Некромантия, Дьявол и немного удачи

« - А ты не поменялась и вовсе, - сухо заметил полуголый юноша, с двумя серповидными мечами наперевес. Металлический пояс поверх красной ткани было единственным, что защищало его от наготы, которой ранее не стеснялись ни она, ни сам юноша». Ворош ясно помнит, как тогда глядела на брата среди своего новообретенного маленького мира, тогда ещё болели глаза. Сколько бы она не плакала, а мерзкую красноту проклятия в радужках ей не смыть. Но Самаэль стоял много более извращенный гневом божьим, о том и начал диалог. Рога с воспаленный кожей, беспёрые крылья, малоподвижные после крепкой отцовской руки, что вырвала предшествующую пару, а ещё – Ворош нахмурилась и тут же дернулась – он «звенит». Самаэль пуст, в нём более нет того ангельского нутра, лишь оболочка, которую Бог не отнял лишь потому, что так бы убил его вовсе. От ангела осталась лишь внешняя часть, а внутри звенела пустота. Это удивляло лишь от того, что в самой Ворош Шепфа оставил ангельское начало, пусть и выгнал из Рая. Девушка втянула носом воздух: этот запах, так никогда не пахло в Эдеме, так никогда не пахло от него – горящая сера и злоба. Прекрасное лицо разил гнев и отвращение, юнец глядел, пылая этим ядом. Ранее он вселял уважение в Эдеме, потому что был самым спокойным и самым рассудительным божьим слугой. За это Шепфа ценил его и уделял внимания много больше остальных. Ангел искренне его уважала и сейчас не могла понять, неужто его вина перед грехом и предательством вылилась в это? Быть может, не Шепфа так извратил Самаэля, а лишь чувство раскаяния? В это хотелось верить, ведь сама падшая сожалела в самой глубокой мере. Так размышляя, Ворош медленно поднялась с травы на той опушке, где он её застал. - Что ты здесь делаешь? - Ты покровительница честных, а не глупых, что в сущности сродни одно другому. Ни к чему маски, ты всё знаешь. Говори, давно ты здесь? – тонкие губы того, кого в мерзкой яме для усопших смертных окрестили королём, медленно цедили слово за словом. Почти шипя, и Ворош на одно мгновение подумалось, что Отец оставил в нем часть того змея, в лике которого случилось непоправимое. Но на гладкой коже, пропитанной жаром Преисподней, не было чешуек, язык не двоился, а очи, как и её, были непоправимо красные, но уж точно не иссеченные. - Я правда не знаю, я не видела тебя с поры низвержения. Что с тобой случилось, Самаэль? – от этого имени юнец сильней сжал рукоять меча дрожащими пальцами, а светловолосая голова, в локонах которой уже вплеталась темнота проклятия, чуть дернулась. - Теперь меня кличут иначе, - он осмотрелся по сторонам. Ворош неотрывно следила за каждым движением, то ли в страхе, то ли в жалости подняв белые брови. Юнец презрительно хмыкнул. - Дошел слух, что в этом пузыре ты вольна менять мир, как заблагорассудиться. Довольно скудно, знаешь ли. - Я всегда была не столь чванлива, как ты. Мне хватает того, что построила. - …В нехватке фантазии, - на выдохе заметил он. - Но я не ставлю крест, у тебя ещё полно времени. К слову, ты, верно, и не выходила отсюда, потому не с чем сравнить. Знай, что Шепфа щедро одарил тебя, клетка золотая, хоть и тесная. - Мне достаточно. - Тебе и комнаты достаточно. Подымись, как-то, оцени масштабы. Я это уже сделал. Пролетая, видна его ладонь. - Ладонь Отца? - «Шепфа». Да. - Как ты понял? – Ворош очень надеялась отвлечь его гнев болтовнёй, даже не подозревая, что делает обратное. - Равны длиной второй и третий палец. - Я… Я это не приметила раньше. - Дивно. Мне вот особенно запомнилась та рука, что вырывала с корнем крылья, - юноша ступил ближе, Ворош инстинктивно ступила назад. – Довольно. Почему ты не пришла ко мне? « - Неужели он за этим?». - В Преисподнюю? У меня своя обитель. - Весьма улежная, я заметил. У нас был уговор, - меч вытянулся и почти коснулся белоснежного подбородка. Ворош даже не взглянула на металл, а всё так же обращала взгляд сострадания к красным глазам падшего ангела, такого же, как она. Бессмертная всё ещё верила, что грубость брата исходит из его раскаянья, ведь они оба грешны перед Богом, раз уж она сожалеет, Самаэль тоже. - Наш уговор привёл нас на грешную землю, грязь к грязи. И пусть это справедливо, я более не измараюсь. Не хочу предаваться греху снова. - Как мне видится, ты делаешь это с особым успехом. И тонким юмором, - юноша отпустил тихий низкий смех, куда более подобный урчанию зверя. – Построила молельно и просишь о прощении Шепфа? – Сатана глядел то на алтарь позади, что размещался на горе, подле просторной площади, то на Ворош с этим раздражающий снисхождением в глазах. – Ха-ха, мне бы и в голову не пришло так отомстить старику. - Да как ты…? – Ворош презрительно выгнула дугу губ. - Что тебя смешит? Я следую заветам Отца и не теряю надежд быть прощенной, - веселость с лица Самаэля спала, лукавость смешалась с пренебрежением и гневом. - Не перед тем извиняешься, - девушка проигнорировала замечание Юнец задумчиво склонил голову в бок. - И не стыдно тебе после такой лжи просить прощения? - Да как ты смеешь? Я пошла на этот грех ради тебя, я врала Ему, о чем сожалею. Ты подговорил меня на это, Самаэль! Я не получила того, что обещал ты, так ещё и изгнана вдали от дома и более никогда не увижу сестёр и братьев. Ты - вот уж кто истинный носитель обмана, стоило предупредить Еву, – Ворош невольно двинулась ближе, острие почесало кожу. - Не смей перекладывать на меня свои грехи, - веки юноши чуть сузились. - Я предложил - ты согласилась. У нас был уговор, что если Отец узнает обо всём, мы промолчим. Когда ты выгораживала меня за воровство той книги – ты солгала, умница, сделала всё правильно, - широкая часть меча одобрительно скользнула по подбородку. - Как и было уговорено, как только дело завершится, я бы поделился с тобой Его знаниями. Прочитал бы тебе, невежественной, книгу, ведь никто из вас, – Самаэль презрительно хмыкнул, поминая остальных ангелов, - и в доле не был столь обучен, сколь я. Не ты ли хотела избавиться от собственной ограниченности? Сперва ты пришла за этим к Шепфа, но он отказал, а лишь только я предложил такую возможность, ты испортила всё раз и навсегда. В Ворош пробуждался один из грехов, от которых она и так силилась держаться – гнев. Её злило, что Самаэль явился носителем этой скверны, и тащит ангела за собой. Так же, как было в Саду. - Наше дело – этот уговор - не завершилось. Шепфа тебе верил, сама знаешь. В тот час, когда он созвал всех ангелов на суд, после