***
- Встань. Осмонт подавляет вздох и встаёт на ноги. А ведь он надеялся, что она подхватит его игру, но нет: в голосе его королевы слышится лёд. И не вековой, а колкий, тонкий ледок, покрывающий полынью. Осмонт чувствует, что один неверный шаг, и он пропадёт. Сгинет с головой. Эллаира даже не смотрит на него, лишь отходит к кровати, и, достав сундучок походной аптечки, деловито возится, перебирая филиалы, отдавая очередной приказ: - Раздевайся. Осмонт поднимает бровь, но даже не думает перечить. Он начинает раздеваться, думая про себя, что же выберет Эллаира. Матушка предпочитала розги, вымоченные в рассоле - исключительно бархатные, но и то было больше из желания сохранить приличия, а не любви к сыну. Если рассол заготовить не успевали, подходили и обычные, замоченные в воде, дополненные чесоточным порошком, чтобы жизнь мёдом не казалась. Лишь по изумлённому вздоху племянницы Осмонт понимает, что перестарался и стискивает бёдра, прикрывая ладонями пах. М-да, не подумал, что старые привычки так его подведут! Он даже размыкает губы, чтобы извиниться и кинуться к одежде, но Эллаира, отведя взгляд в сторону, кивает на постель. - Нет, не надо. Садись. Осмонт кивает, и, развернув плечи, исполняет приказ, перекинув одну ногу на ногу, чтобы не смущать ещё сильнее. Кончики ушей Эллаиры краснею даже сквозь кудри, вторя шее. Мило, мило и нежно, как и весь её точеный, изящный наряд, похожий на лебединую броню. Его принцесса стала настоящей королевой... Осмонт так залюбовался ей, что вздрогнул, когда кончики пальцев коснулись ожога, но не дёрнулся, а отклонил голову давая доступ к шее. - В Ксаэле редко клеймят рабов, и то, предпочитают делать татуировки. Почему ты выбрал это? - спросила Эллаира, старательно не опуская и не поднимая взгляд от ранения. Осмонт даже с такого расстояния чувствовал идущее от неё тепло, изменение дыхания и мельком пробежавший по губам кончик языка. Нет, это невыносимо... - Несколько причин. - признал он, подавляя желание дёрнуть плечами. - Во-первых, так было нагляднее и эффект сильнее. Во-вторых, за татуировку нужно доплачивать и делают её дольше. В-третьих... Свести рубцы проще, чем тату. Особенно такому хорошему целителю, как ты. Ос прикрыл глаза, ощущая, как рассасываются рубцы, ровняя кожу. Его напряжение выдаёт только кулак, стискивающий покрывало. Он столько всего сделал и пережил за последние дни, он не может сейчас позволить себе дать слабину. - Почему ты сбежал? Осмонт прицокнул языком, закатывая глаза. - Моя королева... - Эллаира. Меня зовут Эллаира, ты это помнишь? - чуть ли не плача, произносит она, и Осмонт выдыхает. Он слаб. Он слишком слаб. Он снова выдыхает, уже возмущенно, когда без всяких усилий усаживает Эллаиру себе на колени. Пушинка. Золотое пёрышко, хотя, учитывая всё произошедшее, из титанового серебра. Осмонт снимает с неё тиару, откладывая на кровать дальше, и крепко прижимает королеву к себе, укладывая голову себе на грудь. Баюкает, поглаживая по спине ладонями. И от одного запаха трав на душе так сладко становится, что он не может не напевать: - Ночь пронзит сердце насквозь, Рядом ты пусть мы и врознь. Сны скользят шёпотом звёзд Душу твою кутая в тьму Бережно, ласково, нежно. Стих весь мир, дрёмой объят. Стих горит, рифмой капает яд. Пред тобой виной распят, В колени паду, главу склоню, Каюсь, безумием грешен! Жжёт нутро поздней слезой. Я с тобой, я только твой. Точно пёс с роду цепной Ладонь твою, губами ищу Бережно, ласково нежно... Эллаира трясётся, то ли от холода, то ли от улыбки, вскользь касаясь губами кожи, опаляя. - Я только сейчас задумалась над тем, насколько это неподходящая песня для колыбельной! - Поэтому я ни разу не пел её внятно с тех пор, как ты начала различать слова. - выдохнул Осмонт. - Откуда она вообще взялась? Никто из слуг её не знал... Ос погладил её по голове, задумываясь, но решил быть честным. Он - живой мертвец, если не стыд и вина, то Мегарис точно укокошит его, узнав, что он сделал с сыном. - Я написал это, чтобы признаться в любви твоей матери. Его королева стихла, словно