Калейдоскоп

На утро Рей сказала: «я скоро вернусь», а после этого пропала на неделю. Время тянулось медленно, но Кайло успокаивал себя тем, что загадочные исчезновения и раньше входили в привычку девушки и старательно искал для себя различные занятия. Вернуться на работу в таком виде он не мог, поэтому возникла необходимость в доступных альтернативах. Таким образом, он в кои-то веки затеял генеральную уборку в квартире, изо всех сил стараясь придать своему жилищу хоть сколько-то опрятный и уютный вид. Все грязные чашки и прочая посуда отправились в мойку, хаотично разбросанные повсюду книги и пластинки обрели свое место на полках и подоконниках, а гигантская сумка грязных вещей была наконец-то доставлена в ближайшую прачечную. Заменить постельное белье, по-прежнему хранящее воспоминания об одной безумной, дождливой октябрьской ночи, рука у мужчины все-таки не поднялась. Он оправдывался тем, что дело вовсе не в сентиментальном желании сохранить на память хотя бы ее запах, если она больше не вернется, а в банальной осторожности. Лучше было не попадаться на глаза случайным знакомым, да и Рей могла появиться за время его отсутствия. Хотя можно было придумать какие-то поводы для прогулки, чтобы немного отвлечься от этого самого ее отсутствия, вроде проявки завалявшейся фотопленки или покупки продуктов. Но… зачем? Аппетита не было. А он и так умудрился столкнуться с дотошной, чрезмерно внимательной соседкой, когда выносил звенящий пустыми бутылками из-под алкоголя пакет с мусором на задний двор. Пожилая англичанка тут же уставилась Кайло в лицо цепким взглядом проницательных серо-голубых глаз и нахмурилась. Она знала каждого жильца в этом доме и всегда щепетильно относилась к появлению незнакомых лиц, считая себя обязанной устроить маленький допрос каждому новому соседу. Не удивительно, что появление мужчины вызвало у нее особое любопытство, ведь не сложно было заметить сходство между ним и его более… пожилой версией. - Добрый день, - протянула старушка, подтягивая к себе мелкую, визгливую собачонку, стабильно крутившуюся у ее ног в осенних сапожках, - а вы из какой квартиры? - Из десятой, - про себя проклиная любопытство старой ведьмы всеми возможными бранными словами, как мог вежливо ответил мужчина, - я в гостях у мистера Адлера. Он с мрачным весельем подумал о том, что говорить о самом себе, как о постороннем человеке, да еще и используя ненастоящее имя, - самый верный путь к шизофрении, но другого выбора не было. Посвящать эту постороннюю женщину в подробности его удивительного превращения из дряхлого старика в молодого человека было глупо и опасно. Тут на горизонте маячила уже вполне себе реальная перспектива попасть в сумасшедший дом. - И кем же вы приходитесь мистеру Адлеру? – заинтересовалась англичанка, - и куда же пропал он сам? Что-то его давно не видно. - Дядя. Иосиф – мой дядя. Он уехал за город по делам, а я присматриваю за квартирой в его отсутствие, - уверенно выдал он заранее подготовленную для таких случаев ложь. Вроде как она вполне удовлетворила интерес соседки. Она хмыкнула и кивнула каким-то своим мыслям. - Дядя, - задумчиво проговорила она, - я бы подумала, что мистер Адлер ваш отец, если бы не знала, что у него нет детей. Вы так сильно похожи! Вы тоже эмигрировали из Германии? Иди к черту, старая карга. Кайло с трудом сдержался, чтобы не закатить глаза. Его запас терпения был крайне ограничен и подходил к концу, а она вовсе не собиралась отпускать его, уцепившись за новые интересные для себя подробности. Впрочем, он знал отличный способ заткнуть любой излишне надоедливый рот. Вполне семитская внешность, на которую любила обращать внимание Рей, всегда в таких случаях играла ему на пользу. И Кайло даже не раскаивался за то, что иногда удобнее было прикинуться жертвой холокоста, потому что не был точно уверен, что его настоящие родители не были, например, итальянскими евреями. В любом случае, в лагере ему побывать все равно пришлось и это давало ему некое моральное право на такой наглый обман. - Конечно, я эмигрировал из Германии, миссис, - процедил он сквозь зубы и демонстративно, но быстро, чтобы она не успела слишком хорошо разглядеть татуировку на запястье, задрал рукав, - как и вся наша семья. Все, кому удалось выжить в лагерях. - О, - смущенно протянула англичанка, тут же пристыжено отводя взгляд, - извините. Не хотела вас задеть… Меня зовут Дороти, - она выдавила из себя теплую, покровительственную улыбку, от которой мужчине захотелось вывернуть содержимое своего желудка в ближайший мусорный бак. Только не жалость. - Яков, - бросил Кайло, особенно не раздумывая над выбором, и поспешил побыстрее ретироваться. Он физически не мог больше выносить общество этой старой сплетницы. Потому решил постараться свести к минимуму свои появления на лестничной клетке и на улице заодно, но, на всякий случай, запомнить очередное ложное имя. Если снова попадется в ее цепкие скрюченные, как у старой гарпии, когти. Она то, с ее дотошностью, не упустит из внимания случайную оговорку. Значит был Иосиф Адлер, стал Яков. Хотя бы до того момента, пока внешность мужчины не вернется к прежнему состоянию. Но что-то подсказывало Кайло, что времени на это понадобиться прилично, учитывая, что в прошлый раз, на это ушло десятилетие голода. Вернувшись домой, он