***
Антон давно мечтал о той ночи, что произошла сегодня. Пусть ещё непривычно, что он теперь может не дожидаясь, пока Арсений заснёт, целовать его и обнимать со скрываемым волнением и почти сразу чувствовать, что он отвечает ему. Ощущались эти моменты так, будто Антон стоит над пропастью, и француз либо столкнёт его в неё, либо прижмёт сильнее к себе. И каждый раз осуществлялся исключительно второй вариант. Голова немного кружится из-за выпитого алкоголя, но по большей части так действуют взаимные чувства. А Арсения, напротив, изнутри съедала совесть и мысли о том, что он учитель, что он не должен так поступать и что это очень глупо. "Да и плевать. Нам больше не для кого жить, пора подумать о себе и своём счастье", — так он заканчивает мысленный диалог, жмурится и прижимает Шастуна под грудью сильнее. "Мы оба натерпелись, мы оба хотели и ждали этого. Так нужно насладиться присутствием друг друга, пока есть возможность".***
Крёстные приезжают в обед. Арсений с Антоном встречают их, помогают разобрать вещи, объясняют, почему Антон такой помятый и ещё с час слушают, как крёстные провели время в Рязани с сыном, как выросла его дочка и что нужно видеться почаще. Во время рассказа о дочке от Андрея Арсений резко потускнел и вышел курить на лестничную клетку. И Антон это замечает, понимает и мысленно делает себе пометку: скорее всего у француза была семья, о которой он не рассказывает. Вероятно, именно в окно своей прошлой квартиры он тогда всматривался. Надеялся увидеть кого-то? — Валь, слушай, — по возвращению в квартиру, Арсений встаёт в дверном проёме кухни, — у Антона на следующей неделе каникулы, может, я заберу его в посёлок? Тем более он сам туда рвётся, да? — он переводит взгляд на юношу, и тот утвердительно несколько раз кивает. — Пацаны соскучились, — поддакивает Антон и умоляюще смотрит на крёстных. — А с Боней что предлагаешь делать? — спрашивает Андрей. — Андрюш, я считаю, что нам будет совсем не трудно уделять пятнадцать минут на прогулку с ней с утра, главное не забывать её кормить. Да и тем более, это всего лишь на неделю, — легко отвечает Валя, на что Андрей тяжело вздыхает, но согласно кивает. — Езжайте, мальчики. В посёлке воздух чистый, природа там сейчас наверняка расцветает. Ой, подождите, чуть не забыли! — вдруг восклицает она. Заглянув в один из пакетов, что крёстные привезли с собой, она кивает, берёт его и протягивает Антону. — С прошедшим днём рождения, Антоша! Расти самым-самым, чтоб все завидовали, какой ты хороший! — Шастун расплывается в улыбке, принимает подарок и обнимает Валю. — Блин, спасибо большое, — он открывает пакет и видит футболку от своей любимой группы и перьевую ручку, что была оформлена в блестящей небольшой коробочке. Антон обнимает крёстных и относит подарочный пакет к себе в комнату. — Ну, мы тогда потихоньку собираться будем, — говорит Арсений. Крёстные согласно кивают и поддакивают. Через полчаса Попов уже сидел за рулём своей машины, набирая скорость на очередном отрезке трассы, а рядом сидел сияющий Антон. Он снова высовывается из люка в потолке, вспоминая вчерашний день рождения. Снова играют его любимые песни. И он безумно влюблён в своего учителя французского, а тот в него. Это до сих пор не до конца укладывается в голове подростка, но как же он этому рад. Проезжая дом Антона, Арсений заворачивает во дворы, ведущие к его улице. Юноша даже не замечает этого, не смотрит в сторону когда-то родной калитки. Он расплылся по сиденью и наслаждался любимыми песнями и любимым человеком за рулём. Арсений снова чувствовал себя подростком и не понимал, почему Шастун заставляет его так волноваться. Заглушив машину, оба одновременно выходят из неё, забирают вещи с задних сидений и подходят к калитке. — Мне кажется, что я отсюда слышу, как быстро бьётся твоё сердце, — усмехается Арсений, проворачивая ключ в замочной скважине калитки. — Ты представить себе не можешь, какая у меня палитра эмоций в голове, когда ты рядом, — говорит Антон, подняв глаза на лицо Попова. Тот тихо отвечает: "Да я тоже тебя люблю", из-за чего на лице Шастуна появляется нежная улыбка. Пройдя вглубь участка, француз молча замирает на половине пути ко входной двери. — Сука, — он смотрит на разбитое окно