и не дыша, а после шёпотом спросила: - И что она тебе ответила? - Она не узнала. Переписав начисто, я среди ночи ввалился в покои твоему отцу, показал стихи и всё рассказал. Он разбил мне нос и приказал мне убираться. Я сбежал ещё до рассвета, с "тайным поручением" и полгода сражался на границе. Пропустил их свадьбу, остановил войну и вернулся только когда Уна послала мне письмо о том, что беременна. Я был рад, искренне рад за них, и за себя, думая, что эта блажь пройдёт, но... Осмонт выдохнул смешок, мягко отстранил от себя Эллаиру, укладывая её на кровать. Навис сверху, почти накрывая собственным телом и прошептал, смотря в глаза: - Такова уж моя проклятая натура: влюбляться в самых красивых, мудрых, просто невозможных женщин и великолепных королев. Единственных из всего мира, кого я не имею права любить. Не так, как мне хочется. Он склоняется над ней, наконец-то касаясь губами. Лба, конечно, как не раз делал в детстве, убаюкивая, и, закрыв глаза, завершает: - Я помню всё, я помню всё слишком хорошо, Эллаира. Особенно, что мне нельзя быть с тобой, так что... Он резко выпрямляется, спрыгивает с кровати и идёт к оставленной одежде. Спешно облачается в брюки и рубашку, и, уже выбегая из комнаты, произносит: - Берегите себя от меня, моя королева! У меня это уже не получается...***
- Я не понимаю. Я ничего не понимаю. - признаёт Эллаира. Разговор с Ванорой, должным быть кратким, внезапно свернул в неожиданное русло. - Я совершенно не понимаю, чего он хочет и почему так себя ведёт... Принцесса-призрак улыбается, как всегда, мимолётно и понимающе, произнося: - Осмонт? А по мне, всё очевидно: он любит тебя. - Я тоже его люблю, но я же не сбегаю, едва его увидев! - аж притопнула ногой от возмущения Эллаира, но Ванора лишь покачала на это головой. - Не так, Эллаира. Он любит тебя как женщину, понимаешь? Имери замирает, точно змея перед броском. Рейнхольд, удивлённо кашлянув, уточняет: - Вы хотите сказать, что герцог... - Осмонт влюблён в неё. Как мальчишка. - фыркнула та, откидываясь на диване. - По уши, а то и по макушку. - Но это же... - граф снова кашляет. - Кровосмешение... - Мой отец был троюродным братом моей матери, и то, родичи ещё сетовали, что родство слишком дальнее, разбавляет кровь. В королевских родах инцест скорее норма, чем извращение, а Имери, как лекари, и вовсе вывели правила для сохранения здравости потомков. - пожала Ванора плечами. Эллаира, словно подтверждая её слова, сначала побелела, а после покраснела, усаживаясь рядом с ней и выдыхая. - Не может быть. Чтобы Осмонт... - Может-может. - со злым весельем снова подтвердила Ванора, и тут же прищурилась. - Да и вы, королева, с каких это пор зовёте дядюшку исключительно по имени? Эллаира обомлела, открыв рот, а после задумалась. А действительно, с какого? Может, с того момента, как узнала, что он сбежал, и обиделась? Или после того, как увидела клеймо и получила очередное подтверждение тому, что его жизнь принадлежит ей? Или когда косилась украдкой на мужское тело, но не приказала ему одеться, когда он обнимал её, выдыхая на ушко слова невысказанного признания, когда поняла, что снова обижается, потому что хотела ощущить его губы ниже, на своих? Пиэль снова помотал головой: - Но не настолько же он безумец, чтобы... - Настолько-настолько. - уже не скрываясь, ухмылялась Ванора. - Вы только вспомните, что он успел натворить: двадцать лет грабил собственную страну, чтобы спасти Эллаиру, шантажировал вас, устроил грандиозную интригу, чтобы вернуть ей трон, год спал с законной женой в одной постели так, что оставил её нецелованной девственницей, позволил себя казнить, воскрес, убил моего брата... И что там он последнее сделал? - Попал в рабство и подарил мне себя от имени борделя, в который его продали. - машинально ответила Эллаира, после чего встрепенулась, уточняя: - Осмонт убил Аларика? - Да, я уверена, что это он. - кивнула низко Ванора, чуть тише поясняя: - Ты смогла простить моего брата и смягчить наказание, хотя бы ради меня, но вот Осмонт... Осмонт - нет. И он единственный, кто смог бы устроить так, чтобы даже моя мать не могла найти тело. Рейнхольд, не в силах больше выслушивать это, покачал головой и потянулся за графином с вином, разливая на троих, самолично передавая бокалы дамам. - Если так подумать, то да... Натворить всё это мог только безумный мужчина. - залпом выпив, тот добавил. - Точнее, обезумевший от любви.***
