же солнечный, как и всегда, но не по-летнему жгучий, а приглушенный, по-весеннему бледный. Он уставший, с блестящей от пота кожей, но совершенно счастливый. Такая преданность и любовь творчеству вызывает белую зависть. — Ну… Как вам? — теперь Субин замечает, что не один Тэхён неспокоен. Бомгю, наверное, переживает о том, какое впечатление произвел на него и его друзей. — Привет, — здоровается первым Кай, протягивая ладонь для рукопожатия. — Мне не особо нравится такая музыка, но ты был великолепен. — Полностью согласен, — кивает Субин, тоже здороваясь, — только мне нравится такая музыка, поэтому мне понравилось в два раза больше. — Спасибо большое, — Бомгю улыбается широко в благодарность и в ожидании переводит взгляд на Тэхёна. — Я… — пытается сказать что-то друг, но, кажется, давится воздухом. — Да. — Да? — уголки чужих губ немного опускаются. Бомгю выглядит растерянным. — Значит, понравилось? — Да, — болванчиком вторит Тэхён, тем самым, кажется, окончательно расстраивая стоящего напротив. Тот начинает нервно перебирать руками, но поджимает губы в подобии улыбки, а затем уже без энтузиазма в голосе сообщает: — Я пойду… поговорю со своими друзьями. Они тоже здесь. — Давай, — соглашается Субин. — Мы пока побудем тут. Придем в себя, так сказать. — Ага, — Бомгю разворачивается и, обходя стоящих перед ним людей, направляется к другому краю бара. — Ну ты выдал, конечно, — он поворачивается к Тэхёну, обратившемуся вдруг неподвижной статуей. — Блядь. Тот моментально хватается за голову, оттягивая волосы, а затем прячет лицо в руках. — Пиздец, — доносится приглушенно. Субин не может не согласиться. — Не переживай, — тем не менее произносит он. — Подожди, пока он закончит с друзьями, и попроси поговорить где-нибудь наедине. Объяснись. Кай кивает, соглашаясь с планом. — Бомгю все поймет, — уверяет он. — Конечно поймет, — зеркалит кивок Субин. — Он самый добродушный человек, которого я знаю. Неужели ты думаешь, что это что-то между вами испортит? — Надеюсь, нет, — бормочет тот, не отрывая наполненный волнением взгляд, от точки вдали. Субин автоматически переводит туда глаза и замечает весело переговаривающегося со своей компанией Бомгю. Кто-то хлопает его по спине, кто-то треплет по волосам, а кто-то набрасывается в объятии. Субин оглядывает всех по одному, и сердце его падает куда-то вниз, стоит заметить абсолютно точно знакомое лицо. И можно было бы засомневаться, что это тот, о ком он думает, но до боли знакомый изгиб ярких губ сделать этого не позволяет. — Да ладно… — бормочет себе под нос Субин. — Что такое? — Тэхён отрывает взгляд от объекта своей симпатии, почувствовав что-то неладное в чужом тоне. Ничего такого, просто Субин, кажется, постоянными мыслями о Ёнджуне наманифестил у вселенной его присутствие. Выглядит тот непривычно: на лице нет очков, а еще будто въевшихся в него раздражительности и надменности. Ёнджун даже позволяет себе сдержанно улыбаться, глядя на взаимодействия Бомгю и какого-то еще парня из их компании. Одет он как обычно в темные цвета, однако на этот раз вещи показывают гораздо больше голой кожи. Через вырезы в его черной обтягивающей водолазке видно ребра, ключицы, талию, и контраст черной ткани с мертво-бледной кожей делает последнюю еще ярче. Пиджак и брюки больше нужного размера, но смотрятся хорошо; в ушах — снова сережки, на груди неизменно покачивается от резких движений серебряный крест, а пальцы почти все до одного окольцованы. Он аккуратно поправляет ими красиво уложенные волосы, касается талии и иногда — губ, а еще трогает по плечам в дружественном жесте Бомгю. И тот совсем не против: кажется, они близко общаются. — Ну так? — Тэхён вырывает его из мыслей, вперив в него свой выжидающий взор. — Там Ёнджун, — выдает коротко Субин. — Который? — хмурится в ответ на это друг, анализируя глазами веселящуюся группу. — О. Бледный во всем черном? — Ага, — подтверждает Субин и зачем-то продолжает наблюдать за взаимодействиями Бомгю и его вампира-напарника. Сложно вообще поверить, что он может вести себя так... обычно. Разговаривать нормально, касаться других и позволять им касаться себя, а еще иногда улыбаться. И все это не скованно каменной маской тупого безразличия и не скрыто ширмой из солнцезащитных очков. Ёнджун смотрит за переговаривающимися друзьями, а Субин смотрит за ним, и выныривает из своего оцепенения, только когда тот по случайности, наверное, натыкается на его внимательный взгляд. Легкая улыбка, покоящаяся до этого на губах, тут же меркнет, и Ёнджун отворачивается. Субин делает то же самое, чувствуя что-то колючее в груди. — Ну-у… — протягивает Тэхён. — Он хотя бы красивый, — произносит полувопросительно. — Это не делает его менее противным, — бормочет Субин, решая игнорировать его существование на протяжении всего вечера, если это будет возможно. — Мне кажется, он относится так к тебе, просто потому что ты полицейский, — вставляет задумчиво Кай. — Если сложить его раздражение с тем, что он тебе наговорил, то другие выводы сделать сложно. — Звучит, конечно, логично… — он замолкает, только намереваясь произнести: «но я не отношусь к нему плохо, просто потому что он вампир», потому что понимает, что это правда лишь процентов на тридцать. Субин действительно гораздо легче выносил бы их взаимодействия, если бы Ёнджун не был скоплением всего высокомерия, напускного равнодушия и напыщенности, что есть в мире. Но даже в таком случае неприятный осадок никуда бы не исчез. Это просто невозможно. По крайней мере, пока Субин такой, какой он есть сейчас. — Давайте не будем о нем, — произносит он, чувствуя зарождающийся дискомфорт. — Как думаете, когда можно будет к нему подойти? — вмешивается вдруг в диалог Тэхён, все это время пристально понятно за кем наблюдающий. Субин бросает туда взгляд, замечая разговаривающим с Ёнджуном Бомгю, и не может не задержать еще раз на вампире свое внимание, потому что его скрытые обычно глаза предстают перед ним каким-то совершенно незнакомыми. Не только потому, что Субин их видел раза два за все время их знакомства, но еще и потому, что безжизненные стекла прятали то, насколько они подвижные и выразительные. Сам Ёнджун эмоциональностью не отличается: если улыбается, то не широко, если смеется, то коротко и негромко; но взгляд его показывает гораздо больше. Он снова отворачивается, потому что его самого уже начинает волновать этот нездоровый по его мнению интерес, и отвечает наконец Тэхёну: — Подожди, пока он пообщается. Мне кажется, он сам к нам вернется, когда закончит. — И мне, — кивает согласно Кай. — И, по-моему, этот момент уже наступил. Субин с Тэхёном оборачиваются и видят, в подтверждение только что произнесенным словам, приближающегося к ним Бомгю. — О нет, — спохватывается друг. — Что мне говорить? — Купи ему что-нибудь выпить, — советует Субин. — И себе заодно… Там и поговорите. — Слушайте, — Бомгю приближается, на его лице фирменная лучезарная улыбка. — Мои ребята хотят посидеть здесь и выпить, а вас оставлять мне не хочется. Сам же позвал. Может, вы к нам присоединитесь? Если вы не против, конечно. Их троица неуверенно переглядывается, и Субин ощущает, с каким огромным трудом удается произнести: — Давай. — Отлично! — сразу же начинает сиять Бомгю. Субину ничего отличным не кажется. Оставаться с компанией, в которой есть Ёнджун, это максимально сомнительное удовольствие. О чем они теоретически могут говорить? Да и наблюдать его кислую рожу часами — мало приятного… Но он знает, что Тэхён не простит себе, если упустит шанс провести с Бомгю больше времени, поэтому ничего другого ему не остается. Теперь можно лишь надеяться, что все его жертвы будут стоить того. — Можно тебя угостить? — выдает внезапно Тэхён и даже заставляет Бомгю опешить. Но тому хватает пары секунд, чтобы опомниться и произнести: — А… Да, конечно! Тэхён, счастливый, уводит Бомгю к барной стойке, и Субин тут же загружается. То, с каким трудом ему удается вытягивать из Ёнджуна нужную информацию и с каким надменным лицом тот ее выдает, в последнее время начинает сильно действовать на нервы. Хотя Ёнджун и реабилитировался немного, приехав тогда к нему и вроде как дав ответы на большую часть вопросов, в остальном он, Субин уверен, будет вести себя так же невыносимо, как и до этого. Минут пятнадцать они проводят за своим столиком, иногда поглядывая на болтающих у барной стойки Бомгю и Тэхёна, чтобы убедиться, что все проходит нормально, а затем те зовут их к противоположной части помещения, где располагается угловой диван, стол и пара кресел, на которых расположилась компания друзей Бомгю. Субин, Кай и Тэхён занимают одну сторону дивана, на другой сидят двое незнакомых им парней и Бомгю, а на кресле напротив — Ёнджун. Субин подавляет желание с иронией усмехнуться, когда замечает, что на лице его нарисовались черные солнцезащитные очки. Насколько же сильно ему не хочется показывать себя Субину? Он сидит, подперев голову рукой, и скучающе покачивает закинутой на ногу ногой. — В общем, — начинает Бомгю, хлопнув в ладоши. — Ребята, это Уён, — красивый парень с идеально уложенными волосами, цепкими глазами и нахальной улыбкой привстает, чтобы пожать каждому из них руку. — Мы с ним еще со школы друг друга знаем. А это Сан, — он указывает на сидящего по другую сторону от него мужчину, почему-то пришедшего на рок-концерт в бар в строгом темно-синем костюме с застегнутой на все пуговицы жилеткой и ровно завязанным галстуком. Сан тоже поднимается, чтобы поздороваться. — С ним я познакомился через Уёна. — Не думайте, что я не знаю о понятии дресс-кода, — тут же заговаривает тот, слегка приподняв уголки губ. — Просто пришел после работы. — Тебе необязательно оправдываться, — Уён хлопает его по плечу. — Тем более за такой горячий наряд. Лицо Сана мрачнеет, а уши его, кажется, моментально заливаются краской. — Э-э, да, — усмехается неловко Бомгю, — в общем, ребята встречаются, поэтому иногда может проскальзывать что-то такое. Не обращайте внимания. Ну и… — он наконец переводит взгляд на молчаливого Ёнджуна. — Это Ёнджун. Мы с ним, кстати, познакомились при очень забавных обстоятельствах. Когда я был в клубе… — Ты уверен, что хочешь рассказывать эту историю? — прерывает его вампир. Голос его звучит не совсем довольно. — Да, наверное, пока не стоит, ты