***
— Эй, новенькая, подъём! — голос Ханджи ворвался в сон, выдёргивая меня из него, — завтрак солдатам сам себя не сварит! Я вообще тебя будить не должна, знаешь ли. Я с трудом приподнялась на кровати, едва продирая глаза. Сон был тяжёлым, но его содержание я тут же забыла. Впрочем, это было куда лучше, чем видеть всю ночь стену подвала и слышать крики, без возможности проснуться. — У тебя есть две минуты на сборы, — Ханджи была подчёркнуто бодра, и это раздражало, — давай, давай, не спи. Я выволокла себя из постели, не посчитав нужным отвечать. Предугадать действия Ханджи было невозможно — по окончании двух минут она могла как дать мне дособираться, так и просто схватить в охапку и понести на кухню. И с обоими из этих вариантов я уже успела столкнуться за время пребывания в штабе разведкорпуса. Под замком находились какие-то источники, чем воспользовались инженеры прошлого, запустив горячую воду по каналам внутрь стен. От этого зимой даже в лютый мороз здесь было тепло, и не замерзала вода в кадушке — моё единственное зеркало. В дрожащем отражении я видела лишь провалы глаз, да шапку бурых волос. Без постоянного нанесения средства, они вновь закучерявились, но цвет и жёсткость не желали вымываться до конца. Синяк на лице почти прошёл, оставив лишь жёлто-зелёные росчерки. Я наскоро почистила зубы мисваком — в армии он пользовался большей популярностью, чем щётки. Во рту сразу же появился специфический привкус от древесного сока, уничтожающего бактерий. Если бы тут ещё знали, что это такое… — Отвернитесь, — я потянулась к одежде. Когда-то я завидовала девушкам-военным из-за их права носить брюки. Теперь же я была готова влезть в любой корсет, лишь бы быть как можно дальше от формы. Увы, дресс-код приходилось соблюдать, чтобы не вызывать у солдат лишних вопросов. Хватало и того, что я жила в офицерской комнате, а не в казарме, и вместо тренировок занималась хозяйством. Никто из военного начальства, видимо, просто не знал куда меня деть, а признать свой просчёт и избавиться не позволяла жадность. — Идём, — Ханджи тяжело вздохнула и поманила меня за собой, — знаешь, ты могла бы проявлять побольше энтузиазма, а то каждый раз выглядишь так, будто я веду тебя на гильотину! Я ничего не ответила, зябко натягивая куртку глубже. Конечно же, в замке было тепло, однако от окон дул ощутимый сквозняк — деревянные ставни едва справлялись со своей задачей. Было раннее утро, но даже днём света в замке не было от слова "совсем", и путь приходилось подсвечивать коптящим факелом. Несколько раз мне случилось обжечься открытым огнём и от этого я лишь больше ненавидела зиму и разведкорпус. Впрочем, причин его ненавидеть у меня было множество. Одной из них была работа на кухне — кто-то додумался приставить меня помощником повара. Накормить роту голодных солдат та ещё задача, особенно когда за пять лет хорошенько разучишься готовить в больших масштабах. Руки были вечно в морщинах и порезах, перетруждёнными от работы, к которой не привыкли. Думаю, я бы вовсе отказалась что-либо делать, если бы не какая-никакая зарплата и едкая фраза Леви о том, что кто не работает, тот не ест. Мне надо было как-то пережить зиму, а уже после, с деньгами, планировать побег. Я ненавидела это место всей душой и оставаться здесь точно не собиралась. Даже в столь ранний час кухня встретила нас жаром и душным запахом еды. — Барри, Тучка прибыла! — это прозвище Ханджи придумала на днях и теперь активно использовала по поводу и без, — что у нас сегодня на завтрак? — А, Ханджи! — повар взмахнул половником, — каша с салом, что ж ещё? — Опять? — её лицо печально вытянулось. — Кто обещал закупить продукты? На полках шаром покати, хавайте что есть! — Уй, нагружу этим Леви, — она брезгливо поморщилась и тут же потрепала меня по плечу, — не скучай. Я проводила её взглядом и