в первую очередь, заглянул в зеркало в прихожей, в надежде увидеть там хоть какие-то позитивные перемены в этом направлении, но из отражения на него все еще смотрел мужчина лет тридцати. С парой седых прядей, почти не бросающихся в глаза. Разозлившись, Кайло все-таки осуществил задуманное и неаккуратно, кухонным ножом, отрезал надоевший хвост, поражаясь тому, как вообще позволил волосам отрасти так сильно. Непослушные пряди тут же легли на щеки, спрятав уродливый, но уже совсем светлый шрам на левой скуле, полученный в первый год в лагере. Если ему придется какое-то время опять прикидываться другим человеком, то лучше убрать все, что могло вызвать подозрения у посторонних. И неважно, сколько это продлится. Сколько ему придется дожидаться Рей, будучи замурованным в плен четырех стен своей небольшой квартирки. После двадцати лет неделя или месяц казались слишком незначительным сроком. Благо, денег, благоразумно отложенных на счет с еще одним выдуманным именем, должно хватить надолго. Если все хорошо продумать, можно даже суметь больше не попадаться на глаза прозорливой Дороти. Вечерело. Мужчина зажег торшер и вскипятил чайник, но, передумав достал из шкафа очередную заначку виски и щедро плеснул того в свежевымытую чашку. Все-таки за годы он так и не заразился от англичан пристрастием к их любимому, традиционному напитку, привычно выбирая что-то покрепче. Он в очередной раз пытался занять себя чем-то, лишь бы не мучиться тревожным ожиданием той, которая могла в этот скромный дом больше и не вернутся. Пролетев, как метеорит сквозь его кое-как выстроенную, тихую жизнь, оставив в ней серебристый шлейф, быстро растворяющийся в ночном небе. Только эта безумная девушка не была стабильно возвращающимися каждый год в середине августа персеидами и имела куда больше общего с кометой Галлея. Нечеловечески долгая жизнь давала Кайло куда больше шансов увидеть сияние этого астрономического явления вновь, чем было у Марка Твена, которого небесное тело поприветствовало на этой земле, а потом проводило в последний путь. Но у этой кометы был слишком скверный нрав, чтобы руководствоваться законами логики и физики в принятии решения - когда же все-таки подарить немного своего света и тепла обитателю голубой одинокой планеты. Буквы на страницах очередной начатой книги сливались в одно черно-белое месиво, музыка раздражала, а телевизор и прежде не вызывал никаких теплых чувств. Мужчине только и оставалось, что неспешно попивать виски и бродить взглядом по темно-синему треугольнику неба за окном, пытаясь тщетно увидеть хоть одну крошечную звезду в вязком смоге Лондона. Стены начинали давить на черепную коробку, вызывая легкую, терпимую, но крайне надоедливую мигрень. И тогда она появилась вновь. Трель дверного звонка заставила тишину пустой квартиры рассыпаться на миллионы осколков. Никто другой не мог и не должен был прийти в такой час. А если осмелился, то Кайло был уверен, что задушит незваного гостя голыми руками или без тени угрызений совести воспользуется своими способностями. Особенно если это чертова Дороти с ее любопытством и желанием познакомиться с родственником соседа поближе. Но это была Рей. Не потрудившись даже поприветствовать мужчину, она по-хозяйски прошмыгнула сразу внутрь и плюхнулась на диван, бросив на спинку уже знакомое ему ярко-красное кашемировое пальто. Она выглядела куда более собранной и уверенной в себе, чем в их прошлую встречу и это сказалось на всех мельчайших деталях в ее облике. Аккуратно уложенные и выпрямленные волосы темной волной лежали на ее ключицах, открытых вырезом платья, а и без того большие глаза казались еще крупнее благодаря жирным линиям подводки. Как будто она заявилась сюда напрямик из салона красоты и теперь демонстрировала свое пренебрежение скромной окружающей обстановке своим безупречным видом. - Где ты была? – не удержался Кайло, усаживаясь напротив девушки в кресло, чтобы не позволить себе нервно шататься по комнате, - я волновался. Абсурдно, конечно, учитывая обстоятельства их прошлой встречи, но сложно было удержать в себе эти слова так и просившиеся наружу. Рей склонила голову на бок и презрительно сощурилась. Что-то в ней было не так и это чувствовалось на интуитивном уровне, хотя ничего в ее внешности почти не выдавало какой-то разительной внутренней перемены, произошедшей в ней. А какой встречи он, собственно, ожидал? Как минимум не той, где она будет держаться так отстраненно и холодно после того, что произошло в этой самой квартире. После всей безумной страсти и хрупкой нежности, продлившейся одну волшебную ночь, когда она то выкрикивала грубые пошлости, компрометируя его перед соседями, то горячо шептала, что теперь все будет иначе и эти двадцать лет были ошибкой. Были ли на самом деле ошибкой ее слова? - Хм, - многозначительно протянула Рей, - по-твоему, у меня нет других дел, кроме как раздвигать перед тобой ноги? Кайло по-настоящему растерялся, но тут же принялся успокаивать себя, что резкость в выражениях и язвительность и раньше были присущи ее характеру. Едва ли она оставила эту привычку в прошлом и научилась не плеваться ядом во все стороны, стоило немного поменяться ее настроению. Но было в этом что-то… подозрительное. И теперь он сомневался, стоит ли в тон ответить ей на эту колкость или все-таки