изгнания сперва людей, скажи ты неправду, мы бы не гнили... Я бы не гнил в Аду. Мне помнится, как тогда я стоял на коленях подле тебя, солгал и ждал, как ты исполнишь уговор. Но ты оступилась, испугалась Его… - Нет, - девушка отрицательно закивала и принялась отходить назад. Она лишь сейчас увидела истинную природу неспокойности брата – его не терзала вина, он боялся и не мог принять своё положение. Он не сожалеет, и, кажется, не чувствует вины перед Шепфа, верно, потерян, и не несёт свой крест в полном принятии этого наказания. Самаэль не считает справедливым урок, от того ей противен. – Я не хочу это слушать. Уходи, я тебя не звала. Самаэль не оставлял меж ними расстояния и подошел ближе. - …Но ты сказала правду. Не только лживая, ещё и трусливая. - Не смей меня порицать! Я соврала и никогда ещё не чувствовала себя так премерзко. После того, как Шепфа спросил, не брали ли мы ту книгу, ты соврал первым. Я как во сне повторила за тобою ложь, и на губах она казалась слизью. Отец поверил нам и ушел. Я стояла в оцепенении, а ты просто улыбнулся победе. Весь день после мне было мерзко, ты же продолжал пользоваться благами божьими без зазрений нашей основной сути, с которой Бог и создал нас – совести, - Самаэль лишь закатил глаза, но не опустил меч, исконная цель его нахождения здесь не утрачена. – Ты клятвопреступник, а я… - Пошла за клятвопреступником. Не лги хоть мне, я обещал тебе много больше того, что мог предложить Шепфа, и ты согласилась. Тебя манила страсть интереса, - на Небесах в иерархии Самаэль был выше всех, после Шепфа, разумеется, от того его шаг вперед с взглядом надменной властности ощутился на груди девушки ясным давлением, будто цепкие невидимые пальцы велели пасть на колени, но она заставила себя не отступить. Взор когда-то голубой радужки из-под полуприкрытых век диктовал молчать, в поступи, стати, каждом движении проявлялось это «что-то». Оно не унаследовано от Бога, оно родилось отдельно, вне божьей воли, вне его контроля и взора. Перемены начались много раньше низвержения, сейчас Ворош это понимала. – Закончи ты начатое, я бы и впрямь показал тебе нечто большее, чем мелкое служение за идею. Я читал ту книгу и знаю, о чем говорю. - Что ты можешь знать о том, что бы случилось? Ты возомнил себя выше Отца, достойней быть вне его абсолютной мудрой воли, и вот ты там, где и заслуживаешь – в пекле! Сложись всё по-твоему, мы были бы оба там, благо, я вовремя приглядела твоё безумие. - Раз я девиант, что же ты меня послушалась? – Ворош глотнула воздуха перед ответом, но не нашлась, что сказать. - Во-от, - почти прошипел юноша. – А дело в том, что тебя так же посещала мысль, что ты достойна большего. Я видел это, замечал твою тягу к новому, запретному, «не положенному». Вот что я предлагал и это бы дал, от тебя требовалось лишь не бояться, - гнев в Самаэле сбавил тон до разочарованной хрипотцы. – Но божья дочь, однажды вкусившая предательство, испугалась перемен, и отныне заточена в своей обители. Лицемерный, падший ангел, предавшийся страху. Ты не завершила ни одно дело, не отдала своё сердце Шепфа, ни вверила его самостоятельной свободе. Остановилась на половине пути, и испортила всё. Твоя трусость сделала ЭТО с нами, - палец юноши указал на глаза, но верно так же подразумевал свои рога, торчащие из воспалённой кожи. - Будь ты проклят, Самаэль, - у девушки дрогнула губа, от того слова прозвучали тише, но не менее уверенно. - И я проклят. По твоей вине, что пришел взыскать. - Взыскать? И что ж ты от меня потребуешь? - он молчал. Падшие ангелы пропитывали друг друга взглядами, пока пауза задумчивости не прервалась. - Иди со мной, и отслужишь грехи. Не в этой глупой молельне, а со мной, в новом мире. - Ты только затянешь меня в пучину. Я верна одному богу, и докажу свою верность. Не буди во мне грех, не заставляй себя ненавидеть. Уходи или останься молиться со мной. Есть лишь один шанс быть свободным – быть с Ним. Но для начала нам нужно отмыть наше злодеяние. Шепфа всепрощающий, поверь, и Отец поверит в нас. Самаэль выдохнул и на пару секунд прикрыл веки. Юноша глядел с циничным презрением на то, что в устах сестры считал детским лепетом, он знал достаточно, от того в его рогатой голове не могло уместиться осознание того, что Ворош не открыта та же истина, что и ему. Его раздражала эта наивность, Самаэль всё силился понять, как объяснить мир так, как знает он, и в тот момент юношу посетила мысль, что в падшем ангельском сознании оставила раскол и разделила Дьявола от всех остальных. « - Она не знает о моём с Ним конфликте видит Шепфа только в свете небесного сияния. И большего не увидит, ведь за её челом столько этой мерзкой верности и раболепного страха, что покажи я истину - все одно - не будет места хладному разуму. Все видят Бога так, все боятся и из этого страха черпается уважение. Быть может, я был бы подобен Ворош, но Шепфа сам явил мне подлинного себя. А когда я показал, что не стану его верным слугой, низверг в Ад». На языке словно появился тяжелый шар, не дающий сказать и слова. Самаэль столько знает, но ни на Небесах, ни уж тем более в Преисподней нет того, кто будет знать столько же. Нет никого, кто слышал и видел хотя бы долю увиденного и услышанного Самаэлем. Все в этом юном мире чужие, слепые и глухие без того, что знает он. « - И с этим знанием я единственный, кто может посягнуть Его величие. Он это знает и намеренно оставил меня живым, ведь я слишком слаб, чтобы это сделать, и достаточно неглуп, чтобы молчать о своём знании. Шепфа так уверен в моём бессилии, что показательно оставил меня в этом положении живым, даже не попытался устранить единственного знающего, - пока Ворош продолжала говорить, взгляд красных очей Самаэля переместился куда-то за неё, вперился в это бестелесное осознание. – Но я единственный, кому дан шанс, более никто его не получил. Если умру – Шепфа останется Богом навеки. Но покуда я жив, всегда есть шанс, что однажды рука сорвёт с него незаслуженное величие». Поначалу мысль была паузой – несколько неуютной, как резкая тишина в пчелином рое. Юнец замер, а после в груди разгорелась истинная страсть. Окаменение отпустило свою лапу с легких, падший ангел наполнил грудь вздохом со странным ощущением начала новой эпохи, цели, что брезжит где-то в непостижимом горизонте. Оно уняло боль в крыльях, словно дало раскрыть их к новым стремлениям. « - Да, - юноша кивнул самому себе. - Когда наберусь сил. Я выжду свой час, сколько