Целый в её глазах

Нанесение краски для тела в культуре Тенакт было ритуалом. Маршал сидел на своей койке, практически обнаженный, если не считать нижнего белья в виде укороченных шорт. Обитатели Базы были слишком озабочены скрытием тела за тканью, и Коталло, как и Зо, уважали эту культурную границу их товарищей. Расставленные рядом с ним банки с белой и синей краской и пара тонких кистей были непривычными. Тяжко вздыхая, мужчина протянул руку к самой большой банке и медленно откупорил её. Эта банка была с белой утаранской краской, ароматнее, чем он привык. В красках, изготовленных Тенакт, присутствовал сыроватый запах глины, мяты и прелой листвы, которая заглушала аромат вещества, позволяющее краске оставаться некоторое время водостойкой. К сожалению, его запасы, привезенные из Рощи Памяти, иссякли. Баночки, что стояли перед ним, принадлежали Утару. Зо вовремя заметила метания Маршала, и, пресекая его стоические попытки отказаться от помощи, тем же вечером расставила на его кровати нужные банки тонкой глины, обернутые в зеленоватое плетение из тростника. Вероятнее всего, Утару растирали вместе с пигментом и загустителем цветочные вытяжки, судя по тонкому и легкому аромату, который он ощущал. Невеселая усмешка коснулась уголка его рта, когда он набрал немного краски и растёр её между пальцами. Кто бы мог подумать, что он примет помощь от земледельца. Включив с помощью визора музыку, принадлежавшую Предтеч, неких AC/DC, которую они с Эрендом откопали в доступных архивах, Маршал нанёс первые мазки на свои ноги. Музыка была отличным средством расслабления и отвлечения. Громкие, агрессивные песни понравились Коталло, и он мурлыкал слова в пустоту, пока продолжал ладонями растирать белый цвет на своей коже. Он закончил с ногами и стал переходить на живот, пока слух не привлек тяжелый вздох и силуэт в дверном проёме. Она загорела. На коже высыпало ещё больше веснушек, и кончик её носа немного шелушился, а озерамскую тяжелую броню охотница сменила на обтягивающие штаны и короткий топ без рукавов. Элой скрестила руки на груди, выглядя смущённой. Коталло выключил музыку и вытер от уже подсохшей краски свою ладонь. Зеленые и карие глаза встретились, и охотница, явно смущаясь, отвела от него взгляд. — Прости, я помешала тебе? Скрывающийся за волосами прекрасный розовый цвет растекся по её щекам и шее. — Командир, ты никогда не сможешь мне помешать. Молчание между ними становилось осязаемым, но при этом странно… уютным. Шумно выдохнув, Элой посмотрела на банки с краской. Затем взгляд зелёных глаз переметнулся на него. Сложно было сдерживать свою улыбку, но мужчина сдерживался как мог. Элой видела его без краски первый раз, и, возможно, впервые разглядывала так пристально. Отточенным движением он вновь окунул пальцы в банку, набирая белый пигмент, и провёл широкие линии по боку левой стороны. Молчание прервала охотница. — Я впервые вижу тебя без краски. И… впервые вижу, как ты наносишь её. Коталло пожал плечами. — Тенакт редко можно увидеть без неё. Это часть нашей культуры и нас самих, как и татуировки. – Коталло стал наносить новую белую полосу от ключицы до низа широкой груди. Его движение споткнулось, когда он увидел, с каким хищным вниманием на него посмотрела охотница. Интересно, о чем она думала? — Это может означать принадлежность к роду, клану, дополнение к истории, что рассказана на теле каждого из нас. Маршалы Хекарро используют белый цвет, чтобы подчеркнуть свою принадлежность к службе ему. Как если бы... Хм... - Цвет единства? - подсказала Элой. - Да, я думаю, что ты точно подобрала слово. Белый - наш основной цвет, хотя мы так же используем синий цвет, как напоминание о Десятых. Любопытство Элой пересилило её смущение. Подойдя к нему ближе, она стала рассматривать яркие чернильные дороги его татуировок и карту шрамов, которые он скопил за все эти годы. Годы тренировок, образ жизни выточили твердые линии мышц, перекатывающиеся под его кожей. Коталло был не маленьким мужчиной, принимая и понимая своё тело, старательно украшая татуировками крупные победы, и, более того, он