прав, — Бомгю смущенно чешет затылок. — Просто скажу, что он очень хороший парень. — Это вранье, — закатывает глаза Уён. — Он просто, блять, невыносим. Брови Ёнджуна тут же взлетают вверх. — Тебе напомнить, кто подарил тебе машину, на которой ты сюда приехал? — Манипуляцией деньгами меня не возьмешь, дорогуша, — Уён качает указательным пальцем. — Машина не делает тебя менее бесячим. Уён начинает немного Субину нравиться. — Придурок, — цокает Ёнджун, отворачиваясь. — Ладно, крошка, не грусти, я привез тебе штучку, чтобы ты тоже мог развлечься, — говорит вдруг тот и вынимает из своей огромной кожаной сумки бутыль с бордовой жидкостью. — Я не хочу, — вампир отрицательно качает головой. — В моем лексиконе даже слов таких нет, поэтому, что бы они не значили, оставь их при себе. Ты будешь пить, — и наливает в пустующий бокал от какого-то алкоголя непонятное питье, подвигая другу. — Я хочу, чтобы всем было весело. Бомгю согласно кивает: — У тебя же завтра нет важных дел, выпей с нами. Пожалуйста? — он складывает вместе руки и слегка надувает губы, изображая мольбу. — Боже, — шепчет Ёнджун, подвигая бокал в свою сторону. — Только немного. — Нам тоже пора напитки обновить, — Уён тянет Сана за рукав пиджака, и они поднимаются с места. — Вы не против пива? — Не против, — отвечает за всех Тэхён. — Я против, — подает голос Бомгю. — Это и ослу понятно, — цокает Уён. — Скоро будем. Они удаляются в сторону барной стойки, и между оставшейся четверкой повисает не совсем комфортная тишина. — Ну, — Бомгю ерзает на своем месте. — Расскажите, как ваше расследование продвигается. Субин понимает, что тот просто пытается избежать напряжения, но тема для разговора, конечно, выбрана далеко не самая лучшая. Он автоматически бросает взгляд в сторону Ёнджуна и, хоть глаза того все еще для мира скрыты, может поклясться, что вампир делает то же самое. — Да нечего рассказывать особо… — выдает неопределенно Субин. — Можно хотя бы поинтересоваться, в чем суть? — Я расследовал проникновения в дома жителей, — начинает он объяснять. — И вышел на очень запутанную схему распространения наркотиков. Теперь мы пытаемся выяснить, кто всем этим промышляет. — А ты почему этим занялся? — Бомгю поворачивается к Ёнджуну. — А ты не знал, какая крепкая дружба у полиции с вампирами? — тот насмешливо задирает брови. — Нет, честно говоря, не знал. — Я обожаю работать с полицейскими, — яд из его слов можно учуять почти физически, — а они — со мной. Да, Субин? Субин не знает, что ответить на такую откровенную издевку и не думает, что есть в этом какой-то смысл, поэтому произносит, обращаясь к Бомгю: — Ёнджун в самом деле облегчил мне поиск информации. — Ого, — на лице Бомгю отражается приятное, кажется, удивление. — Это очень здорово! По ощущениям вампир не сводит с Субина пристального взгляда, но ничего так и не говорит, а затем отворачивается, возвращая внимание своему напитку. — И что, есть у вас подозрения по поводу виновных? — вопрошает снова Бомгю. — Ага, — кивает Субин. — Думаю, в этом замешан кто-то из вампирского мира. — Да уж, эти упыри везде успевают поучаствовать, — встревает неожиданно появившийся Уён и ставит перед ними на стол три бокала янтарно-коричневого алкоголя. — Перестань, — одергивает его Сан, несущий три других напитка. Два пива — для них и один коктейль с вырвиглазно-желтым цветом — для Бомгю. — А что? Это правда. Они усаживаются по разные стороны от друга. — В нашем городе установилась вампирская мафия, и только идиот откажется это признать, — Уён отпивает приличную часть своего пива и, выпустив удовлетворенный вздох, оставляет взгляд на Ёнджуне, все это время молчавшем. — Не смотри на меня так своими злобными очками. Я, как существо, питающееся дарами этой порочности, не смею жаловаться. — Знаешь, ты и твои сородичи тоже доброжелательностью никогда не отличались, — проговаривает Ёнджун. — Лично я спокойно плаваю в воде и никого не трогаю, — закатывает глаза Уён. — Дела остальных меня не касаются. Только теперь Субин замечает причудливое сияние, исходящее от кожи в области щек Уёна, и тут же до него доходит, что он не человек, а русалка. Чешуя, скрывающая его жабры, может маскироваться под цвет лица, но все еще остается чешуей. — То есть вы с ним не познакомились, когда ты своей серенадой завывал на берегу и загипнотизировал бедного Сана? — Ёнджун скептически вскидывает брови. — Так, послушай… — Успокойся, — Сан поворачивается к собирающемуся, кажется, начать перепалку Уёну и одним взглядом его утихомиривает. — Давайте поговорим о чем-то более нейтральном. — Я просто не понимаю, — его партнер откидывается на спинку дивана и складывает руки на груди. — Ну найдете вы вампира, который во всем этом виноват, и что? Ты же сам прекрасно знаешь, что никого из ваших не посадят. Ёнджун вздыхает и делает глоток из своего бокала. — Легальная система у нас работает так, что если тот, кто совершил преступление, не только перед законом виноват, но еще и перед нашим сообществом, то его не будут защищать. — Если по-простому: тот, кого вы подозреваете, в чем-то проебался перед своими? — вопрошает Уён. — В данном случае не совсем так, но вам такого объяснения будет достаточно, — Ёнджун отворачивается, тем самым закончив разговор. — Этот город проклят, — бормочет Уён обреченно. — Давайте как-нибудь просто уедем отсюда. На твои, — он указывает на Ёнджуна, — деньги. Тот лишь усмехается и ничего не отвечает. Субин тоже молчит, переваривая информацию. Ёнджун с самого начала упомянул, что принимает такое активное участие из-за своего личного интереса. Это значит, что вампир, которого они подозревают, перешел дорогу ему самому, и теперь он хочет упечь его за решетку. Других объяснений Субин, откровенно говоря, не видит. И, наверное, это к лучшему, что у Ёнджуна есть такой мотив — это значит, что он будет идти до конца, подпитываемый своей ненавистью, и не бросит Субина одного, когда ему наскучит играть в детектива. Конечно, если окажется, что тот, кого они считают замешанным, действительно таковым является. — Ну все, давайте сменим тему, — предлагает Сан. — Вы, ребята, чем занимаетесь? — он обращает взгляд к троице, все это время никак не вступающей в разговор. — Я адвокат, — поднимает ладонь Тэхён, привлекая к себе внимание. — Субин детектив, а Кай патологоанатом. Мы все в одном участке работаем. — Блин, вы как будто из детективного сериала какого-то вылезли, — у Уёна глаза сверкают интересом, и он поворачивается к ним всем телом. — А были у тебя какие-то интересные случаи на работе? — он глядит на Кая. — Я бы не сказал, что это было прям интересно, но… В свой позапрошлый день рождения я работал в ночную смену, и мои приятели, если их так можно назвать, с работы, легли на кушетки для трупов, накрылись простынями, а потом… Ну вы поняли. — Отпад, — улыбается широко Уён. — Хотя звучит по-идиотски, конечно. У тебя день рождения не первого апреля случайно? — Не поверишь… — встревает Тэхён. — Реально? — тот почти вскакивает со своего места от возбуждения. — Тогда реальный отпад. — А вы кем работаете? — интересуется друг. — Сан — скучнейший си-и-о в компании своего папочки, а я рисую, — Уён вдруг залезает в свой смартфон. — Вот, листайте вправо. Он передает телефон сидящему ближе к нему Каю, и они вместе рассматривают фотографии, на которых изображены очень красиво расписанные стены домов, потолки каких-то огромных зданий и даже церкви. — Если вам вдруг хочется оживить интерьерчик, зовите, — подмигивает им Уён. — Ёнджуну я потрясающую вещь забацал. — Очень красиво, — восхищается Тэхён, и Кай отдает телефон обратно. — Если бы у меня был огромный безвкусный дом на берегу моря, я бы обязательно тебя нанял. — Спасибо, это лучшая похвала для артиста, — кланяется шутливо тот. — А ты, Субин? — встревает вдруг Сан. — Что о себе расскажешь? Как назло именно теперь Ёнджун поворачивается, в целом обозначая его присутствие, и пялится (хоть и не совсем, учитывая очки) совершенно бессовестно. А Субин ничего о себе рассказать и не может. Из увлечений у него только чтение да бег от собственных мыслей. Нет у него ни мечты, ни какой-то великой цели или предназначения. Он не особо понимает, зачем живет, но и умирать не стремится. — Кажется, ты загнал его в экзистенциальный кризис… — бормочет негромко Уён и тут же получает от своего парня несильный удар по затылку. — Э-э-й! — он недовольно потирает больное место. — Мне просто особо нечего сказать, — пожимает плечами Субин и опускает глаза в пол. — Люблю читать да и все, наверное. — Это неправда, — встревает вдруг Тэхён. — Он кучу литературы перерыл и диалог может поддержать о чем угодно, а еще все, что делается, руками, — тоже по его части: починить, построить, посадить, приготовить. И дел он много раскрыл, даже несколько громких было. Он правда все умеет, но любит прибедняться. Субин глядит на Тэхёна так, будто впервые его видит, потому что сказанные им слова не совпадают с картинкой, которая все это время была у него в голове. Хоть они и дружат уже почти пять лет, Субин всегда считал, что и Тэхён, и Кай невысокого о нем мнения, как о человеке, хотя и звучит это парадоксально. Он не подозревал, что его навыки были кем-то замечены и, более того, ценятся. Часть, касающаяся того, что он «все умеет», конечно, немного преувеличена, но в целом не так далека от правды. Отец Субина, каким бы он ни был, научил его почти всему, что можно сделать руками, это правда. Потому что «мужчина должен все уметь». И Субин пользовался этим, думая, что польза от приобретенных умений, наверное, являет собой некую компенсацию за весь пережитый вред. Хотя скорее жалкое подобие этой компенсации. По-настоящему за свои поступки никто не понес ответственность. — Вау, это очень круто! — удивляется Бомгю. — Тебя родители научили? — Ага. Отец. — Везет тебе, блин, — сетует Уён. — Мой отец только говорил, что я выгляжу как баба. А потом уплыл… А у тебя какой? Типа один из добреньких, которые в детстве плавать учат? — Ну, плавать научил, да, — проговаривает неохотно Субин и не знает, как от неприятной темы уйти. «Добреньким» его отец не был отнюдь. — Это круто, — Уён делает глоток пива из своего бокала. — А сейчас он чем занят? — Я не особ… — Субин пытается слезть с нежелательного диалога, но его тут же перебивают. — Просто мой вот уплыл, ну