бы десятков, сотен, тысяч лет мне бы ни пришлось ожидать, - юные морщины злобы на лбу разошлись, темнеющие в корнях брови расслабились, суженые веки явили спокойный взор красных глаз, губы вернули стороннему взору их привычную линию рта. Плечи так же опали и выровнялись вновь, в руках исчезла дрожь. Более ему не придётся метаться в бесцельном существовании и «гнить» в Преисподней. Отныне там его новый дом, в котором Сатана сам себя взрастит. Судьба дала уникальное предложение, он единственный, кто достоин взяться этой целью, и он возьмется». - Самаэль… Самаэль! – юноша слегка дернулся, а после, моргая, чуть качнул головой вперед, жестом «Слушаю?». – Убери меч. Падший ангел взглянул поначалу на свою руку, после на кисть, на пальцы – о, святые угодники, никогда прежде они не были столь верными в своём хвате – и на меч, острие которого уже натянуло кожу подле лица Ворош. Разочарованного глупого лица. Злоба, что проснулась в юноше обрела метаморфозы спокойного осознания – перед ним должница. Лживая, пугливая, прячущая за маской верности страх и горечь отверженности. Так бы и сорвать. - Ох, прости. Я тебя не ранил? – меч был опущен, но не спрятан за спину, ко второму. Однако, кто бы туда смотрел, если внимание приковывали красные глаза на почти ангельском, исключая рога, лице юноши. Взгляд у Самаэля изменился тут же, девушка более не видела там злобы, он смотрел, как раньше, внимательно и спокойно. Ощущение дома, райского сада, в котором часто ловила на себе этот взор Ворош заставило сердце приятно кольнуть. Неужели он прислушался? Она улыбнулась. - Я… - Дай посмотрю. - Не стоит, - он словно не услышал её и подошел почти вплотную. Контраст этого родного взгляда и запаха Преисподней сковали, Ворош, даже если бы хотела отойти назад, не смогла. Теплая рука почти коснулась подбородка, как Самаэль нахмурился и замер. Довольно заметная перемена. « - Как жжётся. Не могу её коснуться. Сколько же в ней осталось ангельского, моё же нутро пусто, - юноша сделал неуверенное движение вперед, палец почти сгорал, едва касаясь. Фаланга невольно дернулась назад, но рука осталась подле белоснежного личика. – Ты знал, что я за ней приду, не так ли? Как бы там ни было, я всегда сильнее. Был и останусь». - Что случилось? Действительно рана? - Да, - он соврал не раздумывая. – Сейчас помогу, - Самаэль продолжал попытки коснуться, но боль была нещадной, чем дольше он касался белоснежной кожи. Процесс адаптации, на которую юноша возложил надежды, как на выход из положения, требовал времени, пришлось продолжить беседу. – И всё же, ты останешься здесь? – он слегка коснулся подбородка и тут же убрал руку. Невинный маленький жест, довольно нежный и призывающий к вниманию. Ворош глядела с жалостью и долей вины. Кивок белокурой головы. - Неужели придётся прощаться? - Я сказала тебе, Самаэль, моя жизнь отдастся молитве. - Что же, твоя на то воля. Она успела лишь дернуть головой, подставляя правую щеку. Лицо прорезала боль. На белые подолы разлита кровь, земля тут же впитала боль хозяйки. Самаэль с безразличием смотрел на кусок скальпа, что свисал на широкой части лезвия. Рогатая голова чуть кланялась то в правый, то в левый бок, глядя на добычу. - А-а-а-а... М-м-м, - разлился стон. Ворош упала на колени, дрожащие руки ловили ладонями капли, туловище сотрясалось то ли от рыдания, то ли от омерзения. Гнев своей скверной разлился по позвоночнику, она чувствует это и не может остановить. Самаэль почти занёс меч для казни, как погода резко принялась меняться, из кустов на него смотрело множество глаз, звери собирались вокруг опушки, ожидая сигнала для атаки. Юношу это ничуть не смутило, но отвлекло внимание, это стоило ему меча. Ворош ударила по клинку, тот распался на осколки и разлетелся, впиваясь в кожу своего хозяина. Самаэль теперь уже с интересом наблюдал за таким же низверженным ангелом, которую трясло от злобы. Он усмехнулся. - Помни, я был ангелом справедливости. Не таи обиды, всё ведь честно. Теперь ты извращена хотя бы на долю от того, что пала на меня. - Да как ты смеешь… Как тебе хватило духу… - прикрывая часть лица, Ворош, дрожа, разогнула спину. Самаэль телекинезом отвел руку названной сестры, дабы увековечить в памяти сладкий момент свершившегося правосудия, или же его начала: неровная линия срезала скальп глубже там, где выступали кости, половина прекрасного ангельского личика отныне столь же безобразна, сколь его рога, которые оторвать нет сил. На лбу и скуле белеет, омываясь кровью, кость, щека продрана местами до рта. Она задышала чаще, а после ринулась вперед. Ворош ударила, занося кулак снизу-вверх, юноша почти рефлекторно вытащил второй меч, но на сей раз тот не рассёк кожу и разбился подобно предшественнику. Падший ангел оголтело нанесла второй, третий, четвёртый удары, опушка заканчивала свой маленький диаметр, отступать было некуда, а ангел продолжала буйство гнева. Быстрые, немного неточные от помутнённого разума и заплывшего кровью левого глаза, Самаэль уклонялся и ответные удары наносил костью крыла. Но той силы, с которой мог ударить крылом юноша хватало сломить многолетнее дерево, а Ворош едва ли выразила хоть толику боли, быть может тихий скрежет мог подвести к подозрениям о трещине, но не о переломе. И вот скорость обезумевшей девушки превзошла его реакцию. Удар обжигал его кожу, и парировать последующие, на удивление Самаэля, составляло собой трудную задачу. Юнец ещё не подавил гордость, от того взялся целью всё же наказать Ворош за месть, на которую у неё нет права. - Мф, - Самаэль тяжело дышал, пока кожа горела. Давно привыкший к огню юноша знал, что это вовсе не пламя, так чувствуется на себе божественное вето, наложенное с проклятьем на Самаэля. Сильное, но он терпел. Падший ангел заставил себя взять девушку за руку и изо всех сил выкрутить в другую сторону. Это движение стоило доли секунды, но позволило открыть грудь для удара. Рогатое крыло почти насадило на себя чужую плоть, как Ворош дернула Самаэля на себя, насей раз скручивая руки ему. Ей хватало сил, ангельское начало, берущее свою природу из божественного образца, позволяло много терпеть боль и концентрироваться на цели. Самаэль угодил в объятия спиной к сестре. Никогда прежде и в дальнейшей его долгой жизни он не почувствует боли сильней этой. Божественное вето, что запретило Сатане приближаться к Раю, оценивало ангельское начало в Ворош его частью, и пусть девушке туда так же ход заказан, для порядков