Мерзко.
Его голова опущена вниз, а плечи содрогаются из-за смеха, который мешает спокойному дыханию. Руки за головой он держит в насмешку и улыбка все еще не сходит с лица. Одержимый, сумасшедший — кто угодно, это было не так важно, когда напротив него свыше десятка заряженных оружий. Он слышал тяжелые вдохи Рико, который сосредоточил свое внимание именно на небеспокоющемся теле, полным идиотской радости. ЛСД? Метадон? Героин? Что принял этот парень, чтобы быть клеймированым террористом, взявшим заложника? Его зрачки настолько расширены, что радужки глаз вовсе не было видно. Вот так выглядит безумец — маниакальный урод с замашками отца. Как жаль, ведь он младший. Ненужный и брошенный в мрачную клетку сын, решивший показаться хищником среди других беззащитных. — Ты глуп, птенчик, — ему до сих пор были нужны необьятные Marlboro или Parliament (он бы согласился даже на Lucky Strike, хоть и считал их отравой). Просто необходимо почувствовать запах горьких сигарет, вспомнить исходящий от автомобиля дым. Но сейчас на нем был лишь костюм, кошелек в кармане и нож за спиной. — Ты не можешь меня убить, я в свете софитов. Твой папаша знает это. Вороны стояли неподвижно, будто статуи, но в их взгляде было столько же злобы, сколько и в Рико. Голос словно сухая ветка: ломается быстрее, чем думаешь. — Он умирает. Ичиро с ним в Вашингтоне. Это ебаный конец. Он перевел свои голубые ледяные глаза настолько мгновенно, что успел уловить толику боли в мимике Морияма. Из кармана он достал скомканную тряпку белого цвета, потом последовал легкий кивок в сторону двух игроков, которые сразу же закрутили руки рыжего парня за спину. — Кто ты? — Нил Абрам Джостен, когда хожу на пары в Пальметто и играю на местном стадионе. Вся боль за Натаниэлем Веснински, если тебе интересно выстрелить в меня, — тихо, но уверенно, кажется, что за его спиной дюжина союзников, при этом он оставался один, чувствуя, как на его стороне билась только благоприятная декабрьская погода. — ДРИ? — Морияма поморщился, передавая все отвращение к уже сидящему на коленях парню, который не убрал холодную улыбку с лица. — Нет. Просто-напросто не хочу запятнать имя будущего победителя олимпиады по экси. Надеюсь, ты увидишь, как мне вручают медаль только в загробном мире. — Рико изогнул губы в нездоровой ухмылке, четко пиная коленом в живот Натаниэля. Он согнулся, в надежде вдохнуть свежий воздух, как у носа появилась эта белая тряпка. Непроизвольно вдыхая, набирая полную грудь какого-то порошка, закашлялся, бормоча еле разборчивый вопрос. — Что за хуйня? — Мефедрон, ничего особо-таки экзотичного. Слышал, у Лисов завтра матч. Возможно, решающий перед банкетом, где объявят прошедших в следующий этап сезона. — Пытаешься подставить меня в допинге? Ты слабак, — и все же, если Рико скажет судьям матча, то тест покажет, что наркотик течет в его крови. Натаниэля могут посадить к запасным или команду вовсе исключат из чемпионата сезона. — Сам-то лучше? У тебя зрачки расширены больше, чем у среднестатистического торчка. — Натаниэль, ты не понимаешь, — Морияма с напусканной жалостью похлопал его по плечу, где расположился шрам от ожога утюгом. Ох, да, он наверняка знал местоположение каждой линии, запечатленной на теле, ведь ему столько раз удавалось видеть его обнаженным. Рико наклонился к его уху, с безразличием шепча. — Не будь глупым. Ты знаешь, кто займет правление. Он не настолько добр, как ты рассчитываешь. Отцу дают месяц, не больше. Ичиро готовит бумаги и начнет свою власть с «чистки». Ты умрешь раньше конца сезона, забудь о Лисах. Плевать мне, пройдет ли эта команда дальше, я уйду в тень. Буду ждать, когда братишка разрешит мне замарать руки и убить тебя. Считай, что эта выходка — моя последняя воля. Хорошей ночи, Абрам. Натаниэль закатил глаза, фыркнув на неуверенную речь Рико. Если он боялся собственного брата, то, вероятно, стоит напрячься, но король Воронов и так страшиться много — это не показатель опасности. — Ты же сам этому поспособствовал, — Ичиро ухмыльнулся, когда увидел долю недоумения на лице Веснински. Мужская линия клана Мориямы — самая мерзкая часть этой многовековой семьи и каждый мимо проходящий японец об этом знал. — Что, уже забыл? Рико даже водолазки не спасают, его самовнушение о том, что ты его убьёшь, иной раз приводят в бешенство. — Значит, есть чего бояться, — рана на ноге давала о себе знать, но Натаниэль прервал негативный поток эмоций глотком игристого вина. Кенго крайне недовольно рассматривал Миньярда, как только увидел его присутствие. Не то что бы это сильно напрягало Эндрю, но сжатые челюсти стали достаточно ярким знаком для рыжего. — Мне же нужен свидетель, а то вдруг захотите меня убить. — Он не особо-таки помешает, — сказал Ичиро, прежде чем ведущий наконец заявился к столу.Или все-таки…
— Да ладно тебе, боишься проиграть? Возьмешь кредит, не волнуйся, — парень достал сигарету и удерживал её зубами, не собираясь зажигать. Красота никотина видима только тогда, когда его не куришь. — Хочешь поиграть на полную? Хорошо. Ва-банк так ва-банк. Рейз. Пятьсот розовых фишек. Ичиро со смятением посмотрел на отца, показывая честное удивление. Несмотря на это, он не мог перечить главе, а поэтому твердо сказал: — Фолд. Удачного проигрыша, Веснински.Может и стоит. Предстоит узнать на практике.