выдохнула. Претензий у меня к ней не было, Ханджи мне нравилась, но перешагнуть через себя и быть дружелюбней я не могла. Слишком уж она была близка к Эрвину. — Чего застыла? — Барри постучал половником о край кастрюли, — или забыла, что делать надо? — С тобой забудешь, — я повесила куртку на гвоздь и затянула волосы шнурком. Тем самым, что остался от Долли, — Что на обед? — Вон, картошки два мешка и лука половина. Остальное там же, почисть и закинь в котлы, я к тебе присоединюсь попозжа. — Кого-то назначат в помощь? — я взяла нож и принялась чистить овощи над ведром. — Если провинятся перед начальством, а так, видать, считают, что тебя одной хватит. С Барри, в отличие от Ханджи, было общаться проще. Мы не лезли друг другу в душу, не пытались подружиться и обсуждали в общем-то только рабочие вопросы, что обоих устраивало. Он был обычным человеком, отставным военным со стены, который не хотел служить и расставаться с казённым местом. Я была у него на подхвате — чистила овощи, кипятила воду, надраивала котлы и тарелки. На кухне всегда было много работы — хватало, чтобы начать засветло и кончить после отбоя без сил. От постоянной работы ужасно болели пальцы и спина, давно уже отвыкшие от нагрузок. Впрочем, чем больше я выматывалась, тем реже снились кошмары. Если бы не они, я бы вовсе не просыпалась. — Эй, Барри, — я заглянула в один из мешков, — похоже, крысы добрались до репы. Всё, что ты принёс, испорчено. — Вот гадство! — он выругался, — говорил же им кошку завести! Слышь, сходи в погреб, притащи ещё. И вообще, глянь, вдруг эти сволочи ещё куда забрались. Я отложила нож и зажгла от очага факел. В штаб-квартире я жила уже больше двух недель и успела за это время выяснить, где тут и что. По крайней мере, я так думала. Лестница в подвал была весьма широкой, но та, на которую я вышла, больше напоминала узкий винтовой коридор. Факел не давал слишком много света, чтобы выяснить, что же там внизу. Может, стоило вернуться? С другой стороны, куда ещё могла вести лестница вниз, кроме как в обширные хранилища разведкорпуса? Оттуда как раз тянуло прохладой и сыростью, как и из обычного погреба. Может, я наткнулась на тайный офицерский? Неровный свет факела плясал на стенах, порождая визуальные иллюзии. Таким же приёмом мы пользовались с Долли, устраивая спиритические сеансы, пока ещё жили за стеной Роза — открытый огонь и тени люди сами превращали в призраков, пришедших на зов. Воспоминание о подруге отдалось в груди мучительной болью — нужно скорее забыться, заполнить мысли чем-то другим. Я сбежала по ступенькам и вынырнула в помещение, которое меньше всего походило на погреб. Кованые решётки отделяли маленькие комнатки с подвесными кроватями. Цепи болтались на стенах, угрожающе поблескивая в свете огня. — Ох… — мои ругательства разнеслись по темнице гулким эхом, — вот тебе и офицерский погреб. Значит, здесь через лет десять будут держать Эрена Йегера? Я попыталась прикинуть сколько ещё пройдёт времени до этого события. Если Флоку было три года, судя по словам отца, то Эрену должно быть лет пять или шесть. В пятнадцать он пробудит силу титана, а в десять… В десять разрушат стену Мария. Значит, у меня оставалось всего четыре или самое большее пять лет до того, как за стену Роза хлынет голод. — Вот, чёрт! — злость захлестнула с такой силой, что я с размаху запустила факелом в крысу, — зачем я тогда столько работала?! В Митру мне уже не попасть, состояния я уже не накоплю! Останется только сдохнуть голодной смертью, так что ли?! Кулаки сжались до боли, перед глазами встала алая пелена. Почему я должна страдать, почему я должна мучаться?! Почему все мои усилия пошли прахом?! Не помня себя от ярости, я забила кулаками по стене. И от чего-то чем больнее было рукам, тем легче становилось на душе. Факел зашипел, попав в воду, свет отчаянно