Анна Викторовна наблюдала за происходящим из-за ширмы. От нее не укрылось, как дух Марфы Глушко, прежде витавший подле её тела, устремился вслед за её "женихом".
Едва мужчины успели выйти на улицу, Анна выскочила из укрытия, подбежала к окну, проводила взглядом Киреева.
В самом деле: призрак убитой девушки всё ещё продолжал преследовать его.
— Яков Платонович... — выпалила она, стоило только Штольману вернуться обратно. — Необходимо проследить за ним.
— Уже распорядился, — успокоил жену коллежский советник. — А вы, значит, что-то подозрительное заметили?
— Он что-то скрывает, это точно. К тому же дух убитой невесты зачем-то за ним увязался...
Яков подошел к ней.
— Я вам больше скажу, Анна Викторовна: полагаю, она устроит ему сцену ревности... не знаю уж, как это принято в мире духов. Дело в том, что Пафнутий Киреев через несколько недель после исчезновения Марфы женился на дочери своей квартирной хозяйки. И женился явно по расчету.
Она положила руки ему на плечи, не обращая внимания на опершегося об стол Иволгина.
— Почему вы так думаете?
— Потому что жена его, мягко выразиться, не блещет ни красотой, ни умом, ни домовитостью...
Анна отступила на шаг назад, в её глазах обозначилось возмущение.
— А вы считаете, что женщине непременно нужно быть привлекательной, и что в противном случае ни один мужчина не сможет её полюбить?
Штольман улыбнулся. Его мягкий взгляд растворился во взгляде любимой женщины.
"Ты так и не изменилась за восемь лет нашего знакомства. Такая же гордая. И при этом такая ранимая..."
Он бережно взял её за руки и прошептал:
— Поверьте мне, Анна Викторовна: любви там и близко не было. Жена Киреева дома носит платье с длинными рукавами, но синяки у неё на запястьях я успел заметить.
— Прошу прощения, Яков Платонович. Я поняла, что вы имели в виду...
— Я тоже тебя услышал.
— Послушайте, господа голубки, — вмешался в разговор Иволгин, — ворковать будете позже. Сперва дело.
— Да-да, простите, Александр Федорович. Так что же вы хотели мне сообщить?
— Дело в том, Яков, что четыре последние жертвы были убиты не так уж и далеко друг от друга...
Он взял со стола карту.
— Вот, поглядите! — с воодушевлением воскликнул он, ещё раз обведя заветный круг притупившимся карандашом.
Яков прищурился, вглядываясь повнимательнее.
— А вот это уже любопытно... Это участок Жукова?
— Да, это его участок.
— Необходимо с ним побеседовать...
— Ты прав... Поезжай к нему прямо сейчас. Возможно, он что-то знает.
— Вы уверены, что справитесь тут без меня?
— Обижаешь...
Вбежавший без стука Анисим Петрович прервал разговор сыщиков.
— Ваше высокоблагородие, Яков Платонович, тут вам просили передать: Виталия Красюка только что видели возле его дома...
— Как же не вовремя... — едва слышно прохрипел коллежский советник. — Задержите его под любым предлогом. Я скоро подъеду.
— И ещё этот, блаженный... — пытался дышать ртом Татаринов. — Был я в той церкви... В общем, вы были правы-с.
Яков усмехнулся:
— Вот, значит, как... Ступайте, Анисим Петрович.
— Слушаю-с...
— Правы в чем? — заинтересовался Иволгин.
— Дело в том, — объяснил ему ситуацию Яков Платонович, — что именно генерал Крушинин прислал убогого Зосима на спиритический сеанс... с целью отвратить высшее общество от подобного рода занятий.
— Невероятно!
— Полагаю, господин Верховецкий с удовольствием продал бы душу за такие сведения...
Иволгин рассмеялся.
— Господа, — прислонилась к окну Анна Викторовна, — сюда идут Крушинины. Все трое.
— Помяни черта... — хмыкнул надворный советник.
— Я, пожалуй, спрячусь от них.
— Анна Викторовна, прошу вас, останьтесь. Может потребоваться ваша помощь, если кто-то упадет в обморок...