гостиной. — Пиздец, — продолжает Антон. Зайдя внутрь, оба сразу же заворачивают в гостиную. На полу валялись осколки стекла и несколько крупных камней, которые обычно лежали рядом с мангалом во дворе. Несмотря на то, что работало отопление, в доме было жутко холодно. — То есть ты всё-таки не выдумал какой-то глупый предлог, чтобы жить у нас, — бормочет себе под нос Антон, проходя дальше в помещение. Под подошвой потрёпанных вансов хрустит стекло. Арсений смотрит то на разбитое окно, то на пол и всё никак не может осознать, что если бы он не уехал, его бы уже не было в живых. — А тот парень не наврал, — обречённо говорит Арсений, смотря, как Шастун крутит зажатый между пальцами осколок стекла. — Давай уберёмся и чем-нибудь заклеим окно на первое время. Юноша кивает и подходит к Попову. Тот уходит в ванную за совком с метлой и передаёт их в руки Антону. — Пока убери стекло, а я поищу, чем можно залепить эту дырень. Спустя полчаса окно было заклеено большим чёрным мусорным пакетом. — И что теперь? — зачем-то спрашивает Антон, глядя на проделанную работу. — Пока поедем к тебе, потом скорее всего я перееду от греха подальше. Не хочу жить в страхе, — легонько коснувшись его плеча, Арсений пошёл в сторону входной двери. Дом Антона опустел. При входе нет привычно небрежно валяющейся обуви жильцов, в ванне не висят полотенца, а на кухне больше не лежали помытые фрукты и ягоды. Угол, где чуть больше месяца назад лежал окровавленный бездыханный труп женщины, теперь был запылён и впитал в себя лишь неприятные воспоминания. Цветы на подоконнике завяли без постоянного полива. Буквально на любой поверхности в доме лежал слой пыли. Антону хотелось уйти отсюда, чтобы неприятные ощущения не терзали грудь и голову. Пустой взгляд метался по стенам и предметам быта и декора. — Тош, — Шастун оборачивается на родной голос, выходя из потока мыслей единым шагом. — Я с тобой. — Антон слабо улыбается, подходит и обнимает француза. — Просто до жути непривычно. Они единогласно решают обустроиться в комнате родителей, куда Шастун раньше заходил очень редко. И сейчас он бегло осматривает помещение, чтобы не сильно цепляться за мелкие детали. Оставив вещи, Арсений хватает Антона за запястье и выводит на кухню. — А то ты встал как статуя посреди комнаты, — говорит он, поставив на конфорку чайник с водой. — Давно меня здесь не было, — отвечает парень, проводя по столешнице кончиком пальца. — Месяц? — на коже остаëтся слой пыли, который он стирает и смотрит на француза. — Примерно, — тот скрещивает руки и устремляет взгляд в окно. Вид из него был так себе: полуразваленный сарай, старая собачья будка, уличный туалет и забор. — Если говорить честно, я был очень удивлён, когда ты ответил мне взаимностью. Да и до сих пор сомневаюсь в реальности происходящего. Как будто нахожусь в самом лучшем в своей жизни сне, — Арсений как-то грустно усмехнулся, закрыл глаза и опустил подбородок на грудь. Он знал с высоты своего опыта и возраста, почему они оказались в такой ситуации и почему всё оказалось взаимным, но говорить об этом уже своему Тоше он не хотел. Пускай хоть раз в жизни примерит розовые очки. — Несмотря на то, через что мы с тобой прошли, я рад, что всё сложилось именно так. По возможности не говори ничего своим друзьям о нас, я боюсь, что информация может дойти до тех людей, кому этого знать не стоит, — Антон угукнул, почти одновременно с этим на плите засвистел чайник. После так называемого полдника Арсений с Антоном разложили вещи и договорились, что завтра юноша проведёт время с друзьями, пока Попов будет возиться с мастерами по установке окон у себя дома. Шастуну кажется, что он попал в романтический фильм, в котором сценарист явно что-то употреблял при написании сценария. В итоге под вечер все всё равно оказываются на кухне и почти сразу отправляются в ближайший круглосуточный продуктовый. Антона окутывает ностальгия жутко холодным одеялом, а мысли поедают его мозг изнутри, пока он с французом идут по заледеневшему асфальту, ведь ночью температура на улице упала до лёгкого минуса, хотя буквально вчера во всю тарабанила весенняя капель. От резкой смены погоды у Арсения весь день болела голова и именно сегодня он не был настроен на долгие разговоры, поэтому всю дорогу