искренне поинтересоваться причинами, по которым он снова впал в немилость девушки. «Я верю, что ты правда хотел поступить правильно». Что это тогда было? - Извини? - осторожно переспросил он. - Что слышал, - грубо откликнулась Рей и привычно гордо вздернула вверх острый подбородок, - я неясно выражаюсь? По-немецки тебе будет понятнее? Упоминание их родного языка было очередным, хорошо замаскированным уколом. Она сложила руки на груди, все больше укрепляя свои оборонительные позиции этим жестом. Весь красноречивый язык ее тела кричал о том, что она сейчас как никогда готова вцепиться своими тоненькими пальчиками Кайло в глотку. - Рей, - он тяжело вздохнул и потер переносицу, тщательно подбирая слова, - что происходит? Ты исчезла на неделю, а теперь… - А чего ты ждал? – нетерпеливо перебила его девушка уже по-немецки, вероятно, чтобы усилить эффект от своих слов и ее мягкий, южный говор приятно пощекотал его слух, - что после всего я вернусь и снова упаду в твои объятья, забыв обо всем? Слишком мягкое произношение для ее обвинительных речей. - Но… - Я была в расстроенных чувствах и наговорила ерунды, - припечатала Рей и ее зеленые глаза сейчас были холоднее Северного Ледовитого Океана, - а ты, как обычно, воспользовался ситуацией и принялся пудрить мне мозги, - она нервно хохотнула, - прошло двадцать чертовых лет, а ты ничуть не изменился. Только я вот уже не такая наивная идиотка. Кайло невольно вспомнилась недавно прочитанная книга «Три лица Евы», некоторое время устроившая настоящий фурор среди любителей популярной психологии и посвященная теме множественных личностей. Потому что обозленная девушка, сидевшая перед ним имела мало общего с той, кто явилась в эту квартиру неделю назад и объяснить эту перемену никак логически, кроме как наличием у нее психического недуга и альтернативного эго, казалось невозможным. Та девушка была полна нежности и любви, прощения и понимания. Распластавшись своим прекрасным телом с кожей цвета топленого молока на остывающих после страсти простынях, она шептала, что теперь все будет иначе, потому что она устала прятаться и убегать. От себя и своих чувств. Она сказала, что Кайло удостоилось быть одновременно самым страшным и самым прекрасным событием в ее жизни, но именно поэтому она не могла выбросить его из головы все эти годы и строить что-то с другими людьми. Она рассудила, что если им обоим суждено прожить на этой земле куда большее количество лет, чем простым смертным, то нет смысла проводить это время в одиночестве. Что будущее значит куда больше, чем прошлое. Прошлое, которое невозможно ни вычеркнуть совсем, ни изменить, а она и не хотела бы, чтобы тогда на его месте оказался другой человек. Действительно желавший ей зла. Могла ли она повредиться умом от пережитого? Рей словно прочитала эти мысли в его взгляде и от этого распалилась еще сильнее. Она вскочила с места и нервно отошла к окну, словно созерцание тихой, уютной в вечерних огнях улочки, хоть немного могло отвлечь ее от штормящего океана чувств. - О, - многозначительно протянула девушка, комкая в пальцах тонкую занавеску, словно она была в чем-то виновата, - ты серьезно решил, что теперь мы будем жить долго и счастливо? - Ну, ты сама убедила меня в том, что это возможно, - заметил Кайло и потянулся к кружке на журнальном столике, в жалкой надежде, что там осталось еще хоть немного виски. Хотя едва ли можно было алкоголем потушить все больше разгорающийся в душе огонь. Девушка запрокинула голову и заливисто рассмеялась, но смех этот был каким-то наигранным и нездоровым. Она наконец-то оставила в покое несчастный клочок ткани и обернулась с видом холодного, злого торжества. - Опять попытаешься окольцевать меня, как почтового голубя? – едко усмехнулась она, - тогда прекрати называть ласточкой. Мне понадобилось много лет, чтобы понять откуда взялось это прозвище, - она помолчала мгновение, погрузившись в свои мысли, прежде чем продекламировала, - «Сама я не боюсь, но вас жаль; придет лето, и это семя вам напасти породит, произведет силки и сетки, и будет вам виной Иль смерти, иль неволи злой; Страшитесь вертела и клетки». Кайло и позабыл совсем со временем о том, что в Берлине эта девушка какое-то время использовала актерскую карьеру, как прикрытие. И прикрытие весьма правдоподобное. Нельзя было не признать, что природа не обделила ее талантом в этой области и то, как уверенно звучал ее отлично поставленный голос, невольно наводило трепет. Особенно когда ее глаза так недобро сверкали. Она действительно могла стать отличной актрисой. Играть Антигону или Электру, сумасшедшую Офелию или преданную Корделию. Блистать на театральных подмостках или киноэкранах, вместо того, чтобы исполнять свой трагический моноспекталь в крошечной лондонской квартире для единственного зрителя. - В том твоя ошибка, - пока он думал об этом, Рей неслышно приблизилась и нагнулась к мужчине, упираясь ладонью в подлокотник его кресла, - ласточки не попадаются в сети. - И к чему это все? – пристально вглядываясь в ее распаленное эмоциональной речью лицо, поинтересовался Кайло, - что ты пытаешься мне сказать? Девушка болезненно поморщилась и отстранилась, отошла на безопасное расстояние, вероятно, испытывая сильный дискомфорт, находясь слишком близко к своему собеседнику. Ее пальцы скользнули по