***
Среда проходит ужасно скучно, но быстро. Геометрия уже не так пугает, как в начале недели, историчка всё такая же злая, а физрук разрешил сегодня поиграть в футбол после уроков. — Тох, ну чё, ты в итоге пошёл вчера закат фоткать? — спрашивает Ваня, стоя в раздевалке с ещё несколькими одноклассниками. — Да, сходил. Арсения Сергеевича встретил, кстати, — упоминает Антон, снова вспоминая, каким хмурым был учитель. — Чё ему бы там делать, — парень надевает свежую футболку, поправляя её на подкачанном стройном теле. — Не знаю, может, тоже рядом живёт, там много домов поблизости. — В любом случае, это не наше дело, — друг накидывает на плечо лямку рюкзака, следом Шастун, и оба выходят из душного помещения, направляясь к выходу.***
Наконец четверг. Сегодня в расписании есть французский язык, поэтому настроение у Антона с утра приподнятое. К нему относятся хорошо, урок ему нравится. Это не может не радовать. — Чего радостный такой? — мама, с растрёпанным после сна пучком на голове, стоит у плиты, следя, чтобы омлет не сгорел. Вопрос прозвучал грубовато, но плохого контекста не было. — Да, французский сегодня, — подросток тщательно подготовил домашнее задание, даже почти не пользовался переводчиком. Правда, ушло на это немало времени. — Кстати о нём. Как тебе новый учитель? — женщина выключает огонь под высокой сковородкой и разворачивается к сыну, крестцом упираясь в столешницу. — Арсений Сергеевич? Замечательный! Мне очень нравится, как он преподносит новый материал. А ещё у него акцент хороший, не то, что у Ларисы Григорьевны, — мальчик сравнивал нежную картавость в языке с мурлыканьем, поэтому для него учитель всегда мурлыкал, как бы странно это не звучало. — Ну, я рада, что ты рад, — протянув руку вперёд, юноша передаёт матери пустую тарелку, на которую через несколько секунд погружается большой кусок омлета, от которого ещё исходит пар.***
— Шастун, просто отлично! Жаль, что шестёрку поставить не могу, но ты меня прям воодушевляешь, — улыбка на лице учителя была чуть ли не во все 32 зуба, ему действительно приятно, что Антону интересен язык и он так хорошо подготавливается к каждому уроку. Ему об этом рассказывала ещё Лариса Григорьевна. — Учитесь, лодыри! — делает замечание остальной части группы, которую мальчишка откровенно раздражал. Зависть — дело этакое. Звонок — единственное, чего Антон не хотел услышать только на уроке французского. На остальных — пожалуйста. Особенно на химии, но как назло, Арсений Сергеевич преподавал интересно, поэтому 45 минут пролетали со скоростью света. И юноша не понимал, то ли ему и правда так язык нравится, то ли его подача от высокого брюнета. Несомненно, когда он был у Ларисы Григорьевны, он тоже преуспевал в языке, но было больше безразличия, нежели сейчас. Если женщина в возрасте могла потратить весь урок на проверку домашнего задания, то у Арсения Сергеевича если кто-то не смог сразу ответить на задание, он сразу переключался на другого ученика и поочерёдно мучил весь класс, пока не доходил до Антона и получал верный ответ. И всё же, предательские трели звонка приводят в чувство тела подростков, которые сразу же подорвались, чтобы как можно быстрее собрать рюкзаки и выйти вон из душного кабинета и подальше от душного Арсения Сергеевича, который сегодня слишком тщательно проверял домашнюю работу, так ещё и сказал, что так будет всегда. — Шастун, останься, — юноша не спешил, и уже хотел выйти последним, как его останавливает бас учителя прямо перед дверью. — Да? — усаживаясь за деревянную парту и такой же стул перед мужчиной, подросток кидает портфель где-то рядом и устремляет взгляд на мужчину. — Вопросик есть. Даже несколько. Ты после девятого уходить собираешься? — Арсений внимательно наблюдал за каждым микродвижением в мимике ученика. И правда, родинка. На самом кончике носика. Как мило. — Да, собирался после девятого, — внутри Антона переполняла радость, что скоро перестанет видеть все эти серо-зелёные стены и хмурые лица. Но по Арсению Сергеевичу он скучать