Как так вышло?

Полнейшая темнота, к которой глаза уже привыкли. Мёртвую тишину прерывали порой смешки и глупые шутки, и так это было неожиданно, что можно было упасть со страху, но отсутствие гравитации не позволяло этого сделать. Мерзкий на слух голос старался часто что-то произносить, будто бы пытаясь не сойти с ума в бескрайней тьме, что просачивалась в сознание каждого, кто плыл в ней. Но тут резкий, до ужаса яркий луч света пронзил тёмное пространство, осветив рядом находящихся. Некоторые лица казались такими знакомыми, но имена никак не вспоминались. Сразу же послышались удивлённые возгласы, никто, кажется, не понимал того, что происходит. — Создатель! Зачем он здесь? — Выпустить нас? Ещё один освещаемый силуэт появился из небольшого портала, но даже не успел произнести слова, как две быстрые фигуры обошли его, споря между собой. Карие глаза внимательно следили за этими словесными перепалками и толчками, пока поспешивших не достигло наказание, в виде удара током, взявшимся из необычной вещицы, что держал в руках этот самый человек. — Знакомьтесь! Генератор вероятностей! В руки всучили какой-то прибор со странной вертушкой, но она выглядела даже забавно. Все всполошились, что-то громко и тихо говорили, и лишь один из них молчал, как-то сурово глядя на генератор. Человек развернулся, попутно говоря о этих вещицах больше, и это, вероятно, очень важное замечание. — Используйте его с умом. Прощайте. Белого света стало больше, он стремительно распространялся вокруг. Ноги почему-то почувствовали нечто новое, похожее на падение. Вокруг послышались крики, а перед глазами по-прежнему было светло. Падать было страшно, и развернуться, дабы поглядеть, где там уже конец этого полёта, также было страшно. — Самое достойное восхищение в жизни человека — подняться после падения. Большие глаза резко открылись, а дыхание участилось. И первое, что эти глаза увидели после странного пробуждения, был деревянный пол. Сознание пыталось понять, как тело оказалось на полу, и одновременно с этим мысли зацепились за слова, сказанные мужчиной, что протягивал свою руку помощи. — С пробуждением, Габриэль. — оперевшись о предложенную руку, ныне лежащий парень встал и отряхнулся, здороваясь с отцом, что по-обыкновенному беззаботно улыбался. Его красные волосы были слегка растрёпанны, и говорили и том, что он недавно проснулся. Габриэль начал заправлять свою кровать, пока отец вышел из его комнаты, направляясь куда-то вниз по лестнице, на кухню. Когда с ложем было покончено, он принялся за переодевание, шагая по всей комнате в одном нижнем белье и ища домашнюю одежду. Когда же болотная футболка и спортивные штаны уже висели на теле, парень вышел из своей комнаты и свернул к ванной, где, отмывая своё лицо от половой пыли, думал и приснившемся. Сейчас те лица вспоминались плохо, стирались в памяти, но некоторые он действительно узнавал, это чувство его не покидало. На кухне парня ожидала привычная картина: отец спокойно пьёт чай, смотря в окно и говоря что-то, что Габриэль не понимал. Вообще, он часто наблюдал подобное у него подобное, Данте было привычно разговаривать с самим собой или с мамой, что не сильно отличалось от первого. Будто лишь он сам мог понять то, о чём болтает. Своей матери парень пожелал доброго утра, на что та лишь мило улыбнулась и кивнула. Сев за стол, он взял в руки хрустящий тост, обильно смазанный яблочным джемом, и запил его чаем. Погода на улице обещала быть совершенно естественной на для начала осени. Облака перекрыли солнце, и лишь некоторые лучи смогли пробиться сквозь на вид пушистую стену. Это вновь напомнило ему о том необычном сне, и он взглянул на отца. Кажется, там был кто-то похожий. От разглядывания его оторвала рука мамы, Клео, что вопросительно смотрела на него самого. Габриэль подумал, может ли он рассказать об этом сне родителям. И Вару. Того это наверняка повеселит, и он скажет что-то в духе: «Если мне тоже будет сниться такая поебень — я отказываюсь от сна!» — Мне сон приснился. — Данте открыл глаза, заинтересованно глядя. Парень