книжным корешкам на полке и она слегка склонила голову, читая названия. Словно сейчас эта внезапная любознательность была уместна. - Я вернула долг, - многозначительно бросила Рей и одним резким движением смахнула несколько книг с их места на пол, - ложная надежда – за ложную надежду, - с каждым сказанным словом ее голос становился все громче, а интонация все жестче, - чтобы ты хоть немного прочувствовал то, что заставил меня испытать всеми своими лживыми обещаниями. Она совершенно точно тронулась умом. И Кайло больше не мог молчать об этом. - Что с тобой? – вырвалось у него, - ты действительно настолько помешалась на мести? - Смерть – это слишком скучно и просто, - произнесла девушка с таким выражением, словно это была не более, чем реплика в разыгрываемом ей спектакле, - так – куда интереснее. Ее внешнее спокойствие оказалось крайне обманчивым, потому что в следующее мгновение она зарычала, как дикий зверь, и с поразительной силой для своего тщедушного тела своротила всю книжную полку вместе с ее содержимым. Глаза ее бешено горели, лицо пошло красными пятнами, а волосы от этого растрепались. - Рей, успокойся, - мужчина вскочил с места и бросился к ней, но она отскочила в сторону, не позволив приблизиться к себе, - я не врал тебе. Я не сразу вспомнил тебя, но когда это произошло, было слишком поздно, чтобы признаться… - Ты просто трус, - резко перебила она и снова перешла в наступление, - ты вообще не собирался рассказывать мне правду, если бы тебя не вынудили обстоятельства. Потому что тебе, черт возьми, было так удобнее. - О каком нахрен удобстве идет речь? – не удержался Кайло, чувствуя, что все эти обвинительные речи наконец-то достигли цели и смогли растоптать остатки того спокойствия, которое он отчаянно пытался сохранять, - думаешь мне было классно жить с осознанием того, что я сделал с тобой? За кого ты меня вообще принимаешь? - За монстра, - с готовностью выплюнула Рей. - О, чудесно, - вырвалось у мужчины, и он запустил руки в волосы, злясь на эту старую, почти позабытую до очередной встречи с ней привычку. За эти двадцать лет никому не удавалось довести его настолько сильно, что только боль способна была оказать хоть кратковременный отрезвляющий эффект. Была, конечно, в этом сильная необходимость в лагере, если бы заключенных не брили наголо. Да и любые мрачные реалии жизни там не могли сравниться с теми психологическими пытками, на которые была способна эта женщина. Любимая, черт возьми, но куда более жестокая, чем любой тюремщик, женщина. Бесконечно красивая, злая и опасная. Воспользовавшись возникшей между ними паузой, Кайло отлучился на кухню, чтобы нашарить в одном из шкафов припрятанную там бутылку виски, но она оказалась почти пустой. Зато чуть поглубже отыскалась неизвестно каким чудом образовавшаяся там водка. Выбирать анальгетик для душевных ран не было времени, ведь в этот момент эта чокнутая фурия спокойно могла выброситься из окна или снова сбежать, поэтому мужчина решил довольствоваться и этой находкой. Вдруг именно сейчас она растворяется в прохладном воздухе, как призрак, явившийся, чтобы терзать его за грехи прошлого и достигший в этом определенных успехов? По крайней мере, желания выйти в окно самому. Но Рей была на месте и не торопилась никуда исчезать. Она слегка притихла и задумчиво щелкала крышкой бензиновой зажигалки, вероятно, размышляя закурить ей или нет. Возможно, она также сохранила за собой эту вредную привычку с тех самых далеких сороковых. При появлении мужчины она вышла из оцепенения и бросила в его сторону самый испепеляющий взгляд, на который, вероятно, была способна. Кайло сделал щедрый глоток водки прямо из горла, даже не поморщившись. Жидкий огонь, разлившийся по пищеводу, вернул ему хоть какую-то ясность мыслей, насколько это, конечно, было возможно в этой ситуации. Рей, наблюдавшая за этим, брезгливо поморщилась. - Жаль, что алкоголизм тебя не убил, - сказала она. - Мне тоже, - невесело усмехнулся мужчина, - но это лишило бы тебя возможности сделать это своими руками. - Не надейся, - покачала головой девушка и зачем-то пригладила растрепанные волосы, словно сейчас ее действительно мог беспокоить ее внешний вид, - хочу, чтобы ты вечно страдал. - Спасибо, дорогая. От этого обращения Рей скорчила кислую мину и что-то брезгливо пробормотать себе под нос, вероятно, не предназначенное для собеседника. Для него она готовила слова куда более жестокие и едкие, чем это случайно вырвавшееся проявление ее раздражения, разъедающие, как кислота. За время его отсутствия, у нее, вероятно, было достаточно времени подумать в какое его больное место еще можно ударить, чтобы добиться максимального эффекта. - Скажи, - обманчиво-сладким голосом начала она, грациозно переступая через разбросанные по полу книги, чтобы приблизиться к Кайло, - мне всегда было очень… любопытно. Когда ты трахал меня всеми возможными способами, вспоминал ли ты, как я плакала и просила пощады в наш первый раз? Это тебя заводило? Если в прошлую встречу мужчина был уверен в том, что их разговор закончится смертью одного из них, то он глубоко заблуждался. А вот именно сейчас желание сомкнуть руки на тонкой шее Рей, чтобы наконец-то заставить ее замолчать и не говорить всей этой мерзости, осквернявшее немногочисленные мгновения их совместного счастья, было