я уже сказал, — тараторит Уён, — и теперь вообще неясно, в какой он части света. Так что там с твоим? Субин не знает, что ответить и не то чтобы физически на это способен. От воспоминаний о родителе кожа покрывается противными мурашками, а окружающие шумы заменяются тупым звоном. Субин знает, что если дать волю эмоциям, успокоиться будет сложно, поэтому поднимается с места и произносит: — Пойду покурю. — Извини, если тема была неудачная… — бормочет неловко Уён. — Да прекрати ты уже, — шипит на него Сан. Голоса их затихают и смешиваются с чужой болтовней, а когда Субин поднимается по лестнице наверх и выходит на улицу, весь шум исчезает. На часах десять вечера, под полы футболки забирается мороз, и кажется, будто с разгоряченной кожи сейчас польются молочными клубами пары. Субин присаживается на бетонный выступ, огораживающий лестницу, ведущую в клуб, и глубоко вздыхает. Сигарета в пачке последняя, и он пару секунд раздумывает, стоит ли ее оставить на потом или же выкурить сейчас, и в итоге не желающая угасать тревога побеждает. Дым в легких приносит немного спокойствия, и звон в ушах растворяется. Позади раздаются шаги, на которые не хочется оборачиваться, а спустя несколько мгновений на плечо ложится рука. — Ты как? Тэхён смотрит обеспокоенно, хмурит темные брови и поджимает как будто бы виновато губы. — В порядке. Субин отворачивается, делая длинную затяжку, и друг опускается рядом. — Не похоже, — он все еще волнуется и внимательным взглядом выжигает из Субина возможность правдоподобно лгать. — Что с тобой такое? — Просто душно стало, — сглотнув, пожимает плечами тот. Тэхёна такое объяснение совершенно не устраивает, но он отводит взгляд себе за спину, когда слышит очередные шаги. — Какая славная компания у нас здесь собралась, — произносит тот, едва Кай садится слева от Субина. — Может, тут и останемся? — Я не против, — фыркает Субин. Все лучше, чем пытаться влиться в компанию незнакомых людей. И вампиров. И русалок. В общем, втроем с Каем и Тэхёном он бы провел этот вечер гораздо спокойнее. — Что такое? — вопрошает Кай, повернувшись к нему. Его брови тоже нахмурены, а в глазах читается серьезное беспокойство. — Я не знаю, что вам сказать, — бормочет Субин обреченно и делает еще одну затяжку. — Просто не очень хорошо стало. — Мы не хотим причинять тебе дискомфорт Субин, поверь, — Тэхён заботливо гладит его по спине. — Но и не замечать некоторые вещи тоже не можем. Кай ничего не говорит, но согласно кивает. Естественно за столько лет они не раз заводили разговоры о семье, но Субин никогда не отвечал ни на какой из вопросов прямо. Нетрудно было догадаться, что там творится что-то неладное. — И мы не против, если ты никогда нам ничего не расскажешь, — продолжает друг. — Просто… Ты не думал, что тебе станет легче, если поделишься? Может, мы сможем как-то тебе помочь? Потому что смотреть на твои страдания — удовольствие то еще. — Я не страдаю, — усмехается невесело Субин. — Я даже не думаю об этом. Он почти что не врет, потому что за годы жизни с травмой научился просто-напросто ее забывать. Блокировать ее, примиряться с ней, находить оправдания, скрытые смыслы, пользу, из нее вынесенную, диссоциироваться. Делать все что требуется, только чтобы эта необъятная душевная боль больше никогда не возвращалась. — Но ты же понимаешь, что избегание никак не поможет? — замечает Кай. — Сталкиваться лицом к лицу со своими страхами сложно, но только так можно их побороть. — Я не хочу… — Субин устало прячет лицо в руках. — Не сейчас. — Ладно, — Тэхён кладет голову на его плечо и обнимает за плечи. — Но если тебе понадобится наша помощь, то знай, что ты всегда можешь за ней обратиться, хорошо? Субин ничего не отвечает и чувствует себя совершенно одиноким. Чувствует, что сам сооружает эти непроходимые крепости и стены с оборонительными башнями, через которые его друзья физически подобраться к нему не могут, и оттого еще больше себя ненавидит и еще больше утопает в своем одиночестве. — Ты же знаешь, что ты не один такой, да? — произносит вдруг Кай. — Не пойми неправильно, но не у одного тебя были какие-то масштабные проблемы в прошлом. И их наличие не делает никого плохим или неправильным. Или виноватым. И тот, сам того не понимая, ударяет Субина по самой больной его точке. Точка эта зудит и ноет и норовит дыру в груди прожечь, и от нее совершенно никуда не получается деться, поэтому Субин роняет недокуренную сигарету на землю, зарывается головой в колени, пытаясь успокоить бешеный стук сердца, и отчаянно оттягивает волосы на голове. — Прости, — Кай звучит искренне и сочувственно, но еще — виновато. Совсем как Тэхён до этого. — Мы больше не будем затрагивать эту тему, пока ты сам не будешь готов. Тэхён сжимает свои руки крепче, передавая его замерзшей уже коже свое тепло, и через несколько минут ему удается полностью прийти в себя. — Простите, — Субин шмыгает от холода и трет веки, пытаясь не обращать внимания на пробирающую до мозга костей головную боль. — Я не хотел портить вам вечер. Давайте я просто поеду домой. — Ты ничего не портил, — Тэхён несильно бьет его по плечу. — И мы ни в коем случае не оставим тебя одного теперь. — Можем вместе поехать ко мне и что-нибудь посмотреть, — предлагает Кай. — Да, точно! — Тэхён выражает активное согласие и тут же вскакивает на ноги. — Но я специально согласился остаться, чтобы ты провел время с Бомгю, — возражает Субин. — Тогда давайте вернемся. Со мной уже все в порядке. Просто тему действительно неудачно подобрали. — Ты уверен? — Тэхён хмурится, не убежденный. — Правда, — Субин решительно поднимается и направляется обратно. — Давайте напьемся, что ли.

* * * * *

Следующие двадцать минут они только выпивают, болтают (в основном Тэхён, Бомгю и Уён с Саном на подхвате) о чем-то отвлеченном и обсуждают концерт. Уён искренне извиняется, едва они возвращаются к столику, и, похлопав Субина по плечу, ставит перед ним еще один бокал пива. И хотя он не считает, что тот в чем-то провинился, подарок благодарно принимает. — Ёнджун, меня не устраивает количество, которое ты выпиваешь, — Уён поднимается с места и подливает в пустеющий бокал бордовой жидкости. — Так веселья никакого не получится. — Разве вампиры пьянеют от алкоголя? — вопрошает заинтересованно Тэхён. — Это специальное пойло, — Уён задирает указательный палец вверх, — которое я достаю для Ёнджуна за бешеные бабки. Есть и дешевые аналоги, но они так не вставляют. А в этой штучке смесь крови, воды и яда Тайпана. Обычным вампирам, может, и не зайдет, а на Ёнджуна действует, как на нас — хороший алкоголь. — А чем ты отличаешься от обычных вампиров?.. — хмурится Тэхён. — Долгая история, — отмахивается тот и делает глоток своего напитка. Субин поражается тому, как со спокойным лицом можно вливать что-то такое в себя. Вкус, должно быть, просто отвратительный. — Слушайте, — Уён потирает загадочно ладонями, — напиваться до беспамятства — это прекрасно, но может мы в процессе узнаем друг друга получше? — Твои попытки узнать кого-то получше хорошим не кончаются, — бормочет Ёнджун. — Да ладно, я ничего провокационного говорить не буду. Ну только если чуть-чуть. — А как узнавать будем? — Бомгю сминает ткань джинс на коленях. — «Я никогда не», конечно же! — Да ну, — негодует тут же вампир. — Эта игра существует для того, чтобы либо поссориться, либо с кем-то переспать. — Вот и выберешь в процессе, что тебе ближе, — подмигивает ему Уён. — Кто начнет? — Я, — Ёнджун берет свой бокал в руку. — Я никогда не обижался целую неделю на то, что мой парень подарил мне на день рождения тюльпаны, а не лилии. — Послушай, ты… — Уён сощуривает глаза, но улыбающийся мягко Бомгю кладет руку ему на плечо в качестве успокаивающего жеста. — Давай не будем говорить таких конкретных вещей, а то ребятам скучно будет играть, — он тут же меняет свой тон на более дружелюбный. — Да и не неделю я обижался… Сан, лучше ты начинай, а то Ёнджун даже с такой простой задачей справиться не может. — Хорошо, — соглашается тот и задумывается на несколько мгновений. — Я никогда не плакал над фильмом. — Ну это уже совсем детский сад, — цокает его парень. — Но ладно, что есть, то есть. Те, кто плакали, должны выпить шот. — Какой шот? — хмурится Сан. — Вот этот. В эту же секунду к ним подходит то ли бармен, то ли официант, и оставляет на столе поднос с кучей маленьких стопок. — Когда ты успел?.. — Бомгю берет одну в руки и подозрительно принюхивается, а затем в отвращении кривится. — Что-то очень крепкое. — В этом и смысл, дружище, — улыбается широко Уён. — Неужели меня набухают только за то, что я плакал над фильмом?.. — проговаривает негромко Сан и тянется за своей порцией. — Получается, и меня, — Бомгю делает то же самое. — И меня… — вздохнув, Тэхён берет со стола шот и разом в себя его опрокидывает. — Ну, с Ёнджуном все ясно, а вы реально никогда над фильмами не плакали? — удивляется Уён, влив в себя стопку и слегка поморщившись. Переглянувшись, Субин с Каем отрицательно качают головой. Не то чтобы Субин был каким-то сухарем, внутри себя он много чего переживал, просто снаружи обычно старался это не показывать. Даже наедине с собой. А Кая, ему кажется, гораздо тяжелее взять всякой драмой. — Ладно, давайте пойдем по часовой стрелке. Теперь я, — он замолкает ненадолго, раздумывая. — О! Я никогда не видел труп. Все, кроме Бомгю и Уёна, молча берут со стола стопку, а Ёнджун делает глоток из своего бокала. — Теперь я уверен, что ты хочешь поскорее всех набухать, — ворчит недовольно Сан. — Я не знал, что ты видел труп! — спешит тот оправдаться. — Когда такое было? — Да просто… На улице. Машина сбила кого-то. — Ужас… Хорошо, что нас с Бомгю еще не так сильно жизнь помотала, — он обнимает друга за плечи, а после к нему же обращается: — Теперь твоя очередь, кстати. — А… Да, точно, — опомнившись, произносит Бомгю. — Ну… Я никогда не подбирал котенка на улице. — Я сейчас расплачусь от умиления, — Уён действительно кривит лицо, будто прямо в этот самый момент готов разразиться рыданиями, но Бомгю несильно толкает его в плечо. На этот раз пьет Уён, Бомгю и, к всеобщему удивлению, Ёнджун. — Ты-ы?! — первый тут же переводит все свое внимание с Бомгю на вампира. — Почему я никогда его не видел? — Он умер, — произносит Ёнджун безрадостно и ерзает на своем