и законов мира она божественный юнит, вне своей изначальной обители. От того Самаэль едва держался в сознании – он нарушал закон мира, принцип проклятия, но оставался живым и не мог быть убитым этой болью. Кожа словно рвалась под контактом с чужими пальцами, все нутро сворачивалось в конвульсиях, мышцы сжимались от стресса, разжимались от бессилия, но боль не прекращалась, заставляя волокна сократиться вновь. Казалось, словно Самаэль проживает множество циклов этой беспощадной пытки в мгновение, время потеряло малейший смысл. На него давил закон мироздания, и падший ангел осознавал, как покорен этой воле даже сквозь неугасимое желание вырваться. Когда прошла одна секунда, это была первая ассоциация, с которой его мозг расценил положение. Но к четвертой секунде импульсов, что передавались по нервным цепям вскоре стало слишком много. Теперь болело всё, тело казалось не его, само существование просило себя стереть, лишь бы это прекратить. Юноша отчаянно выбивался, но Ворош держала в ущерб себе, облепляя телом чужое тело. Девушка вовремя спрятала голову крыльями, рога крыльев братских свирепо продрали кожу. Самаэль бил наобум, ведь даже не мог отныне ощутить тело Ворош, осязание мира изменилось, неясно, что и где, есть он Сатана и его агония. На десятую секунду удалось повалить девушку на землю. Рогатые крылья впились в ангела и принялись сжимать, как хищник сжимает клыкастые челюсти. И пусть меж ними было явное неравенство сил и божественное проклятие, девушка чувствовала, как в боли Самаэль противился происходящему. Та пустая оболочка ангела, которой сейчас является юноша, внутри сгорала и облеплялась чем-то. Сквозь собственную боль и треск ребер Ворош почувствовала образование чего-то нового. Остаток ангельской сути с чем-то смешивался, мир буйствовал от этого святотатства и усердно давил на Самаэля, подталкивая прекратить контакт. Мир находил всё новую и новую изощренную агонию, теперь к боли тела добавилась боль духа. Говорят, когда теряешь нечто ценное, тело не получает потерь, но болит, отражая безумие сознания. Болело нечто там, в пустоте отнятой ангельской силы и медленно с чем-то смешивалось. Там, где от стенок отскакивал эхом лишь свершенный грех с аурой сильнейшего когда-то ангела. В Самаэле происходили перемены, но он этого не чувствует. Юноша обрел сознание погодя минуту мучительных объятий. Когда зажмуренные глаза открылись, краснота обрела цвет тлеющего угля, когда его касается порыв сильного ветра. Боль, схожая огню, но не есть пламенем вовсе, заставила сделать то, что не позволило сойти с ума от агонии – адаптироваться. Самаэль схватился за собственное сознание и сквозь туман боли продирал путь контролю. Казалось, словно юноша ослеп вовсе, но тело медленно принялось отдавать отчет хозяину. Мир, законы коего всё ещё нарушаются, буйствовал, протаптывая одну и ту же тропу, и Самаэль под неё подстроился. Конфликт слился с конфликтом, и погодя шесть десятков секунд внутри падшего ангела родился компромисс. - Сха-а-а, - медленно процедил выдох Дьявол. Внутри него, там, где раньше звенела пустота, теперь появилось нечто новое и так много, что казалось, словно оно вот-вот порвёт тело изнутри. Юноша всё ещё не мог высвободится из объятий, кои Ворош продолжала по неясной даже для себя причине, словно так нужно. Но Самаэль уже не пытался высвободиться, руки, скованные в захвате чужих рук, вывернулись ниже, к ребрам. - Мне… мало места… в своём теле… Нужно…, - рогатая голова металась по плечу сестры, губы пропускали шепотом неясные строки сумбурной речи. – Снять… Мешает. Руки впились в ребра, пальцы с безумием завернулись вовнутрь грудной клетки, поддевая. Ворош раскрыла глаза в удивлении и тихо молвила: - Стой, - но не увидела большего, как юноша совершил рывок. Девушку окатило жаром. Это не был тот огонь, языки которого безобидны для ангела. Появилось нечто, схожее тому, что через сотни лет человечество окрестит «симбиозом». И, как и все неконтролируемое слияние, выглядело оно так же. Много больше изначальной формы, горящее, покрытое запекшейся плотью, из-под трещин которой проглядывается лава. Самаэль подстроился под ответ мироздания на нарушение божественного вето, пусть и сам не понял, что именно произошло. Пока его тело принимало новую форму, ноги обрели копыта, низ спины - хвост, сила проклятия обвязалась горящей цепью вокруг горящей пламенем груди, крылья истончились, а череп принял безобразную форму отвратительного чудовища, сознание Самаэля прибывало в темноте. Он не понимал, куда смотрит и где находится, всё вокруг было всем и ничем. Рядом с ним было полно душ, и, как бывает во снах, ему просто вложилось в голову понимание происходящего – не стоило спрашивать или читать где-то. Самаэль знал, лишь только обнаружил себя в этом месте – вокруг него всё тот же мир, в котором он живет, но словно его странное отражение. Вдали полно других душ, бездвижных, как и он сам. Здесь нет ничего и есть всё. Здесь не то, что ты видишь, а то, что ты не видишь. « - Я в Небытие? Так оно выглядит? Неужели всё кончилось? Такая нелепая смерть в рассвете новой цели. Ха, однако, весьма комично, - Самаэль постарался двинуться и с удивлением обнаружил, что может это делать. Если в этом мире можно было хмуриться, юноша непременно бы нахмурился. – Нет, что-то не так. Я не мёртв, но и не жив. Но если смерть меня не настигла, то значит ли, что цель всё ещё достижима? Ничего не кончено, я должен вернуться… Ну же…», - юноша дернулся и заметил позади себя другой силуэт девушки. Она не выглядела как собственное тело, лишь серое очертание себя, словно обтянутая тканью кукла. Но половина лица дивного силуэта была срезана вместе с головой. Сознание подсказало – Ворош. Не в логической цепи, а потому что знания в этом месте появлялись тогда, когда были нужны, словно до этого всё время были в голове. « - Ты меня видишь? – но девушка не ответила. Она не двигалась, не говорила, и не издавала звуков. Здесь ничто не издавало звуков, даже собственные мысли казались частью тишины. Самаэль по сей день не дает четкого осознания тому, что произошло, так как осознаёт бессмысленность этой затеи – черновой мир не подвластен языку мира его тела». « - Я должен вернуться», - падший ангел продолжал осматриваться, как вдруг ощутил руку на затылке. Это не Шепфа, но что-то, что могло передавать чувства в этом вакууме. Что-то другое. Когда Самаэль очнулся ото сна, обнаружил себя на той же опушке. Ворош не знала, сколько