как никогда сильным. Этого ли она добивалась? - А были ли другие, такие же, как я? – упрямо продолжала она, все больше распаляясь, - жертвы твоего милосердия? Или только я удостоилась такой чести? - Ты знаешь, что нет, - медленно покачал головой Кайло и отхлебнул из бутылки, которую сжимал в руке так сильно, что побелели костяшки пальцев, а хрупкое стекло грозило вот-вот треснуть от напора, на которое было не рассчитано. Как, пожалуй, и его психика. Тут, пожалуй, даже вечно холодный и рациональный Сноук бы не выдержал, не то, что его воспитанник, оказавшийся куда более уязвимым передо всем простым, человеческим. Нерациональным. Как эта девушка. - Нет, я этого не знаю, - упрямо возразила Рей, глаза ее горели совсем каким-то безумным, болезненным светом, словно звезды, готовящиеся вот-вот разразиться взрывом сверхновой, - я очень мало разбираюсь в привычках насильников, но склонна считать, что одним случаем дело не ограничилось. Слишком много отморозков было на службе Священной Германии, а ты был одним из них по доброй воле… - Я не насильник, - перебил ее мужчина, не осознав, что этой репликой лишь глубже угодил в расставленную ею паутину. Она ждала этого слабого протеста, поэтому заливисто расхохоталась, запрокинув голову. А потом провела пальцем по его груди, после чего отдернула руку и брезгливо отряхнула ее от несуществующей грязи. - Об этом я тоже размышляла, - с готовностью заявила девушка с пугающей улыбкой, куда больше похожей на звериный оскал, - но выводы, к которым я пришла, говорят не в твою пользу. Что скажешь о том, что у человека без отклонений тупо не встал бы член на просящую пощады девушку, у которой на глазах только что убили ее отца? Голова Рей дернулась в сторону от звонкой пощечины, но она невозмутимо, не теряя достоинства, повернула подбородок обратно к мужчине, даже не попытавшись прикоснуться к горящей после этого щеке. Кайло и то был в большем шоке от того, что решился ее ударить, не зная, как иначе заставить ее замолчать и не говорить все это. Потому что с каждой минутой его хваленое самообладание все дальше летело к чертям. - Прости… - оторопело пробормотал он, плохо слушающимися от волнения губами. - Что и следовало доказать, - торжественно провозгласила она, - тебе нравится насилие. Уже возбудился? Не пора ли перейти к той части нашего общения, когда ты выебешь меня против воли? Ее цепкие, как птичьи когти, пальцы вцепились мужчине в ремень, но он быстро скинул ее руку и попятился. - Заткнись, - взмолился Кайло и повторил это несколько раз в жалкой надежде на то, что эта наивная просьба достигнет хоть какого-то результата. - Я тебя не осуждаю, - промурлыкала Рей, хитро сощурив свои безумные глаза, - кому понравится слушать правду о себе. - Заткнись. - Не хочу, - упрямо покачала головой девушка, медленными, крошечными шажками кровожадного хищника, загнавшего в угол свою жертву, приближаясь к нему, - но ты знаешь много способов это сделать. Ударить меня, например. Или затолкать свой чертов член мне поглубже в глотку. Тебе же это нравилось, ставить меня на колени? - Заткнись… Рейна Беккер или Рената Винтерс, которую Кайло когда-то знал или любил, должно быть, все-таки как-то погибла за эти двадцать лет. Неизвестно, какая печальная участь постигла эту прекрасную, смелую, яркую девушку, но холодное, скользкое существо, стоявшее сейчас перед ним в какой-то жалкой паре шагов, просто не могло быть ей. Это был какой-то демон, выскочивший из преисподней, чтобы вдоволь насытиться болью своей жертвы, но, к несчастью, не знающий меры в своей жажде. Жестокий призрак с ее лицом. И мужчина уже даже готов был поверить в ту безумную версию, в котором девочка с рыже-каштановыми волосами из Кракова все-таки умерла в тот день, и все, что было после являлось только красочной галлюцинацией его измученного чувством вины разума. И, любовь и счастье, которые она способна была подарить, и тот ужас и мрак, что она принесла с собой теперь. Еще каких-то пятнадцать сантиметров и она запустит свои когти в его грудную клетку, чтобы копошиться там у него на глазах, вытряхивая все органы по очереди, пока не доберется до сердца. - Потерпи, скоро все закончится, - насмешливо протянула Рей, имитируя ту интонацию, с которой когда-то он сам произнес эти слова, обращаясь к ней, - так будет лучше… - Заткнись! Кайло швырнул об пол нагревшуюся за это время в руке бутылку с недопитой водкой и град осколков царапнул босые ступни на полу вместе с теплой от его пальцев жидкостью. Рей с любопытством проследила за траекторией ее полета и подняла перед лицом зажигалку, с которой развлекалась до того, стоя у окна. Она воспользовалась замешательством мужчины и сократила разделяющее расстояние, чтобы произнести ему прямо на ухо слова, опалившие кожу жаром ее дыхания: - Сдохни, мразь. А после чиркнула зажигалкой и швырнула ее прямо в лужу растекающейся по паркету водки, все ближе подступающей к их ногам. Грустные, потерянные незнакомцы наводняли улицы Парижа с наступлением темноты, шныряя словно зыбкие тени во мраке переулков, туда, куда не добирался желтый свет фонарей и теплые отсветы уютно горящих окон квартир и круглосуточных рестораций. Все они давно утратили лица и биографии, являясь ни то призраками потерянного поколения, стиснутого в тисках двух мировых войн, ни то