месте. Субин никогда бы не подумал, что он любитель подбирать зверушек с улицы и, откровенно говоря, не знает, как реагирует на этот факт. Возможно, Ёнджун все-таки не самый противный на свете монстр? Может, он хотя бы на втором месте. — Это пиздец, — заключает Уён мрачно. — Предлагаю выпить за кота. — Предлагаю идти дальше, — переводит, видимо, нежелательную тему Ёнджун. — Теперь ты, Кай, — напоминает Бомгю. — Что ж… Я никогда не видел парня с тридцати сантиметровым членом. В компании надолго повисает тишина, никем не нарушаемая, потому что все до одного озадаченные взгляды обращены к невозмутимому Каю. — Я не умею играть в эту игру… — бормочет он в оправдание. — Думал, надо сказать что-то, что вам будет забавно услышать. — Погоди, — встревает Уён. — Ты действительно его видел? — Ну да. В морге всякое бывает. — О-ху-еть, — по слогам проговаривает тот. — Не волнуйся, факт просто отличный! Правда, только тебе пить и остается. Кай кивает и тянется за шотом, но неожиданно выпивает не только он, но еще и Ёнджун. А за ним — Бомгю. Последний делает это как-то по-особому смущенно, вжав голову в плечи и не поднимая стыдливо глаз. — Вы что, угараете? — Уён ошеломленно переводит взгляд с одного друга на другого. — Вы вместе видели тридцати сантиметровый член, а я об этом даже не в курсе? — Это было давно… — тихо заговаривает Бомгю. — И там не было ничего такого, — тут же оправдывается он. — Ну, могло быть, но… — Мне кажется, будет лучше просто промолчать, — замечает флегматично Ёнджун. — Видели и видели. — Нет, расскажи, пожалуйста, поподробнее, — требовательно выдает Уён, даже стукнув кулаком по столу. — Это было во времена, когда мы с ним вместе ходили по клубам, — вздыхает Ёнджун. — Там был один… оборотень. Мы ему понравились и хотели просто посмотреть, насколько далеко он сможет зайти в своих ухаживаниях. Сняли ВИП-комнату, отошли на пару минут в туалет, а когда вернулись… — У него реально было тридцать сантиметров?.. — Уён кажется абсолютно сраженным наповал. — Мне кажется, даже больше. Бомгю, все это время сидящий тише воды, кажется, пытается своим черным одеянием слиться с черной обивкой дивана и заставить всех забыть, что он вообще существует. — Не знал я, что ты такой ловелас, — Уён хлопает его по плечу. — Я был глупым тогда… — бормочет тот смущенно. — И я не был ловеласом. Давайте уже дальше. — Значит, теперь я, — оживляется сидящий слева от Субина Тэхён. — Я никогда не соблазнял папиного друга. Между ними снова повисает тягучая, абсолютно нерушимая тишина, и шесть пар глаз оказываются намертво приклеены к сидящему неподвижно Тэхёну. — Кажется, рановато я перешел к жести, да?.. — заговаривает он тихо и медленно берет стопку со стола. Субин не знает, чем он удивляется больше: тому, что эта ситуация была в жизни Тэхёна, тому, что он узнал о ней впервые в компании двух абсолютно незнакомых им людей (почти людей) или тому, что вслед за Тэхёном глоток алкоголя делает Ёнджун. — Слушай, — Уён тут же к нему поворачивается. — Ты же знаешь, что по правилам должен пить, только если у тебя такое было? Не надо каждый раз хвататься за бокал. — Очень смешно, — закатывает глаза Ёнджун. — Ладно, про тебя я знаю, а вот ты Тэхён, не производишь впечатления такого парня, — продолжает тот. — Как сказал Бомгю, это было давно… — в попытке оправдаться произносит его друг. — Давайте дальше пойдем, пожалуйста… Субин понимает, что очередь дошла до него, и тут же совершенно теряется. Он еще от прошлых-то откровений отойти не успел, а тут надо придумать что-то свое. Еще и этот дурацкий взгляд из-под дурацких черных стекол нервирует страшно. — Я никогда не… — начинает он неуверенно. — Мечтал посмотреть на звезды. — Боже, какой ты романтик, — Уён хватается за сердце. — Я мечтал, но уже посмотрел, поэтому пить не буду. Пьет только их троица и Бомгю, и Субин посылает Тэхёну многозначительный взгляд, намекая так на возможную идею для свидания. — Твоя очередь, мертвец, — Уён обращается к Ёнджуну, и тут же в него летят, кажется, ключи от машины. — Осторожней, злюка! Убьешь ведь. Ёнджун молчит, покачивая ногой в воздухе, и вдумчиво кусает темные губы. Субин не может не зацепиться за это взглядом, но тут же его отводит, вспоминая, что каждый раз для него это кончалось плачевно. — Я никогда не встречался с властным дядькой на огромной тачке и маленьким членом. — Да так не честно! — возмущается моментально Уён. — Ты просто-напросто меня атакуешь, — он недовольно берет шот. — Не только тебя, — Ёнджун тоже делает глоток из бокала. Субин раздумывает секунд десять, прежде чем потянуться к столу и тем самым заставить всех остальных обратить к себе взгляды. — Похоже, ты зацепил ни в чем не повинного детектива… — говорит себе под нос Уён. Субин почти физически ощущает на себе чужие глаза, но говорить ему откровенно нечего: есть периоды в его жизни, которыми он совершенно не гордится. — Ладно, проехали… — заговаривает Сан. — Я никогда не крал ничего в магазине. — Назад к скукотище, — закатывает глаза Уён и берет стопку, тут же закидывая в себя. Субин снова недолго раздумывает, а затем хватает шот и залпом его выпивает. Горечь алкоголя уже почти не ощущается, зато плывущие во все стороны линии окружающего мира — довольно сильно. — Вот и вся твоя добропорядочность, да? Субин не смотрел, кто к нему обращается, потому что зажмурил на пару секунд глаза, пытаясь прийти в себя, и тем не менее голос, интонация и содержание сразу подсказали ему их владельца. — А ты в прошлом никогда ошибки не совершал, да? — он скептически склоняет голову. Для чего Ёнджуну надо постоянно разводить с ним конфликты? — Я в прошлом много чего совершил, но я не работал при этом в полиции и не клялся, что хочу защищать других. — Твои претензии максимально притянуты за уши, Ёнджун, — Субин фыркает, отворачиваясь. — Я совершил это, когда планов о карьере в полиции и в зародыше не было. — Но ты же говорил, что все должны отвечать за свои поступки, — продолжает наседать тот. — Не хочешь за свою кражу ответить? Или вы это делаете, только когда удобно вам? — Чего ты добиваешься? — Субин смотрит на него прямо и уже начинает злиться. — Ничего, — Ёнджун тут же отворачивается. — Просто не люблю, когда кто-то строит из себя того, кем не является. — Ты тоже много кого из себя строишь, но и десятой части от всего своего бахвальства не составляешь, — выдает раздраженно Субин и в ответ получает гробовую тишину. — Ладно, — Ёнджун поднимается со своего места, слегка пошатываясь. Должно быть, его «пойло» было действенным. — Я домой. Всего доброго. — Да ладно тебе, Ёнджун! — Уён заламывает расстроенно брови. — Не уходи! Но тот уже отдалился на приличное расстояние и ничего не слушал. Субин поражается тому, насколько легко он испортил этот вечер: сам развел конфликт из ничего, сам в нем проиграл и сам обиделся. Самостоятельность в данном случае его совсем не красит. — Я схожу за ним, — Уён резко поднимается с места и тут же чуть ли не падает прямо на стол, потеряв равновесие. — Полегче, — Сан следом встает на ноги, поддерживая его за талию. — Давай я сам схожу. — Дав… — тот вдруг резко прикладывает ладонь ко рту, и все понимают, что надвигается. — О нет, — бормочет Бомгю. — Ну я же просил тебя так не напиваться, — сетует он, тоже поднимаясь. Уён ничего не отвечает, потому что, наверное, физически не может, и быстро удаляется в сторону уборной. Сан мчится за ним, прикрывая за ними дверь. — Алкоголь на русалок не очень хорошо действует, — Бомгю виновато чешет затылок. — Надо было внимательнее за ним следить. Он тут же плюхается обратно, потому что, видимо, тоже далек от трезвого состояния. Пару секунд Бомгю хмурится, а затем вытаскивает что-то из-под своей ноги, и лицо его моментально приобретает страдальческое выражение. — О не-ет, — перед собой он держит связку ключей. Ключей Ёнджуна. — Ёнджун забыл их здесь. Субин, ты не против сбегать до него? — Я? — он удивленно вскидывает брови. Из всех, кто может это сделать, Субин подходит меньше всего. — Я чувствую, что не дойду, — он протягивает ему ключи, и Субин неуверенно сжимает в руке холодный металл. Он поднимается, не без труда держась прямо, и движется на улицу, все еще не понимая, почему Бомгю выбрал его для такого поручения. Разве не понятно было, что общение у них не очень клеится? Но и отказывать как-то неудобно. Поэтому Субин поднимается по ездящей во все стороны лестнице на улицу, а потом по еще одной лестнице — наверх, и там найти Ёнджуна не составляет никакого труда, потому что он стоит в нескольких метрах от бара, неподвижный и чем-то озадаченный, и смотрит на землю. Субин подходит ближе, и там понимает, что черное неразличимое пятно, которое он заметил у ног Ёнджуна издалека, — это его очки. Раздавленные печально очки. — Я сейчас убью его, — бормочет совершенно яростно Ёнджун. — Кого? — вопрошает Субин. — Того, кто меня толкнул, — отвечает он таким тоном, будто это само собой разумеющееся. — Из-за него очки упали, и я на них наступил. Чертов придурок. — У тебя же куча денег, купишь новые, — выдает очевидное Субин и тут же получает совершенно возмущенный взгляд. — Я носил их шесть гребаных лет, — и Ёнджун отворачивается, скрывая эмоции, плескающиеся в карем океане. — Мне не нужны новые. — Ничем не могу помочь… И вот. Ты забыл, — он протягивает ему ключи, и Ёнджун медленно переводит взгляд с них на стоящего неподвижно Субина. — Ага, — вампир берет вещь в руки, но тут же по неаккуратности выпускает, и она со звоном приземляется на асфальт. — Да ладно тебе, — вздыхает раздраженно Субин и наклоняется, чтобы ее поднять, а затем вкладывает в холодную ладонь. — Как ты вообще собрался в таком состоянии ехать? Не то чтобы его сильно заботила чужая судьба, но в прошлый раз в зеркальной ситуации Ёнджун проявил себя неравнодушно, поэтому и сейчас быть грубым мудаком Субину как-то не хотелось. — Такси в твоем мире не существует? — бормочет вампир, убирая ключи в карман брюк, а затем движется в сторону бара. Он присаживается на бетонный выступ в том месте, где полчаса назад сидел Субин, и начинает обыскивать свои карманы. Через пару секунд между его губ оказывается сигарета, а вот зажигалки, кажется, он не находит. — Не поможешь? — он обращается к Субину. Тот вздыхает и приближается, вынимая из заднего кармана джинс зажигалку. Огонь