замерцал потухая, но я не обращала на это внимания. Злость, которую я так долго подавляла, наконец-то нашла выход из тела. — Почему?! — удар, — ПОЧЕМУ?! — от удара по запястью потекла кровь. Я кричала и била, но ответ всё не приходил. От крови стена стала склизкой, ободранные руки просто скатывались по ней. Я в отчаянии прижалась лбом к каменной кладке. — Кто в этом виноват?! Из-за чего всё пошло не так?! — и на эти вопросы ответ всё же пришёл, — Эрвин… Кипучая ненависть захлестнула меня с головой. Конечно же во всём был виноват Эрвин! Если бы не он, если бы не его чёртовы махинации, Долли была бы жива! Я была бы цела и спокойна за стеной Сина! Всё было бы хорошо, если бы не он! Если бы… Если бы!.. Логика рассуждений терялась, я уже не могла вспомнить в чём именно он виновен, но одно только его имя порождало во мне желание сжать руки на чьём-то горле. Факел давно потух, и я стояла в полной темноте, совершенно одна. Или нет? Когда пелена ярости стихла, за шумом крови в ушах я наконец-то расслышала шебуршание крохотных лапок и противный писк. Крысы чуяли кровь и хотели поживиться. Что-то полезло по моей ноге, вызвав крик. Крыса отлетела в темноту, а я бросилась бежать, отчаянно распинывая грызунов. Мне казалось, будто за мной несётся целое махровое море, сверкающее злобными глазами и щёлкающее голодными челюстями. Ещё немного и они нагонят меня, повалят и сожрут прямо на лестнице! Кто-то поймал меня в объятия и прижал к себе. Я замерла в ужасе и забилась, зная, что сейчас нас обоих накроет пищащей смертью. — Что случилось? — теплый голос мгновенно принёс покой, — кто за тобой гонится? Какой приятный запах… От него страх почему-то отступал. — Разве ты не видишь? — я обернулась, ожидая увидеть крыс, но винтовая лестница была совершенно пуста, — ой… Я обернулась к обнимающему меня человеку и тут же отпрянула в омерзении. Эрвин недоумённо поднял брови, глядя на меня будто даже встревоженно. Как будто он вообще мог испытывать эмоции! — Что с твоими руками? — он потянулся, желая осмотреть их. — Не твоё дело, — я прошагала мимо, прижав их друг к другу, — оставь меня в покое. — Мира, нам… — НЕ ЗОВИ МЕНЯ ТАК! — я взвилась в момент, — я Рената Милс! Нет никакой Миры! В сумраке замка его лицо было совершенно не читаемым, однако мне почудилась усталость в голубых глазах. — Рената, — его голос, глубокий и спокойный, злил меня до невозможности, — нам надо поговорить. Так больше продолжаться не должно. Идём, в кабинете будет удобнее. — Хочешь поговорить, говори прямо здесь, — я сжала кулаки и кровь закапала на пол. Боль придавала мне уверенности. Молчание повисло не надолго — Эрвин оценивал обстановку. Ну, конечно, как же, вдруг кто подслушает, как на него орут, какой позор! Или вдруг утечёт одна из капелек информации, что он попробует из меня вытянуть, какой же страшный конец наступит тогда его планам! — Рената, — он помолчал, — я знаю, что у тебя есть информация о том, что ждёт нас в будущем. Ты не раз это уже доказала. Однако я так же знаю, что ты ненавидишь само моё существование, — надо же, не дрогнул, выдал как факт, — и поэтому не хочешь ничего сообщать. — А ты думаешь, дело только в тебе, да? — я усмехнулась, позволяя яду, копившемуся под сердцем, наконец-то выйти, — думаешь, такой особенный, раз я тебя ненавижу? Дай удивлю — я не помогаю вам не потому, что ты мне противен. А потому что я не хочу помогать никому в принципе! Какое мне дело, если вы все умрёте?! Главное, что я останусь. — Даже если погибнет весь разведкорпус, на растерзание титанам останутся невинные люди, — он сделал шаг ко мне, и я заставила себя стоять смирно, — дети, женщины, старики. И просто те, в чьём обществе тебе придётся жить. Люди подобны единому организму, которому не выжить без работы всех систем. — А-а-а, — я глубокомысленно подняла палец вверх, — и я в