нищими эмигрантами из бывших колоний, примчавшимися в этот город в поисках лучшей жизни, которую им так и не посчастливилось здесь обрести. Кайло успешно удавалось вливаться в ряды их безликого легиона, ведь он как никто обладал на это правом: побывавший на фронте, в дыму окопов и полевых госпиталей с залитым кровью грязным полом, в лагерных бараках, сбежавший из разорванного на две половины и погибшего отечества, потерявший всех, кого любил и не любил – ведь сам себя он люто ненавидел за ошибки прошлого, и все равно потерял где-то между всеми этими кругами ада. Он смутно мог вспомнить, когда в последний раз просыпался трезвым, обнаруживая рядом с собой на смятой за ночь, полную липких кошмаров, подушке не прекрасную женщину, а пустую или еще не совсем бутылку какого-то отвратительного пойла. Он выходил из дома только ближе к вечеру, чтобы пить и бесцельно слоняться по Парижу, и за проведенные здесь месяцы, слившиеся в единое полотно безвременья, изучил город и все его злачные места, так, что мог ориентироваться в хитросплетенье его улиц с закрытыми глазами. Бывало он сидел на набережной Сены с видом на причудливую архитектуру Нотр-Дама, размышляя о том, что не воспитай в нем старик Герберт скептического отношения к любому религиозному образу мысли, он имел бы роскошную возможность забиться под сень этих готических сводов и долго пытаться замолить свои грехи, а не только заливать их алкоголем. Или подолгу пытался увидеть звезды над засвеченным огнями города небе со смотровой площадки возле Сакре-Кер, но находил глазами лишь пустоту. Бродил по запутанным улочкам Монмартра, вслушиваясь, в доносящиеся из открытых окон и кафе отголоски чужих, не рухнувшись жизней, смех и песни. Разглядывал надгробия на кладбище Пер-Лашез до рассвета. Или отправлялся в самые злачные и мрачные районы за вокзалом Сен-Лазар в надежде поймать там случайную пулю или нож под ребро от незадачливого грабителя. В одну из таких ночей ноги сами принесли его на бульвар Клиши, хотя Кайло старательно обходил это место стороной. Одна уже кричащая вывеска «Мулин-Руж» невольно заставляла его вспоминать злосчастный, грязный и прокуренный кабак в Берлине с его липким из-за блевотины и пролитого алкоголя полом и зеленой подсветкой сцены. Вероятно, именно в этот раз стремление к саморазрушению достигло своего апогея, потому что мужчина решился даже заглянуть внутрь кабаре. Он забился в самый дальний угол, уверенный в том, что не будет смотреть на сцену, остерегаясь увидеть на ней не пышно разряженных танцовщиц, а одну-единственную девушку-призрака в серебряном платье с голосом, сладким, как пение сирен среди туманного моря. Конечно же, все здесь было совершенно иначе и Кайло не понадобилось много времени, чтобы убедиться в этом, и испытать разочарование и нестерпимое желание убраться подальше от царящего в кабаре шумного веселья, среди которого он чувствовал себя незваным гостем из другого мира. Мужчина уже собирался допить очередную порцию горького, вонючего, но зато прекрасно ударяющего в голову абсента, когда перед его расплывающимся зрением материализовалось светлое пятно, навязчиво требующее к себе внимания. С трудом сфокусировав расслабленное полумраком и алкоголем зрение, он разглядел женщину, присевшую на свободное место за его пустующим столом. Это была чрезвычайно высокая блондинка с короткой стрижкой и статью потомственной европейской аристократки. Она задумчиво потягивала из изящного бокала зеленую жидкость, судя по всему, также бывшую абсентом, и изучала его большими, светлыми глазами, цвет которых в таком освещении разобрать было сложно. - Если вам нужен столик, то я сейчас ухожу, - быстро сказал Кайло и потянул бокал с остатками недопитого алкоголя к губам, но незнакомка остановила его руку в полете властным, но мягким движением. Он предположил, что женщина подыскивает место для компании, которую ожидает в ближайшее время, но ошибся. - Нет-нет, останьтесь, - попросила она и дружелюбно улыбнулась, - не лишайте меня удовольствия. - Удовольствия? – мужчина нервно рассмеялся и дерганным жестом указал на себя, - не знаю в какой вселенной общество опустившегося алкоголика можно назвать этим словом. Блондинка слегка склонила голову на бок и с наслаждением отхлебнула из бокала, словно пила какое-то благородное вино, а не горькую, полынную настойку. Она даже губы облизнула после, так, вероятно, ей нравился этот омерзительный вкус. Если она рассчитывала на секс, то Кайло собирался ее разочаровать, потому что был уже слишком пьян для таких сложных физических нагрузок. Да и предпочитал держаться от женщин подальше, на случай, если очередная из них окажется чокнутой психопаткой, которая решит вытащить из него остатки души, которой и так в нем почти не осталось. В любом случае, если высказывание незнакомки и было попыткой флирта, то бездарной и нелепой. Блондинка отвернула лицо к сцене и отблески софитов упали на него рваным, хаотичным узором. Она слегка сощурилась. - Это место уже не такое, каким я помню его, - задумчиво проговорила она, не удостоив его последнюю реплику ответа, - и это наводит на меня тоску. Да и Париж… не такой. А вы… - она обратно вернула свое внимание к жалкой персоне мужчины, - как призрак того города, где можно было напиться и потрахаться с Хэмингуэем. Кайло нахмурился, используя