***
Яков Платонович Штольман собирался идти в управление. В голове у него царил полный сумбур: едва проснувшись, он взялся вновь за "дело садистов", да только главного — мог ли кто-то из тех людей быть причастным к нынешним злодействам — уловить никак не получалось. "Очень может быть, что «охранку» я зря всколыхнул. Не мог ведь человек в течение стольких лет сдерживать свою кровожадную сущность, чтобы потом внезапно она завладела его разумом и душой... Или же...?" — Яков, что с тобой? — окликнула его супруга. — Чай стынет... — Да-да, сейчас... Машинально отхлебнул чая, почти не распробовав. "Марков умер в тюрьме в восемьдесят пятом году, Буравин пробовал откупиться, но был все равно отчислен с позором... И еще Григорий Викторович. Наш уважаемый Григорий Викторович..." Встал из-за стола, вытер губы белоснежной салфеткой. — Заварзин тоже имел прямое отношение к «садическому обществу»: наблюдал за происходившим со стороны... Очень может быть, что это он их всех тогда выдал. Хотя на Григория Викторовича это не похоже... — Яков, ты что, Григория Викторовича подозреваешь? Штольман вздрогнул: он понял, что разговаривает сам с собой вслух. — Пока не знаю. — Это нелепо. По показаниям свидетелей, которых вы уже не сможете допросить, преступник был не более чем на три вершка выше убитой им проститутки Грачевой. Значит, его приблизительный рост — два аршина восемь вершков. Он чуть пониже тебя. Заварзин его на две головы выше... — Благодарю за ценные сведения... Анна Викторовна! Она обернулась. — Об этом пока никому не слова, хорошо? В глазах жены блеснула шальная искорка. — Подозреваешь кого-то из своих? — Но ведь как-то эти семь тел смогли туда попасть. Это значит, что либо Заварзин солгал, либо их подбросили туда в его отсутствие. Отсутствует он по воскресеньям, ездит к дяде в Псков. За него оставался ассистент... надо бы его допросить. И самого Заварзина тоже. — Ты больше не отпустишь меня в анатомический театр? — Ну почему же... Будем теперь наведываться туда вместе. — Не думаю, что там настолько опасно. Схрон с трупами обнаружен. Теперь он будет складывать их в другом месте. — Может быть... На крайний случай я дал тебе револьвер. Ты ведь теперь берешь его с собой? — поинтересовался коллежский советник, но вместо ответа получил увесистый такой шлепок по мягкому месту, заставивший его на секунду опешить от неожиданности. Опомнившись, мужчина резко развернулся, намереваясь изловить проказницу, да куда там: Аня ловко вывернулась, выскользнув из его рук, и через миг уже стояла в противоположном конце комнаты, кокетливо ему улыбаясь. — Ах вот значит как... — с азартом ответил Штольман, рванувшись за ней подобно влюбленному гимназисту. Догнал на середине комнаты. — Что ж ты наделала... — прохрипел он, сжимая её в своих объятиях, — мне ведь сейчас на службу идти... Ее нежные пальцы скользнули по его шее, зарылись в густых кудрях... Он наклонился к ней и властно завладел ее губами. — Никуда сегодня не пойду... — прошептал он, на секунду разорвав поцелуй. — Останусь с тобой... Их губы снова слились, в висках бешено стучала кровь; его жадная рука уже сминала в складки плотную Анину юбку, а все умозаключения в его голове были напрочь вытеснены мыслью о том, что стол не выдержит веса двоих, а до кровати он уже вряд ли дотерпит... Внезапный стук в дверь заставил обоих опомниться. Штольман сжал кулаки, прорычав в сторону прихожей: — Ну кто там? Невесть откуда появившаяся Наталья поспешила впустить визитера. Из прихожей донесся звонкий голос Татаринова: — Яков Платонович... Труп нашли! Штольман едва сдержался, чтобы не крикнуть в ответ: "Ваш труп мог подождать хотя бы пару часов?" — Как раз там найден был, где вчера Анна Викторовна указывали-с... Живот распорот, кишки все повыпущены, и еще он — злодей-то тот — ягод рябиновых сверху понакидал... не пойми зачем. За АлексанФедорычем и ГригорьВикторычем уже послали. Начальник