Время до ужина Осмонт безбожно и бесстыдно отсиживался у Д'Марио, обсуждая действия при наихудшем развитии событий, сбежав обратно к Эллаире только когда пришли слуги Мегарис. После чего, как верный пёс прождал под дверью покоев своей королевы, занимая место за её плечом, с удовольствием замечая на той новый наряд, старательно забывая о собственном. Если Мегарис думала унизить его, напомнив, что он является наложником и прислав соответствующий наряд... Что ж, вышло бесполезно и мелочно. Осмонт своим телом по праву гордился, и даже женское платье вряд ли бы его смутило: тот же ошейник с гербом Треспии он надел чуть ли не с удовольствием, прикрывая рубцы. Что до прочего... Только потому, что она была слишком сосредоточена на своих мыслях, Эллаира и не была красной, как Делия и ставшие таковыми Леорик и Озер, заметившие его первыми. Мегарис, окинув его взглядом, лишь сильнее поджала губы, но заострять именно на этом внимание не стала. Сам Осмонт считал, что большего эффекта мог бы достичь только придя голым полностью. Хотя, полупрозрачная рубашка с разрезом до пояса и кожаные короткие бриджи переходящие в тёмные чулки были от этого не так уж и далеко. Но, - увы и ах!, - нельзя оскорбить того, кто оскорбляться отказывается и последние несколько десятков лет старательно сплавлял репутацию в отстойник. Отчасти, эта каверза его даже развеселила, да настолько, что когда Мегарис намекнула, что кое-кому не по чину сидеть с ними вместе, он лишь хмыкнул, махнул рукой и сел возле стула Эллаиры прямо на пол. Частично, это помогло снизить накал за столом, но... надолго этого не хватило. То ли Мегарис совсем тронулась умом после смерти сына, то ли он не рассчитал градус её недовольства, но беседа за столом медленно, но верно смещалась к ним двоим, становясь собачьей сварой, пока та вслух не произнесла: - Впрочем, чего можно было ждать от бешенного трепсийского кобеля. Королева Периалла тихонько восхищённо охнула, ожидая грандиозного скандала, Эллаира напряглась, готовясь встать, но Осмонт сделал это первым, вскакивая с пола и перекатываясь с пяток на носок, разминаясь: - Я безмерно горд, что хоть моё прозвище вы запомнили верно, королева Мегарис. - ухмыльнулся Бешеный Пёс Ос с поклоном. - Хотя, с собаками, всё же, больше общего имеет ваше семейство: что король сдох в случке, с членом в заднице, что первый принц тот ещё сукин сын. Кажется, кто-то подавился. Осмонт не обратил на это внимание, смотря мегере в лицо: то исказилось, налилось пурпуром, одновременно от злости и довольства: он нарвался, такого даже статусом раба не оправдать. Хотя, правду, да оправдывать... - Ах ты... ты... - Слова подсказать? - манерно уточнил он, подходя вплотную, не обращая внимания на обращённые к нему клинки стражников. Глаза у Мегарис засверкали, как капли яда на просвет. - За оскорбление королевской чести я лично вырву тебе язык. - медово пообещала та, но он лишь фыркнул. - Было бы что оскорблять. Хоть ты и вырядила меня в эти тряпки, но шутом я всегда становлюсь по своей воле, должна была понимать, что эта кость станет поперёк горла. - Нет, сначала я тебя кастрирую. - продолжала грезить та, а Осмонт хохотнул. - Всё ещё мстишь за мужа? Или завидуешь ему? Хотя, я спал-то с ним всего один раз... Или ты ревнуешь? - "догадался" Ос и сам себе кивнул, прислушавшись. - Ну да, тебе-то моего члена не видать и не щупать, не оторвав от меня. Тем более... Шаги стали ближе, и вот уже слуга распахнул двери, с криком: - Беда, королева Мегарис! Мятежники во дворце! Осмонт, пользуясь замешательством стражи, сделал ещё шаг, подходя к Мегарис вплотную, и, нарочито медленно подняв руку, щелчком сбил с её головы корону. - Шах и мат. Настал мой черёд держать тебя за яйца.