для брата прошло времени, как и он сам не мог понять, как такое приключение уместилось в секунду промедления. Красные глаза осмотрелись вокруг - Мои руки, - он хотел прошептать это, но собственный голос казался глубже, ниже. Самаэль находился под влиянием увиденного во сне, от того довольно быстро оценил своё новое воплощение. Взгляд горящих углей переместился к ангелу на опушке. – Если я срежу тебе вторую часть - ты умрешь, - проурчал тот, на месте которого недавно стоял с ещё ангельскими чертами юноша. Ворош глядела на произошедшее и, наконец, осознала, что сделала. « - Вот оно, его нутро. У меня тоже оно есть, но не уродливое. Самаэль сам виноват в том, как выглядит, - девушка поднялась с пола и стряхнула с себя остатки сгоревшей ткани. Уже нагая, она так же готовилась обернуться. – И всё же, как велик и мудр Отец. Если брат снова спрячется за ангельским лицом, будет вечное напоминание, что не позволит обмануться случайному путнику в том, кто стоит перед ним. Глаза и рога – такое точное очертание мерзкой сути, которой Самаэль является. Он неисправимый темный ягнёнок среди правильного помета белых ягнят. Как я жалею, что послушала его, Шепфа, я так жалею. Ты был слишком милосерден, оставив Самаэля живым, я измаралась в грехе и сделаю это за тебя снова, лишь бы доказать свою верность. Прошу, прими его смерть как мою молитву». Ворош поддела кусок кожи на руке и так же дернула на себя. Часть кожи принялась отделяться лентой, а за ней проглядывалось свечение, заставлявшее глаза Самаэля болеть от одного лишь взора. Ленты кожи вращались по оси вокруг лишенного эпителия тела. На лентах проклёвывались зеницы, смотрящие только на противника. Сама же Ворош была подобна силуэту света. Они смотрели один на другого понимая, что никто уже не отступит. Первой атаковала девушка, в сущности метнув энергию в брата. Самаэль уклонился и ринулся к ней, расставляя когтистую лапу, в которой уже плескался огонь. Ворош уворачивалась, била собственной энергией и видела, сколь болезненна для Дьявола истинная ангельская мощь, но он не отступал. Ангел ударила в цепь, открыла корпус и тут же получила удар в грудь. Пламя, что было в дьявольских руках – самая настоящая агония. Это боль в её понимании, запечатанная в огне. Угли гнева, как греха, что коснулись его души, и эта дивная метаморфоза после преступного объятия заставили его стать тем, чем он стал, тем, чем и было предначертано стать в проклятии Шепфа. Она откинула Дьявола назад одной лишь силой телекинеза, но крепкие когти так сильно вцепились в землю, тормозя скольжение по ней, что остались глубокие траншеи. Самаэль выровнялся во весь рост и стукнул копытом – появилась глубокая трещина. Палец полу-зверя той же силой телекинеза приподнял несколько больших кусков и метнул их в Ворош. При первом же столкновении с орбитами из лент с глазами куски распадались в пепел. Девушка не собиралась мирно отражать его атаки, ей хватало сил на то, чтобы напитать энергией руку и создать из неё продолжение, похожее на плеть. Один удар был так же отражен телекинезом, но земля подле рассеклась на добрую пару-тройку метров вглубь. Самаэль лишь хмыкнул, что в его состоянии куда более походило на звучный выдох, с каким фырчит конь. И, пока множество камней продолжало свой бессмысленный полёт в лентообразную защиту сестрицы, Дьявол соорудил напитал огнём один конкретный кусок. Когда удар плети пришелся по этому куску, вся сила, с которой била Ворош вернулась волной к ней же. Казалось, словно девушка не ощутила удара и ударила снова и снова, она била вокруг, лишь бы пробить защиту, медленно приближаясь к названному брату. А Самаэль тем временем превращал их поле боя в подобие Преисподней, наполняя прожилками лавы каждый рассеченный Ворош кусок. Змеи огня ползли под грунтом к девушке и ждали команды. И вот они подошли достаточно близко, чтобы вступить в прямой бой вновь. Огонь сливался с небесным сиянием и заметно уступал ему в силе. Вокруг тряслась земля от их схватки, трава подле давно превратилась в выжженную арену, свирепые огненные удары пресекались крепкой защитой её силы. Падшие ангелы сражались, не жалея ни себя, ни друг друга, но было очевидно, кто победит. Совершив обманный манёвр, Ворош удалось ударить много сильней в живот. Самаэль стерпел боль, но удар, что готовился для головы сестрицы прошел мимо, от того ей удалось сделать захват и опрокинуть Дьявола к полу, наседая над ним. Плеть в руке замахнулась для удара и первый произошел, обхватывая горящую шею до разреза. На блестящую нить текла лава, растворяя, но очень медленно, от того боль и удушье Самаэль чувствовал ясно. Из-под земли выскользнула огненная змея. Одна, вторая, десятая, они оплетали девушку стремительно, пусть и умирали в пути, уже в поле действия лентообразного щита. Ворош так близка к его казни, но была вынуждена отвлечься, отметая палящие искры. В конце концов плеть истощилась до конца, Самаэль высвободился к новому вздоху и рывку. Больших сил ему стоило скинуть Ворош с себя и подняться на копыта. Но новый удар последовал тут же. Дьявол уклонялся, использовал некоторые интуитивные азы магии, что в дальнейшем послужат началом ведьмовского шабаша, но ясно осознавал – в этой битве ему не выйти победителем, он не сможет убить или срезать то, к чему лишь коснуться сравни пытке. А значит нужно взрасти, снять оковы проклятия, или придумать иной способ. Пришлось пойти на хитрость. Новый удар копытом, из земли вырвался змей, на управление которого пришлось отдать одну руку, пока вторая что-то усердно чертила в воздухе. Ворош отбивалась от огненного питомца и так же направила подобие своего. Нечто едва осязаемое, подобное электрической буре пропитало её руки. Самаэль хоть и держал дистанцию, но видел – один удар будет дорого ему стоить, а девушка всё увеличивала собственную скорость. Верно в этом была суть её силы, её зрячих орбит, вращающихся всё быстрей. Она не получила ни одного удара, сражаясь с проворным змеем, и не сбавила скорости передвижения. Ворош раскрывала свою мощь в полной мере, до этого была лишь тренировка. « - Я затянул бой, теперь уже не смогу добить. Что ж, возьму приз», - рука, управляющая змеем дернулась, а вторая, что чертила нечто, разрезающее пространство на алые линии, ударила по полученному рисунку. При новом ударе Ворош, что почти добралась до Самаэля – её разделял лишь змей – питомец лопнул, извергая кровь. Это была первая кровь, что на днях получил юноша