Семь дней, чтобы вновь тебя узнать

Порывистость, с которой Лю Цингэ покинул орден, несмотря на предписание Му Цинфана дождаться выздоровления, объясняется двумя возможными причинами. Очевидный ответ, конечно же, Шэнь Цинцю, но на кончике языка вертятся ещё две маленькие истины, которые Лю Цингэ не готов признать вслух. Теперь он понимает, что не может озвучивать всё, что ему приходит в голову. Из этого произрастает первая причина: времени осталось совсем мало. В то утро Лю Цингэ ловит себя на мысли, что к нему возвращаются воспоминания. В памяти всплывают имена, ярко сверкают детали из его прошлой жизни, социальные нормы становятся немного ясней. Прежний Лю Цингэ внутри него приподнимает голову, чтобы возвратить себе контроль, тот самый ненавистный теперь Лю Цингэ, которого Шэнь Цинцю презирает. А ведь только вчера всё наконец сдвинулось с мертвой точки: шисюн так искренне, так красиво смеялся. Лю Цингэ хочет слышать больше этого смеха, и у него осталось всего четыре дня, чтобы улучшить их взаимоотношения, прежде чем он снова превратится в грубияна и гордеца. Вторая причина смущает и вызывает стыд. В то утро он пошел навестить сестру и по пути столкнулся с Ци Цинци. Удивительно, но кто-то уже успел вызвать её негодование. Скоро обнаружилась и причина: Ци Цинци была в ярости от нахальства Шэнь Цинцю. — Поступила новая миссия, и, конечно же, он ее перехватил, — шипела Ци Цинци. — Глава, как всегда, уступил своему любимчику, и отдал миссию ему, хотя я вызвалась первой. — А что не так? Какая разница, кто взялся выполнить работу? — Речь идет о поясе целомудрия. Этот развратник!.. У Лю Цингэ не было времени ни защищать своего шисюна, ни расспрашивать Ци Цинци о подробностях миссии. Спустя пару мгновений он уже летит следом за Шэнь Цинцю, движимый той же ревностью, что и в первый день, когда увидел его в окружении женщин в борделе. Это чувство не кажется Лю Цингэ чем-то новым, и он задается вопросом, осознавало ли его прошлое «я» причину бурлящего внутри беспокойства. Признаки выздоровления заметны и в том, с какой грацией Лю Цингэ держится на мече. Хотя он не помнит ни одного из своих путешествий, его тренированное тело знает, как переносить вес с ноги на ногу, как следовать потокам воздуха и набирать скорость, чтобы преодоление значительного расстояния не заняло и шичэнь. Когда вдалеке показывается околица деревни, из которой пришел запрос на миссию, Лю Цингэ спускается на дорогу, чтобы по оплошности не пробить ещё чью-нибудь крышу. В прошлый раз Шэнь Цинцю смеялся, но Лю Цингэ подозревает, что сейчас не тот случай: скорее уж шисюн будет в ярости, если пострадают дома людей, к которым они прибыли на помощь. Зачехлив меч, Лю Цингэ использует цигун, чтобы быстро добраться к поселению. Ещё две минуты назад он и не подозревал о существовании этой техники, но теперь она ощущается совершенно естественно. Возвращение воспоминаний отчасти пугает, но этот страх меркнет перед осознанием зияющей пустоты в собственной голове. Он находит Шэнь Цинцю в центре деревни, в окружении людей, которые почему-то держатся на расстоянии друг от друга. Возможно так им посоветовал шисюн — Лю Цингэ не знает наверняка, но интуитивно замечает ещё одну странность: дети чуть в стороне от своих родителей, и пары не держатся за руки, а печально смотрят друг другу в глаза. При его появлении, все отступают, и Лю Цингэ без колебаний подходит к Шэнь Цинцю. Он уже собирается окликнуть шисюна, и даже