Яков взял жену за руку.
— Берегите себя.
— Не беспокойтесь, ЯкПлатоныч, всё пройдет, как должно... — не без доли бравады кивнул ему Иволгин.
Едва успел Яков Платонович выйти в коридор, как вошел судмедэксперт.
— Григорий Викторович, ну где вы пропадаете?
— Прошу прощения, нужно было успеть пообедать...
Иволгин взглянул на часы.
— Пора начинать.
Первым вошел в прозекторскую Буравин, сопровождаемый конвойными, за ним Юшкевич, после него — молодые Крушинины. Старый генерал вежливо пропустил вперед себя акушерку Никитину.
Замыкала необычное шествие Елена Львовна, на плечо которой оперлась добровольно вызвавшаяся на опознание Алена Дмитриевна Тишкина, клиентам заведения обычно представлявшаяся как "милашка Жюли".
Анна с Заварзиным привычным движением скинули белые простыни с лиц убитых.
Все вздрогнули, кроме Буравина и Никитиной, отступили назад. Ксения Крушинина едва не лишилась чувств, но брат вовремя взял её под руку. Уйти незаметно не представлялось возможным: в дверях стояли Степан и Михалыч.
— Это всё я-я-я... — тихонько всхлипнула Тишкина. — Это я посоветовала ей в Свечной переулок пойти-и...
Она бросила взгляд на Никитину, которая со злобой смотрела на неё. Анна, стоявшая у изножий кушеток рядом с Григорием Викторовичем, облегченно выдохнула: теперь повивальная бабка не будет считать её доносчицей.
— Алена Дмитриевна, — дерзко прозвучал вопрос Иволгина, — вы узнаёте здесь кого-нибудь?
Жюли вытерла слезы платком, стараясь сосредоточиться.
— У-узнаю... Это Настасья...
— Анастасия Грачева?
— Д-да... Это Маша Сорокина... Господи, кто ж её так...
Буравин, вспомнив вчерашнюю "шутку с носом", гордо ухмыльнулся.
— Ещё кого-нибудь знаете?
— Знаю, — неожиданно выпалила она. — Вот это Маркиза, она недалеко от Знаменской площади комнату снимала. Это вот Катька-стерва, подружка её.
— Эти девицы не из вашего заведения?
— Нет, что вы, — отмахнулась, как черт от ладана, Лопухова. — Это, Александр Федорович, не из наших. Я даже имён их не знаю, клички только.
Жюли тем временем подошла к телу убитого мужчины:
— Батюшки! Это ж Сенька Горбатый, "кот" ихний! Про него же ещё говорили, что он уехал из Петербурга...
— Так он и уехал... — хохотнул себе под нос купец-миллионщик.
— Больше никого не узнаете, Алена Дмитриевна?
— Больше никого... Вот этот разве что к нам, бывало, захаживал, — она указала пальцем в сторону Буравина, затем обернулась к Алексею Крушинину. — И этого ещё знаю...
У генерала от стыда и негодования раздулись ноздри. Алексей скрипнул зубами, затем, словно умоляя о прощении, робко взглянул в глаза коллежской советнице, но увы: та даже не удостоила его ответным взглядом.
— Благодарю вас за помощь следствию. Подождите меня в коридоре, необходимо будет уточнить кое-какие детали... — кивнул Иволгин.
Девица пулей вылетела в коридор, прижав ко рту бумажный кулечек.
Госпожа Лопухова, улучив момент, шепнула следователю на ухо:
— Позвольте и меня тоже отпустить, Александр Федорович. Могу поклясться, что ни с кем из убитых, кроме Семёна и Маши с Настей, я не была знакома.
— Извольте...
Анна переводила взгляд с одного подозреваемого на другого.
"Хозяйка борделя, скорее всего, непричастна к убийствам, и эта девушка тоже. Акушерка стоит с привычной маской недовольства на лице, переминается с ноги на ногу — хочет поскорее уйти? Или боится, что правда выйдет наружу? Непонятно...
Брат Марии Сорокиной еле держится на ногах. Он тоже боится: покойников или правосудия... Кто знает...