все ресурсы сопротивляющегося любым умственным упражнениям мозга, чтобы прочитать намерения, с которым незнакомка делилась с ним этой информацией. Для того, чтобы действительно быть любовницей известного писателя в его парижский период жизни, она была слишком молода, если, конечно, американец не скрывал от общественности наклонности к педофилии. Возможно, она была просто очередной представительницей поколения битников, увлекшейся очарованием той эпохи и отправившейся сюда за приключениями в духе разгульного Парижа тридцатых. Или… - Я не Хэмингуэй, - довольно воинственно сказал мужчина, даже слегка протрезвев от пугающей догадки, зародившейся на задворках его замутненного алкоголем сознания. Не может быть. - Да, вы - скорее Ремарк, - с готовностью откликнулась женщина, одарив его очаровательной белозубой улыбкой, - ведь вы немец? Хотя они и общались на французском, для Кайло, прекрасно распознававшего истинную национальность встречных людей по диалектам и особенностям произношения, не было загадкой каким образом она пришла к тому выводу. - Неплохо, - нехотя признал он правоту незнакомки, но посчитал себя обязанным указать ей на допущенную ошибку при идентификации своего происхождения, - но я итальянец, который большую часть жизни провел в Германии. - О! – воскликнула она с деланным удивлением, - как это любопытно. Ведь я – немка, но довольно долго жила в Италии, - она протянула мужчине крупную, но при этом красивую и крайне аристократичную ладонь, - меня зовут Генриетта фон Якоби. Но для друзей просто Фазма. - А мы друзья? – скептически поднял одну бровь Кайло, но руку незнакомки все-таки пожал, запоздало подумав, что с таким имечком, она, вероятнее всего, ожидала не этого панибратского жеста, а поцелуя, как это принято у дворян. Он хотел вырвать свою ладонь из руки женщины, но ее пальцы сжались с цепкостью бульдожьей челюсти. Она слегка наклонилась над столом, сокращая расстояние между ними. - Мы можем подружиться, - сказала Фазма многозначительно, - ведь у нас так много общего. Мужчина почувствовал давно забытое приятное покалывание на тыльной стороне ладони, там, где его касались пальцы навязчивой незнакомки, но быстро убедил себя в том, что это последствия опьянения. Абсент, все-таки, несколько иначе действовал на сознание и тело, нежели весь другой алкоголь. Вроде как когда-то он даже способен был вызывать галлюцинации, хотя, конечно, в Мулен-Руж подавали вовсе не эту вариацию этого колдовского зелья. - Не думаю, - как мог вежливо покачал головой Кайло, пытаясь как можно мягче намекнуть женщине, что не нуждается в собеседнике и хотел бы снова оказаться в одиночестве, - я точно не писатель. - Я думаю, что это упущение, - возразила Фазма, - вы похожи на человека, которому есть, что рассказать, - ее взгляд опустился к цифрам на запястье мужчины и намертво приклеился к ним, пока она говорила следующее, - за такую то долгую жизнь. Кайло кое-как удалось вырвать свою руку и он принялся судорожно натягивать рукав рубашки пониже к самым пальцам, стараясь при этом не смотреть в сторону странноватой незнакомки, так стремившейся навязать ему свое общество. - Я попал в лагерь еще ребенком, не хочу говорить об этом, - принялся оправдываться он, пока резкое прикосновение женщины к предплечью, которое он так стремился спрятать от ее внимания, не заставило его заткнуться. - Почему тогда не свел татуировку? – подловила его Фазма, хищно улыбаясь своим большим, красиво очерченным ртом, - прекрати. Я знаю, кто ты. - И кто же? - Ты такой же, как и я, - с удовольствием заключила она, наконец-то поймав взгляд Кайло, который он до этого момента упрямо отводил в сторону. Женщина мягко провела пальцами по его кудрям, заставив вздрогнуть и отшатнуться от этого прикосновения. - Иначе откуда мне было бы известно о том, что седина и другие признаки возраста проявляются, когда долго моришь себя голодом? – усмехнулась Фазма, намекая на седые пряди в волосах мужчины, которых за последние несколько ужасных месяцев стало намного больше, чем в Лондоне, - даже не представляешь себе, как я ужасно выгляжу, когда не питаюсь нормально. Сколько тебе лет? - В ноябре исполнилось шестьдесят пять, - нехотя ответил Кайло, теперь уже и сам не способный отвести взгляда от загадочной незнакомки. Он был даже благодарен себе за то, что в последнее время практически не трезвел, потому что алкогольное опьянение заметно притупило ужас и недоумение от этой безумной встречи, которая еще совсем недавно казалась чем-то из области фантастики. - Ой, - Фазма вдруг заливисто рассмеялась и каким-то игривым, почти пренебрежительным жестом потрепала мужчину по щеке, - да ты еще совсем мальчишка. Мне уже перевалило за две сотни, и я почти не помню дату своего рождения. Вроде это было в декабре… - Невероятно, - искренне изумился он, - сколько же мы можем жить? - Ну, самый старый из моих знакомых дружил с Боккаччо, - с легкими нотками ностальгии в голосе проговорила блондинка и поморщилась, - но средневековое воспитание сделало из него невыносимого зануду. И за это его грохнули. Мы все-таки смертны и такие же хрупкие, как люди, - она окинула презрительным взглядом посетителей кабаре. А потом подняла свой почти опустевший бокал в таком жесте, словно собиралась произнести тост. - За знакомство, - произнесла