за сделку с человеческим политиком. Тот щедро за малый труд отплатил приличной оргией с жертвоприношением в его «сатанинскую» честь. И на ангеле, пусть и падшем, но не столь извращённом, эта кровь была кислотой. Не убийственной, но отражающей весьма ясно божественное разочарование к людям, что избирают себе иных кумиров. Самаэль схватил кусок скальпа и пока метнулся с ним к выходу, ему подумалось, что отсеченная кожа как-то непривычно затвердела, но рассматривать её не было внимания. - Верни-и, - низкий вопль, раздробленный, словно хор, раскатился по маленькой обители. Девушка ринулась вверх, но тут же её нога была схвачена. Мертвая человеческая душа – приглядевшись, она усмотрела ребенка. Люди в сущности своей много слабее и ничего не представляют для бессмертного, но в правильном обращении могут быть инструментом, разменной монетой, источником забавы и многим другим. Сейчас это была самая низкая манипуляция, на которую мог пойти только Самаэль. – Откуда… Как он достал невинную детскую душу? И как бы там ни было, эта душа слушалась команды не отпускать. Однако ручка у ребенка подпилена, словно истончена кандалами или острой нитью. Чем черчением Самаэль не только оросил Ворош кровью, что была следствием жертвоприношения, на неё пала детская кровь, а удар копытом в том месте открыл лазейку в Ад, что закроется, как только Ворош дернет ногу. Но если она так поступит, что же будет с душой? Маленькая очевидная дилемма, на которую Сатана решился, отрывая пленника «от сердца». Один из самых удачных его призов в сделке, и ушел так быстро. Но Дьявол не жалел так сильно, сжимая в когтистой руке уже одеревенелый скальп. На выходе его старались задержать лианы, звери, обваливалась пещера, но, расходуя последние силы, Самаэль вырвался обратно в лес, откуда пришел. Уже на опушке его начали покидать силы. Он пал на колени, а после лег. Тело казалось таким тяжелым, и так хотелось спать. Юноша позволил прикрыть глаза на мгновение, а когда открыл, обнаружил пустоту и влагу. Здесь нечем дышать, вокруг него словно толстая, но приятно теплая толща плоти. Крылья прорвали спину ипостаси первыми, после показались звенья хребта под ровной, гладкой кожей, блестящей во влаге мертвого кокона. Самаэль со звучным вдохом вырвался наружу, медленно дыша. Он сидел на коленях ещё в собственном бывшем теле и слегка дрожал от холода. Тлеющая лава ещё текла по волосам меж рогов, минуя закрытые глаза, по скулам, затекала в приоткрытый и такой жадный сейчас к воздуху рот. По линии челюсти к плечам, скользя по груди в компании других своих предшественник, частично превратившихся в пепел. Руки поднялись на уровень глаз, являя добычу. Схожая разбитой маске, правая часть, показывала улыбку хозяйки лишь на половину отрезанного лица. Самаэль вертел её из стороны в сторону – шершавая, в красно-белых тонах, но от неё не пахнет ничем ангельским, юноша срезал грех лжи, что толстым слоем оброс, образуя лицо Ворош. И все же, пусть и меньше, Шепфа наказал падшую именно так, и чтобы искупить грехи, ей и впрямь потребуется лишится лица, чтобы никогда не примерять на него лживые маски. Вот только, что мир теней показал Дьяволу, что произойдет после этого акта очищения. - Ха, - он усмехнулся, размышляя над этим. Маска была помещена в сумку, которую Самаэль положил перед входом в пещеру на камень. Здесь так же лежала фляга вина, что планировалась, как маленькая награда после победы. Сейчас не более утешительного приза, её содержимое ласкало дьявольское горло. – Ещё свидимся, - юноша приподнял флягу перед очередным глотком, словно в тосте, и отправился в глубь чащи.

***

Ворош закончила поминать прошлое, равно как и Самаэль. Тонкие белые пальцы поправили край маски, что посмел оголить незаживающую рану. Падшие подвели итоги, сравнивая прошлое и настоящее погодя столько времени, и оба были разочарованы по разным причинам. - Ты постарел. - Я бы назвал это шармом зрелости, - усмехнулся Дьявол. Ворош едва заметно покачала головой и опустила взор, вздыхая. – К слову о былом, как проходит твоя молитва? – женщина подняла голову, он насмехался над ней. - Шепфа мне не ответил. Но я не теряю надежд, - Сатана театрально отстранил голову назад, как если бы самый честный в мире человек услышал мерзкое для ушей вранье. - Ворош, я помню вкус твоего мира, когда пришел сюда в первый раз. Река, как слезы, а фрукты, как неугасающая надежда, приторная до тошноты, - Самаэль вновь ступил ближе, на сей раз их едва разделял локоть, мужчина глядел свысока во всех отношениях. Ворош поддела подбородок, явственно выказывая то снисхождение и незаинтересованность, с которой ей приходилось слушать названного брата. – А сейчас даже сладкая цурозь, как тлен. - Не понимаю, к чему ты ведешь. - О, блаженная ностальгия, пилюля всех поживших. Словно вернулся в прошлое, я гляжу в эти очи - правды ради одно было без бельма – и ты всё так же нагло лжешь, - женщина не отреагировала на издёвку и всё так же слушала умозаключения Сатаны без малейшего интереса. - Хм, меня посетила догадка: быть может, эта неоткровенность отвела от тебя взор божий? – Ворош глядела всё с тем же незыблемым спокойствием. - Хотя, смотреть ему уже нечем. - Что ты сказал? - Ох, долгая история. Не стану же я распинаться, будучи гостем среди столь неблагодарных хозяев? Имелся бы стол, да… - Самаэль, повтори, - прошипела женщина и взялась за левую руку падшего ангела. Так они и застыли, глядя друг на друга. Кожа Сатаны, пусть и сквозь кольчугу, никак не реагировала на прикосновение. Говоря по совести, в пути к обители сестрицы, Самаэль и сам не был уверен, что части Шепфа сработают, потому тоже сейчас глядел на хват, полный удивления, исходя из его каменной статичности. Он оголил зубы в блаженном оскале. Ворош почувствовала на лице ветерок выдоха, с которым мужчина осознал столь затрудняющий её факт. - Что ж, полагаю, я могу рассчитывать на чай и удобное кресло, - падшая отшатнулась от Дьявола и попятилась на паршу шагов. Красные глаза в белках словно воспылали, потухший взгляд обрел недобрую искру. Небо грозно сгустило тучи, где-то на горизонте блеснули пара молний. Ветер усилился, развевая белые подолы ангельского наряда. Погодя долгую минуту, освященную церковным хором ветра, что проходил сквозь молельню и возвращался к хозяйке, напоминая о её истинной неизменной цели не поддаваться греху, Ворош подняла взор от мужской руки к лицу гостя. - Не может быть. Верно, произошла ошибка. Как