действительно знал, что был красив. Пристальное внимание такого Командира, как она, льстило ему, и Коталло позволил себе приосаниться от внимательного и изучающего взгляда. — Татуировки… двигаются? — непривычная одинокая коса, не перевитая стеклянными и деревянными бусами, свесилась перед его носом, пока она наклонялась ближе, скрестив тонкие руки на груди, недоверчиво рассматривая татуировку на груди. — Коталло, а ты можешь… встать? Как он мог ей отказать? Он встал, и живое пламя скользнуло вокруг него. Элой медленно обходила его, со всех сторон, рассматривая то, что было скрыто за его бронёй и за краской в тех местах, которые он не успел покрыть белым пигментом. Медленно дыша, Маршал заталкивал внутрь ощущение нежности, льющееся из нутра. Она просто смотрела. Просто осматривала солдата. — Твоя спина. Это ведь освобождение Света Пустоши, да? — Верно. Он вздрогнул, когда её прохладная ладонь коснулась правого плеча. Пальцы чутко провели по линиям рисунка вверх и влево, огибая шею, и вниз, прорисовывая черты широкой татуировки. — Подвигай мышцами? Он не мог ей отказать. Восторженно охнув, Элой вновь появилась перед ним, и он не смог не ответить на её искреннюю восхищенную улыбку. Улыбка, озарившая ее лицо, была такой теплой. — Коталло, а ты знал, что татуировки как будто живые, если ты двигаешься? Сдерживая смешок, Коталло расправил плечи и пророкотал: — Эту картину на моей спине рисовал мастер-татуировщик Небесного клана, лучший в своём деле. Его работы уникальны. — А сколько… Сколько по времени её делали? — Около двух дней. — Ты лежал неподвижно два дня?! Склонив голову набок, Тенакт позволил себе рассмеяться рокочущим смехом. Румянец на щеках охотницы никуда не делся, казалось, он наоборот стал ярче. Молодая охотница отследила дорожку волос, спускавшуюся от его живота ниже и терявшуюся под низко сидящим бельём. Коталло разглядывал её тонкую фигуру в ответ, вспоминая, как она касалась его спины. Вспомнился ироничный приказ Беты, и Маршал облизал свои резко пересохшие губы. Тяжело сглатывая, он в который раз поразился, насколько эта огненная женщина была красива. Покачивая головой и сбрасывая наваждение, Маршал произнес, низким, рокочущим голосом: — Я был заинтересован в том, чтобы работа была выполнена… качественно. — Я бы не смогла так. — Лежать неподвижно больше тридцати минут выше твоих сил, Командир? Нельзя было удержаться от поддразнивания. Её друзья привыкли к тому, что внутри Элой был некий бесконечный механизм, работающий на упрямстве и упорстве, не позволяющий ей отдыхать больше необходимого. Даже сейчас, она не стояла на месте, а двигалась, перетекая вокруг Коталло как детский волчок. Последний раз, когда Варл и Зо уговорили её просто полежать с ними у восточного выхода Базы, вдыхая и выдыхая морозный воздух, Элой подскочила через полчаса и убежала доделывать своё снаряжение перед тем, как отправиться за Деметрой. — Ты же знаешь, самый мой главный недостаток — нетерпеливость. — Она растянула губы в улыбке и сложила руки на бедрах, рассматривая его уже без открытого стеснения. Коталло ухмыльнулся, позволяя проявиться хищной улыбке, и Элой вздрогнула от его горячего взгляда. — Хорошо, что у тебя много других достоинств. Молчание и воздух вокруг них стали наэлектризованными. Он всё еще стоял перед ней. Открытый и незавершенный. Краска холодила кожу, но ощущение перекрывалось волной жара, потому что Элой… Элой рассматривала его. — Послушай, может тебе помочь с краской? Она хочет… что? Наверное, удивление ярко отразилось на его лице, потому что охотница резко выдохнула и замахала руками перед собой. — Нет, если это личное или слишком вульгарно у Тенакт, или ты не хочешь…я не буду настаивать. Коталло ощущал себя в огне. Прикрывая глаза, борясь с внутренними эмоциями, мужчина выдохнул. Внутри всё замерло от её предложения. Готов ли он согласиться? Хотя бы ради этого любопытства, плескающегося в её глазах, и прикосновений к его лицу или телу. Вряд ли Элой понимала всю глубину предложения. Тенакт придавали большое значение нанесению краски. Этот процесс был весьма