Могила среди пустоши: Перезапуск!

За прошедший месяц не случилось толком ничего. Ни единая живая душа не посетила кладбище со дня стычки, но и было как-то плевать. Поросшие мхом надгробья неровными горбами заполняли пустынные холмы, по которым и прогуливался Ксеро. Никого из похороненных здесь он не знал, хоть и мир после чумы становился тесен. На этот сегмент отправляли тех, кто не имел родственников, гео или не повиновался воле Бледного Монарха, но был при своем уме. Что же тогда забыл здесь сам Ксеро — для него было загадкой. Тогда, десятки лет назад, ему не хватило духу дать отпор инфекции — слишком соблазнительны были Ее речи. Однако жалеть было уже совершенно бесполезно, тело разложилось и сгнило под плитами, а его дух обречен скитаться между мирами без возможности попасть в один из них. Он был отверженцем, перебежчиком, а таких не терпело ни жгучее Сияние, ни холодный свет Черва. Все, что оставалось делать — ждать того, кто смог бы оборвать существование отголоска грезы. Мысли сами возвращались к Маркоту, а с ними и закипал гнев. Кто он такой, чтобы позволять себе такое высокомерие?! Внутренняя личинка требовала вызвать его на реванш, но от нее жук только отмахивался: какова гарантия того, что он не оступится в этот раз? Было уже известно, к чему приводят такие импульсивные порывы. Вместе с этим, тлела угольком надежда, что именно заносчивый мотылек мог бы избавить призрака от тяжкой ноши. Ему точно не составит труда разогнать марево раз и навсегда. Жук замедлил шаг, останавливаясь. Это могло бы стать идеей, но чутье подсказывало, что так просто воин не согласится, и это при условии, что он вообще вернется. Но…вернется ведь, да? Скорее всего, с досадой заключил Ксеро. И как бы снова не хотелось просто поговорить с кем-нибудь, лучше бы это был кто угодно другой, но только не Маркот. В таких размышлениях, он не заметил, как вышел за границы дозволенного расстояния. Голова закружилась, вспышка света — и вот он снова у подножия монумента. Сегодня получилось зайти намного дальше, почти до самого обрыва. Хоть одна хорошая новость. Неизвестно, сколько бы еще было потрачено времени на раздумья, пока не послышался какой-то шум. Кто-то запрыгнул на выступ неподалеку. Со скучающим видом Ксеро выглянул и тут же нахмурился. Он не рассчитывал на гостей так скоро. Обычно перерыв между путешественниками мог растянуться от нескольких месяцев до пары лет. Каково было удивление, когда к могиле подошел Маркот. Кулаки непроизвольно сжались, но призрак виду не подал. Совершенно необязательно сразу показывать то, что ты проиграл в битве, которую даже не начали. С максимально равнодушным лицом он попытался не обращать внимания, делая вид, что никого рядом нет. Мотылька эти потуги, откровенно говоря, забавляли. Фантом выглядел как обиженная гусеница, у которой отобрали любимую игрушку. Однако злить его сейчас не хотелось. При более близком рассмотрении стали заметны сколы на броне, потрепанность лент плаща, а пальцы выглядели поломанными, неправильными. Все в этом жуке было странным и не таким. Маркот ступил еще шаг вперед и достал из пол плаща нежный цветок. Это, собственно, единственная причина, по которой он сюда пришел. Ксеро не проронил ни слова даже тогда, когда цветок был аккуратно уложен возле эпитафии. Внутри удивление мешалось с непониманием Он раздраженно выдохнул. Это, видать, новая насмешка, которую могли придумать живые, чтобы поиздеваться над ним. На кой ему эти цветочки? Они не вернут к жизни, не подарят упокоения. Каков их смысл? — Зачем? — глухо спросил призрак, скрещивая руки на груди. Взгляд его не то искрился злобой, не то грозился потухнуть в любой момент. — Есть некоторые традиции, которые в моем племени был обязан соблюдать каждый. Ухаживать за кладбищем и прилегавшим к нему территориям поручали в основном