"Осень уж кончается, Зима начина-ется, Все снега повы-па-ли, — ой, Боже мой, — Ивушку засы-па-ли..."
Штольман передернул плечами, поморщившись: покойному Александру Федоровичу этот мотив никогда не нравился. "Прости меня, Саша: я упустил убийцу. Твои подсказки не помогли следствию: я был слишком нерасторопен. Теперь ищи ветра в поле... Именно так ты сказал бы, окажись на моём месте. Где же теперь искать? Как его обнаружить? А главное: кто же станет следующей жертвой?" Пришлось приложить усилия, чтобы собрать волю в кулак. "Нужно действовать. Нужно что-то делать..." — подумал коллежский советник. Вслух же спросил у Заварзина: — Результаты вскрытия уже готовы? — Да-да, конечно. Извольте ознакомиться... — рассеянно ответил судмедэксперт, протянув Анне Викторовне исписанные листы бумаги. "Вот ведь как судьба повернулась: молодой, перспективный следователь, всю жизнь ловивший душегубов, вдруг сам стал жертвой одного из них... Так-то. Молодой ведь совсем ещё, жить бы да жить..." Он вынул из кармана трубку. — Могу я быть вам чем-то полезной? — участливо спросила его госпожа Штольман. — Нет-нет, — отмахнулся Григорий Викторович, — можете ехать домой. За плечом девушки возник Яков Платонович. — Я отвезу тебя... Казалось, что обратный путь будет длиться вечно: несмотря на все старания кучера, уставшая за день лошадь едва справлялась со своими обязанностями. — Я должен был сразу отправить туда городовых, — казалось, что Яков разговаривает больше с самим собой. — Нужно было устроить ему засаду... Если бы не эти несколько минут... Теплая Анина ладонь легла ему на предплечье. — Яков Платонович, не казните себя. Вы сделали всё, что было в ваших силах. — В том-то и дело, что не всё... Он крепко сжал в руке трость. — Эх, Саша, Саша... В глубине души он всегда считал себя посредственностью. Оттого предпочитал находиться в тени, досадуя о том, что никто никогда не признает в нем гения сыска... А ведь он и был гением сыска, просто не осознавал этого до конца... — Поэтому вы относились к нему, как равному... Яков опустил голову. — Никогда не думал, что он уйдет раньше меня...***
Когда Анна и Яков вернулись к себе на квартиру, их уже дожидалась сонная Наталья Никитична. — Слава тебе, Господи, — устало пробормотала она, — а то я уже думала: не стряслось ли чего худого... По напряженному взгляду Якова Платоновича, однако, она вскоре сообразила: стряслось-таки что-то худое. Но пока промолчала. — Без нас никто не заходил? — почти шепотом спросил он. Горничная устало мотнула головой: мол, нет, не было никого. — Хорошо. Запритесь и не открывайте никому, кроме меня. Ни под каким предлогом. Сами тоже никуда не выходите. Если что — телефонируйте в полицейское управление, я буду там. — Но, Яков... — Прошу вас, не делайте глупостей без меня. Я постараюсь вернуться как можно скорее. — Береги себя... Яков крепко пожал ей руку, словно в последний раз, после чего отправился в полицейское управление. До рассвета оставалось ещё немного времени. Наталья отправилась почивать, благо все распоряжения давно уже были выполнены. Анна Викторовна сидела за столом, подперев лицо рукой; она прекрасно понимала, что после увиденного не сможет уснуть до утра. В голову лезли воспоминания о событиях, произошедших за минувшие сутки: проклятая статья в газете, помешавшая следствию; посылка с "третьим глазом", — несомненно ей, Анне Штольман-Мироновой, предназначенная; иволгинский "эксперимент", нападение на кладбище... Труп Иволгина и его убийца, сбежавший фактически из-под самого носа... "Не будь я врачом и медиумом в одном лице, я бы, наверное, и сама подумала, что убийца каким-то образом связан с нечистой