ты.. Неужели… Ты заслужил…? Ты более не проклят? – Самаэль пожал плечами. Он вновь принялся расхаживать в малой амплитуде, бархат спокойствия, с которым он вещал следующее только пуще прежнего распаляли в огонь гневливой несправедливости в Ворош. - Да. И я не согласился. - Что? – потухше переспросила она. - Мне было предложено прощение, и я его не принял, - Ворош дернула головой, как от удара тока. – Видишь ли, Шепфа нет дела до пустых молитв. Я был полезен там, в мире реальных проблем, а не в этом прогнившем подобии Эдема, - ангел не могла поверить и в ступоре отчаянно искала оправдание такому поступку Отца. Самаэль глядел, как медленно на Ворош накатывает шок, тут же сменяется вспышкой гнева, что так ярко отражало искусственное небо и сжатые кулаки. А после пальцы расслабились, женщина осмотрела брата с головы до ног, а после тут же отвела взор куда-то сквозь, к молельне. Из площади прорвался камень, и порода, чем выше она подымалась, там быстрей превращалась в кресло. Ворош медленно осела, руки безвольно легли на белые ткани, крылья спустились, держась лишь на подлокотниках кресла. Самаэль слегка приподнял подбородок в упоении наблюдения, это продолжалось около трех долгих минут. Прошелестел тихий женский вздох, к которому Дьявол едва ли не поддался вперед. Вот оно, её посетило то, ради чего мужчина немигающе всматривался в осунувшееся лицо – тот его несрезанный кусок – сомнение, или даже… - Ох, Ворош, это что же, я вижу разочарование? - Замолкни. Если такова Его воля, то так тому и быть. Но я не могу поверить. - А стоит, ведь… - Сатана облизнул губы в паузе и хотел было продолжить, но только лишь набрал воздух, чтобы сказать вновь, как предательская улыбка проскользнула снова. Ворош медленно подняла взор к брату, хмурясь. – Сейчас, дай мне минуту, - Дьявол повернулся спиной и кажется прикрывал рот рукой. Послышался тихий трепет дыхания. - Мне изменяют не только глаза, а уже и уши? Ты что… Ты смеешься?! - Не-ет, что ты, кхм, я только, - в камне площади появилась трещина, из неё змеёй выскользнула лиана и дернула Дьявола за крыло. Самаэль лишь отмахнулся и всё ещё стоял к Ворош спиной. - Ты что творишь? По-твоему это смешно? Тебе весело? Знаешь, ты ни капли не заслужил Его прощения, и тот факт, что ты смеешься тому подтверждение. - Фу-ух, - выдохнул Сатана и медленно развернулся. Он выглядел предельно спокойным, но лишь только взгляд столкнулся с выражением лица сестрицы, как мужчину едва ли не согнуло пополам от звучного смеха. Он ударил по колену и оперся так рукой, лишь бы судороги, что схватили живот, не заставили поискать другую опору. - Ха-ха-ха! – Ворош встала с кресла и плавно, но быстро подошла к Самаэлю, что от каждого случайного взгляда смеялся только пуще прежнего. За Спиной мужчины появилась плита, теперь уже множество лиан пронзили трещины и придавили Сатану к поверхности камня, и, сдается, падший ангел не сопротивлялся вовсе. Ворош сложила руки на груди и окинула взором брата. Он откинул голову на к камню и чуть клонил в бок, подставляя конечности этому странному подобию распятия. Смех медленно сходил, но на лице всё ещё оставалась одна из тех немногих искренних улыбок, рожденная то ли злорадством, то ли чем-то совершенно иным, но никогда тому причиной не было собственное счастье, а скорей чужое горе. - Я спрошу ещё раз, Самаэль, - небо за ореолом белых волос и одежд почернело и переливалось грозами, как уголь на солнце. Красные очи женщины усердно возвращали былую стабильность, но казалось, пока здесь Сатана, Ворош точно не успокоится. Одна из лиан обвилась вокруг шеи и готовила шипы. – Что ты нашел здесь потешного? - Верно, чтобы видеть эту иронию, нужно два глаза? – лукавый взор подчеркнул колкость, на что был встречен шипом в шею. Пустая угроза, на которую Дьявол даже не обратил внимание. – Будь тут зеркала, я бы показал ту чудную половину лица, когда твоё касание ко мне не дало старых плодов, - Самаэль вспомнил картину из недавнего прошлого и грудь вновь пронзила маленькая дрожь тихого мерного смеха, тонкие губы почти скалились. Лукавые угольки прошлись по белизне одежд, и Ворош была готова поспорить, что один лишь взгляд её очерняет. – И я не удержался от соблазна такой невинной шутки, а остановиться нести околесицу уже не мог, - Ворош медленно приходила в себя, осознавая произошедшее. Ну да, это не могло быть правдой, Шепфа не мог бы так поступить с ней. Самаэль покачал головой. – Ты же просто не могла поверить, что кто-то, вроде меня, достойней, не так ли? - Замолчи, - предупреждающе зашипела падшая, но язвительную ядовитую веселость Сатаны было не остановить, он продолжал глумиться. - Ах, и эта мысль, написанная на лице: «неужели он, а не я?». Дай угадаю, ты готова была отречься от Бога после такого предательства? Сознайся, я уж точно судить не стану. - Самаэль, - прозвучало уже с угрозой. Женщина сжала кулаки до хруста, ветер заметно усилился. - Да как ты только купилась на это? Даже если опустить тот факт, что в грехе я погряз, как в беспощадной топи, рога тебе ни о чем не сказали? Думаешь, я их как аксессуар ношу? - Хочешь знать, почему удалась юмореска, ты, ничтожный шут? Тогда ответь, почему ты, сволочь, ничего не чувствуешь? Что значит Отцу больше нечем смотреть? Отвечай, падаль, или я из тебя каждую провину перед божественным порядком выбью, – шипя, Ворош стала почти впритык, взгляд впился в красные очи брата, пока тот словно не ощущал давления на шее. Он всё так же лукаво взирал, усмехаясь, и теперь уже шире, словно из бескровных уст сестрицы слетел сигнал. - Видно, должного приёма ожидать не стоит. Ты права, перейдём к сути, - мужчина пожал плечами, как то могло позволять его положение. Ворош вскинула носик в жесте пренебрежения и новая острая лиана принялась вылезать из пола. Кровь на шее, что проступала на шипы лиан, воспламенилась, и огонь, словно живой, прокрался по стволу в трещину площади так быстро, что воспрепятствовать взрыву было невозможно. Освободившись, Самаэль готовил кулак для удара, но Ворош словно стала быстрей от их предыдущей встречи. Она уклонилась и оказалась за спиной Дьявола так ловко, что движение куда более походило на телепортацию, если бы не это смазанное пятно в процессе перемещения. Но удар ребром ладони Ворош, который вполне способен срезать гранит горы, бы существенно ослаблен незримым давлением. Телекинез его хозяина всегда имел одинаковую силу и ограничивался лишь радиусом. Падшая, как смогла, толкнула