***
— Что за полоса неудач, — шептал Жан, глядя на спидометр, достигающий отметки почти двести километров в час. — Не гони, им не нужны спасатели всмятку. Эндрю безотрывно жал на газ, стараясь сократить поездку всеми возможными способами: обгон, срез, движение вопреки красному светофору над головой. Мазерати рассекала по Южной Каролине, собирая множество штрафов (плевать, это последнее, что волновало Эндрю). До парка еще около десяти минут — они успевали и, вероятно, могут приехать даже раньше поставленного времени в полчаса. — У этой мелкой есть телефон? Ты мог бы заняться делом и попытать удачу в переписке, — Миньярд с презрением посмотрел на Жана, который продолжал ерзать в кресле, чувствуя себя не в своей тарелке. — Наверное, ты прав, маньячина. — Ты не способен делать комплименты, придурок.— Bonjour, милая. У вас с дядей Нилом все хорошо?
— Нет какие-то дядиньки сказали нам выйти из колеса. Сердце ушло в пятки, как только пришло сообщение. — Они не на колесе обозрения, — робко сказал Жан вслух, на что Эндрю выдохнул сквозь зубы, нажимая на газ с новой силой.— Где ты?
— Дядя Нил отнес меня отуда но я вижу что там.— Где Нил?
— Эти дядиньки окружили его с пистолетами и дядя Нил на коленях стоит смеется. — Я не боюсь. Нил сказал что ты скора с дядей Эндрю приедешь. Он сказал что дядя Эндрю очень хороший. — Натаниэль назвал тебя хорошим. Очень хорошим, — хмурился Моро. В груди Миньярда почему-то становилось теплее.— Все будет хорошо.
— Какой-то дядя приложил к носу Нила кусочик ткани. — Дядя Нил ругается матом!— Это плохо. Мы едем.
***
Он чувствовал, как его тело обхватывала невидимая пелена, стараясь спрятать представшие яркие краски улиц, ослепляющий свет фонарей. Все также в надежде удушить, оставить без возможности хриплого вздоха и в конце-таки концов убить. Его легкие будто наполнялись пеплом, заставляя кашлять все сильнее, отчаяннее, почти выплевывая органы. Натаниэлю казалось, что он превратился в самую настоящую марионетку в руках мефедрона, у которого никогда не появится совесть или сожаление за убийства людей и галлюцинации. И он продолжал верить, что эта доза открыла ему «третий глаз», «второе дыхание», потому что психосоматики имели свойство привыкания, одурманивая и до того несоображающий мозг. Счастье дается спустя многочисленные страдания, пытался размышлять он, целуя Агату в морозный лоб. Девочка что-то говорила про гадание на любовь на нитке, накручивая ее себе на палец. Она кончилась на первой же букве. — Это «А». Мое имя тоже на «А», — но даже эта кроха понимала, что любовь всей жизни Веснински не могла быть настолько младше. Вовсе быть девушкой. — Эндрю тоже на «А». — Лишь бы не Аарон, — протянул Натаниэль, царапая бледную кожу на шее. Никаких болевых ощущений. — У тебя есть телефон? — Да. А что? — Моро становилась еще лучезарнее и светлее в глазах парня, будто девочка самый чистый ангел, который только был в раю. Слова эхом отдавались в ушах рыжего и он противился желанию заткнуть Агату. — Жан и Эндрю в пути, верно? Они скоро тебя заберут, просто жди, — Натаниэль, хромая, поднялся с лавки, ощущая головокружение и мечту избавиться от съеденных сладостей. Почему наркотики такое дерьмо? — Дядя Нил, не бросай меня одну! — визжала девочка, так громко, думал он, что упал на колени, приглушая звук вспотевшими ладонями. — Дядя Нил? Что с тобой? Нил! — Я в порядке. Но мне нужно срочно приехать к доктору, чтобы он помог мне быть еще в большем порядке, — слова проносились нечетко, как пьяный лепет, но Агата, на удивление, все поняла, беспокойно кивая. Она встала. Встала. Хромая, заваливаясь на левый бок, встала напротив, уверенно шагала все ближе. Моро обвила руками его шею, наклоняя рыжую голову вперед, чтобы было удобнее гладить затылок. Натаниэлю хотелось рыдать. Прикосновения обжигали похуже автомобильного прикуривателя, но он просто не мог оттолкнуть ее. Она хотела помочь, как может. — Все будет хорошо, дядя Нилли. Жан и дядя Эндрю скоро приедут и мы отвезем тебя к доктору. Парень судорожно выдохнул, прижимаясь лбом к хрупкому плечу.