силой... Но ведь это дело рук человека, пускай безумного, но состоящего из плоти и крови... Как нам с Яковом теперь найти его? Возможно ли это в принципе? И где она, граница невозможного?" Взгляд молодой женщины, бесцельно блуждавший по комнате, на миг задержался на высоком, в полный рост, зеркале в резной раме. Подойдя к нему почти вплотную, Анна пристально посмотрела в глаза своему отражению. Доверившись внутренним подсказкам, едва ощутимым, прислонилась ладонью к холодной зеркальной поверхности. Из уст, словно сами собой, вырвались отчетливые слова: — Дух Марфы Глушко, явись. В ту же секунду отражение перед ней поменялось: из зеркала теперь на неё смотрела мертвенно-бледная Марфа. А ещё спустя миг девушка провалилась в её предсмертные воспоминания.***
Штольман ворвался в кабинет покойного Иволгина. — Ваше высокоблагородие, какими будут дальнейшие распоряжения? — воскликнул едва поспевавший за ним дежурный. Яков скрестил руки на груди: — Во-первых, принесите сюда все документы, над которыми он работал за последние три дня. Во-вторых, мне нужны двое крепких городовых, молодых, сильных и ловких. В-третьих, когда увидите Анисима Петровича, немедленно зовите его сюда. — Ваше высокоб... — Что ещё? — Так это... С арестованными что делать? Сыщик нахмурил лоб: — Буравин с Первушиным пускай посидят пока в камерах. Крушинина с Лазаревым придется отпустить. — Слушаю-с... Татаринов приехал примерно через полчаса. Физиономия его сияла, словно начищенный пятак. — Нашёл! Яков Платоныч, нашёл! Штольман высунул голову из-за груды бумаг: — Вчерашний день нашли? — Отпе... Отпечатки! — задыхаясь от волнения, воскликнул Анисим. — В общем, вы были правы, Яков Платонович: он действительно всё за собой подчистил-с. Мебель, дверные ручки — всё вытерто-с. Но... Когда я вспомнил, что вы сказали: дескать, он эту пролётку первушинскую мог из окна присмотреть, — то решил сам присмотреться получше к оконной раме. И знаете, Яков Платонович, там-то они и нашлись... — Прекрасно, Анисим Петрович, — встал из-за стола коллежский советник. — Сейчас нужно приставить охрану к нашим с вами квартирам. Идемте, Анисим Петрович, нас с вами уже дожидаются. Действительно, в коридоре стояли двое крепких усатых молодцов. — Звонарев и Горохов... — взволнованно прошептал юноша, глядя на них. — Значит так, Анисим Петрович: берете одного из них и немедленно отправляетесь к себе домой. Они оба уже проинструктированы, знают, что делать. — Яков Платоныч, а что потом? — Потом возвращайтесь. — Как скажете, Яков Платоныч... Горохов, за мной! — окликнул он высокого краснолицего парня, того, что помоложе. Второй, чуть приземистее и шире в плечах, вопросительно уставился на начальника: что, мол, прикажете делать? — Едем ко мне... На выходе они едва не столкнулись с Алексеем Крушининым, подбадривавшим своего приятеля-актера; те предусмотрительно вжались в стену, стараясь быть незамеченными. Лишь только когда опасность миновала, молодые люди продолжили свой разговор. — Я должен был вчера быть на сцене, — жалобно заскулил Иннокентий Лазарев. — Алекс, если меня уволят из театра, виноват в этом будешь только ты... — Даже не беспокойся, друг мой, я всё улажу. Поедем лучше к maman, закажем шампанского, девочек... Иннокентий решительно покачал головой: — Прости меня: в бордель я нынче не ходок. К тому же устал безмерно. Поеду к себе домой... Вышли на улицу, вдохнули вольного воздуху. — А мне вот в ближайшее время от дома своего следует держаться подальше, — с досадой промолвил Крушинин. — Отец наверняка рвет и мечет... Поехал бы сейчас в Смоленск к родственникам по матери, да только мне теперь запрещено покидать Петербург... Так и поплелись, прихрамывая — подальше, подальше от полицейского управления.***