брата, и тот, развернувшись, готовил новый удар. Силы женщины хватило, чтобы вырваться из хвата телекинеза до того, как кулак попал в маску, от того цель сменилась, Дьявол попал по плечу. Ворош заскользила по поверхности площади и осталась на недосягаемом для телекинеза расстоянии. Гора затряслась, площадь, словно плитка шоколада, ломалась на части и каждая взмыла вверх, после чего легким движением пальца женщины устремилась к Сатане. Мужчина осознавал, сколь большое преимущество она имеет в расстоянии, потому двинулся вперед. Первая упавшая глыба была расщеплена телекинезом, вторая прилетела почти тут же. Самаэль продвигался медленно, слишком медленно, Ворош успевала что-то колдовать, и выдерживать расстояние, отступая. Женщина стояла далеко впереди, а почти всё небо над ней испещрил пазл из кусков площади, которые теперь летели по три-пять за раз. Расщеплять их стоило усилий, учитывая, что сами они были так же пропитаны магией падшей, а значит имели некую защитную оболочку до кучи твердости породы. Ворош закончила колдовство и пустила на сей раз все куски разом. Самаэль взмыл вверх и, маневрируя меж кусками, старался извернуться меж ударами, что порой настигали едва ли не с каждой стороны. Он касался и отпрыгивал от каждой многотонной части, когда импульс дьявольской энергии позволял изничтожить кусок, дабы не получить его себе в спину. Ворош достаточного сильна, чтобы развернуть в воздухе траекторию каждого не глядя на сопротивление инерции. Самаэль маневрировал от камня слева, взлетая немного выше, и тут же сверху на него стремился другой, их плотный поток не позволял пролететь ближе к хозяйке. Дьявол взлетел достаточно высоко, чтобы ощущать напряжение, что витает в тучах, а камни всё продолжали свой полёт за целью, словно гнали в наэлектризованное пространство. Сатана поддался этому и подлетел достаточно, чтобы рой камней несколько сбился. Понадобилось немало сил и ловкости, чтобы маневрировать между ними и нить телекинеза медленно, но верно стянуть каждый. Мужчина почувствовал, когда грянет молния и прятался за импровизированным щитом до того, как уж больно похожая на руку гроза впилась в гранит. Ворош усердно старалась пробить это нечто, едва напоминающее кокон. Пока у Самаэля была некоторая пауза, он, придерживая одной рукой тугую связь камней, принялся что-то чертить в воздухе. Вверх-вниз-влево-вниз-вправо-круг-центр-замысловатый узор, стремящийся вниз круга. Он определённо торопился, но не делал ничего судорожно. Сатана успел, ведь лишь только печать легла на левую руку едва заметным следом, как камни разошлись вне воли дьявольской руки. Ворош приложила немалые усилия, чтобы разорвать эту связь меж камнями и ударить молнией туда, попадание в позвоночник.

***

По пробуждению Фрэнк не помнил, как и где оказался, но первым делом вяло пробормотал имя жены. - Гре-ейс, ты тут? – он медленно разлепил веки и только сейчас понял, что его разбудило – связанный по рукам и ногам он лежал голый на какой-то кожаной кушетке, Грейс рядом не было, зато хватало людей, которых между собой на вид ничего не связывало, кроме темных, но разных в крое одежд. Они рисовали чем-то красным на его теле, пока какая-то леди подле наносила лубрикант на пальцы. – Э, вы что делаете? Где моя жена? - М, проснулся, - ответила остранённо леди. Её взгляд летал в облаках каких-то ни то мечтаний, ни то планов и ей уж точно не было дела до Фрэнка. Кажется, словно она выполняла будничную работёнку. - Где я? - Не кричи. Я тебе всё скажу, если и ты мне кое-что расскажешь. - Вы со мной торговаться удумали? Отпустите меня, немедленно! - А то что? – леди устало вздохнула, это определённо не первый десяток раз, когда она это слышит. Её ручки убрали тюбик лубриканта, а после на густую смазку на пальцах добавился порошок, которой леди принялась тщательно смешивать в ладони. Фрэнк осмотрелся – люди возле так же мужчины, что, если это секс-рабство? Ох, если так, у мужчины потемнело в глазах от мысли, что с его женой сейчас. Страх тут же сбил спесь, и он обратился к леди уже вежливей: - Что вы хотите знать? Я обычный клерк, какие у меня могут быть для вас знания? - Ты прав, мне нет дела до тайн твоей скучной работы. Вспомни-ка лучше до того, как тебя по голове огрели, с кем ты ехал в машине? Жена и…? Фрэнка словно ударило током, в голове вспомнился образ мужчины, что после показался ему чем-то извращенным. Ох, зря он его подвез, ох зря. Глаза закрылись от тяжести сожаления за содеянное доброе, ведь каждое добро наказуемо. - Ну так? Помнишь, как выглядел тот, с кем вы ехали? - Да, помню, - Фрэнк старался скрывать отвращение, ведь не понимал, ловят они этого мужчину, ну или то, что мужчиной притворялось, или они в союзе. Последние минуты перед отключкой Фрэнк помнил плохо из-за страха, что тогда испытал. - И? Как он выглядел? – черты лица странной леди были едва разборчивы, из-за пересвета одной единственной лампы и склонённой к Фрэнку головы. - Я не знаю, что оно такое. Как обычный мужчина, но с рогами, и какими-то клыками за спиной. Глаза красные, а голос… - Что же голос? - Я не помню, о чем оно говорило, но до последнего верил только потому что у оно выглядело, как человек, и обаяло, как нормальный, воспитанный человек. - Правда? А какое у него лицо? - Лили, заканчивай, - сказал мужчина в темноте. - Но пастырь, вам самому не интересно? - Однажды наступит день, и ты увидишь его. Не стоит торопить время. - Но. - Без «но». Заканчивай, нам ещё бабу рисовать. - Бабу? Вы о моей жене? Где она?! – крик был проигнорирован. Заскрипела дверь, комнату кто-то вошел и определённо запыхался. - Начинается, мясо готово? - Тц, - пастырь цокнул языком. – Я бы сказал средняя прожарка. Сколько у нас времени до ритуала? - Около шести минут. - Лили, торопись, закончишь писать ключ сама. Я потороплю бабу. - Слушаюсь, - пробубнела леди и сунула тряпку в рот Фрэнку. Не успел он понять, что происходит, как невольно сжатая в зубах тряпка пустила сок того, в чем была измочена. Мужчину до одури вскружили самые странные запахи, но ни один из них не напоминал что-то знакомое. Мускус и ещё нечто дикое, почти животное, что быть может за всю жизнь он мог частично уловить подростком. Леди нанесла лубрикант на головку и Фрэнк, уже едва соображая в состоянии необъяснимого животного помутнения ощущал, как налился кровью член. - М-м-м. - Ребята, несите это в зал, я приду позже, - последнее, что услышал Фрэнк, прежде чем его подняли на носилках.