молодняку, старшее же поколение учило несмышленых детишек и ухаживало за цветами на Серой Усадьбе. Но теперь они все лежат вокруг тебя, а кто жив, не рискнет выйти из своих затхлых пещер, — воин пожал плечами. — Так что это элементарное уважение к моим предкам. И к тебе. — Я думал, — взгляд скользнул по гвоздю на поясе. — Ты презираешь себе подобных. — Так и есть. Оба умолкли на некоторое время. Напряжение почти исчезло, осталась только недосказанность. — Никто не носил мне цветов. — это признание казалось таким не по настоящему честным, что сомневаться в его правоте даже не приходилось. — Никто не приходил на мои похороны. Бледные создания убедились, чтобы обо мне не помнили. Слова были встречены ветром и понимающим кивком. — Я могу присесть? — В прошлый раз ты не спрашивал разрешения. — В прошлый раз я не знал, что имею дело с опытным воином. Ксеро махнул рукой, мол, делай, что хочешь. Своды пещер сегодня были необычно ясны, вечно наступавший с Голубого Озера туман отступил. Здесь по-настоящему можно было ощутить покой мертвого королевства. Прохладная сырость забиралась глубоко в дыхальца, оставляла после себя мурашки и странное чувство пустоты, незавершенности. Маркот осторожно опустился на землю, поджав под себя задние лапки. Обычно он старается избегать таких мест, предпочитая кислотные лужи и зубастые пропасти Края, не дающих расслабиться и на пару мгновений. Беззвучно рядом присел и призрак. Его подрагивающее тело то блестело ярче, то тускнело, мутным бельмом перекрывая вид за собой. Порой, мотылек задавался вопросом — а что же станет с ним самим после смерти? Обретет он вечный покой в грезах или будет вынужден блуждать в беспокойстве по другим землям? Мысли эти вгоняли в мрачный настрой, за последние пару лет ставших его верным спутником. Чума расцветала вновь, паразитируя на недобитых остатках Халлоунеста. Коридоры и равнины полнятся ожившими трупами, дышать становится все тяжелее от вони, а безопасных мест становится все меньше. Выживать становится все труднее и неизвестно, сколько еще времени ему уготовлено. Одно только радовало — мотыльки не могли заразиться Сиянием. Никто не знает, как так вышло. Может, дело в ментальной защите, которую их учили ставить с детства, может в древних корнях. Украдкой воин покосился на соседа — тот сидел, невидящим взглядом потупившись перед собой. Плечи его размеренно поднимались и опускались, как будто он мог дышать. Странное подражание вызывало неясное чувство фальши. Он не был живым. Но почему тогда им казался? С трудом, но Маркот заставил себя расслабиться и оторвать взгляд от нового знакомого. Сейчас у него есть немного времени на медитацию, прежде чем он снова выдвинется в путь. Из поясной сумки он достал небольшой пучок руты и кремень с огнивом, парой четких движений поджигая кромку букета. От бессмысленного пересчета камней на тропинке Ксеро отвлек запах горелой травы. Он недоуменно наблюдал, как мотылек поджигает пучок засушенной зелени и кладет ее перед собой. Дым тоненькой струйкой поднимался в воздух, мешаясь с постоянной мглой Земель Упокоения. Странник глубоко вдохнул, закрыл глаза и притих. — Что ты делаешь? — Медитирую. — коротко ответил он. Призрак нервно хмыкнул. В его школе медитация считалась проявлением лени и неспособности ученика выдержать темп учителя. Ее презирали и времени духовным практикам не выделяли, тренировали только ум и тело. Что, конечно же, не способствовало устойчивости к чуме, но думать об этом сейчас уже поздновато. Внимание привлекла расслабленная поза и пустое, отрешенное бездействие. Неужели это так и проходит? Он точно не уснул? Пару раз жук махнул рукой перед лицом приятеля. Не реагирует. Может уснул просто? Взгляд опустился ниже, на мягкий пуховой воротник. В голову сами по себе стали закрадываться преглупейшие мысли. А что