этой системе просто ещё один винтик, который должен отбросить свои желания и просто спасать всех остальных. Эрвин, скажи, если ты порежешь палец, тебе будет дело до остального, здорового тела? Нет! Ты будешь думать только о своём порезе. И я собираюсь думать только о себе. Ты просчитался, командор! Он молча посмотрел мне в глаза и вдруг мягко взял за руку, поднимая выше, чтобы разглядеть ладонь. — Значит, ты будешь думать только о порезе, если всему остальному телу будет угрожать опасность? Одна рана будет важнее всей жизни? — Эрвин внимательно осмотрел ссадины, — кажется, ещё недавно ты думала иначе. Я рванула руку вниз, понимая, что меня поймали на противоречии. — Это риторика! Ты понял, о чём я говорю, не перевирай слова! — Тебе нужно обработать рану, Мира. — Мне нужно, чтобы ты от меня отстал! Ты сам сказал, что сближался со мной ради своего чёртового плана, так какого дьявола играешь добряка?! Оставь меня в покое и смирись. Ты проиграл. Я сжала зубы и двинулась прочь, клокоча от злобы. На счастье, Эрвин был слишком умён, чтобы бросаться за мной как в дешёвых мыльных операх. Однако руки вправду стоило обработать. В антисанитарном мире средневековья мне вовсе не улыбалось умереть от какого-нибудь столбняка. Увидев, что стало с ладонями, Барри тут же освободил меня от работы и направил в медпункт. — О, Тучка! — Ханджи удивлённо высунулась из-за шторки, — что ты тут делаешь? — Поранилась, — я не смотрела на неё, ища бинты и спирт. Ссадины были всё же не слишком глубокими, но обширными. — Ты разговариваешь! — она подчёркнуто воодушевилась. Конечно, Ханджи не была местным врачом — у разведкорпуса было трое или четверо штатных медиков, которых защищали как зеницу ока в экспедициях за стены. Брали на выезды, естественно, только половину состава, остальные же дожидались в штабквартире. Но сегодня ни одного из них не было на месте — наверное, проводили какие-то учения. Видимо поэтому Ханджи занималась перебинтовкой стопы какому-то новобранцу. Как только пытка была закончена, бледный как мел паренёк яростно заскакал прочь из медпункта. — Представляешь, ногу подвернул. И это на ровном-то полу, что же с ним будет на выезде? — она демонстративно покачала головой, наблюдая за моими манипуляциями, — может, помочь? — Не надо. Я, шипя, вытащила пробку из спирта — адреналин схлынул и боль теперь ощущалась в разы острее. Надо было как-то обработать руки. Просто полить? Я же от боли бутылку выроню… Несмотря на мой ответ, Ханджи вынула бутыль из моих рук и взяла ватку. Я даже опомниться не успела, как она начала обрабатывать мне руки. — Приказ старшего по званию, — она довольно ухмыльнулась, — принимай помощь, рядовая. — А-а-а-а-а-ай! — я зажмурилась, и вся скривилась от боли под её хихиканье, — вы от этого удовольствие получаете?! — Естественно, нет! — судя по улыбке — естественно, да, — но кто-то же должен этим заниматься! Меня передёрнуло и вовсе не от боли. — Ничего вы не должны. Никто, никому ничего не должен и в том числе помогать. — Ого, как много слов за раз! Тучка, ты не заболела? — она стала накладывать бинт и мне пришлось закусить губы, чтобы не взвыть, — но тут ты права, пожалуй. Это не моя обязанность. Но помощь сама по себе дело не плохое, я бы даже сказала полезное. — Что, сделай добро другому, и он однажды поможет тебе? — я отвела взгляд. — Нет. Так думать, по-моему, глупо, — она принялась за другую руку, — помощь в первую очередь нужна не тому, кому ты её оказываешь, а тебе самому. Внутренняя потребность. Если она есть, хорошо, ты ещё человек. Если её нет, стоит задуматься, что пошло не так. Ну, вот и всё! Думаю, походишь денёк, а потом можно менять — распаришь в водичке, чтобы не срывать корочку. Где это ты так умудрилась руки разодрать? Я кисло улыбнулась, не собираясь вступать с ней в спор. Ханджи и правда была хорошим