сердито посмотрел на него. — Прошу прощения... Похоже, я не вовремя... От взгляда Анисима не укрылось, что и одежда, и прическа коллежской советницы были слегка помятыми. Начальник, тоже, к своему стыду, это заметивший, попытался скрыть следы своего недавнего порыва, делая вид, будто смахивает с Аниной одежды несуществующие пылинки. "Я так в немилость попасть могу, — подумал Анисим. — Знал бы, попозже явился бы на час-полтора. Расследованию б не повредило, а Ухабовой уж не поможешь..." — Ну почему же не вовремя, — смягчился наконец начальник, осознав свою неправоту. — Едем...***
Поехали вместе на ту злосчастную пустошь, в царство холода, в царство ветра... За городской заставой нагнали полицейский экипаж и труповозку: Заварзин с Иволгиным поехали труп забирать. Некоторое время они ехали друг за другом. Пурга присвистывала и завывала, направляя снежные вихри в лица кучерам, в морды лошадям... Примерно через четверть часа остановились. Непогода почти утихла, небо посветлело, изменив темно-серый цвет на беловато-пепельный. От дороги и обратно к ней вели цепочки мужских следов: три свежие, а одна давнишняя, снегом порядком подзаметенная. Первым выскочил из пролетки Татаринов, объясняя начальству обстановку. — Те, новые следы, — он указал на свежие, — наши. А вон те, что справа — убийцы. Мы специально другой дорогой прошли, чтоб не затоптать... Вышел Иволгин, одетый на этот раз по-дорожному: в коричневом в серую клетку пальто и коричневом же котелке. — Показывайте, где труп. Труп находился примерно в половине версты от дороги; скрытый за заснеженными холмами, глазам проезжающих он был незаметен. Вперед всех подбежал к месту преступления молодой фотограф Никита, начал настраивать камеру. За ним неспешно — куда теперь спешить-то? — шли Иволгин и Штольман. Оба были мрачнее тучи. — Будто в самом городе места ему не хватает, — скрипнул зубами Александр Федорович. — Надо ему трупы возить на такие огромные расстояния... — В этом есть свой резон, — заметил Яков Платонович. — Если б нам не подсказали вчера точное место, этот труп так никогда бы и не нашли. Стороживший тело городовой, дождавшись приезда начальства, отошел чуть в сторонку. "Это может иметь место по двум причинам: либо убийца отвозит тела в тихое место для последующего глумления, либо..." От этой мысли коллежский советник зажмурил глаза до боли. "Либо он просто играет с нами: интересуется, найдем мы её или нет. Подобное уже случалось, когда мы с Анной расследовали дело гипнотизеров. Неужели и этот негодяй решил бросить нам вызов?" Вокруг истерзанного тела, запорошенные вчерашним снегом, были рассыпаны рябиновые ягоды. — Тьфу ты... — плюнул в сторону Иволгин. — За холмом и с ягодами рябины, как по заказу... — Похоже, убийца хотел украсить свою "работу". — Но зачем? — Должно быть, считает, что со стороны это выглядит красиво. — Он сумасшедший... Штольман не ответил. "Если он действительно хотел сыграть в кошки-мышки с Анной Викторовной или со мной, то почему он за всё время ни разу не возвращался на место преступления? Почему не проверил, достигло ли «послание» адресатов? Да даже если б он просто решил спрятать тело, он вряд ли бы удержался от искушения вновь вернуться и проверить сохранность своей «картины»... Неужели...?" Подозвал Анисима, шепотом приказав ему ближе к вечеру вновь вернуться сюда и проверить, не будет ли на этом месте новых следов... Григорий Викторович деловито откапывал из-под снега тело несчастной горничной. — Что скажете об этом, Анна Викторовна? — крикнул он через плечо. — Полагаю, она мертва около суток... — Это подтверждают показания Никаноровой, — добавил от себя Иволгин. — Она утверждает, что Матрёна отправилась за покупками примерно часов в восемь утра. Штольман опустился на корточки, внимательно рассматривая убитую. — Характерные надрезы... Работал тот же самый преступник, — услышал он голос Анны, грустный и отстраненный. "Надо же: ещё вчера в восемь она была жива, направлялась в лавку, собиралась что-то прикупить... Возможно, у неё были какие-то свои мечты, ну или хотя бы наметки на будущее... Будущего у неё не было. Не было потому, что так решил какой-то негодяй. Вот так вот: никогда не знаешь, когда судьба решит оборвать твою ниточку..." Она едва сдержалась, чтобы не заплакать.***