интимным, и чаще всего только семьи или любовники, глубоко привязанные друг к другу, могли раскрашивать тех, кого любили. Нагота для его племени ничего не значила, и не было ничего страшного, если кто-то из твоего племени увидит тебя обнаженным и не разрисованным. Но быть беззащитным перед партнёром, доверяя нанесение своего рисунка — это новый уровень отношений, на который мало кто решался. Скажи любимому: «Позволь мне раскрасить тебя» — и другой человек понимал, что предложивший это, хочет завязать узы крепче, чем сексуальные. Был ли Коталло настолько эгоистичным, чтобы промолчать об этом? Он мгновение раздумывал и затем одернул себя. Вряд ли Командир имела ввиду личные… отношения. Она не Тенакт, и предлагала подобное исключительно из любопытства. Но возможно, сейчас было подходящее время, чтобы рассказать о своей проблеме, когда он настолько открыт и уязвим перед ней. Всё еще колеблясь и надеясь, что его смущение не видно в тусклом свете искусственных ламп, Коталло сдержанно произнёс: — Если ты хочешь, то можешь попробовать. Два шага назад показались ему вечностью, пока он садился на свою постель. Было что-то горящее во взгляде охотницы, когда она, не отрывая взгляда от его лица, пододвигала банку к себе ближе и набирала кончиками пальцев немного пигмента. И он молчал, наслаждаясь несправедливо серьезным и красивым лицом охотницы. Его сердце бешено стучит, когда она осторожно касается его лба. Он замирает, практически не дыша. Краска холодит его кипящую кожу, и он прикрывает глаза, наблюдая из-под своих ресниц за её сосредоточенным лицом. Она сосредоточена и высовывает свой юркий язычок, старательно размазывая краску по лбу и виску. Элой останавливается, обеспокоенно спрашивая: — Я не специалист, но получается неплохо. У краски интересная текстура, и она холодная, это нормально? — Абсолютно. Это особенность подобных красок из-за состава. А холод? Я привык к холоду. Я из Небесного клана. Это не больше, чем прикосновение ледяной крошки на моей коже. — Мужчина вздыхает и наклоняет голову вбок, приглашая её продолжать. — Впрочем, тебе холод тоже привычен, Коммандер. Она закатывает глаза, набирая еще краски. — Маршал Коталло, намекаешь, что я слишком холодная? — Командир, не смею. Но ты явно не мёрзла, пока хладнокровно придумывала план, чтобы разнести на кусочки мой бывший дом. — Ты шутишь надо мной. Она отстраняется, всматриваясь в его глаза, в притворном недовольстве вскидывая брови. — Не смею, Командир. Тем более, что хладнокровие — хорошее достоинство. Особенно если учитывать отсутствие терпеливости. Он ухмыляется ей, и в ответ она хмыкает, продолжая исследовать черты его лица. Движения мягкие и твёрдые одновременно, это дикий контраст между прохладным пигментом и теплотой её кожи. Критически осмотрев первые мазки на его лбу и висках, охотница продолжила мягко набирать краску и раскрашивать его лицо. Коталло очень боялся, что его рука будет болеть и отвлекать , но вместо боли было только уютное умиротворение. — Вряд ли меня можно назвать хладнокровной, учитывая мою вспыльчивость и горячий нрав. — Слова охотницы были полны иронии. Коталло не увидел момента, в который она подошла к нему вплотную, убирая косу назад и касаясь его плеча правой рукой. Была сосредоточена? Не заметила, что это увечное плечо? Или… Коталло скосил глаза на её руку. Действительно, для неё это было просто прикосновение? Это имела ввиду Элой, когда говорила, что он для неё целый? Она следит за его взглядом и тихо спрашивает: — Тебе до сих пор больно? Убрать руку? — Сейчас — нет. Бывает, моё плечо болит, как и любая другая недавняя рана. Но… Должен признаться, что недавно я испытывал… другого рода боль. Она останавливается, и Коталло жалеет, что поднял эту тему. Тогда бы она не останавливалась. Но ладонь девушки продолжала лежать на его увечье, и кожа запоминала эту твердую купель её прикосновения. — Правда? Это… просто болело? — Нет. Командир, мне бы не хотелось загружать тебя своими проблемами. Элой приподняла его подбородок, озабоченно хмурясь. — Эй, это я, Коталло. Тебя я всегда готова