она одними губами и с явным осуждением добавила, - ты так и не представился. Кайло на мгновение растерялся, перебирая в голове все имена, которые ему приходилось носить за невыносимо долгую жизнь, и, пытаясь понять какое из них больше всего подходит для ситуации. Поддавшись какому-то минутному порыву он решил, что незнакомка, не смотря на все ее внешнее дружелюбие не заслуживает доверия и остановился на том, которым пользовался в последние месяцы в Париже, когда в том вообще была необходимость. Нужно ли вообще имя безликой тени? - Виктор, - сказал он, но поймал раздраженный взгляд светлых глаз своей собеседницы. - Настоящее имя, мон шерри, - пропела она. - Кайло, - нехотя выплюнул он, поморщившись от того, как это сочетание букв резануло по нервным клеткам, слишком долго пребывая в забвении, как какое-то запретное заклинание из тетраграмматона, - хотя есть еще другое, которое мне дали при рождении. - Пока оставь его себе, - великодушно разрешила Фазма, лучезарно улыбаясь, - потому что я очень надеюсь еще услышать твою историю целиком. Должно быть, она не менее занятная, чем у каждого из нас, - она сделала особенный акцент на последнем слове. - Ничего интересного, - попытался отмахнуться мужчина, но тут же оказался пригвожден к спинке стула ее пристальным, проницательным взглядом, намекающим, что блондинка не терпит возражений в этом вопросе. В конце концов, это могло стать крайне взаимовыгодным общением, ведь она владела информацией о других представителях их вида, на что уже неоднократно намекнула в разговоре. - О нет, - Фазма интенсивно покачала головой так, что светлые короткие волосы хлестнули ее по щекам, лишь слегка тронутым косметикой, - ты тут сидел и пил с таким видом, будто у тебя за плечами крайне насыщенное прошлое, - вероятно, она намекала именно на татуировку с цифрами. - А если я просто алкоголик? – мрачно усмехнулся Кайло, но этот аргумент в споре с блондинкой звучал слишком беспомощно, потому что, казалось бы, она видела его насквозь своими светлыми, очень проницательными глазами, чем-то напомнившими ему глаза Сноука, который блестяще читал людей. Хотя не был таким древним, как эта женщина, если, конечно, хоть часть сказанного ей была правдой. Сейчас она смотрела так, будто вся его жизнь лежала у нее на ладонях. И потерявшие в шуме ярмарки ребенка родители; и детство в обществе чокнутого ученого, крепко сидящего на морфии; и обе войны, и Краков. И кабаре «Зеленый фонарь». И мрачные бараки Брайтенау. И полыхающие останки лондонской квартиры. И безумный, одержимый смех Рей, исчезающей в ненасытных языках пламени, навязчиво возвращающийся в каждом кошмаре парижской зимы. - Ничего, - покровительственным тоном рассудила Фазма, тем временем внимательно наблюдавшая за переменами на лице мужчины, пока он думал об этом. Она стряхнула с его плеча невидимую пылинку и заверила, - от разбитого сердце еще никто не умирал. Со всеми случается это дерьмо, но я тебя подлатаю. Она наклонилась через стол и хищно улыбнулась. - Я надеюсь, что в благодарность ты продемонстрируешь мне всю яркость темперамента итальянцев, о котором столько говорят, - томно прошептала блондинка, и, не смотря на откровенный подтекст ее слов, в них не было и тени пошлости. Лишь обещание того, что несчастливую любовь действительно можно пережить. Не без ее, конечно, великодушной протянутой руки помощи. И других конечностей. - И часто ты подбираешь всякий сброд и тащишь в свою постель? – хмуро откликнулся Кайло, но женщину не обидела резкость его слов. Она громко, беззаботно рассмеялась. - Мне уже нравится твой острый язык, - призналась она, перестав смеяться, но улыбка все еще пряталась в уголках ее крупного рта, - посмотрим, на что он еще сгодится, - она с готовностью включилась в затеянное им по старой привычке противостояние, - на самом деле я считаю чем-то вроде своего призвания помогать нашим собратьям. - Только избавь меня от всякой ницшеанской херни, - тут же ощерился мужчина, чем еще больше развеселил свою новую знакомую, вызывая в ней желание включиться в его игру и уколоть в ответ. Она, вероятно, сразу отметила его больные места и теперь считала себя обязанной этим воспользоваться. - Никакого ницшеанства, - заявила Фазма, примирительно поднимая вверх свои крупные ладони, и ехидно добавила, ребячески подмигнув своему собеседнику, - просто вампиры лучшие любовники, чем люди. Опыт богаче. Кайло в ответ только закатил глаза, но все-таки выдавил из себя неуверенную, но почти искреннюю улыбку, удивившись тому, что мышцы его лица за последние месяцы вообще не потеряли эту способность. Блондинка осталась довольна достигнутым результатом и откровенно светилась от удовольствия, толи от того, что смогла его хоть немного растормошить, толи от такой удачной для нее находки. Мужчина сам не был уверен в собственной удаче, слегка жалея, что не отправился бродить по городу старыми маршрутами, а какого-то черта потащился в это кабаре. Но нельзя было отрицать иронию ситуации, казавшейся слишком абсурдной для того, чтобы быть реальностью. Выскользнуть из тисков отношений с жестокой социопаткой, чтобы угодить в гостеприимно распахнутые объятия двухсотлетней вампирши-нимфоманки? Однажды ему все-таки придется написать книгу о превратностях своей запутанной судьбы. Если раньше не откажет печень.