до магазина молчит. Уже перед сном, когда во всём доме ещё витал запах недавно приготовленной еды, он замечает и вечно следит за тем, насколько некомфортно находиться Антону в собственном доме. Казалось бы, это должно быть его самым родным местом, с которым было бы очень сложно расстаться, но Шастун наоборот не прочь поскорее уйти отсюда. — Тош, — парень отвлекается от телефона и разворачивает голову в сторону Попова. В комнате было ещё прохладно, он грел босые ноги на батарее и параллельно договаривался с Русланом и Ваней в общем чате о встрече, — тебе так неприятно находиться здесь? — Да нормально, всё в порядке, — но волнение в изумрудных глазах выдавало Антона с потрохами. — Я же вижу, что не всё, — парень стыдливо прячет взгляд. — Не бери с меня привычку врать о мелочах, — Попов усмехается, вызывая лёгкую улыбку и у Шастуна. — Слушай, я когда ходил к психологу, он мне рассказал об одной уловке, которая поможет избавиться от неприятных воспоминаний. Мне это тогда очень помогло, так что если хочешь, могу попробовать на тебе, вполне возможно полегчает. — Ты ходил к психологу? — Было дело. Ну так что? Попробуем завтра вечером? — Давай, — неуверенно отвечает Антон, пожав плечами. Арсений протягивает к нему руки, и юноша, приняв жест, ложится ему на колени, сразу чувствуя горячие успокаивающие ладони на спине.***
Следующий день проходит порознь. Арсений уезжает к себе сразу после завтрака, а следом дом покидает и Антон, решив добраться до места встречи с друзьями пешком. — Тоха! — радостно восклицает Руслан, как только видит вошедшего в парк друга и вскидывает руки вверх для объятий. Из-за его спины выглядывает улыбающийся Ваня, он обгоняет одноклассника и первым обнимает Шастуна. — Здорово, пацаны, — Антон прижимает Ваню к себе, и как только к ним присоединяется Руслан, вся троица поскальзывается на месте и падает в сугроб, покрывшийся коркой льда. — Кабан блять! — смеётся Ваня, поднявшись с мокрого снега. — Это мышцы! — возражает Руслан, цепляясь за руку одноклассника, чтобы встать. — Чуваки, я очень скучал по вам, — Антон хватается за вторую руку Вани и тоже встаёт. Сильно заметно, как он сияет просто от того, что увидел своих людей. — Мы тоже, Тох, мы тоже, — с лёгкой улыбкой отвечает Ваня. — Ну, рассказывай, как там в Москве.***
Сеня ♥️ Ты когда домой? Я ужин приготовил :) 19:47 Антон пробегает глазами по сообщению, его уголки губ приподнимаются, и, убрав телефон в карман куртки, он оглядывает друзей и еле слышно вздыхает. — Ладно, пацаны, мне надо идти, Валя переживает. Классно погуляли, надо будет на неделе ещё пересечься, — Шастун спрыгивает с рампы и отбивает Ване с Русланом краба с двух рук. — Давай, Шаст, напиши, если будет свободный денёк, — Антон кивает в ответ Руслану и уходит в сторону главных ворот парка. Уже дома его встречает довольный Арсений, который сразу начинает расспрашивать про встречу, про друзей и про наличие каких-нибудь сплетен из гимназии. — Сеня, — форма имени, произнесённая Антоном, вызывает стаю мурашек и холодный пот по спине, отчего Попов сразу меняется в лице, — скажу честно, во мне две бутылки пива, поэтому если буду приставать, то за себя не ручаюсь, — а Шастун так по-доброму улыбается и с нежностью в который раз осматривает любимого человека перед собой. — Антон, маленькая просьба. Не называй меня Сеней, хорошо? — юноша хмурится, чуть наклонив голову, но всё же понятливо кивает. — Почему? — Просто мне не нравится эта форма моего имени. Арс, Арсений можно. — А Сюша тоже нельзя? — оттого, что Арсений слышал именно эту форму имени очень редко и исключительно от Алёны в каких-то очень личных и трепещущих душу ситуациях, на глазах навернулись слёзы, которые он быстро сморгнул. — Нет, — Шастун громко вздыхает и отворачивается к окну. — А Арсюша? — Ну... Можно, ладно. Вообще мне и любимый француз вполне нравилось, — Антон цокает и закатывает глаза, на что Попов тихо хихикает. — Слушай, давай всё-таки попробуем ту технику, о которой я тебе вчера рассказывал. — Давай, — со вздохом отвечает парень, встаёт и уходит в спальню. Арсений тут же поднимается и идёт вслед за ним. Оставив из освещения лишь включённый торшер, француз садится в позу лотоса на кровати за спиной Шастуна. — Итак. Что тебе