Дело особой важности

Ночью Анне вновь приснился кошмар. Снилось, как она год тому назад попала в плен к гипнотизеру Скрябину. На самом деле этого человека звали не Скрябиным, просто она узнала о том слишком поздно. Слишком. — Идем, — звучал у неё в голове властный голос. — Нет… — её разум пытался бороться изо всех сил, но против гипнотизирующей табакерки любая борьба была тщетна. — Ты поедешь со мной, — вновь послышался голос не-Скрябина. — Ты ведь не хочешь погубить всех своих родных… Блики, отраженные от зеркальной поверхности, ослепляли глаза, лишали воли… Хитрый подручный-алтаец, словно читая её мысли (а он ведь и правда мог читать мысли), тоже стоял перед ней и ухмылялся. "Теперь и вы ощущаете страх перед теми, от кого не существует тайн", — с ехидной насмешкой говорили его глаза. — Вы поедете… И ей пришлось ехать с ними, умирать от страха за свою жизнь, за жизнь своих близких… Были ещё какие-то запутанные разговоры о средневековых катарах, о великих свершениях, о высшем предназначении... Но только Анна чувствовала, что это всё не то, что не это послужило причиной для её похищения. Здесь было что-то другое. И это другое было не менее страшно... Периодически случавшиеся с ней обмороки приносили какое-то подобие облегчения. Целостность восприятия реальности исчезла, дальше были только обрывки… Картинка сменилась. Незнакомый дом… Она все еще под действием табакерки, не в силах пошевелиться, но при этом прекрасно осознает происходящее. Яков лежит на полу без сознания и в крови, а Юрий Сергеевич Воложаров — именно Юрий Сергеевич, а не Иван Евгеньевич, — протягивает ей маленький револьвер. — Добей, — торжествуя над поверженным противником, приказывает он. — Я не могу, — едва шепчет Анна, — я не могу… — Либо ты восстановишь сожженные им документы, — голос звучал подобно высшему приговору, — либо мне придется убить его твоей рукой… Внезапно случившийся обморок оказался спасительным для обоих. Нежданная помощь пришла в виде духа сибирского шамана, одной из первых жертв Полины и ее двоюродного брата. Дальше все происходило как в тумане. Острый осколок зеркала в руке, солнечный луч за окном, светлый блик, скользнувший по лицу Воложарова, несколько спасительных секунд — и вот наконец табакерка с шипением и треском разбивается на сверкающие осколки… Лица своего похитителя Анна не видит, но очевидно, что он обуян негодованием… — Что ты наделала?! Начинается потасовка. Гремит падающая мебель. Лицо и руку внезапно обжигает невыносимой болью… Почуяв неладное, в комнату вбегает Умрат, за ним — Антон Коробейников… "Только бы еще секунду…" Антон Андреевич проявил небывалую для себя ловкость. Поймав на лету то, что осталось от проклятой табакерки, он, не раздумывая, припечатал ею по голове Умрата, затем нацепил на Юрия Сергеевича наручники. — Анна Викторовна, Яков Платоныч… Вы живы? Снова обморок, на этот раз от нервного истощения и потери сил... Топот сапог в коридоре показался невыносимым грохотом. — Госпожа Миронова, все в порядке? Что здесь произошло? Первым, что Анна, очнувшись, увидела перед собой, было строгое лицо темноволосой женщины. За ее спиной стояли двое крепких мужчин в синих мундирах. — Кто… вы? — Охранное отделение. — Маргарита Андреевна! — крикнул кто-то издалека. — Кажется, он приходит в себя… Анна проснулась в холодном поту. Долго сидела на кровати, вспоминая минувшие события. "Снова воспоминания… Насколько они правдивы? Было ли всё происходившее со мною действительно так, или же просто гипноз и воображение проделывают со мной злую шутку?" Девушке вспомнилась история одной дамы, которая до последней минуты была уверена, что лечение гипнозом сделало ее навсегда молодой… "Надеюсь, я все-таки не..." Она осторожно коснулась шрама на своем левом запястье, теперь уже почти зажившего. "Случилось ли это в действительности, или я тогда просто сошла с ума?" Внезапно женщине вспомнилось, что говорил явившийся ей после той истории дух шамана. «Не возмущай свою душу понапрасну», — промолвил он ей тогда. «Душа свободна, и разум твой чист. Побори страхи, и обретешь покой…» Стало холодно; пришлось залезать обратно под одеяло. "Насчет покоя, Цырендондок Гуржиевич, боюсь, что вы всё-таки ошиблись. Разве только если мне следует понимать под «покоем» невозмутимость. А может, меня просто убьют… Не знаю. В любом случае вы были правы. И Никитина тоже. Необходимо отпустить прошлое, иначе оно испортит мне всю оставшуюся жизнь…" Анна обернулась: Яков что-то шептал во сне. Наклонившись к нему, она отчетливо расслышала фразу: «Я невиновен… Не-ви-но-вен…» — Я знаю… — беззвучно прошептала она, затем легла рядом с ним, прикрыв одеялом его широкие плечи. "Я знаю, о чем твой кошмар. Прошлое — оно у каждого свое…" Мужчина, проснувшись, вдруг встал с кровати, накинул на себя рубашку, налил в стакан прохладной воды. — Не спишь? — окликнула его жена. — Да так, что-то пить захотелось очень. Последствие плотного ужина. Анна придвинулась к нему и села рядом, спросив напрямую: — Прошлое не отпускает? Он поглядел на нее с такой нежностью, что ей нестерпимо захотелось его обнять. — Тебя тоже? — Да. Вспомнилась та история с табакеркой. Мужчина осторожно усадил ее к себе на колени. — Не бойся, девочка моя. Все уже закончилось. Просто оставь мысли об этом. — "Отпусти прошлое…" Как легко порой произносить эти слова, и как трудно это бывает сделать в действительности… Яков тяжело вздохнул. В голове его, словно набат, стучали слова Нежинской: "А твою драгоценную Анну найдут по весне в канаве, со сломанной шеей..." Он зажмурил до боли глаза и крепче прижал к себе любимую. "Спасибо тебе за то, что тогда осталась жива. Спасибо, что дождалась меня..." — Ты права: возможно, это никогда не пройдет. — Не думай об этом, милый. Нам нужно подготовиться к завтрашнему дню. — Не нравится мне эта идея со следственным экспериментом… Как бы Сашка не наломал дров. Она ловко соскочила с его колен, допив оставшуюся в стакане воду. — Обещаю завтра за ним присмотреть. — Если будет возможность, я постараюсь приехать и понаблюдать за обстановкой со стороны. — Сомневаешься во мне и АлексанФедорыче? — Не то чтобы сомневаюсь… Иволгин очень талантливый сыщик. Просто он сам этого не осознает. Иногда у него такие озарения случаются… Про тебя можно и не говорить, ты уже не первый год в полиции… — Тогда в чем, собственно, дело? — У меня предчувствие нехорошее… — Предчувствие? У материалиста? Хотя ты прав, мне тоже что-то не по себе в последнее время. Он уложил ее рядом с собой, бережно завернув в теплое одеяло. — Слишком много в этом деле странностей. Сначала трупы, затем эти крушининские отпрыски… — Они у тебя на подозрении, или ты просто ревнуешь? — И то, и другое… — Не думай ни о чем. Спи, утро вечера мудренее…