***
Штольман ходил туда-сюда по кабинету, пытаясь привести мысли в порядок. Было ясно, что "юродивый", хоть и продолжал бубнить под нос что-то о нечисти, на самом деле был совершенно вменяем. "По всей видимости, он кем-то сюда направлен. Но кем?" — Рассказывай, кто ты и зачем устроил весь этот балаган... "Юродивый" поднял глаза к потолку: — Божий человек я... — Имя у тебя есть? — Зосимом наречен. Прозвания своего не помню. Отпустите меня, Христом Богом прошу... — Зачем ты явился в дом вдовы Шелестовой? — На дело святое явился я туда. Беса нечистого изгонять... — Кто тебя надоумил? Кто заплатил? "Блаженный" переменился в лице. — Дела в доме том бесовские творятся. Сатанинское дело люди творят: мёртвых кличут. От того все несчастья. Послал в наш город нечистый бес душегуба... — Что знаешь о душегубе? Татаринов, записывающий показания, внимательно прислушался: авось и правда знает чего... — Силой нечистою послан сей душегуб, в наказание... За то, что от Господа нашего отреклись, за колдовство непотребное... Яков втайне обрадовался, что оставил Анну в доме у Шелестовой, следить за окружающей обстановкой. "Незачем её лишний раз волновать..." — Значит, говоришь, дела колдовские в том доме творились? Зосим кивнул. — Кто же тебе приказал пойти бесов оттуда изгонять? — Господь надоумил меня... Штольман остановился, заложив руки в карманы брюк. По тому, как начала подрагивать его левая нога, было видно: ему не терпится поскорее закончить беседу. — Что ж, Божий человек Зосим. Придется тебе эту ночь в камере посидеть. А там решим: в желтый дом тебя определить, или все-таки расскажешь о том, кто тебя нанял... Дежурный! Увидев дежурного, "блаженный" затрясся от страха. — В камеру его. "Юродивый" завопил благим матом: — Не на-адо! Не надо меня в желтый дом! — Кто послал? — Барин добрый сказал мне туда пойти, грешных людей усовестить, на путь истинный их направить... — Как зовут барина? — Не ведаю я... — Как он выглядел? — Дак ить соли-идный такой, на-абожный барин. Дал денюжку. На дело, грит, богоугодное... — Больно набожный, говоришь? — Дак ить, почитай, каждое воскресение в святой храм захаживает. — В доме у вдовы Шелестовой он не присутствовал? — Дак откуда мне знать? Темно было... — Всё ясно. Отведите его в камеру. — Слушаюсь, ваше высокоблагородие... — Отпусти-ите... — Ну куда я тебя сейчас отпущу. Посидишь, Зосим, у нас до утра. Может, вспомнишь, как выглядел твой добрый и набожный барин.***
В доме у мадам Шелестовой начало происходить что-то непонятное. Какой-то шустрый молодой человек в клетчатом костюмчике, до того неприметно сидевший в углу с блокнотом на коленках, вдруг подскочил со стула и начал мельтешить среди гостей. Сперва перекинулся несколькими словами с хозяйкой дома, затем помчался вдогонку за господином Мироновым и его спутницей (по всему видно — догнал, ибо вернулся в гостиную с весьма довольной физиономией), после чего начал что-то расспрашивать у гостей... Наконец настал черед Анны Викторовны. Юноша в клетчатом проворно подскочил к ней. Учтиво раскланялся. — Госпожа Миронова, если я не ошибаюсь? — Госпожа Штольман, если быть точнее. Да, это я. — Позвольте представиться: Евгений Порфирьевич Верховецкий, журналист "Санкт-Петербургского вестника". — Очень приятно. Господин Верховецкий сжал в руке коротенький карандашик. — Не будет ли вам угодно поведать нашему изданию о том, что же все-таки произошло на спиритическом сеансе? Анна вздохнула: — Думаю, вы и сами всё видели. Дух господина Видока некоторое время говорил с нами через Наталью Николаевну. Вы стали свидетелем довольно редкого явления, услышав голос из прошлого. Журналист достал из кармана блокнот и начал в него торопливо что-то записывать. — Позвольте спросить: имеются ли у вас какие-либо предположения по поводу личности убийцы? — Боюсь, его мотивы неизвестны никому, кроме него самого... Но об этом я бы вас попросила не упоминать в вашей статье. Равно как и о моем присутствии на сеансе... — Прошу вас, войдите в мое положение: уже от одного только упоминания вашего имени тираж раскупят в считанные часы... — И все же я настаиваю. Тем более, что за сегодняшний вечер и без того произошло немало интересных событий. — Но позвольте, как же я посмотрю в глаза редактору нашей газеты... Если он узнает... Наконец подошел Яков Платонович, явно взволнованный. — Господин Штольман, покорнейше прошу вас уделить несколько минут нашему изданию... Что вы можете сказать по поводу сегодняшнего происшествия? Тот недовольно заиграл желваками: — Виновник задержан, обстоятельства происшествия выясняются. Так и запишите. — Могу я узнать, как же вашей супруге удалось остановить этого сумасшедшего? — не унимался юный газетчик. — Послушайте, сударь: я твердо настаиваю на том, чтобы в вашей статье не упоминалось ни слова обо мне или об Анне Викторовне. Надеюсь, вам ясно? — Помилуйте, господин Штольман... — попытался было возразить ему Верховецкий, но, встретившись с жестким взглядом коллежского советника, предпочел пойти на попятную. — Хорошо. Как вам будет угодно. Штольман тем временем бесцеремонно заглянул в его записи. — Вот эти две строчки вы зачеркнете, — спокойным тоном прибавил он, — а это вот можете свободно публиковать. Про голос из прошлого можете написать в самом заголовке статьи; успех будет вам гарантирован. Евгений Порфирьевич широко улыбнулся: — Благодарю вас. Анна вздохнула с облегчением. Муж осторожно взял ее под руку. — Честь имею...***