выслушать. Интересно, понимала ли она, что действует на него как дурман? То, как она избегала людей и отношений, то, что она избегала дружбу, разительно отличалось от того, что он сейчас видел и слышал. О чём она думала, пока смущение растекалось по обветренным и обожжённым щекам до самого выреза её топа, и дальше, крыльями укрывая плечи? — Мне снился кошмар, словно я вновь теряю руку. — В горле застрял тугой ком, и Коталло пытался выплюнуть из себя слова, царапающие язык. — Боль была… не только в руке. Он указал на своё сердце и висок, чуть выше визора. Жаль, что Бета умолчала о том, как это будет трудно… рассказать. Он облизал пересохшие губы. Элой убрала руку с его лица, вытирая подсохшую краску с пальцев. Трудно было не заметить, что она не отходила от него ни на шаг. Это волновало. — Очень трудно объяснить эту мешанину чувств. Боль в руке, тошнота, лихорадка. Пальцы моей руки дёргались и чувствовали всё то, что я ощущал правой рукой. Призрачное ощущение бывало и раньше. Я словно ощущаю пальцами левой руки текстуру предметов, температуру, боль. К таким ощущениям я привык, но в тот момент всё это было слишком. М… Нестерпимо. Я… заглушил эту боль «Последним огнём». — «Последний огонь»? Этой гадостью? Тебе же было больно, а не холодно? — Ты знаешь про «Последний огонь»? Откуда? Элой затеребила свою косу, закатывая глаза. — Кивва и Иввира… Мы сидели в купальне, и они угостили, хм… Я думала, что умру на месте от этой гадости. — ухмылка Элой стала коварной. — Но это помогло мне пережить некоторые разговоры. Ты бы знал, что о тебе рассказывают в банях, Коталло. В банях? Откладывая эту информацию на будущее, он постарался задавить в зародыше все вопросы. Пила с Киввой, Иввирой, а значит еще с несколькими женщинами. В тенактских купальнях. Что рассказывают о Коталло в купальне? Медленно выдыхая, Коталло безразличным тоном произнёс: — И что же говорят обо мне? — Закончи свой рассказ, а я уже подумаю, стоит ли с тобой делиться этой информацией. Почему тебе до сих пор больно? Как часто это бывает? Ты огорчен, что заглушил боль выпивкой? Пальцы Элой закрашивали оставшиеся черты его лица. Кончики ушей, выбритые виски и затылок, оставляя не законченными глаза, нос и губы. Весь этот путь Коталло запоминал и был близок к тому, чтобы приехать в рощу к татуировщику, чтобы заклеймить чернилами каждое её прикосновение. — К счастью, такого рода боль меня посещает редко. Повторюсь, тогда была особенно острая боль, и вся эта какофония чувств сбила меня с толку. Что же касается «почему», то Бета весьма любезно рассказала мне о причинах подобных всплесков. — Кто-о-о? Чуткие пальцы сбились с ритма, царапнув нежное место на затылке. Подавив стон в зародыше, Коталло продолжил. Говорить становилось легче. Совет Беты… работал, с удивлением отметил про себя мужчина. — Я должен быть честным с тобой, поэтому и упоминаю о Бете. Но она явно не хотела бы, чтобы о нашем разговоре знали другие. Она просто попросила Гею прислать мне информацию… О посттравматическом стрессовом расстройстве. Когда человек реагирует на определенный… раздражитель. Эта информация была весьма ценной. Дыхание, упражнения для того, чтобы вернуть себя в реальность и уменьшить боль. Один из способов «реабилитации», — Коталло старательно выговорил это слово, — восстановления после травмы, это разговор. Высказать кому-то о своих чувствах. — Я польщена, Коталло. Я пропущу мимо ушей то, что Бета помогла тебе, но что насчёт выпивки? Тебя это расстроило? Ты же пил с Эрендом и Варлом. — Одно дело пить в компании тех, кто тебе приятен. Но другое — использовать в настолько низменных желаниях. Это недостойно, заглушать свою боль выпивкой. Это порицается среди Тенакт. Ясный ум и сознание должны помогать солдату пережить любую боль. Таков закон и завет Десятых. Поэтому да, это меня огорчает. — А игнорировать человека за то, что он искалечен — достойно, и не порицается? — охотница нахмурилась, вновь останавливаясь и рассматривая свою работу. Очень уж медленно она всё делала, поймал себя на мысли Коталло. — Элой. — Коталло. — Понизив свой голос, она его