рассказал всё, что смог запомнить, не забыв указать, что помнит кого-то, похожего на самого мужчину. Тот задумался, опустив пустую кружку на стол. Клео внимательно слушала, обдумывала, в итоге возвращаясь к одной и той же мысли. Пододвинув чашку с чаем ближе, она приобняла сына, похлопывая по спине. Габриэлю это не казалось необходимым, и он начинал жалеть о своём решении, ведь также вернулся к одной мысли. — Ну ты даёшь! — смеющийся голос по своему отчитывал, Габриэль ожидал именно этого. Ему обычно удавалось предугадывать слова и действия друга, настолько он старался быть внимательным. — Тебя же опять поведут к этому, как его там. психологу! Габриэль до сих пор не выстроил какое-либо отношение к тем походам. Разницы в своей жизни он не заметил, не было «до» и «после», о котором говорят другие. Он лишь научился молчать, узнав сколько обычных для него вещей являются ненормальными. Сам Вару, с которым он сейчас болтает по телефону, посоветовал ему отказаться от некоторых привычек, чтобы сделать вид, что беседы дали какой-то эффект. Габриэль не понимал зачем, если это неправда, но сделал всё именно так. Впрочем, его родители вовсе не глупые, и если не повели его в прошлый раз, не поведут и в этот. — Но папа говорил: «То, что выглядит странным, не обязательно плохо. Просто за это сложнее бороться». — Габриэль попробовал сымитировать интонацию отца, что вышло забавно. Вару лишь фыркнул на эти слова, поправляя свои новые очки. — Твой папа много чего говорит. Они не возвращались больше к этой теме, а просто болтали о произошедшем с ними на днях. Габриэль начал расспрашивать друга о синяках, что украшали загорелую кожу. Вару соврал на автомате, но спустя минуту молчания неохотно рассказал правду. Кареглазого эта ситуация обеспокоила, но шутник поспешил его уверить, что всё хорошо, в чём парень сразу же засомневался. Болтали они долго, лишь по телефону, ибо выходить на улицу одному не хотелось, а другому было лень и не комфортно. Глаза парня немного пощипывали, а в закрытом состоянии это ощущалось ярче. Мутно оглядевшись, Габри подошёл к полке с книгами, которые собирал и читал Данте, а некоторые и сам Габриэль. Ему всегда была интересна «взрослая» литература, и пока его одноклассницы читали однообразные, современные любовные романы, парня привлекала классика, философская литература, к которой притрагиваются только в старших классах. Это казалось его одноклассникам странным, но Габри не обращал на это внимания, читая в коридоре по переменам. Возможно, он много не понимал, но всегда было интересно столкнуться с чем-то новым, опущенным в современном мире. В любом случае, он мог попросить помощи в понимании у отца, который вовсе не был против увлечения сына, но всё равно старался обходить некоторые темы, будто бы пряча, оберегая от чего-то, что ему самому было знакомо. Взяв одну книгу, которую начал читать на днях, Габриэль присел на диван, захватив с собой пачку шоколадного печенья. Где-то на втором этаже послышалось копошение, и Габри вспомнил, что мама решила прилечь, потому, что чувствовала себя не важно. Отложив произведение в сторону, он поднялся по лакированной лестнице в родительскую комнату, стуча, перед тем как войти. Действительно, Клео проснулась, и расчёсывала длинные, запутанные волосы. Она ему улыбнулась, и парню вновь стало жаль, что она не может говорить. Он часто фантазировал, какой же у неё мог быть голос, подбирая только самые милые и спокойные. Он не до конца понимал, как это работает, но всегда мечтал подарить ей дар речи, и эта мечта не ушла, он до сих пор об этом думает, надеясь, что однажды у него это получится. Заметив грусть сына, Клео подозвала его к себе, после чего крепко обняв, и это говорило даже больше слов. Она не хочет расстраивать своего мальчика, не хочет ломать его мечты и надежда, но сама уже не уверена в том, что сможет хоть когда-то что-либо произнести. Но она будет продолжать улыбаться этим словам, ведь сын для неё на первом месте, и она сделает всё, чтобы он избежал горькой правды. Чтобы избежал, пока она рядом.