По Николаевскому мосту прогрохотала черная карета, запряженная холеными лошадьми. Рядом с мостом, прислонившись спиной к заграждению, стояли двое молодых щеголей в блестящих цилиндрах. — И все-таки я не понимаю, Алекс, с какой целью ты меня сюда вызвал... — Послушай, Иннокентий, — вкрадчиво начал Алексей Крушинин (а был это именно он). — Я знаю, ты ведь хороший актер, и лично я всегда восхищался твоим талантом... Его собеседник был крайне этим польщен. — Хочешь сегодня вечером явиться ко мне на премьеру? — Прости, дорогой друг, не получится. Я обещал своей сестре помощь в одном щекотливом деле... Иннокентия это не огорчило; наоборот, услышав упоминание о прекрасной мадемуазель Крушининой, он довольно заметно приободрился. — Ты ведь гораздо лучше меня понимаешь, что актерское мастерство может быть весьма полезным не только на театральных подмостках, но и в обыденных ситуациях, и даже — особенно, я бы сказал, — в отношениях с женским полом... — Алекс, не темни, перейди уже наконец к сути. Молодой Крушинин провел тонким пальцем по блестящему набалдашнику трости. — Суть вот в чем: мне необходимо завоевать расположение одной очаровательной дамы... "Хороший актер" насмешливо улыбнулся. — Уж не влюбился ли ты часом? Крушинин нахмурил брови. — Да я ещё сам не знаю. Со мной такое происходит впервые... — И что она...? — Увы, мой юный друг: эта женщина уже замужем. — Мои соболезнования, Алекс... Так чем же я могу быть полезен? — Я намерен отбить её у мужа. Иннокентия разобрало любопытство. — Как ты собираешься это сделать? — Для начала я должен произвести на неё надлежащее впечатление. И в этом, я надеюсь, ты мне поможешь... — Но черт возьми, как? Алекс гордо задрал кверху подбородок. — Дело в том, что ей, как и многим молодым девушкам, нравятся мужчины-герои. Смелые и решительные. Именно таким я и собираюсь предстать перед ней в нужный момент. Иннокентий недоумевающе взглянул на своего приятеля. Тот наклонился поближе, прошептав юноше что-то на ухо. Молодой актер побледнел. — Алекс, ты с ума сошел? Это же дело полиции! Крушинин самодовольно улыбнулся. — Полицией буду я. Иннокентий судорожно замахал руками: — Нет уж, уволь, mon cher, я на такое не согласен... Я не смогу... Алексей положил руку ему на плечо. — Ты сможешь. Все будет в полном порядке... Я заплачу тебе. Он огляделся вокруг — рядом никого не было, — затем вновь что-то прошептал. Иннокентий всё ещё колебался. — Ты так уверен в этом? — Разумеется. Я ведь, как помнишь, тоже был весьма неплох по этой части. Стоять на одном месте надоело; решили прогуляться по набережной. — И ты думаешь, это подействует на неё должным образом? — Непременно. Алексей остановился, торжествующе глянув на своего друга: тот смотрел на него со страхом и восхищением. — А как же её муж? Безмерно довольный Крушинин элегантно взмахнул своей тростью. — Про мужа можешь вовсе забыть. — Думаешь, он не... — Кешенька, друг мой любезный, не смеши меня. Ему сорок пять, мне — двадцать пять. А ей ведь нет еще и двадцати восьми. Мое состояние, титул и внешность тоже говорят в мою пользу. Ему просто нечего будет мне противопоставить.***
Когда Штольман отвез Анну Викторовну в анатомический театр, их там уже дожидалась записка. Григория Викторовича просили срочно приехать в гостиницу "Атлант", где был обнаружен ещё один изуродованный труп женщины. — Да что ж такое! — воскликнул в сердцах судебный эксперт. — Это когда-нибудь кончится? — Кончится, но не сегодня, — прошептал под нос Яков. Необходимо было срочно ехать в гостиницу...