передразнила. — И какой раздражитель у тебя? Он помолчал, обдумывая свой ответ. — Стыд. Брови охотницы изогнулись в удивлении. — Мне стыдно, что я живой. — сказал Тенакт почти шёпотом, отводя свой взгляд. — Я искалечен, но жив. Я дышу, хожу по этой земле, служу своему Шефу, помогаю своему народу и тебе в твоей миссии, Командир. А мои товарищи, Маршалы — мертвы. Иногда мне кажется, что были другие… более достойные и подходящие для этой миссии. Его голос сорвался, и он закрывает глаза, не смея взглянуть в глаза своего командира. Волнение от её тепла усилилось, но вместе с тем, он ощущал странную пустоту от сказанных слов. Эта пустота была лёгкой, спокойной и оставила его бескостным и открытым. Жаль, что Элой будет думать о нём, как о слабом человеке. Теплые пальцы коснулись его подбородка и подняли вверх. Затем дыхание Коталло перехватывает, когда обе ладони баюкают его лицо и ловкие пальцы охотницы проходятся по его непокрытым краской глазам, носу и губам, нанося последние штрихи. Он выдыхает, медленно, впитывая эти прикосновения в себя, по телу проходит холодная дрожь. Мозолистые пальцы задерживаются на его губах, и он еле держится, чтобы не поцеловать её благословенные пальцы. — И поэтому тебе больно? — голос Элой хриплый. — Коталло. Посмотри на меня. Если он откроет глаза — он сгорит. Она убирает пальцы с губ и приподнимает его за подбородок. — Маршал! Я приказываю тебе посмотреть на меня. Жар от прямого приказа пронесся по телу вихрем. Мир вокруг стал ярче, когда они встретились друг с другом взглядом. Она была невероятно близко, он мог ощущать её дыхание на своём лице. — Из-за этого ты просыпаешься от кошмаров и испытываешь боль? Потому что тебе… стыдно? Её лицо полно гнева. Замечательно, что теперь краска скрывает его покрасневшее лицо. — Да. Она молчит, долго, и Коталло слышит, как внутри её головы крутится бесконечный поток мыслей. Сейчас она скажет, что он слишком слаб для миссии. Возможно, она даже даст ему отставку. Ошалелая же кожа шепчет, что Элой больше ни к кому так не прикасалась. Шепчет, что охотница никогда не подпускала к себе так близко. Наконец, тишина прерывается. — Коталло. — Она забывается и испачканными пальцами оглаживает своё лицо, оставляя белые следы. Охотница закатывает глаза и вздыхает. — Я не так красиво говорю, как Варл, Зо или Эренд. Если ты забыл, то я росла изгоем, и не знаю, как нужно правильно подбирать слова для утешения. Да мне проще громозева завалить, чем общаться с кем-то на личные темы! Коталло усмехается этой самокритике. Ему хочется сказать, что она слишком самокритична, но интерес, который толкает его слушать дальше, заставляет молчать. Умение сплачивать людей, переворачивать их жизни и направлять их, пусть в грубоватой манере, почему-то не очевидно для Чемпионки. Тем временем, Элой продолжила: — Ты всегда так выглядишь, словно… Словно тебя ничего не тревожит. Я догадывалась, что внутри у тебя больше, чем ты показываешь. Меня злят твои мысли о том, что ты не такой, как остальные. Что ты чем-то хуже! А сейчас я злюсь на тебя, потому что тебе стыдно за свою жизнь! Она практически рычит слова и отступает на шаг назад. К Десятке, нет. Коталло ловит её за талию, удерживая на месте, и не дает отступить. Рыжеволосая охотница словно не замечает прикосновения. — В тебе столько жизни, столько… всего. Посмотри на себя! Ты сильный, спокойный и я горжусь тем, что ты со мной здесь и сейчас. Без твоей помощи и уверенности мне было бы тяжело! Ты достоин жизни без стыда и сожалений, Коталло. То, с каким пылом она это произносила, накаляет воздух вокруг. — Что мне сделать, чтобы ты понял, какой ты замечательный? Чтобы ты понял, как много значишь для всех нас? — Дай мне поцеловать тебя. Слова вырываются прежде, чем он успевает запереть их на замок. Сердце бешено стучит от смелости, которая разливается по венам «Последним огнём». Он протягивает руку и гладит испачканное краской лицо охотницы. Она приоткрыла рот, будто не верит своим ушам, и недоверчиво шепчет, тем восхитительно хриплым голосом: — Ты хочешь меня поцеловать? — Да. Он возносит молитвы