человеком и, возможно, даже слишком. Она являлась одним из моих любимых персонажей в истории и поэтому находиться рядом с ней было как-то больно. Так как руки мои временно вышли из строя, то до их заживления я должна была избегать работы. Однако меня это вовсе не радовало. В свободное время в голову лезли мысли, и от них было некуда деться в четырёх стенах комнаты. Может, лечь спать? Сегодня мне не снились кошмары, так может прокатит снова. Я замерла на пороге собственной комнаты и покачалась с пятки на носок. Мне не хотелось туда возвращаться, но чем себя занять я просто не представляла. Жизнь в замке угнетала меня что в рабочем, что в бездеятельном состоянии. Вот бы был шанс свалить отсюда хоть не надолго… — Эй, — низкий голос выдрал меня из раздумий, — ты что там делаешь? Я обернулась. Леви стоял на лестнице, буравя меня тяжёлым взглядом. На нём почему-то была зимняя форма, словно бы он собрался на улицу. — Ничего, — я сразу же напряглась, — просто стою. — Почему ты не на кухне? Я подняла руки, демонстрируя бинты. Леви нахмурился, хотя, казалось бы, куда ещё больше. — Собирайся. Поедешь со мной за провизией. — Что? — это мне ЛЕВИ только что предложил?! — Лучше так, чем ты будешь бесцельно шататься по замку. Даю две минуты на сборы — с нами едет ещё человек, не заставляй себя ждать. Такой шанс упускать было точно нельзя, и я рванула в комнату как ужаленная. До ближайшей деревни ехать было полутора суток, а это значило целых три или даже четыре дня вне замка! Пусть и в компании такого угрюмого типа как Леви. Он и правда дождался меня у двери и пошёл вперёд, больше ничего не говоря. Я же ощущала себя щенком, которого впервые за долгое время вывели на прогулку. Морозное утро встретило нас потрясающим видом — заснеженные ели сияли в свете солнца. Вокруг замка всё было истоптано ногами солдат, которых выгнали на тренировки — некоторых из них я сейчас видела оббегающими замок с поклажей. — Не отставай, — Леви двинулся к конюшням, и я поспешила за ним. От них в воздух поднимался пар. Кто-то уже подготовил телеги для отправки, но самого этого человека ещё не было видно. — А почему капитан лично отправляется за провизией, а не назначит кого-то другого? — я опасливо обошла лошадей. Не умела я ими пользоваться, так и не научилась держаться в седле за всю свою жизнь в этом мире. — Потому что заткнись и садись в телегу. Мы выезжаем, — он обернулся к конюшням, — эй, ты там долго ещё? — Нет, уже закончил, — тот, кто подготовил повозки наконец-то вышел на свет. И если честно, замок вдруг показался куда более радужной альтернативой поездке. Потому что на меня своими ясными глазами удивлённо смотрел Эрвин.***
Когда мы въехали в посёлок, было уже за полдень. Солнце обманчиво медленно ползло по небосклону, но все знали как коротки зимние светлые часы. — Оставим телеги на постоялом дворе, — Эрвин притормозил у какого-то двухэтажного здания без вывески, — Леви, список у тебя? О том, что это постоялый двор, можно было догадаться только по коновязи. Из дома сразу же вышла улыбающаяся женщина с оравой детей и отворила нам большую калитку. Похоже, военные закупались здесь часто, раз их уже узнавали. Да и схема действий была явно отработанной — часть детей повели коней в стойла, а часть понеслись в дом, готовить комнаты. — Да, — капитан спрыгнул с телеги, — нам лучше разделиться, чтобы всё успеть до ночи. Не хочу здесь задерживаться. Он разорвал лист пополам и протянул часть Эрвину. Тот лишь кивнул. — В любом случае, мы здесь заночуем, — командор был спокоен как танк, — как закончите, возвращайтесь сюда. Я задержусь. Я проводила его взглядом и только тогда слезла с повозки. Всю дорогу мы трое обменялись не больше, чем парой реплик, но и этого хватало для предгрозовой атмосферы. Я искренне не понимала, зачем капитану и командору тащиться самим