охватывает тонкий белый сверток, и тут же все пространство между ними заполняется дымом. — Будешь? — предлагает Ёнджун раскрытую пачку, и Субин крепко задумывается. Его сигареты закончились, а снять стресс хотелось бы, но вместе с тем причина его стресса сидела сейчас меньше чем в метре от него, поэтому решение было принять трудно. — Буду, — соглашается в итоге он и располагается по левую сторону от Ёнджуна, поджигая сигарету и делая спасительную затяжку. — Ты объяснишь, зачем постоянно пытаешься вывести меня на бесполезные конфликты? — Не объясню, — Ёнджун совершенно устало качает головой. Лицо его не скрыто стеклами очков, и длинные ресницы обрамляют затуманенный сонной дымкой темный взгляд, а на кожу падает такой же холодный, как и она сама, лунный свет. Ветер слегка треплет отросшие волосы и доносит до Субина вкусный его, Ёнджуна, запах, который тот до этого упрямо игнорировал. Не будь Ёнджун таким невыносимым, Субин определенно бы счел его привлекательным. Едва эта мысль рождается в голове, он отворачивается. Каким еще привлекательным? Ёнджун мерзкий высокомерный тип, и все. Ничего привлекательного в этом нет и быть не может. — Ты же понимаешь, что у нас с тобой рабочие отношения? — продолжает Субин. — Тебе необязательно испытывать ко мне симпатию, можешь просто забыть о моем существовании, пока мы не на работе. Почему это так сложно для тебя? — Потому что я в целом не хотел в это все нырять. Не хочу я ни рабочих, ни каких-либо ещё отношений с тобой. Я хочу жить своей жизнью и делать то, что нравится мне, а не разъезжать по разным частям города в поисках бесполезных улик. — Но ты сам сказал, что у тебя есть мотив всем этим заниматься, — напоминает Субин. — Если ты действительно так сильно хочешь посадить этого… дядьку-вампира, почему для тебя в тягость всем этим заниматься? — Потому что я не вспоминал о нем все это время, — Ёнджун неожиданно к нему поворачивается. — А потом объявился ты, и я думал, что все закончится на одном нашем обходе черного рынка. Но нет… Тебе надо было убить того типа в подворотне, привлечь мое внимание и потом… Я не смог остаться в стороне, потому что вспомнил, как сильно его ненавижу. Вспомнил, что он сделал. Но теперь я просто… устал. От всего этого. И мечтаю вернуться в тот день, когда тебя не знал. Он отворачивается, а Субин в ответ может лишь молча хлопать глазами. Все это ему понятно: и про спящую ненависть, и про нежелание с ней сталкиваться и разбираться, но… Последнее предложение почему-то задело в нем больше, чем он того ожидал. — Что ж, если тебе будет легче, то я тоже об этом мечтаю, — произносит он совершенно откровенно. — Мне осточертело пытаться наладить хоть какой-то адекватный контакт с тем, кто на такое по природе своей не способен. В мире столько хороших детективов, а дело мне досталось вести с тем, кто полицейских ненавидит просто за то, что они полицейские. — Рад, что у нас все взаимно, — произносит Ёнджун и бросает окурок на землю, тут же доставая новую сигарету. Случайно брошенный в сторону взгляд заставляет его остановиться. — Ты почему дрожишь? Субин в замешательстве к нему поворачивается, а затем опускает взгляд на свои руки. Он и не заметил, как стал содрогаться всем телом, наверное, от минусового мороза на ночной улице. — Какие же вы, люди, немощные… Ёнджун стягивает с себя пиджак и протягивает его Субину, но тот не спешит принимать жест доброй воли. — Почему ты такой… — не может он подобрать слово. — Двоякий. Можешь уже определиться, какое отношение будешь разыгрывать? — Боже мой, — закатывает тот глаза и Субин, кажется, впервые видит, как это выглядит без прячущих лицо очков. — Возьмешь или нет? Он все-таки принимает помощь, натягивая на себя вещь Ёнджуна и тут же утопая в его вездесущем запахе. Становится не намного, но теплее, и курить так совершенно точно комфортнее. Субин поджигает и вторую сигарету и начинает потихоньку трезветь. Осознание реальности накатывает медленно, но беспощадно, и сразу же сметает мощным ураганом всю его расслабленность, сонливость и спокойствие. Он вспоминает, кто такой Ёнджун, и чувствует, как спасительное тепло его вещи вдруг обращается жаром адского пламени. Субин чуть ли не сдергивает с себя пиджак, оставляя его на бетонном выступе рядом с Ёнджуном, бросает на асфальт недокуренную сигарету и резко направляется внутрь, ничего ему не сказав. Ему все равно, как вампир это расценит, как это повлияет на их отношения. Сейчас ему хочется только смыть с себя отвратительный вампирский запах и ощущение тепла, по сути его собственного, поэтому Субин залетает в ближайший туалет и начинает неистово тереть руки здешним мылом. Он успокаивается лишь тогда, когда кожа начинает гореть уже от механического воздействия, и глядит в зеркало на свое пустое серое лицо. В глазах у него — животный страх, на лбу выступила холодная испарина. Субин видит в отражении того себя, которого не видел уже давно, и ненавидит его. До дрожи в пальцах ненавидит.

* * * * *

— И что дальше? — Ну… Я позвал его подышать воздухом и, ну… Поцеловал. — Наконец-то. Субин делает глоток своего безалкогольного пива. В этот вечер ему хочется быть в ясном уме. На телике — какое-то безвкусное реалити-шоу про отношения тупых и еще более тупых, на столе — пустые банки от чего-то газированного, коробки от пиццы и исписанные чем-то бумаги, а по бокам от Субина — Тэхён и Кай, с которыми они негромко обсуждают прошедшую неделю. Субину поделиться практически нечем, потому что жил он в ожидании возможности продвинуться по делу и своими книгами. О Ёнджуне он вспоминал, но никак с ним не связывался, потому что было незачем. Извиняться за свое поведение он не чувствовал нужды, хотя его внезапный уход и выглядел очень странно. Тот тоже никак не давал о себе знать, и Субин пришел к выводу, что это обоюдное игнорирование им обоим по душе. Нарушено оно было лишь тогда, когда поздним вечером пятницы тот скинул ему адрес и короткое сообщение о времени назначенной им же встречи. Субин понял, что это непосредственно связано с их расследованием и потому не так расстроился перспективе видеться с Ёнджуном. — У тебя чего нового, Кай? — закидывая пару чипсин себе в рот, спрашивает Тэхён. — Все как обычно, — пожимает тот плечами. — Периодически думаю о том, какая интересная личность этот твой Ёнджун, — он поворачивается вдруг к Субину. — Почему интересная и почему он мой? — тот моментально хмурит брови. — Фигура речи, — Кай отворачивается, оставляя взгляд на меняющем картинки экране. — Он кажется мне нормальным, но очень-очень закрытым в себе. Он, наверное, правду говорит от силы два раза в месяц. — Согласен, — кивает Тэхён. — Мне кажется, он не такой ужасный, каким ты его описывал. Просто очень сложный. — Нет, я не оправдываю такое поведение, — тут же добавляет Кай. — Во всем надо знать меру. Ему бы хоть каплю рефлексии — и все было бы не так плохо. Или психолога, если уж на то пошло. — Здорово, что он вызывает у вас такой интерес, но давайте вернемся к первоначальной теме, — произносит Субин, не желая так много внимания уделять такой не стоящей того личности. — К твоим делам, — он обращается к Каю. — Может, есть какой-то симпатичный труп у тебя на работе? — Это что еще за шутки? — тот смотрит на него слегка удивленно. — Ты уже начинаешь перенимать его чувство юмора. — И правда, — шепчет Тэхён пораженно. — Ты заразился Ёнджуном. — Я сейчас домой уеду, — грозится Субин, и те вмиг прекращают. — Я просто не знаю, что рассказать, — заговаривает снова Кай. — У меня нет потребности в отношениях, поэтому в этой области ничего интересного. И на работе все как-то скучно, если можно так выразиться про морг. — Можно, разрешаю, — кивает Тэхён. — Ладно, тогда каждую неделю будем вести краткие итоги того, как изменились мои отношения с Бомгю. У вас в личной жизни все равно ничего интересного не происходит. Субин молча усмехается и кивает, соглашаясь. Он не против следить за любовными похождениями Тэхёна, потому что его собственные правда закончились давным-давно. Как раз где-то на дядьке с большой тачкой и маленьким членом. Ну, он хотя бы покупал Субину все, что тот хотел. Хотя это и было не из заботы сделано, а чтобы потешить собственное эго. Его всегда привлекали люди, обладающие властью, и никогда ничем хорошим для него это не оборачивалось, потому что они — далеко не самые ментально здоровые представители общества. А если сложить это с таким же скудным запасом ментального здоровья Субина, получается взрывной коктейль. Субин искал в таких партнерах поддержки, покровительства, решения всех своих проблем, потому что верил во всемогущество их авторитета и денег и каждый раз неизбежно разочаровывался, потому что спасти его от самого себя не мог никто. В Ёнджуне есть та же властная жилка, которая привлекает внимание Субина, и признаться в этом хотя бы самому себе он смог только недавно. И очень был этому рад, потому что, обозначив проблему как проблему, ее можно начать решать. Или хотя бы избегать ее дальнейшего развития. Не то чтобы он воображал, что в какой-то из вселенных у них с Ёнджуном могло что-то получиться, потому что в его вкусе явно не такие пресные и бесячие детективы, как Субин. Но теперь он знал, что вне рабочего времени стоит держаться от него подальше. — Что за история с дядькой на большой тачке?.. — вспоминает резко Тэхён и тут же откладывает и свои чипсы, и алкогольный коктейль в жестяной банке. — Там ничего интересного… — бормочет Субин, не желая эту тему развивать. — У меня раньше были специфические вкусы на партнеров. — Я вообще не знал, что тебе мужчины нравятся… — проговаривает Тэхён как-то негодующе. — У меня и с женщинами такие отношения были, — задумчиво произносит Субин. Будто это служит каким-то утешением или оправданием его скрытности. — Как же много мы о тебе не знаем. Это правда. По закрытости Субин, наверное, самому Ёнджуну не уступает, просто проявляется она в менее агрессивной форме. Он все-таки очень дорожит своими друзьями, поэтому от их вопросов уходит вежливо и аккуратно. — Как-нибудь я расскажу все, что вас интересует, — говорит Субин и сам немного боится своего обещания. — Но не сейчас. Они продолжают молча наблюдать за ссорой какой-то загорелой парочки на пляже, и Субин впервые за неделю чувствует себя так умиротворенно.