Генерал Крушинин явно не в своей тарелке, но пока держится молодцом. Для Ксении Георгиевны пора подготавливать нашатырь, она сейчас в обморок свалится. Алексей Георгиевич тоже довольно бледен... впрочем, он гораздо чаще смотрит на меня, чем на трупы.
Пожалуй, единственный, кто сохраняет здесь завидное спокойствие, это Буравин. Более того, он просто упивается неприятным зрелищем. Бравирует? Уверен в своей невиновности? А может быть, в силе денег?"
Проводив взглядом хозяйку борделя, сыщик многозначительно взглянул на остальных подозреваемых.
— Господа, вы были знакомы с кем-либо из этих людей?
Георгий Павлович принял на себя удар первым.
— Даю вам слово дворянина, что ни кем из убитых я никогда не был знаком, за исключением той девицы, которая была убита у нас на днях. Впервые увидел я её в понедельник, и на тот момент она была уже мертва.
Иволгин удовлетворенно кивнул ему.
— Благодарю вас.
Анастасия Андреевна нервно поджала губы:
— Да, я была знакома с Анастасией Грачевой, а также с Екатериной Беляевой: обе они в свое время прибегали к моим услугам.
Иволгин подозрительно глянул в её сторону.
— Примем к сведению...
Настала очередь Алексея.
— Я видел этих двух барышень. Мелькали они в заведении Елены Львовны. Сам знаком не был...
— Почему же, когда мы нашли труп одной из них у вас в поместье, вы утверждали, что видите её впервые?
— Прошу прощения, не хотелось огласки.
Ксения Георгиевна Крушинина, зажав нос платком, опиралась на локоть брата. Превозмогая тошноту, она прошипела:
— Вы, вероятно, ожидали от меня услышать некие пикантные подробности, господин следователь? Что же, разочарую вас: ни с кем из убитых я никогда раньше не встречалась. Больше я ни слова вам не скажу без моего адвоката...
Юшкевич, дрожа от страха, заставил себя взглянуть на тело убитой сестры.
— Она это, кто же ещё... Поделом этот упырь её изуродовал... Ещё и нос ей отрезал...
Он резко отвел глаза в сторону.
— Сама, дура, виновата...
— Господин Иволгин, — задал вопрос Георгий Крушинин, — Надеюсь, больше вопросов у вас к нам не возникнет?
— Ну почему же... — Александр Федорович решил примерить на себя образ хищника. — Вопросы ещё будут, особенно к тому, кто совершил все эти жуткие злодеяния.
Он важно прошелся мимо подозреваемых, обводя каждого из них высокомерно-подозрительным взглядом. Остановился напротив Анастасии Никитиной.
—
Или же к той...
Никитина позеленела от злости, крепко сжав кулаки.
— Так вот вы куда клоните, господин сатрап! — решительно шагнула она в его сторону. — Хотите всё взвешать на меня!
— Учитывая ваш род занятий, а также ваше прошлое, госпожа Никитина, имею все основания подозревать вас в убийствах.
Она набросилась на него с кулаками, вцепилась мертвой хваткой в его отглаженный воротник.
— Что ты сказал про моё прошлое, негодяй? Думаешь, если я в тюрьме сидела, то теперь можно обвинять меня во всех смертных грехах?
Надворный советник отчаянно сопротивлялся, пытаясь защитить хотя бы свое лицо от острых ногтей разбушевавшейся женщины. Наконец их разняли городовые; вскоре подоспела и Анна Викторовна, брызнувшая в лицо повитухе холодной водой.
Никитина не унималась.
— Только и умеете, что жизнь людям портить! Восемь проклятых лет, вся семья, вся жизнь под крышку гроба! Ненавижу! Ненавижу!
Иволгин растерялся, заорал во весь голос:
— Анна Викторовна, прошу вас, уймите эту ненормальную!
Анастасия Андреевна была намного сильнее, чем могло показаться: едва удалось двум крепким мужчинам выволочь её за дверь.
— Ненавижу... Ненавижу... — всё никак не успокаивалась она.