нужно сделать, — начинает говорить он спокойным бархатным голосом. — Я засекаю минуту, и в течение всей этой минуты тебе нужно максимально подробно представить самое болезненное или травмирующее событие в твоей жизни. Я дам тебе сейчас время, чтобы ты определил промежуток, который будешь воссоздавать у себя в голове. Какой-нибудь небольшой, допустим сутки. И в течение минуты начинаешь вспоминать вообще всё, что произошло за эти сутки, возможно удастся вспомнить даже то, что уже забыл. Одновременно с этим я буду легонько стучать тебе по плечам, а ты можешь синхронно со мной стучать по коленкам, чтобы работали оба полушария мозга. По истечении времени я буду спрашивать, какой у тебя уровень тревоги. И так мы будем делать до тех пор, пока тревога не спадёт до единицы или хотя бы двойки из десяти. Хорошо? — Звучит, как полный бред, — говорит Антон, тихо рассмеявшись. — Я тоже сначала не верил, но это работает. Психология творит чудеса, Тош, стоит попробовать. — Ладно-ладно, я доверяю тебе в этом плане. — Это хорошо. Постарайся сейчас сконцентрироваться на воспоминаниях, чтобы ты смог выделить самый-самый болезненный фрагмент. В комнате наступила оглушающая тишина. Арсений понимал, что сейчас по сути окунул Антона с головой в прошлое, которое он наверняка хотел бы забыть, но знал, что вероятнее всего эта практика сработает на нём и ему будет жить куда проще и легче. Он почувствовал, как занервничал Антон, когда нашёл тот самый фрагмент у себя в воспоминаниях. — Готов? — Да, — дрожащим голосом отвечает Шастун, выпрямляется и кладёт ладони на колени. Попов начинает поочерёдно постукивать пальцами по его плечам и вести мысленный счёт до шестидесяти. Антон же стучит чётко в ритм ладонями по коленкам в течение нескольких секунд, после опускает голову, стискивает зубы и жмурится, сдерживая влагу, которая появляется на глазах как только в подсознании всплывает образ матери. Сглотнув ком в горле, слёзы всё же начинают бежать по щекам и щекотать нежную кожу своей жгучестью и горечью. Арсений молчит: пока он не может ничего говорить. Может лишь наблюдать дрожащее тело перед собой и слышать сбитый ритм постукиваний по коленям. Антон громко всхлипывает и жадно вдыхает воздух, подробно восстанавливая тот роковой вечер женского праздника в голове. Он начался подобно сладкому сну, из которого не хотелось уходить, а закончился жутким сонным параличом, из которого, казалось, невозможно было выбраться. — Время вышло, Тош, — услышав тихие слова, Антон сразу же разворачивается лицом к Арсению и прижимается к нему, обвивая его туловище ногами и руками. На груди накаляется крохотное пятнышко горячего дыхания. — Какой уровень тревоги? — вроде и так понятно, но ведь нужно убедиться. — Десять, — глубоко вздохнув, отвечает Шастун. — На каком моменте ты остановился? — К-когда я написал тебе, — хлюпнув носом, он прижимается сильнее. — Хорошо, давай ты ещё раз представишь всё то же самое. Старайся стучать по коленкам в ритм со мной. — Да это насилие какое-то! — Доверься мне, тебе потом будет очень трудно вспомнить ту ситуацию, тебе станет легче, клянусь, — Арсений отстраняется и берёт в ладони лицо Антона, вытирая большими пальцами слёзы. Смотреть в красные плачущие глаза ему самому было больно, но такова практика. — Зайчонок, ты сильный, ты справишься, давай ещё раз, — не станет же Антон убегать. Он кивает и разворачивается обратно спиной. — Готов? — получив ещё один положительный кивок, Попов снова начинает стучать по плечам подростка, вести мысленный счёт и следить за тем, чтобы Антон тоже стучал, только по коленям. Чтобы тревога упала до двух баллов, так пришлось сделать около десяти раз. После каждого раза было заметно, что Антону легчает, на восьмом он почти перестал плакать, а после десятого сам попросил остановиться, потому что попросту уже не получалось вспомнить ту ночь. — Как будто мои воспоминания – это плёнка, которую неправильно зарядили и теперь на ней сплошные засветы, — Шастун говорит это с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. Он всё ещё шмыгает носом, мокрые ресницы по-прежнему слипшиеся, но голос больше не дрожит. — Будто и не было ничего. — Голова болит? — Да, сильно. — Значит точно сработало. Ещё тебе могут начать сниться сны с этой ситуацией, но это тоже часть переработки и забывания травмирующих воспоминаний. — Арс, это магия какая-то. Я столько времени во всех подробностях помнил всё, а теперь вообще ничего. — Это не магия, Тош, это психология, — радостно усмехнувшись, Антон обнимает Арсения и целует его в щёку. — Спасибо, — тихо говорит он, зарываясь носом в его ключицу. — Главное, чтобы тебе через несколько дней стало действительно проще и приятнее находиться здесь.***