за закупками и уж тем более брать меня с собой, если это не было каким-то хитровыдрюченным планом Эрвина. Участвовать в нём я, естественно, не собиралась. — Мне часть списка не положена? — я подошла ближе. — Ты правда думаешь, что кто-то отпустит тебя одну? — пора было уже перестать удивляться тому, что Леви сомневается в моих умственных способностях, — будешь ходить со мной. Альтернатив не было. Посёлок чем-то напоминал мой родной городок — не считая крохотного рынка, все товары можно было приобрести прямо на дому. Опять же, в подтверждение того вывода, что закупаются здесь не в первый и явно не в последний раз, были уже заготовленные для продажи ящики с провизией и различными материалами. Нам с Леви оставалось лишь оповестить людей о том, чтобы те перегрузили их в телеги на постоялом дворе, и отдать оплату. — Это вы вовремя, — один из продавцов довольно потёр руки, — мы шахтёров ждали завтра, а после них, как водится, шаром покати. — Вы что, весь район снабжаете? — я заглянула в один из ящиков, накрытых дерюгой. Яйца, кто бы мог подумать. — А то! — он довольно огладил свой товар, — через нас тут все проезжают: шахтёры, торговцы, военные. Каждую неделю кто-то да объявляется. — Мы приедем через месяц, — Леви отдал ему оплату, — подготовьте всё в том же объёме. — Да, мистер, конечно, вы же нас знаете. А это вам сегодня в телегу отгрузить или завтра можно? — Мы уедем на рассвете. — Поторопимся тогда, смеркается уже… — продавец задумчиво посмотрел на небо и вновь довольно потёр руками. Я тоже подняла голову. Закат багровой чертой растянулся над посёлком, но по краям небо уже потемнело. Леви сверился со списком и дал отмашку возвращаться на постоялый двор. Я даже немного пожалела, что не было возможности ничего себе прикупить — зря, получается, брала с собой деньги, которые дала герцогиня. Они каким-то чудом пережили похищение и остались при мне до сих пор. Мои предположения по поводу отдельных комнат не оправдались. Здесь была всего одна, но с тремя раздельными кроватями, одну из которых явно впихнули совсем недавно. Спать в компании двух мужчин — да именно так я представляла себе эту поездку. — А что, раскошелиться на ещё одну комнату не позволила верность государственной казне? — я потрогала матрас пальцем, неуверенная в отсутствии клопов в нём. — Закрой шторы, — судя по ледяному тону, Леви не был настроен пререкаться. Дверь за моей спиной закрылась на ключ. Неужели он думает, что я вот прямо сейчас попробую от него сбежать? Я, не оборачиваясь, пошла к единственному окну и задёрнула занавеску. Тусклый свет, что попадал с улицы, совсем исчез, погружая нас во мрак. Впрочем, сквозь щели в печи-жидовке пробивался какой-никакой огненный отблеск, так что можно было не натыкаться на предметы. — Может, свечку зажжём? — я присела на одно колено возле кровати, начав возиться с сапогами, — или тоже экономите? — Экономлю, — щелчок револьверного затвора скрежетнул в тишине комнаты, — только не свечи, а время. Холодное дуло пистолета коснулось виска, прежде чем я успела дёрнуться. Заскрежетал заряжаемый барабан. — Что ты… — я почувствовала, как капля пота стекает по виску, сердце взметнулось куда-то к горлу, — Леви?.. Он стоял прямо надо мной, прижимая оружие к голове. Свет едва очерчивал его лицо, но я чувствовала, что он ни капли не волнуется — на спусковой крючок капитан нажмёт не колеблясь. — Убивать тебя я не стану. Отмывать замучаюсь, — впрочем пистолета он не отвёл, — делай выбор. Либо ты сотрудничаешь с нами, либо катись ко всем чертям. Твоё присутствие в разведкорпусе приносит только проблемы, и я устал его терпеть. — А тебя не разжалуют за такое самовольное решение? — каждая клеточка моего тела была напряжена до предела. Леви могло прийти в голову что угодно пока я была под прицелом, — Эрвин явно не погладит тебя по голове. — Мне