— Послушайте, Анастасия Андреевна, — с участием обратилась к ней Анна Викторовна, — прошу вас... Это не поможет вам вернуть близких, а только лишь погубит вас... Подумайте о своем будущем...
— У меня нету будущего... — процедила сквозь слезы акушерка. — Они всё у меня отняли, всё... Вы, как никто, должны меня понимать...
— Анастасия Андреевна, пожалейте себя... Подумайте о тех, кому вы ежедневно помогаете... Как они будут справляться без вас?
Никитина села на холодную скамью, сжав её ладонь в своей.
— Жаль, что мне не дано быть такой же светлой, как вы...
Она достала носовой платок, обтерла припухшее лицо.
— Вы правы, госпожа Миронова. Я погорячилась. Просто этот усатый таракан осмелился сказать мне такое...
— Не беспокойтесь, Анастасия Андреевна. Я верю, что вы не убивали.
В коридор высунулась голова Иволгина.
— Анна Викторовна, прощу прощения: нужна ваша помощь...
В прозекторской назревало недовольство публики.
— Теперь-то, я надеюсь, мы уже можем идти... — пуще прежнего возмутился Георгий Павлович. — Не видите, что моей дочери стало дурно!
— Разумеется. Можете быть свободны...
Внезапно под простыней что-то как будто вздрогнуло.
Юшкевич, шарахнувшийся назад, побледнел пуще прежнего, и с истерическим воплем "Она живая! Она шевелится!" без чувств повалился на пол.
Анна подсунула ему под нос флакончик нашатыря. Мужчина закашлялся, приходя в сознание.
Тут вдруг раздался странный грохот. Все обернулись: другая покойница подпрыгнула в воздух вместе с кушеткой.
Юшкевич вновь хлопнулся в обморок, за ним едва не последовал Иволгин. Ксения Георгиевна, закатив глаза, начала оседать на пол; Алексей вовремя успел подхватить её на руки.
— А-ха-ха-ха! Ах-хах-хах-ха-ха! — раздался громкий смех купца-оригинала.
"Пнул ногою кушетку. Не иначе..." — догадалась Анна, пока Заварзин приводил в чувство графиню Крушинину.
— Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха! — надрывал живот Аполлинарий Никитич.
Генерал Крушинин ошеломленно посмотрел в его сторону.
— Господин Буравин, с вами всё в порядке? — спросил он, уже убедившись в том, что слухи о чрезмерном пристрастии Аполлинария Никитича к морфию и спиртному действительно были правдивы.
— Гы-ы, — показал ему язык любитель извращенных шуток.
— Поля, хватит комедию ломать! — крикнул ему Заварзин.
Александр Федорович, белый как мел, подозвал к себе конвойного.
— Доставьте... его... обратно... в камеру...
Но Аполлинарий Никитич уже не обращал на них обоих внимания. Уткнул руки в боки, пронзил нахальным взглядом судебного эксперта:
— А это кто у нас тут распоряжается? Привел ко мне в дом полицию и стоишь, довольный?
Заварзин встал напротив него.
— Поля, перестань, это переходит всяческие границы...
Буравин показал ему кукиш.
— Да ты просто завидуешь мне. Моему дому, моим деньгам, моим бабам...
— Господин Буравин, извольте пройти... — пытался донести до него конвойный, но того как будто не слышали.
— ...Да на тебя, могильного слизняка, ни одна дура никогда не полезет... — Он подмигнул Анне. — Вы, барышня, можете его не опасаться: он у нас сам живых девок боится. Ему по душе только дохлые...
— Ах ты, тварь! — накинулся на него с кулаками судмедэксперт, повалив на свой письменный стол.
Иволгин попытался вклиниться между дерущимися, чтобы разнять, но был бесцеремонно отброшен на пол. Хорошо хоть не на кушетки с трупами брякнулся.
Наконец растащили бывших приятелей, развели по разные стороны.
— Ты прекрасно знаешь, что я не скотина, Буравин!
Буравин стоял, ухмыляясь:
— У-тю-тю, какой у нас ангел нашёлся. Забыл, видать, делишки-то наши студенческие?
Заварзин сжимал кулаки, силясь высвободиться.