Антону правда стало лучше спустя буквально пару дней. Он стал быстрее засыпать, тревожные мысли преследовали всё реже, и наконец получилось сконцентрироваться на происходящем вокруг него. Он начал жить настоящим. Начал подмечать всякие мелкие детали жизни, которые не замечал раньше. Шастун наконец понял, насколько сильно он очарован Арсением. Да, по сути их дуэт – дуэт двух психов с серьёзными проблемами с головой, но как же они нежны и осторожны друг к другу со стороны. Знают, что определённые вещи могут травмировать сильнее, аккуратно обходят их стороной и просто заботятся друг о друге. Проявляется это всё в элементарных повседневных и бытовых вещах, а выдаёт обоих с головой. Но лёжа перед сном в одной постели Антон думает, за что ему судьба послала такой подарок, а Арсений каждый раз разгоняет в голове мысль, что по сути они являются двумя частями пазла, которые сложили неправильно, насильно. Арсений не смог полноценно отдать любовь, а Антон не смог её получить. Всё просто. И теперь оба отыгрываются друг на дружке. Но в этой ситуации главное другое – никому от этого плохо не становится. Антон счастлив, Арсений счастлив. Через два года это перестанет быть законной педофилией и всё изменится в лучшую сторону. Не придётся прятаться от чужих взглядов, скрывать в диалогах с друзьями и знакомыми всю правду. Дальше больше.***
Каникулы пролетают так быстро, будто была дана не неделя, а всего сутки. Каждый час, проведённый с Арсением, Антону казался минутой. И его ничуть не пугало, что каждый раз утопал в нём, ведь сам не раз замечал, как и сам Попов был не прочь больше проводить времени с ним. Француз соглашается отвезти Шастуна до квартиры крёстных. Попрощавшись с друзьями, Антон берёт сумку с вещами, кидает её на заднее сиденье и запрыгивает на переднее пассажирское. Ни Руслану, ни Ване он не рассказал об отношениях. Им действительно не стоит об этом знать. Когда-нибудь потом, ближе к восемнадцати обязательно обо всём расскажет. Ну а пока часовая дорога, проводы в виде горячих поцелуев под козырьком подъезда и фальшивая улыбка в лицо крёстным. Арсений уехал почти сразу, он знает, что чем дольше расставание, тем сложнее расставаться. В эту ночь Антон стал очень сильно скучать по банальным объятиям и взамен Арсению обнимал скрученное одеяло. Вроде одиноко, а вроде пятнадцать минут назад они желали друг другу спокойной ночи и хорошего начала учебной недели. Грёбаное расстояние, грёбаная Москва и грёбаная учёба. Почему-то Антона начала бесить обстановка и в нём проснулся маленький капризный ребёнок, который хотел под бочок к своему французу.***
— Анто-о-ошка, — с недобрым оскалом протягивает Эмир. Сзади него Миша – одноклассник – толчком с ноги закрыл дверь в раздевалку. — Надо поговорить. — Насчёт чего? — с осторожностью отвечает Шастун, прижавшись к холодной бетонной стенке. — Насчёт Макса и Вахтанга. Знаешь таких? — Эмир начал медленно маршировать на Антона, скрестив руки на груди. — Впервые слышу такие имена, — пожав плечами, сказал Антон и уже было хотел взять мешок с физкультурной формой, но Кашоков резко хватает его за воротник. — А вдруг знаешь? Может, в памяти что-то перепуталось и ты их знаешь? — Эмир, клянусь, я без понятия, о ком ты, — глаза одноклассника налились кровью от злости к Шастуну, а кулаки на воротнике белоснежной рубашки сжались до побелевших костяшек. — Максим Коврыгин и Вахтанг Матырналый. Ты. Знаешь. Их? — медленно проговаривает Кашоков, глядя в испуганные глаза напротив. — Эмир, блять, отпусти, не знаю я их. — Они забрали моего друга. Это они во всём виноваты. Я знаю, где они живут. Я знаю, где они прячутся. И я поминутно знаю, что и где они сделали с Ильёй. Откуда у них килограмм метадона, а? Откуда? Не ты ли случайно организовал поставку, засранец?