— Зачем явилась? — голос парня был злобным, неласковым. Не того от него ждала девица, приехавшая навестить ненаглядного. — Тебя увидеть, соколик... — протянула она к нему руки. Тот отмахнулся. — Слушай меня, дура деревенская: поезжай-ка ты отсюда домой и дорогу сюда забудь. На строительных лесах было непривычно тихо. Ещё никто из рабочих не начал трудовой день. Лишь только странная парочка — хмурый щекастый мужик и румяная от холода девка лет шестнадцати — стояли почти на самом верху. — Почто прогоняешь, родимый? Ты ведь мне обещался, что как только осядешь в столице, так сразу за мной приедешь, жить к себе заберешь... — Мало ли что обещался. Тоже тут мне... уши развесила... — Пафнуша, соколик мой ясный, так ведь сговорено у нас, свадьба скоро... Пафнутий глянул с высоты вниз, сплюнул: — Не быть свадьбе... Девица всплеснула руками: — Это как не быть-то? Жених огрызнулся: — А так. Другую нашел. Не чета тебе... От услышанного несчастная готова была разреветься. — Другую, говоришь, разыскал... Не пущу... — вцепилась она в его почти новый кожух. — Не пущу! Я — невеста твоя нареченная, и никому тебя, паршивца, не отдам... — Уезжай. Уезжай отсюда подобру-поздорову, ищи себе другого жениха... Меня забудь... Тут уже Марфа окончательно взбеленилась: — Не дам! Не пущу! Найду змеишшу, всё ей расскажу! Глаза ей выцарапаю, волосы все до единого повырываю! Будет знать, как сманивать мужиков... Лицо Пафнутия перекосило. — Ты мне масть не порть. Я, может, жить хочу по-людски... По-людски, слышишь ли ты меня? Чтобы червонцы в кармане водились, чтоб фатера была своя! А что с тобой-то мне, дурой, светит? Посмотри на себя: ни кожи, ни рожи, за душой ни гроша... Но Марфа, похоже, совсем не слушала его. Подбежала, сердечная, по лицу начала хлестать. — Иуда! Скотина! Тварь! Продал душу свою за квартиру! Мужчина вцепился ей в плечи и хорошенько встрянул. — Добром прошу: уезжай. Без толку: Марфа всегда была девкой упертой. Ни за что отцепляться не хотела. — Не отдам! Своего не отдам! Всем про тебя расскажу! Всем... Больше она не могла ничего говорить: руки мужчины крепко передавили ей горло, прижав к стене... Только когда девушка перестала хрипеть и дергаться, Киреев отпустил её. — Тьфу ты, чертова дура... — процедил убийца сквозь зубы. — Чуть судьбу мне не поломала... Он огляделся вокруг: на улицах ещё не было никого. — Хоть не на своей стройке, и то ладно. Здесь на меня и не подумает никто. Взглянув на убитую Марфу, он снова сплюнул вниз. — Знал ведь, что добром от неё не отделаюсь... Пнул обмякшее тело с высоты; громко шлепнулось оно об мостовую. Над Петербургом уже разливалась апельсиновая полоска рассвета. Всё это пронеслось в голове Анны Викторовны примерно за пару минут. Вернувшись обратно в действительность, она вдохнула полной грудью воздух: слишком долгим и изнурительным было её видение. Дух Марфы в зеркале шевельнул темными ресницами, словно поблагодарив медиума за уделенное ему время и внимание, после чего рассеялся, уступив место её законному отражению. Приходя в себя, девушка не сразу расслышала в прихожей чьи-то шаги. Предусмотрительно захватив с собой револьвер, Анна вышла узнать, в чем дело... Увидев Якова рядом с незнакомым городовым, она опустила оружие. — Яков Платонович, мы что, сейчас под охраной? — Вы более чем проницательны, Анна Викторовна. В городе сейчас небезопасно. — Яков Платонович... Кажется, я нашла душегуба. Это Киреев. Несколько секунд Штольман стоял с приоткрытым ртом, потрясенный. — Как Киреев? Этого не может быть... — Марфу убил он. Она сама сказала мне об этом сейчас.