Десятке, Гее, Солнцу, когда она медленно протягивает свои веснушчатые загорелые руки и кладёт их ему на широкие плечи. Маршал оплетает её рукой, притягивая и усаживая к себе на колени, и заглядывает в обворожительные зелёные глаза, наполненные недоверием и удивлением. Очень осторожно, стараясь не спугнуть своё счастье, Коталло наклоняется и целует её в податливые губы. Он выдыхает с ней в унисон, ощущая жар по всему телу и трепетное удовольствие, пронесшееся по всему нутру. Бережно он гладит её подбородок, зарывается в волосы на затылке и притягивает к себе, нежно целуя. Поцелуй робкий, первый и внутри Коталло всё ревёт от того, насколько она нежная и мягкая в его объятиях, непривычно тихая. Тихая. Сознание подбросило ему запоздалую мысль, отрезвляющую его. Он с трудом отстраняется и смотрит в её затуманенные глаза. — Элой, это твой первый поцелуй? Она смущенно кивает, не отрывая своего взгляда от его лица. Коталло находит её невероятно красивой в этой полутьме базы и с нежностью рассматривает черты её лица. — Это… нормально? Нужно остановиться? Отрицательно покачав головой, она сама тянется за поцелуем, одной рукой поглаживая его затылок, а правой поглаживает его больное плечо. Он урчит от удовольствия, когда она с неумелым пылом целует его, царапая нежную кожу на затылке. Пальцы сами рисуют спирали на её обнаженной коже, поднимаясь по позвоночнику вверх, задерживаясь на том месте, где начинается край её топа. Он исследует губами её подбородок, твёрдую линию челюсти и целует в нежное место за ушком, вырывая из её нутра тихий вздох. Внутри нестерпимо ёкало, заставляя Коталло ликовать, и он впитывал это ощущение мягкости, когда она прижималась к нему. — А! Вот вы где! — голос Зо тихий, но звучит звонко, и это заставляет Элой подпрыгнуть, вырвавшись из объятий мужчины. Они оба тяжело дышат, когда видят Зо. На её лице расцветает понимающая улыбка, а в глазах плещется веселье. — Мне жаль, что я прерываю раскрашивание маршала Коталло, но ты обещала нам мастер-класс по езде на машинах, и время уже подошло. — Тон утару был полон плохо скрываемой радости. — Хорошо, что я уговорила всех остаться снизу, не поднимаясь сюда. Но Эренду не терпится, так что... Я не ручаюсь, что смогу его удержать. — Я скоро приду Зо, конечно. — абсолютно пунцовая Элой обхватила себя ладонями за плечи, стараясь не встречаться взглядом с подругой. - Спасибо. Коталло в ответ пытается, насколько это возможно, придать лицу максимально нейтральное выражение, и медленно дышит, смотря куда угодно, но только не на отпевницу. — Да-да. Кстати, — Зо наклоняет голову, и недобрая ухмылка растекается по её лицу. Она пальцем показывает на свой рот и щёки, продолжая говорить тихим и спокойным голосом, — у тебя что-то на лице. Белое. Рука Элой поднимается к щеке, и Зо хихикает, оставляя их вновь наедине. Тишина растянулась между ними. Румянец на её коже стал пунцовым, и карта веснушек сильнее выделялась на фоне яркого цвета. Для Коталло тишина разбивается с громким звоном, когда на лице Элой растягивается совершенно безумная улыбка, и она медленно произносит, отводя взгляд: — Прости, что мы не закончили с твоей краской. Ему хочется сократить расстояние между ними и проверить, стучит ли её сердце так же, как и его, но он сдерживает себя так, как может, сжимая ладонь в кулак. — Я закончу с этим сам, Командир. Не волнуйся. И… Спасибо, что выслушала меня. Ступая так, словно каждый шаг даётся ей с трудом, Элой проходит мимо него, обдавая жаром, задерживаясь в проходе. Она касается рукой двери, словно нуждаясь в поддержке и опоре, и её голос срывается, превращаясь в шелест: — Неужели ты не видишь, насколько ты целый в моих глазах? Она уходит, и яркие краски вокруг гаснут. Шёпотом посылая проклятия, он смотрит на жужжащие сверху лампы, прежде чем тянется к краске обратно. Ему нужно собраться. Он закрывает глаза и невесомо, чтобы не стереть краску, касается тех мест, где кожа хранит прикосновения её пальцев. Она отдала ему первый поцелуй. Ему. Искалеченному Тенакт. Она сказала, что он целый в её глазах. Он сходит с ума и горит.