если…? Самими кончиками коготков Ксеро прикоснулся к меху — и о чудо! — он не прошел насквозь! Такое иногда происходит, если сконцентрироваться на чем-то очень сильно. Ощущения пыли на подушечках и мягкости были почти такими же волнующими, как и первая брачная ночь. Лицо под шлемом заливалось краской. Что, во имя Черва, он творит? Это же дикость. Но отказаться от относительной беззащитности просто не было сил. Пальцы зарылись чуть глубже. Пух оставался неподвижным и совершенно не мялся от таких наглых действий. Жук аккуратно взъерошил воротник. Внутри клокотали стыд и восхищение. Он ничего на ощупь, кроме камня, последние десятилетия и не щупал! Ладонь спустилась ниже, на крылья мотылька. Они были жесткими и куда более грязными, чем почти никем не тронутый мех. При ближайшем осмотре оказалось, что на чешуйках есть мелкие вкрапления более светлого цвета. Думалось, что если сжать их немного крепче, так они и сломаются, раскрошатся с треском, как старая кора или засушенный пергамент. Сама только мысль о такой ломкости вызывала смешанное чувство страха и умиления. Это объясняло, почему никто из забытого племени не воевал. Мотыльки слишком хрупки и красивы для сражений. Считает ли Ксеро красивым Маркота? Определенно. Может и не внешне. Сколько знати сидит в Городе Слез, один прекраснее другого, как фарфоровые статуэтки, пустые внутри и разбивающиеся при малейшем давлении. И сколько же отваги понадобилось для того, чтобы беззащитному существу стать умелым и опасным воином. Как бы не хотел мертвый отрицать, но проиграл он в прошлый раз не из-за того, что оступился. Ему недостаточно опыта, чтобы противостоять бойцу нового поколения. Если он и простого смертного одолеть не смог, каковы были шансы свергнуть бога? Непроизвольно рука сжала кромку крыла в кулак, что-то неприятно зашуршало. Пальцы блестели от пыльцы на них, с шелестом она посыпалась, сверкая в свете Озера. В каждом есть своя особая красота, не всегда понятная для других. — Наигрался? — жесткое замечание вывело призрака из абстрактных раздумий. Он поспешно отдернул руку, чувствуя, как стремительно краснеют его едва остывшие щеки. Его поймали в буквальном смысле на горячем. — Я думал, ты уже далек от возраста личинки. — Мне было 26, — нехотя буркнул провинившийся в ответ. Маркот хмыкнул. — У тебя даже молочко на жвалах не обсохло. Неудивительно, что тебя похоронили именно тут. — Как будто ты знаешь о строении кладбищ. — осуждающий взгляд заставил переосмыслить сказанное. — Ах, точно. Традиции племени. Едва не забыл. — Глупый мальчишка. — Упрямый пень. Через секунду тишины оба взорвались оглушительным хохотом. Смех странника был басистым, звучным и даже в некоторой степени заразительным. С интересом Маркот отметил, что смеялся призрак заливисто и немного истерично: его плечи содрогались, как в припадке неистового кашля, а сам он трясся словно от лихорадки. Они разговорились, болтая о всякой чуши, и мотылек не узнавал сам себя — при любых других обстоятельствах он бы и слова не промолвил, но в присутствии нового товарища на душе становилось легче, а язык развязнее. Темы перетекали одна из другой, и неизвестно, сколько еще часов они бы провели в ничего не значащих беседах, если бы не затронутая тема о Крае Королевства. — … и прыгуны там несъедобные, мясо у них водянистое, тьфу — призрак заметно сморщился, выражая свое негодование. — Их вкусно могут приготовить разве что богомолы, и то, если постараются. — Ты прав, — в голове промелькнуло воспоминание о дальнейшем путешествии. Странник поднялся и отряхнулся, разворачивая крылья во весь размах. В каждом из них могло бы поместиться по два Ксеро. — Однако мне нужно идти. С языка едва не сорвалось пресловутое «Увидимся». Они же даже не друзья. Последний раз смерив и монумент, и его хозяина взглядом, Маркот скрылся в тумане.