Анисим Петрович сидел в полицейском экипаже, ждал своего начальника и думал о том, какое же отношение могут иметь члены спиритического кружка к недавним убийствам. "Может ли быть так, что убийца — один из них? Или что предсказание убогого все-таки сбудется, и эти люди станут следующими жертвами душегуба? А может... Нет, это уже похоже на какой-то бред..." Он старательно гнал от себя мысль о том, что к убийствам могут быть причастны темные силы. "Что же начальника так долго нету..." Наконец, в свете фонарей обозначились три темные фигуры: начальник и его жена разговаривали с лакеем. Последний отчаянно размахивал руками, словно убеждая в своей непричастности к давешнему инциденту. Анисим попытался прислушаться к их разговору, но безуспешно. Наконец лакей поспешно забежал в дом, а Штольманы подошли к экипажу. — Яков Платоныч, Анна Викторовна... Простите мое любопытство... Удалось хоть что-то узнать? Начальник сперва посадил в экипаж Анну Викторовну, затем сам устроился подле нее. — Думаю, с "блаженным" всё ясно. Кто-то подкупил его, объяснил план дома... По-видимому, пробрался он через черный ход, если только лакей не соврал и сам его в дом не впустил... Анна, которой, в отличие от него, было не всё ясно, спросила: — Но зачем кому-то нужно было присылать юродивого? — Полагаю, с той самой целью, которую упоминал дух Видока: пощекотать зрительские нервы. Не исключаю, что эту шутку мог устроить кто-нибудь из присутствующих. Аня придвинулась к нему поближе. — Яков Платоныч... — обернулась она к мужу. — Вижу, вас что-то беспокоит... Он заглянул ей в глаза, словно ему очень хотелось спросить её о чем-то очень важном... — Больше ничего необычного без меня не происходило? Анна задумчиво опустила глаза. — Да вроде бы ничего особенного... Разве что господин Крушинин попытался завести со мной беседу. Яков нахмурился: еще с порога госпожа Шелестова сообщила ему о том, что у его жены, кажется, завелся новый поклонник. — Я надеюсь, это не секрет? Анна Викторовна слегка наморщила носик. — Отнюдь. Он попросил меня разобраться с необъяснимыми явлениями в их усадьбе. Хотя мне показалось, что он просто лжет, и нету у него в доме никаких необъяснимых явлений. У Якова отлегло на сердце. — Ты так думаешь? — Яков Платонович, ну посудите сами: во-первых, если бы у них в доме действительно что-то происходило, они обратились бы ко мне за помощью еще вчера. И второе: когда я была у них дома, я совершенно не чувствовала там ничего такого. Разве что дух поручика Гладких... но я уверена, что он не желает им зла. Татаринов, справедливо рассудивший, что в данном обществе разговоры о нечистой силе не являются чем-то порицаемым, решил спросить у неё: — Как вы думаете: в деле о проститутках тоже могла быть замешана какая-нибудь чертовщина? Анна грустно взглянула на него. — Не думаю. Тут что-то другое... Штольман, окончательно отогнавший от себя мысли об Анином "новом поклоннике", наконец расслабленно выдохнул: — Знаете, Анна Викторовна, когда я был молод, я всегда восхищался сыскным талантом месье Видока. Даже не представлял, что когда-нибудь мне выпадет возможность его услышать... — Вы не просто его услышали, Яков Платоныч. Он дал нам понять, что относится к нашей полиции с уважением... — А вот это нам еще предстоит заслужить, — ответил Яков Платонович.***
"Они так и не обнаружили моё последнее творение. Странно. Неужели они всё-таки оказались глупее, чем предполагалось..." Пламя свечи покачивалось из стороны в сторону. На столе уныло стояла колба с заспиртованным кусочком плоти. "Жаль. Сегодняшний снег, боюсь, испортил всю декорацию. Теперь даже если её и выкопают, она будет смотреться уже не столь привлекательно. Следы, конечно, тоже будут заметены, но меня это почти не беспокоит. Я по природе своей отличаюсь большой аккуратностью и потому не оставляю улик. Даже если возникнут какие-то подозрения, доказать мою причастность не сможет никто. Нет, я не жалею, что мне пришлось томиться в напрасном ожидании весь день. У меня возникла поистине гениальная мысль... Но это завтра. А сейчас... сейчас я вновь выхожу на охоту. Интересно одновременно быть и охотником, и желанной добычей..." Бледные пальцы загасили свечу. Теперь в ней не было особой необходимости.