* * * * *

Помещение наполнено кристальной тишиной, блеском чистоты и прохладным запахом утренней свежести, хотя сейчас вечер. Субин осматривается и сразу же хочет унести ноги прочь: вокруг слишком много идеально отглаженных и, он уверен, непомерно дорогих костюмов и таких же идеально выглядящих сотрудников. Вампиры, кажется. — Прошу, — выглядящий по-взрослому бледный мужчина указывает ему на проход в левую часть здания, и Субин, лишенный возможности уйти, идет дальше. Комната представляет собой что-то вроде примерочного зала, в котором Субин мог воображать разве что невест, подбирающих себе платье на свадьбу. Но сидит напротив небольшого круглого возвышения не невеста, а копающийся в телефоне Ёнджун. — Пришел, — вместо приветствия полу утвердительно произносит он. — Становись, — он отбрасывает телефон на подушки дивана и указывает на круглый подиум. — Зачем? — Снова твои тупые вопросы, да? — Ёнджун склоняет голову вбок. — Я думал, что соскучился по ним, но теперь понимаю, что нет. Очевидно, тебе нужно подобрать костюм. — Это обязательно? Субин не в восторге от перспективы быть в центре внимания. Пусть смотреть на него и будет один только Ёнджун. — Обязательно. Давай-давай, время — деньги. — У тебя денег больше, чем ты времени на свете проведешь, — бормочет он недовольно, но все-таки встает туда, куда надо, потому что хочет побыстрее от этой белиберды отделаться. Субина просят снять куртку и свитер, под которым серая футболка, и начинают делать замеры. Ёнджун больше не увлечен своим телефоном, но и на него тоже, кажется, не смотрит. Сказать точно невозможно, потому что тот обзавелся по итогу новыми солнцезащитными очками. — Нам нужно что-нибудь черное и строгое, — говорит он снявшему мерки мужчине, и через пару минут тот возвращается с передвижной железной вешалкой, на которой висят несколько костюмов, рубашек и галстуков. Он отвозит ее дальше, в огражденный шторкой угол. — Прекрасно. Пока что вы свободны. Сам одеться сможешь? Субин ничего на это не отвечает и проходит в зону раздевалки, чтобы там глубоко вздохнуть. Как же все это непривычно. Он переодевается в костюм, рубашку и даже туфли новые обувает, боясь, откровенно говоря, дышать на эти вещи, и долго смотрит на себя в зеркало. Магии не происходит: перед ним все тот же усталый Субин, просто обернутый в другую этикетку. Он не знает, зачем Ёнджун устраивает этот маскарад, если и идиоту будет понятно, что в их общество он совсем не вписывается. — Ты там задушился галстуком? — выдергивает его из размышлений нетерпеливый голос, и Субину почему-то приходится потратить несколько секунд, чтобы собраться с силами и выйти из-за шторки. — Мерзость, — машет тот рукой, отворачиваясь. — Пробуй другой. Субин стоит, как вкопанный, не зная, какую эмоцию из своего арсенала использовать и, так и не решив, уходит обратно. Он тратит приличное время на то, чтобы переодеться в другой костюм, обращаясь со всем максимально аккуратно, а затем возвращается к Ёнджуну. — Подойди поближе, — тот манит его к себе, и Субин пересекает комнату, останавливаясь в нескольких метрах от него. Ёнджун рассматривает его пристально, а затем поднимается и подходит ближе, оставляя между ними чуть меньше метра. — Это неплохо, — бормочет он себе под нос, и Субину хочется усмехнуться, потому что он между двумя костюмами решительно никакой разницы не заметил. — Но чего-то не хватает, — Ёнджун проходится едва ощутимо своими длинными пальцами по ткани бортов пиджака, заставляя слегка отшатнуться назад. Субина почти дрожью пробирает от такого незначительного касания, потому что, хотя их кожу и разделяет несколько слоев ткани, он настолько напряжен, что чувствует ползущие от чужих кончиков пальцев электрические разряды. — А галстук где? — Забыл, — пожимает плечами Субин, поведя неуютно плечами. — Боже… Ёнджун удаляется в раздевалку и через пару секунд возвращается из нее с несколькими галстуками на выбор. Он перекидывает два ненужных пока через плечо, а третий начинает повязывать вокруг шеи Субина. — Без этого прям никуда? — чувствует он себя откровенно не в своей тарелке. В такой непосредственной близости с Ёнджуном они еще не были, и быть он не планировал. — Чего «этого»? — вопрошает Ёнджун, сосредоточенный на своем деле. — Всего этого, — отвечает невозмутимо Субин. — Думаешь, тебя пустят туда, если ты будешь выглядеть, как… Ну, как ты? — он заканчивает и отходит на пару шагов назад, чтобы оценить внешний вид. — Не видно ни черта, — Ёнджун снимает вдруг очки и внимательно рассматривает повязанный им же галстук. — Что-то с ним не то, — хмурится он в замешательстве. — Может, просто остановимся на нем, и я пойду уже? — Я здесь решаю, — отрезает вампир, и Субин почему-то чувствует нужду замолчать. Наверняка процесс пойдет быстрее, если дать ему сделать все, что потребуется, вместо того, чтобы препираться. Ёнджун развязывает не понравившийся галстук и берет другой, по оттенку совсем на немного отличающийся от предыдущего, и снова приближается к Субину на непозволительно близкое расстояние. Глаза у него сосредоточены и серьезны, а руки умело завязывают ленту ткани вокруг шеи Субина, и от этого всего неприятно начинают потеть ладони. — А ты не так плохо выглядишь, если в нормальные вещи одет, — проговаривает тот задумчиво и, кажется, без доли издевки. Субин не знает, расценивать это как комплимент или как оскорбление, и решает ничего не отвечать: тот факт, что Ёнджун в целом считает нормальным произносить такие фразы незнакомым почти людям, его поражает. На обиду уже даже сил не остается. — Я могу идти? — Нет. — Почему? — Потому что я еще не поговорил с тобой о том, что тебя ждет, — Ёнджун отходит и приземляется на диван. — Мне нужна какая-то особая подготовка, чтобы не оплошать перед твоими дружками? — Ну, во-первых, нам нужно разобраться, кто ты мне. — Друг. — У меня нет друзей, которых он не знает, — закатывает глаза Ёнджун. — Я считаю, что тебя нужно сделать моим любовником. Субин настолько ошарашен, что десяток секунд точно в замешательстве сверлит невозмутимое лицо напротив. Он молча переваривает сказанное и не знает даже, почему оно вызывает в нем такую бурную реакцию. Бурную и определенно протестующую. — Можно поинтересоваться, зачем? — заговаривает все-таки он. — Потому что всех моих любовников даже я сам не помню, — выдает без тени стыда Ёнджун. — Будет правдоподобно, если я скажу, что просто привел тебя как зверушку, чтоб не было скучно. — Бред какой-то… — бормочет Субин. Какие же странные у этих богачей правила жизни. — Если нам не придется ничего разыгрывать, то валяй. — Я не заставлю тебя переспать со мной у него на глазах, если ты об этом. Нет, Субин вообще не об этом. О таком у него и мысли не было. — У тебя забавное лицо, когда тебе неуютно, — Ёнджун усмехается. — Естественно нам не надо будет никак показывать близость. Просто поговоришь со мной — и будет достаточно. Честно говоря, и с разговорами у них проблемы большие, поэтому Субин слабо себе представляет, как они заставят кого-то поверить в наличие у них романтической связи. — Хорошо. Теперь я могу идти? Субин и не заметил, как начал спрашивать для своих действий разрешения, и осознание этого не приносит радостные ощущения. — Иди. Буду ждать тебя завтра в пять у себя, — Ёнджун снова залезает в телефон, им больше не заинтересованный. — Зачем? — Потому что нам нужно привести все остальное, — он неопределенно ведет рукой в его сторону, — в порядок. — Я начинаю думать, что мой внешний вид тебя не устраивает, — саркастично замечает Субин, а после разворачивается и движется в сторону раздевалки, чтобы вернуться в свои комфортные вещи. — Мне все равно на твой внешний вид, — доносится сзади. Ну а как иначе-то. Ёнджуну на все всегда все равно.

* * * * *

Дом Ёнджуна такой же молчаливый, как и в прошлый раз, и теперь еще более пасмурный, будто отражающий его настроение. С Субином он не здоровается и ни слова в его сторону не произносит, а его визажист принимается кружить над ним, нанося легкий, почти незаметный макияж (который жутко хочется с себя смыть) и поправляя прическу. Когда он заканчивает, Субин коротко смотрится в зеркало, отмечая, что выглядит он просто как менее измотанная версия самого себя. И это учитывая, что этой ночью он поспал часа три из-за поганой бессонницы. Неподалеку от дома, в гараже Ёнджуна, стоит по меньшей мере машин десять, и тот выбирает ту, на которой отвозил пьяного Субина домой (он удивляется тому, что запомнил ее). Едут они тоже абсолютно молчаливо, и, бросая мимолетные взгляды в сторону вампира, Субин замечает, как напряженно его бледные руки сжимают руль и как сильно сжаты челюсти. Одет Ёнджун в костюм из черной бархатной ткани, на открытой виду шее красуется массивное ожерелье с переливающимися холодным лесным изумрудом камнями, а в ушах — тяжеленные серьги, выполненные в том же стиле. Очки, как всегда, на нем, но, что бы там Ёнджун ни пытался ими скрыть, получается у него плохо. Субин чувствует, как неспокойная его аура пропитывает весь салон, его одежду и, кажется, даже его самого. — Ты прекратишь пялиться? — в голосе вампира откровенно читается раздражение. — Что с тобой? — спрашивает он в лоб не из заботы, а из чистого интереса. Вдруг ему тоже опасаться стоит, а он не готов? — Ничего, — отрезает Ёнджун, и своим тоном выдает себя с потрохами. Он определенно чем-то обеспокоен, но Субин не может сказать, чем конкретно. Возможно, сама встреча с тем вампиром сулит ему неприятностями. В любом случае скоро он узнает. Дорога к поместью занимает примерно полчаса, и Субин успевает разговорить Ёнджуна достаточно, чтобы коротко обсудить план действий. Особняк, к которому они все это время держали путь, гораздо больше, чем Субин себе представлял, и выглядит скорее как небольшой замок. Небольшой в сравнении с другими замками, конечно, но даже так его размеры поражают. Архитектура напоминает готическую, тут и там виднеются острые башни, поразительно детализированные барельефы, кованые ограждения и узкие арочные окна. Субин замечает во дворе круглый фонтан с венчающей его скульптурой ангела. Забавно даже как-то. Вызывает такие же эмоции, как висящий обычно на шее Ёнджуна крест. — Я буду говорить, — сообщает утвердительно тот, припарковавшись, и перед глазами Субина тут же вспыхивает флешбэк с фразой того же примерно содержания. — Почему только ты? Все твои любовники обычно наглухо тупые? — из-за небольшой тревожности в Субине просыпается вновь желание с Ёнджуном препираться. — Нет, — отвечает тот, заглушая машину. — Только ты, — и выходит на улицу. Субин вздыхает и тоже вылезает. Сам напросился. Не колючий холод тут же гладко стелется по его рукам, плечам и шее и каким-то образом моментально Субина успокаивает. Даже несмотря на то, что ему предстоит в буквальном смысле мышью проникнуть в логово кошек и попытаться уйти оттуда целым. Двор замка заставлен машинами, но совершенно лишен любой живности, и вокруг так тихо, что кажется, будто на расстоянии многих километров действительно никого нет, хотя Субин знает, что это не так. Ёнджун стоит неподвижно у расположенного неподалеку фонтана и неотрывно взирает на украшающую его статую ангела. Ему ничего не остается, кроме как подойти поближе и ждать, пока он вынырнет из своего оцепенения, и они двинутся дальше. Но вампир, кажется, в ближайшее время никуда идти не планирует, потому что ни присутствие Субина, ни утекающее бесполезно время не заставляют его заняться делом. Руки его сжаты в кулаки, челюсти напряженно сомкнуты, и кажется, будто одного касания хватит, чтобы порвать его, как натянутую струну. — Прошу тебя, — наконец поворачивается Ёнджун, — не веди себя, как коп. — Я не веду себя, как коп. — Только копы так говорят. Просто будь… нормальным. Обычным человеком, у которого есть какие-то интересы, помимо работы. Окей? Субин ничего не отвечает, потому что правда не замечал за собой выдающего в нем детектива поведения, но кивает, чтобы