всё равно. Если Эрвин не может принять решение, это сделаю я. Уходи сегодня ночью. — И куда я пойду, по-твоему? — я закусила пересохшие губы, — благодаря вам мне больше некуда возвращаться. — Повзрослей уже наконец и перестань винить всех вокруг в своих бедах, — в его глазах блеснул всполох огня, — уходи завтра с шахтёрами. Или беги в лес. Прячься как маленький ребёнок, которого несправедливо обидела жизнь, или поступи как взрослый. Его слова всковырнули едва зажившую язву, вот только вместо крови, сердце налилось злобой. Это я веду себя как ребёнок?! Я?! Желание затолкать слова ему в глотку взяло верх над разумом. — Поступи как взрослый? Значит, поступить как ты — присягнуть на верность тому, кого ненавидишь больше всего? Ты ведь хотел убить Эрвина, ты мечтал об этом, и что теперь? Служишь ему как цепная собачка! — ухмылка растянула губы, — знаешь, Леви, я тебе кое-что расскажу. Ты ведь в будущем и правда убьёшь его. Своими руками заберёшь шанс на жизнь! Предпочтёшь спасти мальчишку, обычного офицера! — И что? Меня словно обдало холодом. Я ждала от Леви хоть какой-то реакции — боли, злобы, даже удара — что угодно. Но выражение его лица совсем не изменилось. Рука не дрогнула. Он ни капли не засомневался ни в себе, ни даже в своём будущем решении. Как это вообще возможно? — Уходи сегодня ночью, — он не договорил, резко пряча револьвер под пальто. В двери провернулся ключ, Эрвин замер на пороге недоумённо оглядывая нас. — У вас что-то случилось? — Монетку обронил. Ищем, — Леви флегматично пошёл к своему месту и распахнул шторы, будто ничего только что не произошло. А я всё ещё будто бы чувствовала холод дула на своём виске. Не думаю, что Эрвин поверил в отмазку Леви, однако вопросов задавать не стал. Вскоре мужчины уже спали мёртвым, армейским сном. Только мне не спалось ни капли. Неужели я вот так просто могу уйти? И Леви действительно не будет меня останавливать? Сердце гулко ухало в груди, пока я вставала с кровати. Пол чуть скрипнул, щёлкнули дрова в печи, однако никто из спутников даже не пошевелился. Надевая пальто, я ждала, когда же они откроют глаза с криком о том, что это была проверка. Но проверка на что? Вот я сделала шаг за пределы комнаты. Вот второй, третий… Прислушалась — тишина. Я рванула вниз со всех ног и распахнула дверь навстречу морозной ночи. Холодный воздух опьяняюще ворвался в лёгкие. Свобода! Неужели правда, я свободна?! Словно в ответ на мои размышления, с завешенного тучами неба стал падать снег. Я скорее почувствовала его, чем увидела — пушистые хлопья оседали и таяли на разгорячённом лице. С буйно бьющимся сердцем я шагнула на крыльцо и застыла, глядя на укрытый ночью посёлок. Я свободна… А дальше что? В своих размышлениях о побеге я почему-то никогда не заходила дальше этой сладкой минуты. Куда мне идти теперь? И что делать? Я опустилась на крыльцо, представляя себе, как завтра ухожу с прибывшими шахтёрами в их поселение. Чем я буду заниматься там? Промывать руду, как их жёны? Конечно, я могу уйти оттуда в любой момент, просто так же уехать с торговцами и… И что? Куда бы я ни отправилась, всё придётся начинать с начала. Оседать на новом месте, искать работу и главное — избегать любой известности, любой огласки. Заныкавшись в какой-нибудь богом забытой деревушке за стеной Мария, потому что в любое другое место путь мне заказан. И это вот будет жизнь? Пройдёт всего ничего лет, только обживусь, и придут титаны. А значит, опять бежать, терять то немногое, что будет накоплено, и снова пытаться заново? Или вовсе умереть в пасти титана… А можно вернуться. Можно переступить через себя и правда вернуться назад. Туда, где меня ждут, где я нужна… Я обняла колени и опустила на них голову. Снег оседал на волосах невесомой, влажной шапочкой. Чего я хотела на самом деле? От чего я бежала так долго и так