— За мною такого не числилось! И девку убил Марков, не я... И донос я на вас не писал!
Уже с порога Буравин обернулся к нему и ответил:
— Да кому теперь важно: кто писал и за кем что числилось... Ты тоже там был... Остальное неважно.
***
Виталий Красюк, рыжий краснолицый парень с зелеными глазами и козлиной бородкой, заглядывал в горлышко пустой бутыли.
— Что за беда-то: даже водки в доме не осталось... — присвистнул он.
— Здравствуйте, Виталий Игнатьевич, — послышался ему хриплый голос откуда-то со стороны.
— Здравствуйте, коли не шутите... А кто это?
— Полиция. Следователь Штольман.
Виталий развернулся на стуле: перед ним стоял приличный вроде человек в черном пальто и котелке.
— Выпить есть?
— Выпивки с собой у меня нет, а вот разговор серьёзный к вам будет.
— В тюрьму, значит, меня поведёте?
— Это зависит от того, что вы расскажете...
Бывший ассистент протер глаза кулаком:
— Ну что, мучители, должен я вам рассказать?
Сыщик придвинул к себе второй стул, уселся, как у себя дома.
— А расскажете вы сейчас мне о том, кто протаскивал трупы на кладбище, в безымянные рвы, месяца так с ноября.
Красюк помотал головой.
— Что за чепуху вы мелете? Какие трупы? Кто протаскивал?
— А вот это вам должно быть известно. Вы ведь по воскресеньям Григория Викторовича замещали?
— Ммм... Ну даа...
— Повторяю вопрос: кто притаскивал по воскресеньям на кладбище отпрепарированные трупы и складывал их в безымянные могилы?
— Не знаю... Не видел я...
— Сами-то в это время чем занимались?
— Ну пи-ил!
— Никаких вещей подозрительных на кладбище не происходило?
— Каких таких подозрительных, там со скуки свихнуться можно...
— Где вы были ночью с воскресенья на понедельник?
— Не помню...
— Потрудитесь вспомнить...
— Спал дома...
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Не-е...
Мужчина в черном вдруг резко встал.
— Всё ясно. Анисим Петрович! — крикнул он в сторону двери. — Доставьте его в управление.
***
— Наконец-то всё это закончилось, — облегченно прошептал Иволгин, когда все участники "эксперимента" разошлись. — Штольман был прав: нужно было заводить их всех по одному. Мороки было бы меньше.
— Главное, что убийца так и не признался в содеянном, — заметил судмедэксперт, потирая ушибленное предплечье.
Правая рука Иволгина тоже предательски потянулась пощупать набухающую шишку на затылке.
— Послушайте, я, конечно, понимаю Никитину: женщины в подавляющем большинстве своем имеют определенную склонность к истерии... Но вы-то, вы-то, Григорий Викторович! Как вы могли повестись на нападки этого... этого...
— Простите, Александр Федорович. Как-то само собой вышло.
— Вы хоть понимаете, что вы с Буравиным меня только что чуть не убили?
— Уверяю вас, я не хотел этого делать...
Подошла Анна Викторовна, приложила к его голове холодную марлю.
— Благодарю вас... У-у, как же больно-то... Ещё этот труп шевелиться начал... неужели и правда духи...
— Духи здесь не при чем. Скорее, последствия разморозки. Ничего сверхъестественного, но выглядит довольно страшно. Я понимаю, почему Юшкевич упал в обморок.
Громко хлопнула дверь, и вошел городовой.
— Ваше высокоблагородие, — дрожащим голосом шепнул он Иволгину, — экипаж вас дожидается.
— Послушай, Кондратьев, — спросил его вдруг Александр Федорович, прижимая марлю к больному месту, — трактир, где задержали извозчика, где находится?
— Так рядом с сапожной мастерской... Но, позвольте: как же вы туда пойдете? Приличной публике там делать нечего.
— А где его дом, не скажешь?
— Так он во флигельке живет, там же, рядом.
У следователя засверкали глаза.
— Прошу прощения, господа, вынужден вас покинуть...
Он спешно надел пальто и шляпу и направился в полицейское управление.