протягивает руку, чтобы коснуться его плеча, как тот вдруг каменеет всем телом и, обернувшись, сверлит его взглядом. — Опять ты? — хотя он и не злится, сказать, что Шэнь Цинцю рад его видеть также нельзя. — Ты мой шиди или собака? Лю Цингэ робеет, он не может заставить себя признать ни одной из причин, подтолкнувших его отправиться вслед за Шэнь Цинцю. — Я хочу помочь, — отвечает он взамен. — Рубку дров нельзя счесть надлежащим возмещением за спасенную жизнь. Разреши мне помочь тебе с этой миссией. Кажется, он поступил верно, попросив у Шэнь Цинцю разрешение. По крайней мере Лю Цингэ хочется верить, что его тактичность оценили, и за веером шисюн скрывает улыбку. — Ладно, — Шэнь Цинцю согласно кивает, прежде чем повернуться к Лю Цингэ спиной. — Это селение постигло проклятье. Следуй моим указаниям и нам не составит большого труда избавиться от него. — Хорошо, шисюн… — прежде чем снова заговорить, Лю Цингэ делает небольшую паузу. — Позволено ли этому шиди поинтересоваться, как один единственный пояс целомудрия мог повлиять на всю деревню? Шэнь Цинцю внезапно напрягается, и Лю Цингэ успевает было распереживаться, что каким-то образом вновь невольно обидел своего напарника, однако почти сразу плечи Шэнь Цинцю вздрагивают, и он оглядывает Цингэ с улыбкой, перерастающей в смех. — Кто тебе сказал, что это пояс целомудрия? Это заклятие целомудрия! Шэнь Цинцю прикрывает рот рукавом, на его глаза наворачиваются слезы. Это очаровательный образ. Несмотря на смущение, Лю Цингэ тоже улыбается, наслаждаясь моментом. Сейчас Шэнь Цинцю больше не кажется таким холодным и неприступным. Шэнь Цинцю откашливается и снова берет себя в руки. — Это очень раздражающее заклятие, — говорит он без следа обычной враждебности. — Оно не делает различий между разными видами привязанности: романтической, семейной, дружеской… Заклятие лишает возможности прикасаться к человеку, который вам небезразличен, оно не допускает ни малейшего прикосновения. В последние дни родители не могли заботиться о своих детях. А когда я прибыл, здесь умирал новорожденный. — Понимаю, — кивает Лю Цингэ. — Шисюн Шэнь, позволь мне провести простой эксперимент, прежде чем мы снимем проклятие. Шэнь Цинцю заинтригованно приподнимает бровь, но не возражает. Лю Цингэ протягивает руку, рассчитывая погладить его по щеке, но пальцы упираются в прозрачную стену, слишком холодную и осязаемую, чтобы быть чем-то ненастоящим. Несмотря на разочарование, он широко и искренне улыбается сбитому с толку Шэнь Цинцю. — Шисюн Шэнь, когда я говорил, что не испытываю к тебе ненависти, то всё-таки был прав. Я никогда тебя не ненавидел. Думаю, я… — Лучше молчи, — шипит Шэнь Цинцю, неожиданно растеряв весёлый настрой. Поглощенная чем-то тёмным и болезненным, его улыбка гаснет, а черты делаются резче и злее. Лю Цингэ не понимает в чём ошибся, не понимает, почему Шэнь Цинцю вдруг срывается с места намереваясь ударить его в челюсть. Вопреки инстинктам, кричащим ему защищаться, вопреки непоколебимой уверенности, что он сможет блокировать атаку, не навредив Шэнь Цинцю, Лю Цинге остается бездвижен. Замерев, он чувствует накатывающее сожаление. Оно кажется отчаянно знакомым. Наверное, это эмоция из их совместного прошлого, того прошлого, которого Лю Цингэ не помнит. Но тут кулак врезается в стену заклятия, тем самым выдавая чувства, которые прячет яростный, кипящий неприязнью, удивлением и злостью взгляд. Шэнь Цинцю тоже не может прикоснуться к Лю Цингэ.