Ради семейной идиллии

***

      Теперь присматривался я. К тому, как он льнул ближе. К тому, как вглядывался пристально в меня, когда я говорил что-то. К тому, как он реагирует на те или иные мои слова.       Почему тогда он сказал, что разговор о шести человеческих душах не предназначен для чужих ушей? Что в нём было такого?       И почему, чёрт бы его побрал, в его второй руке появилась та же дырень, что и в первой? Снова тот проект? А не многовато ли материала для него нужно?       В этот раз не стал спрашивать. Раз он увильнул от ответа тогда, то увильнёт и сейчас. Рано или поздно что-нибудь вскроется — тогда и подумаю.       – Санс, ты избегаешь физического контакта. У тебя всё в порядке?       Я чуть не засмеялся вслух. Всё ли у меня в порядке? Да так, всего лишь брат, который бросил нас почти пять лет назад, решил неожиданно проявить ко мне интерес, в числе прочего поцеловав совершенно не по-братски. Ничего необычного. Всё тип-топ. Если не учитывать того факта, что рядом с ним я теперь всегда жду, что меня подставят.       – А вы его наоборот жаждете, доктор Гастер. У вас всё в порядке?       Он помолчал, раздумывая над моими словами, при этом совершенно не изменившись в лице.       – Я заметил, что когда тема касается чего-то, что тебе неудобно, ты начинаешь обращаться ко мне на «вы». Пытаешься за счёт этого абстрагироваться?       – Не лезь в мою голову.       – Я лишь хочу, чтобы мои сотрудники чувствовали себя комфортно в условиях работы.       – Тогда дай мне гарантию, что больше не нарушишь устав.       Он умолк. Было видно, что я озадачил его своим требованием. И, если судить по его молчанию, несправедливым он его не счёл.       – Хорошо. Клянусь, что эксцесс с моей стороны не повторится. Надеюсь, тебя это успокоит.       Я только и смог, что угукнуть. Не был уверен. В конце концов, хотелось ведь не только чувствовать себя в безопасности, но и понять, что произошло в тот момент.       И вновь я хотел знать, как и о чём он думает.       Через несколько дней — в четверг — он внезапно сообщил, что у него укороченный рабочий день.       – Правда? – непринуждённо бросил я, внутри загнанно похолодев. – Я уж думал, что ты давно прикипел к лаборатории, чтобы с ней расставаться.       – Просто сегодня меня пригласили на небольшую встречу руководителей. Это хороший шанс им понравиться и, соответственно, заручиться поддержкой: как идейной, так и спонсорской.       – М-м, – отпустило. Я, признаться, боялся, что его «отгул» внезапно будет связан со мной. – Уверен, что не будешь стоять истуканом рядом с этими смертными, которые «только делают вид, что что-то понимают, чтобы тебя не смущать»?       Язвительно. Слишком. Надо быть сдержанней.       – Санс, если я предпочитаю обходиться без лишних социальных контактов, это не означает, что я не умею общаться вовсе. И я могу говорить не только о работе, представь себе.       – Верится с трудом… – только вздыхаю я и возвращаюсь к компьютеру. Дингс глядит на меня полураздражённым взором ещё полсекунды и отворачивается.       Несмотря на уважительную причину его ранних сборов, меня всё равно нервирует, что мы выходим из лаборатории вместе. Но я молчу и стараюсь думать о чём-нибудь другом: о том, что состряпать сегодня на ужин; о том, что рассказать Папсу, и о том, как ему помочь с домашкой; о том, что Гриллбс сегодня готовит фирменные напитки. Но вряд ли я успею заскочить… Скоро уже брат из школы вернётся… Хотя, если повезёт и сегодня будет Лодочник — может, и выйдет.       – О чём думаешь?       Я вздрогнул и повернул голову. С высоты своего роста на меня с полуленным любопытством смотрел Дингс. Не выглядело, будто ему интересны именно мои мысли. Хочет поговорить?       – О рутине. А что?       – Да вот… Папирус. Как он?       У некоторых моих знакомых от сильных эмоций приподнимались крылья носа. От злобы, что сейчас во мне вскипела, у меня бы они оторвались нахрен, если бы были…       – Не твоё дело, Ди. Завязывай делать вид, что тебя это интересует.       – Это интересует тебя.       – И?! – рявкнул я. Осёкся.       Меня бесила моя собственная эмоциональность. Я чувствовал себя размазнёй и тряпкой, как только дело касалось нашей семьи. В особенности — Ди и Папса. Меня до боли в черепе вымораживало отношение первого и до судорог в душе волновала судьба второго. И я ненавидел это. Ненавидел то, что я связан по рукам и ногам этими узами. Этими путами. Этой… паутиной, что с каждым разговором, с каждой мыслью затягивала всё больше. И если с привязанностью к младшему брату я смирился — я всё-таки люблю его, — то что меня тянет к ненавистному старшему? Этот вопрос не давал мне покоя и был головной болью, над которой я ломал мозги.       Почему? Почему меня так раздирает изнутри всякий раз, как смотрю в его тусклое, будто каменное лицо? Почему орать на него хочется, как на вероломного гада? Он просто сделал свой выбор — он ведь не наш родитель, в конце концов. Почему я убеждён, что он был обязан о нас заботиться?       Сдерживаю ком внутри. Ком злости, ярости, ненависти и обиды. Пока он вздыхает еле заметно и прикрывает глаза, обдумывая следующие слова:       – Он скучает? …По мне?       – Скучает. И что дальше?       Будто ему от этого ответа совестнее станет — как же!       – Ты хотел бы, чтобы я его навещал?       Невольно замедляюсь — и он останавливается. Позволяет мне переварить?       – Тебе с этого что?       – У меня есть предложение, суть которого тебе не понравится.       – И в чём же его суть?       Он зыркает на меня холодным острым взглядом.       – Сначала ответь. Ты хотел бы, чтобы я его навещал?       – Ты звучишь подозрительно, – нервно усмехаюсь и отступаю на полшага. – Ну, допустим. Хотел бы. Хотя с учётом того, что тебе на нас глубоко плевать — не уверен, что Папсу пришлись бы по вкусу такие визиты.       Дингс задумчиво уплыл взором влево и вверх.       – Я мог бы не показывать этого…       – …Он не тупой… – шиплю я сквозь зубы, раздражённо отворачиваясь и продолжая наш путь, – …думаешь, не поймёт, что его за нос водят?       – Готов поспорить.       А вот это уже интересно. Вингдингс Гастер говорил эту фразу только тогда, когда натыкался на что-то действительно занятное и стоящее рисков. То, в чём был уверен. На что же он готов поспорить?       – Хм. Хорошо… Один раз. Сходишь к нам в гости один раз, и посмотрим, учует братец подвох или нет. В чём твоя выгода?       Его лицо приобрело оттенок неуступности, а глаза снова загорелись холодным огнём решимости. Или же мне только показалось…       – Если Папирус захочет меня увидеть вновь и мои визиты приобретут регулярный характер, ты позволишь мне с тобой сблизиться.