будет, уже наперёд знает. — А куда, если не секрет? — согнув руку в локте, брюнет опёрся подбородком на кулак. — В гостиничное дело. Знаю, не мечта, но других вариантов у меня нет, — уголки губ учителя приподнимаются, а в голове мысль — «то, что нужно» — Ты же знаешь, что в большинстве случаев требуют сдачу иностранных языков? На практике пригодиться может. Я подумал, може, тебе на репетиторство ко мне записаться? У тебя французский, наверно, уже как второй родной язык, — усмехается мужчина, синхронно с подростком, — да и оценки у тебя по нему лучше, чем по английскому. Плата небольшая, тысяча в месяц. Это от школы, можно так сказать, — склонив голову набок, Арсений также улыбается, и думает, сколько девчонок бегает за таким пацаном. И в шоке от своих же чисел. И в шоке, как у него искусно получается врать. Никакого репетиторства в этой гнилой гимназии и в помине не было. Особенно по французскому языку. — Я бы с удовольствием, Арсений Сергеевич. Я спрошу обязательно у мамы об этом. А по каким дням они проходят? — ощущение, будто внутри грудной клетки юноши окно нараспашку открыли. — Понедельник и пятница, после уроков, — ведь у мужчины почти всегда будет свободное время для Антоши. Конечно, кроме дней, когда он откровенно не хочет видеть мир и снова плачет или умирает без трезвого сознания. — Да, мне удобно, — Антон не ходил в какие-либо секции, поэтому наконец он будет тратить время с пользой. — Тогда вот тебе заявление, — Арсений потянулся к небольшому ящику и достал оттуда лист А4 со строками, которые лично сегодня ночью настрочил в «Ворде», основываясь на реальных заявлениях. Как бы он не хотел, цену за свои потраченные часы назначить надо было. И это скромная тысяча рублей. Антону можно. Антону можно всё. — Отдашь его маме на подписание, — юноша заранее знал, что отдаст всего себя, лишь бы она поставила здесь подпись. Ведь с каждым днём в доме становилось всё более невыносимо находиться. — Спасибо большое, Арсений Сергеевич, — забрав бумагу, мальчик аккуратно сложил её и убрал в портфель, — тогда… До следующей недели? — держа сумку на коленях, они встречаются взглядами и улыбаются. Что плохого в том, чтобы иметь хорошие отношения с учителем? И что плохого в том, что Шастун знает, что никакого репетиторства в школе нет? Парню просто приятно, что ему готовы уделить время и внимание. — До следующей недели, Тош, — он встаёт и выходит из кабинета, улыбаясь так, будто шёл не из гимназии, а с концерта любимой рок группы.***
— Антош, а что это за бумажка? — мальчик привык, что в его комнату заходят без стука. Привык уже не пугаться резкому появлению родителя в помещении. Оторвавшись от алгебры, он взглянул на маму в нежно-розовом хлопковом халате, которая вчитывалась в строчки на листе. — Это заявление, чтобы я мог ходить на дополнительные занятия по французскому к Арсению Сергеевичу. Они проходят по понедельникам и пятницам после уроков, стоят тысячу в месяц. От школы репетиторство, знаешь, — уверять человека во лжи — не конёк Антона, но иногда он может играть и такую роль. — Всего лишь тысяча? Я подписываю, — мама, как любительница халявы, обрадовалась, что не надо будет искать абы кого по городу. Женщина вышла из комнаты, даже прикрыла за собой дверь. Антон прижал кулак к груди и дёрнул вниз, в знак победы над своим «хочу». Ему это «хочу» из тысячи не похожих друг на друга дали сегодня. Наконец. Не желание на новый год, которое так и не исполнилось, но тоже ничего.***
«Даже курить не хочется» — думает Арсений, лёжа на диване в гостиной. Так легко и радостно от сегодняшнего дня, что и забывать его не хочется. Шастун — единственная его отрада от проблем. Этот ясный мальчик-зайчик заставит любого хмурого бомжа из перехода улыбнуться. И представьте себе, заставит даже не употреблять сегодня вечером одним своим силуэтом в усталом воображении учителя. Наркомана даже не гложет мысль о завтрашнем выходном. Да, Арсений привык называть себя наркоманом. Это далеко и давно уже не простое развлечение. Это зависимость.