от него отстали. Они вместе направляются ко входу в особняк, и хочется поежиться от того, насколько сильно Ёнджун беспокоится и насколько сильно пытается это скрыть. С Субином это, к сожалению, не проходит, потому что он давно научился считывать малейшее изменение в чужом поведении и сразу же идентифицировать, чем оно для него может обернуться. — Нам точно безопасно туда входить? — он останавливается прямо у массивных дверей, поворачиваясь головой к Ёнджуну. — С чего у тебя вдруг возник этот вопрос? — тот стоит столбом, на него не смотря, и сверлит взглядом вход. — Можешь назвать это чутьем, — пожимает плечами Субин. Если он скажет, что это реакция Ёнджуна побудила в нем опасения, ничего хорошего из этого не выйдет. — Я же коп. — С тобой все будет нормально, — произносит Ёнджун и, как только он подходит к дверям еще ближе, они сами собой отворяются, по-железному приветствуя. Субин не задает вопрос, возникший в его голове, и думает о том, что такая персона, как Ёнджун, вряд ли стала бы целенаправленно подвергать свое важное «‎Я» какой-то опасности. Их виду открывается довольно большой по размерам пустующий коридор, освещенный массивными люстрами, с одной стороны увешанный разного размера полотнами с живописью, а с другой заставленный бюстами каких-то известных, наверное, личностей. В помещении тихо, и эхом отдающиеся шаги звучат совершенно неуместно. Однако когда они подходят к его концу, к еще одним громадным дверям, у которых стоят два облаченных в костюмы лакея, постепенно начинает долетать до них шум оживления. Ёнджун тормозит еще на пару секунд, прежде чем двинуться внутрь, а затем двери перед ними распахивают, и они ныряют в мир света, музыки и немного — холода. Вампиры, находящиеся в огромном искрящемся стеклом люстр, бокалов с золотистым алкоголем и дорогущими ожерельями нарядных дам зале, на Ёнджуна внимание обращают. Они поворачиваются, не затихая, и кивают ему приветственно, на что тот отвечает такими же сдержанными жестами. Субин здесь служит скорее аксессуаром, что немудрено, ведь Ёнджун и известнее него в этих кругах, и выглядит он во много раз привлекательнее, но в этой роли ощущает себя прекрасно — чем меньше к нему вопросов, тем лучше. Чуйка подсказывает: надо обернуться, и Субин дергает головой в левую сторону, натыкаясь на пристальный, прожигающий насквозь взгляд двух темных, бесконечно глубоких дыр. И дыры эти взирают, в отличие от остальных, не только на Ёнджуна, но и периодически скачут к Субину, непонятно какими глубинными эмоциями наполняясь. Ёнджун в ту сторону не смотрит, но он уверен, что его животное чутье ему что-то подсказывает, потому что он останавливается и поворачивается к Субину лицом, скрываясь от чужих очей. — Сделай вид, что мы о чем-то разговариваем, пожалуйста, — проговаривает он негромко, натягивая едва заметную, разбавленную тревогой улыбку. — Что за мужчина на нас пялится? — пытается делать вид Субин, но тут же получает в ответ явно не удовлетворительную реакцию. — Самая худшая из всех тем, Субин, — бормочет тот сквозь зубы. — Может, интерьер похвалишь или скажешь, что выпить хочешь? — Боюсь, уже поздно, потому что твой друг направляется к нам. И он не врет: раздвигая, как смертоносный ураган, толпы вампирской знати, грядет на них высокий вампир в темном смокинге. Выглядит он уже не молодо, тронутые серебром волосы аккуратно уложены, на пальцах красуется огромный как будто бы фамильный перстень. Субину некомфортно от одного его присутствия в одном с ним помещении. — Мой мальчик, — мужчина кладет руку на плечо Ёнджуна, по-собственнически его сжимая, и тому приходится слегка повернуться, чтобы поприветствовать пришедшего очередным сдержанным кивком. — Ну сними же очки. Ты знаешь, мне не нравится, когда ты скрываешь свое прелестное лицо. Субин слегка хмурит брови и тут же вспоминается ему их пьяная игра в «‎Я никогда не»‎ и выпитый Ёнджуном алкоголь на тему соблазнения папиных друзей. Неужто эта история стоит за ними двумя? — Хорошо, — тот кивает, смиренно улыбнувшись, — стягивает очки с лица. За ними — пустые теперь совершенно глаза, по черноте своей соревнующиеся только с теми, что напротив. — Как поживаете, дядя? Ладно, возможно, Субин ошибся. Почему, интересно, Ёнджун даже потрудился сообщить ему, что дядька, на которого он охотится, это его родственник? Если так можно сказать про вампиров. — Все замечательно, как видишь, — тот обводит рукой обширное помещение, заполненное переговаривающимися вампирами. — Расскажи, как дела у тебя. И представь мне своего… спутника, — он зеркалит улыбку Ёнджуна и выходит она еще более поддельной и кривой, чем у первого. Будто инопланетянин пытается подражать повадкам землян. — У меня все нормально, — скованно пожимает плечами Ёнджун, а затем переводит взгляд на Субина. — Это Субин. Мы с ним недавно познакомились. — Винсент, — протягивает руку мужчина, и Субину приходится протянуть свою, чтобы сжать в болезненном рукопожатии. — Что-то серьезное? — Не-а, — улыбается Ёнджун. — Ну, тогда пока что не буду вам мешать, потому что мне надо уладить кое-какие дела, — и он, слегка поклонившись, удаляется, оставляя после себя что-то ледяное и неприятное. Ёнджун следит за исчезающей в толпе спиной, даже дыхание, кажется, задержав, а затем заметно расслабляется, поведя плечами. — Первый этап пройден успешно, — бормочет он и берет стоящий неподалеку от них бокал с напитком. — Нам нужно еще побыть тут, поделать вид, что нам нравится друг с другом говорить, а потом он придет снова, и тогда я попытаюсь пройти к подвалу. — А я здесь для чего конкретно? — хмурится Субин. — Может, ты его отвлечешь, а я проникну в подвал? — Я знаю это место, как свои пять пальцев. И я проникну туда только вместе с ним, иначе никак. — Тогда повторю свой первый вопрос: какая у меня здесь роль? Ёнджун смотрит на него пристально, и впервые Субину сложно сказать, что конкретно он чувствует. — Ты же детектив, — говорит тот в итоге, отвернувшись и сделав небольшой глоток жидкости в бокале. — Не хочешь хотя бы присутствовать здесь, пока я буду делами заниматься? — Я хочу сделать что-то полезное. — Тогда просто делай вид, что тебе со мной интересно. Субин вздыхает. Как будто бы это так просто. Следующие мучительно долгие пятнадцать минут они действительно делают вид, что общаются, но никакой темы подробно так и не затрагивают: в ход обсуждения идет декор, внешний вид гостей и играющие в углу комнаты музыканты. Музыка — единственное, что Субин может по достоинству оценить. И как только он об этом задумывается, она меняется с фоновой и незамысловатой на что-то более присутствующее. Субин видит, как группы вампиров начинают разбредаться на пары и понимает, что настало время танцев. Как же он надеется, что не будет в это втянут. — Сейчас закончатся танцы, и он подойдет. Подождешь меня здесь и, если меня не будет больше пятнадцати минут… — То что? Ёнджун молчит, сверля глазами точку в полу. — Мож… — Скучаете? — тут же неведомым образом перед ними материализуется отошедший недавно Винсент, и Ёнджун заметно вздрагивает, чуть не расплескав свой алкоголь. — Я нанял знатоков своего дела и не могу упустить такую возможность, — он раскрывает ладонь перед Ёнджуном, и тот пару секунд в замешательстве на нее пялится. Разве обычно дяди предлагают такое своим племянникам? — А, — осознание окрашивает его лицо, но тут же мастерски меняется на сожаление. — Субин уже успел пригласить меня, и я никак не могу отказать ему. Простите мне на сегодняшний вечер эту оплошность? — Что ж, — Винсент не выглядит довольным, но уступительно кивает. — Вечер длинный, еще успеем. — Точно, — Ёнджун приподнимает уголки губ доброжелательно и как будто даже искренне, а затем поворачивается к Субину, взирая на него остро и многозначительно. Субин ничего не говорит и лишь подает ему свою ладонь, тут же ощущая обжигающий мороз чужой кожи. Они движутся куда-то ближе к центру зала, но Ёнджун не останавливается в выбранном месте и, перехватывая его ладонь поудобнее, тянет за собой в другой конец помещения. Там, на его конце, обнаруживаются двери со стеклянными вставками, ведущие, как Субин понимает, на балкон. Он заходит туда вслед за вампиром и бросает ему непонятливый взгляд. — Мне там не нравится, — произносит Ёнджун сухо. — Слишком много вампиров. Субин может признаться, что впервые у них полностью совпадают чувства. Поначалу контролировать неприязнь к окружению было просто: волнение из-за операции затопило все остальные эмоции, не оставляя и шанса страху или тревоге из-за находящихся здесь существ. Но потом, слегка успокоившись, Субин начал понимать, кто его окружает, и испытывать по этому поводу чувства сугубо отрицательные. Ёнджун приближается, вырывая его из размышлений, и встает на непозволительно маленьком расстоянии. — Я знаю, что тебе этого не хочется, — проговаривает он, кладя одну руку на плечо Субина, а другую вкладывая ему в ладонь, — и поверь, мне не хочется тоже. Но будь хорошим детективом и потерпи. — Мы настолько далеко ушли, — он повинуется, оставляя свободную ладонь у Ёнджуна на талии, — а ты все равно волнуешься о том, что он не поверит в искренность нашей связи? — Он уже не верит, мне кажется, — досадно произносит вампир. — Но следит он за каждым углом своего замка, поверь. Даже за этим. — Что сделать, чтобы он поверил? — Субин немного жалеет, что произнес этот вопрос, потому что ответ даже ему кажется очевидным. — Тебе не понравится то, что я скажу, — усмехается Ёнджун. — И я сам не хочу этим заниматься. Поэтому просто… немного расслабься. Я как будто под дулом пистолета тебя заставил к себе приблизиться. Субин понимает, о чем он, потому что напряжение, через его тело текущее, кажется, безгранично. Ему некомфортно из-за того, что он так плотно контактирует с ледяной кожей, что чувствует Ёнджуна знакомый уже запах и что видит периодически сверкающие синевой ночного неба вампирские клыки. Субин не может ничего сделать со своей неприязнью к этим существам, и на это же накладывается его личная неприязнь к Ёнджуну, делая все происходящее втройне неуютным. — Я не смогу расслабиться, — признается он честно. — С тобой — никогда. Ёнджуна будто молнией ударяет, и какой-то по-простому честный его взгляд сковывает привычной ледяной пеленой. Он замолкает, не стараясь больше вывести Субина на разговор, и просто изображает подобие танца в такт доносящейся из зала спокойной музыке. Субину разговаривать тоже не хочется, поэтому так они и продолжают еще пару минут, за которые он успевает заметить, как возвращается к Ёнджуну уснувшая его бдительность. Ладони крепко-крепко сжимают Субина там, где достают, хмурый взгляд опущен в пол, а желваки беспокойно ходят. — Так он точно ничему не поверит, — бормочет без каких-либо эмоций Ёнджун. — Обнять ты меня в силах? Субин думает, что ради расследования в силах, поэтому кивает, и выпускает чужие напряженные руки, которые тут же обвивают его за шею. Ёнджун устраивается где-то в области ключицы, и Субин кладет руки ему на спину. Выходит неловко, неискренне, совершенно безвкусно. Субин со своими-то друзьями обнимался раз десять от силы: в нем напрочь отсутствует непринужденность, когда дело касается физической близости. И, понимая это, он осознает, как неубедительно выглядят их попытки что-то кому-то показать, поэтому делает над собой усилие и прижимает Ёнджуна ближе, начиная медленно водить рукой по его спине. Тот тоже заметно расслабляется, и даже дыхание его становится размереннее, но уже через секунд пять он сам все и обрывает. — Ладно, — он отходит на несколько шагов, поправляя свой костюм. — Достаточно. И уходит в зал, ничего Субину не сказав. Он прослеживает за его макушкой и порядком удивляется, когда понимает, что Ёнджун сам подошел к своему дяде. Они коротко о чем-то переговариваются, а затем Винсент кладет на чужую спину ладонь, подталкивая к двери, что располагается по центру зала, и они вместе уходят. Субину становится неспокойно.

