All the things you said...

— Ничего не бывает навсегда. Джокер всегда говорил это так спокойно, и всегда с улыбкой. Безумной ли, спокойной ли, счастливой — не важно. Он всегда улыбался. И это всегда приводило Эдварда в бешенство. Как можно вот так ставить крест, обесценивать все, что произошло, все их усилия, жертвы, уступки? Как у него язык поворачивается продолжать говорить так, словно издеваясь, словно ни во что его и в целом их не ставя? Он пытался с ним поговорить, но тщетно. Артур каждый раз снисходительно улыбался и молчал. А потом снова спустя какое-то время повторял. — Это не навсегда. В глубине души Эд понимал, что его так злит в этой фразе. Он боялся, что клоун окажется прав. И это вовсе не значило, что он боялся, что ему найдут замену. Потому что найти замену такому, как он невозможно. Просто потому, что он знал, насколько хрупка человеческая жизнь. Просто потому, что Артур позволил ему, только ему, увидеть, насколько хрупка его собственная жизнь. И Эд боялся. Боялся, что Джокер окажется прав.