упорно? Мне дали свободу, так почему я не рада? Я же могу покинуть ненавистный разведкорпус, ненавистных людей, ненавистного Эр… Слезы побежали из глаз обжигающими потоками. Ненавистные? Это Барри-то ненавистный? Ханджи? Мик? Или солдаты, распевающие на кухне песни под чистку картошки? Или, может быть, Леви, который заставил посмотреть правде в глаза? Или Эрвин, которого я так отчаянно винила в смерти Долли? Его вина и правда была, но далеко не такая огромная. Ведь убили её, запытали до смерти храмовники и полиция, те, кто был так далеко от моего гнева. Эрвина было просто удобно винить. Ведь признать, что Долли погибла из-за моего бессилия и тщеславия было куда сложнее, чем злиться и ненавидеть. Слёзы падали и падали, а я сидела, покрываясь снежным плащом и не могла понять, почему так сложно было признаться себе во всём раньше. Нужно решить, что делать. Нужно выбрать… Снег заскрипел под чьими-то шагами. Я подняла голову, всматриваясь в темноту. Вроде как волки не бродили по этой местности, но мало ли… — Эй, Сив, — голос раздался шагах в пяти от меня, — тут говоришь военные остановились? — Да, — неизвестный Сив хлюпнул носом, — двое всего и баба с ними против наших десяти. Порешим как нехрен делать. — Поклажа наша, говоришь? — Ты видал сколько набрали? Жрать всю зиму будем, а им на месяц. Решайся. Там один всего чего-то стоит, второй плюгавка мелкая, зашибём и забудем. — Ну, лады, лады… Уболтал. Вот чёрт! Смотри, свечу зажгли! — Тихо. Всё нормально… Не увидят нас. Вновь заскрипел снег, а я сидела и молилась на то, чтобы луна не появилась из-за туч. Когда же шаги окончательно стихли, поднялась на нетвёрдых ногах. Вот и всё. Эрвин и Леви против десяти человек не выстоят. Самое время мне уйти и навсегда о них забыть… Но почему-то ноги не могли сделать и шага. — Ох… — ругательство вздохом улетело в морозную ночь, — что же я делаю? Почему-то идти назад было намного легче. Дверь, которую я оставила не запертой, была приоткрыта и оттуда доносился слабый свет свечи. Значит, кто-то или оба из военных не спали и мне предстояло с ними встретиться. Я замерла, собираясь с духом. — Зачем ты это сделал, Леви? — донёсся тихий голос Эрвина. — Потому что ты перестал трезво мыслить, — капитан вот, не стеснялся громкости, — даже в замке одном с ней находиться не мог. Армии не нужен такой командор, — и всё же он понизил голос, — к тому же, лучше тебе сейчас увидеть её нутро, чем надеяться на какое-то чудо. Мне стало совсем неловко от этого разговора, будто я влезла во что-то очень личное. Было бы подозрительно войти сейчас, поэтому я отошла к лестнице и громко протопала до двери. Эрвин и Леви тут же обернулись ко мне, ошарашенные возвращением. Я сглотнула, пытаясь выровнять дыхание. — Вам… — губы пересохли, — вам вообще-то грозит опасность… Но договорить мне не дали. Эрвин поднялся с кровати и сгрёб меня в охапку, будто бы даже подняв над полом. Я в момент покраснела, обнимая его в ответ. — Эрвин! — Я очень рад, что ты не ушла, — его дыхание обожгло ушко, а через секунду меня уже опустили на пол, — но почему ты вернулась? Почему он так рад?! Я в смятении вжала голову в плечи, словно желая закрыться от неожиданных эмоций командора. И из-за этого или из-за слов, подслушанных у двери, смотреть ему в глаза я не могла. Но надо же что-то ответить? — Вы до утра там собрались стоять или как? — Леви цыкнул и раздражённо уставился мне прямо в глаза, — может, мне спать лечь, что б вам не мешать? Я тут же выпрямилась, вспоминая о главной причине для возвращения. — Повозки собираются ограбить на обратном пути. Нападающих будет человек десять, и они не собираются никого оставлять в живых. Надо как-то связаться со штабом и вызвать ещё людей, либо дождаться пока нас начнут искать… — я запнулась, в шоке глядя на военных, — Эрвин… Леви… А почему вы улыбаетесь?