* * * * *

Проходит минут пятнадцать, когда терпение кончается. Ведомый воспоминаниями о карте особняка, которую Ёнджун ему отправил за день до мероприятия, он находит нужную дверь. По идее за ней должно находиться помещение с другой дверью, на которой висит кодовый замок, и вот этот замок ему уже надо будет пытаться открыть. Ёнджун дал ему несколько предполагаемых комбинаций, но если они не сработают, ему придется импровизировать. Однако Субин не успевает использовать ни один из возможных кодов, потому что, распахнув дверь, тут же застывает, взятый врасплох увиденным. В небольшом помещении с диваном и столом нет никого, кроме Ёнджуна и Винсента, и по поводу характера их взаимодействий у Субина не остается никаких сомнений. Ёнджун, прислоняющийся поясницей к столу, выглядит совершенно потерянным: его ожерелье разбросано солнечными осколками по асфальтированному полу, пиджак костюма расстегнут на одну пуговицу, волосы растрепаны, а на щеке красуется красная отметина. Винсент же, который стоял к нему непозволительно, по мнению Субина, близко, заходится яростным вихрем, едва в глаза ему бросается вид прервавшего его человека, и он, наверное, собирается уже что-то предпринять, но тот оказывается быстрее: вытаскивает из задней части пояса брюк заботливо прихваченный пистолет и отправляет в него сразу очередь патронов. Пистолет, естественно, не простой, а направлен на борьбу с вампирами. Субин взял его из хранилища в участке и ни разу об этом не пожалел. Пули в оружии устроены замысловато: попадая в вампирскую плоть, они выпускают единственный в мире парализующий их яд и на какое-то время позволяют обездвижить соперника. Но Субин удивился бы, если бы все было так легко, поэтому когда на него с молниеносной скоростью несётся бесчеловечное существо, никак не затронутое его замороченным оружием, он почти вовремя успевает уклониться, оставляя задетым лишь правое плечо. Ткань пиджака и рубашки тут же рвутся под острым лезвием вампирских когтей, а в лицо ему следом прилетает тяжелый, ни с чем не сравнимый по ощущениям удар чужого кулака. Субин падает на пол, пропитанный тошнотой и звоном в ушах, и задержка его играет на руку сопернику: вторая его цель — живот Субина, в который неистово вбивается чужая нога. Здесь, возможно, в дело вступил Ёнджун, но Субину совершенно не было видно, потому что он, дезориентированный, пытался воспользоваться передышкой на пользу и подняться. Он добирается до упавшего на землю пистолета и пускает еще несколько пуль Винсенту в спину, не видя при этом, как выглядит Ёнджун, закрытый его телом, и тот наконец отступает, скованный, на пару шагов. — Поганый ублюдок… — шипит мокро и слюняво вампир, не в силах, кажется, свободно шевелиться, и Субин совершенно не теряет времени, бросаясь в сторону стоящего обездвижено Ёнджуна и хватая его за холодную руку. Он почти уже покидает комнату, когда чувствует острую боль, поразившую большую часть спины, но оборачивается, только чтобы закрыть за ними дверь, и затем замечает валяющегося на полу и корчащегося от злости Винсента. Успел напоследок его зацепить. — Куда нам? — вопрошает Субин растерянного Ёнджуна и сжимает слегка его руку, чтобы привлечь к себе внимание. Тот приходит в себя и тянет его в сторону расположенной в неприметном углу двери. Миновав лестницу и коридор, что за ней, они оказываются на улице, на участке, Субину незнакомом, и бегом направляются к припаркованной у входа машине. Ветви плотно посаженных кустовых роз царапают щеки и руки, мешают обзору, но Ёнджун уверенно ведет Субина сквозь дезориентирующее месиво, и тот крепко держит его за руку, чтобы не отстать. В ушах звенит, а пальцы дрожат, когда Субин сам усаживается на водительское сиденье и заводит автомобиль. Подождав, пока Ёнджун закроет за собой дверь, он мчится со двора и смаргивает стоящую перед глазами адреналиновую пелену. — Какого хуя? — спустя пару минут ускоренной езды поворачивается он к Ёнджуну, но тот лишь отсутствующе пялится в окно. — Ты же знал, что так будет, да? Ответа не поступает, и Субин начинает злиться еще сильнее. Когда они обговаривали план, не отводящий Субину никакой особо роли, кроме как спутника Ёнджуна, тот и слова не сказал, что у его дяди есть такие наклонности. Ёнджун сообщил, что они постоят, послушают разговоры, попритворяются, что хотя бы немного друг друга знают, а затем он попытается проникнуть в подвал. Каким это будет сделано способом — вот о чем он благоразумно умолчал. — Ты хотел переспать с ним ради расследования или что? — взрывается снова непривычно для самого себя Субин. — Сказал бы сразу, я бы на пороге отказался от участия в такой идиотской затее. — Я не знал, что все так далеко зайдет… — голос Ёнджуна совсем тихий, не громче шуршания гравия под колесами машины, и абсолютно высохший. — Ты просто… Субин не знает, что сказать, поэтому беспомощно замолкает. У него даже нет адекватных слов, чтобы эту ситуацию описать. В голове мельтешит множество вопросов, но задавать их сейчас или когда-либо еще кажется совершенно неуместным. Все-таки это личная жизнь Ёнджуна. В которую он не по собственному желанию оказался втянут. Обратно до города они доезжают за двадцать минут и, не заметив вроде бы никакой погони, Субин спрашивает, куда Ёнджуна везти. — Поехали к тебе, — проговаривает тот негромко и продолжает безучастно следить глазами за сменяющимся в окне пейзажем. Субин хочет узнать, зачем, но почему-то этого не делает, и поворачивает по направлению к своему району.

* * * * *

Ёнджун в его квартире выглядит как неудачно подобранный элемент декора: не вписывается он сюда своим дорогущим костюмом, тонкими, не тронутыми никакой физической работой пальцами и почти идеальной прической. Однако настроением он сюда вписывается отлично: как Субин, большую часть времени чувствующий себя здесь угнетенно, он опускает вселенски печальные глаза в пол, опирается спиной о кухонный стол Субина и хмурит ровные брови. — Выпить ничего тебе предложить не могу, — сообщает Субин без особого сожаления, потому что знает, что Ёнджун вряд ли расстроится. Тот ожидаемо ничего не отвечает и продолжает бесполезно рассматривать непонятного цвета пол. Почему-то перед Ёнджуном за свою бедность не стыдно. Возможно потому, что он сейчас в самом уязвимом положении, в котором Субин его когда-либо видел, и выделываться у него настроения не будет. Радости это, однако, не приносит. Субин предпочел бы язвительного, как летний зной, Ёнджуна, насмехающегося над его незаправленной постелью или пустым холодильником. Субин проходит туда, где Ёнджун стоит, чтобы достать из шкафчика аптечку. Когда волнение слегка утихает, боль в теле начинает о себе заявлять, и теперь неплохо было бы обработать раны. Он уходит в ванную, не запирая за собой дверь, раздевается и начинает обрабатывать глубокие и страшные на вид порезы. Промывает, обеззараживает, накладывает повязку на плечо. Только до спины дотянуться проблематично, а там находится большая часть поражения, поэтому приходится вернуться в зал-кухню. — Не хочу тебя просить, но, — Субин поворачивается спиной, и Ёнджун, кажется, сразу все понимает, потому что приближается и берет оставленные им на столе принадлежности. — Но я понятия не имею, что делать, — говорит он тихо. Да, точно. Ёнджун не человек. — Обработай спиртом раны, а потом перевяжи все бинтом. И тот довольно старательно, кажется, принимается этим заниматься, несмотря на неподробную инструкцию. Спину саднит нещадно, и хочется вывернуться наизнанку от ядовитой боли, но остается только шипеть сквозь зубы и давать Ёнджуну закончить начатое. Когда Субин оказывается перевязан, то выдыхает нервным облегчением и убирает все обратно в шкаф, а затем поворачивается к молчащему Ёнджуну. Тот выглядит непривычно: вымотано, опустошенно, истерзано. Субину кажется, будто из него высосали всю жизненную энергию: нет даже приевшегося, словно старая пластинка, надменного выражения лица. Его веки слегка опущены, взгляд усталый, а дыхание медленное и размеренное. Он опирается поясницей о стол, направив задумчивый взор куда-то в пол, но по прошествии пары секунд поднимает его к чужому лицу. Субину думается, что у него не осталось сил притворяться, прятаться за колкостями или напускной безэмоциональностью. Ёнджун молчит, и кажется, будто тишина эта честнее, чем все, что он когда-либо произносил вслух. — Прекрати так смотреть на меня, — Ёнджун все еще усталый, но челюсти его сжимаются, а брови слегка сводятся вместе, показывая негодование. Он напоминает обиженного ребенка. — Как? — Будто знаешь, что я чувствую. Ты ни черта не знаешь. —Ты прав, — кивает Субин. — Я просто увидел то, что считаю неправильным, Ёнджун. И захотел сделать так, чтобы этого не было. — Какой хорошенький, — кривится тот, и на его лице возникает совершенно искренняя неприязнь. — Скажи еще, что заявление на него подашь, а потом посадишь за попытку изнасиловать. — Если ты не против, то подам. Сам говорил, что хочешь его посадить. — Его за такое не посадят… — усмехается Ёнджун безнадежно. — Да и правда. Кончай уже притворяться, что тебе не все равно. Для чего надо было подвергать себя опасности, зачем сражаться с ним, зная, что он может тебя убить? Зачем ты строишь из себя хорошего парня? — Потому что это моя работа, Ёнджун, — Субин невозмутим и честен и не понимает, почему тому так сложно поверить в бескорыстность его намерений. — Будь на твоем месте кто-то другой, я бы поступил точно так же. Это мой долг. — Это все полная хуйня. Ёнджун молча сверлит его глазами. Прежняя его расслабленность пропала, и теперь он выглядит как загнанный в ловушку зверь. Почти, как там, у подвала. Его учащенное дыхание, частое моргание и сжимающие столешницу пальцы не ускользают из внимания Субина. Он определенно чувствует себя некомфортно, а еще очень-очень сильно злится. На кого — непонятно. Неожиданно и для Субина, и, наверное, для него самого, Ёнджун сокращает то небольшое расстояние, которое их разделяло, и совершенно бесцеремонно впивается в чужие губы. По-животному, по-властному, по-собственнически впивается, но еще с каким-то совершенно не спрятанным отчаянием он хватается за голые плечи Субина и до боли в мышцах сжимает на них пальцы. Он сминает его губы как-то до странного чувственно, снижает постепенно напор и перемещает руку с плеча на холодную щеку Субина. Субин глаза почему-то закрывает, но на поцелуй не отвечает. Пару секунд он стоит вкопано, совершенно не зная, как реагировать, а затем осознание жгучим разрядом проходится по его одеревеневшим конечностям, и за ним волнами настигает его беспощадная, тошнотворная неприязнь. К Ёнджуну и ко всему его роду и к тому, что он позволил себе сделать с Субином. Он отталкивает его и несется в туалет, выблевывая пустоту желудка и дрожащими пальцами убирая промокшие от пота волосы с лица. Его не отпускает несколько минут, пока не удается наконец немного прийти в себя и сесть на холодный кафельный пол, тяжело дыша и откидывая голову на бортик ванны. Снаружи комнаты тихо, и Субин знает, хоть и не слышал, что Ёнджун покинул его квартиру. Хорошо. Ему здесь не место.