Дом семьи Ньютон 8:15
Я никогда раньше не начинала свое утро с «Секса в большом городе». И это огромное упущение! Потому что, ставя сериал на задний фон и уменьшая громкость практически до десяти процентов, я теряла львиную долю сюжета. Но раньше это не казалось мне катастрофой: ну зачем прислушиваться к непрекращающимся драмам и душевным терзаниям? Мне вполне хватало видов ночного Нью-Йорка, тонущего в яично-желтых огнях, стильных нарядов Кэрри и таких правдоподобных постельных сцен, что спирало дыхание. Я никогда не относилась к этому сериалу серьезно, хотя часто черпала в нем вдохновение. Так иронично, да? Брала концепты для статей из истории про роковую журналистку. И вернулась к ней сейчас с той же самой целью. ...Ну, не совсем. Есть такие вещи в жизни, которые не влезают в твою голову, потому что там и так слишком тесно. Потому что ты такой наполненный изнутри, что, кажется, попытаешься подлить хотя бы пару миллилитров лишнего, и расплескаешь все то, что копил годами. А во мне всегда было столько мыслей и чувств… Я фонтанировала идеями и искрилась амбициями. Внутри было такое давление, что туда не то, что не подлить что-то новое, просто посмотреть было взрывоопасно! И если бы кто-то спросил меня тогда, что наполняет мой внутренний сосуд, я бы зарисовала пузатую кастрюлю и представила перед ним настоящий проект. Дело было так: на самом дне, уже густой и концентрированный, был слой моих фантазий о будущем. Эти мечты надежно поддерживали все то, что шло дальше, а именно: школьная газета, кокосовый латте, вырезки из модных журналов, семья, одежда, тофу и магазин «Экипировка Ньютона». Сомневаюсь, что именно в таком порядке, потому что они давно перемешались между собой, и, даже будь я гениальным химиком, вряд ли смогла бы очистить получившуюся смесь. Я жила так уже очень давно. Изредка в мой сосуд попадали какие-то новые вещества, но не задерживались там, не приживались. Кто-то не приживался, потому что его не устраивал накал страстей в моей груди, не нравился высокий градус. Кто-то – потому что не был готов оставаться на девятом месте в списке моих приоритетов. А кто-то просто был блуждающим мотыльком, порхающим от одного сосуда к другому и не понимающим, содержимое какой кастрюли будет для него будет самым вкусным. Меня устраивала эта стабильность. Мне не хотелось без разбора пихать в себя новые знакомства, увлечения, привычки. Я варилась изнутри, как сырный суп. Ну, кто пойдет против рецепта и добавит в меня банку сгущенки? Верно, никто. Только если эксперимента ради. Вот и я все думала, думала, присматривалась к новым хобби, к потенциальным друзьям и возлюбленным, но глубоко в душе знала, что никогда не впущу их в свою жизнь. Потому что, как сгущенка могла испортить сырный суп, так же и новые вещи могли отравить мою заветную мечту. Ах, Эрик, слышал бы ты сейчас мои метафоры… Ха, как скоро ты бы устал расшифровывать их? А теперь я просто была чем-то. Уже даже не кастрюлей, уже даже не сырным супом. Мне не хотелось вспоминать старый рецепт и пытаться сварить себя заново. Мне было бесконечно пусто. Мне было безнадежно безразлично. Может, я и не суп вовсе? Может, мне суждено было стать изысканным десертом, просто какой-то повар-неумёха добавил в меня пассированную морковь с луком и все испортил? Новый лечащий врач, услышав подобные соображения, добродушно рассмеялась и всучила мне тяжелую кипу бумажных тестов: – У Вас… незаурядный ум, мисс Ньютон, – протянула она, набирая что-то на компьютере. – Так и скажите, что я чокнутая. Не обижусь, – оценив взглядом объем работы, апатично отозвалась я. – Мы работаем со многими, как Вы выразились, «чокнутыми», но никто из них и близко не так изобретателен в своих умозаключениях. Наверное, мне должно было стать приятно. Наверное, это был комплимент. Меня эти слова, впрочем, совсем не тронули, но я вежливо кивнула, как кивала всегда покупателям. И вновь обратила свое внимание на тесты. Зачем оно все, еще и в таком количестве? – Льстите, – протянула я вяло. – Хотите задобрить, чтобы я согласилась прорешать все эти бумажки. Женщина, хотя, какая женщина… Девушка лет двадцати пяти оглушительно громко рассмеялась, оторвавшись от своего занятия. И посмотрела на меня таким солнечным взглядом, что я почувствовала, будто должна, нет, просто обязана улыбнуться ей в ответ. И улыбнулась. Надеюсь, не слишком натянуто. – Иногда неплохо вылить суп и выбросить кастрюлю, – заговорила она моим языком. – Это отличный повод купить, например, заварочный чайник. Он пустой, и Вы можете наполнить себя заново! Тон ее голоса был слишком воодушевляющим. Меня кольнуло легкое раздражение. – Не очень-то здорово быть пустым чайником, когда вокруг столько полных кастрюль, – ответила я неожиданно резко. – Чувствуешь себя неполноценным. Доктор помолчала, переваривая новый секретный шифр из метафор. За эти несколько секунд тишины я окинула ее беглым взглядом. Она выглядела знакомо. Так, будто я уже встречала черты ее лица в ком-то другом, но все индейцы были для меня пока слишком похожи с непривычки. Она очень молодая, симпатичная и лучезарная. Но даже рядом с ней, с человеком, который должен по идее помочь мне справиться с последствиями травмы, я ощущала себя... никак. Мне не хотелось открываться ей. Я наболтала какой-то лиричный бессвязный бред, но лишь затем, чтобы сказать хоть что-то, дать ей хоть какую-то почву для отчетов о ведении болезни. Язык у меня работал даже тогда, когда говорить было не о чем. Полезный навык. – Я понимаю, что Вы хотите сказать, мисс Ньютон, – начала она мягко. – Для Вас это большая потеря, Вам боль… – Мне безразлично, – прервала я ее на полуслове. Девушка озадаченно склонила голову набок и продолжила: – Многие вещи утратили для Вас прежний смысл. Но иногда очень полезно обнулиться, – она ободряюще улыбнулась. – Воспринимайте это, как дар. Дар… Какой бестолковый оптимизм. В меня ударила молния, а я должна искать в этом плюсы? Слишком инфантильный подход к лечению больных. Она точно хороший специалист? – Легко рассуждать об этом в теории, доктор… – я забегала глазами по столу в поисках таблички с именем, но ее там не было. – Практикантка. Рейчел Блэк. – Практикантка, – протянула я уныло. Вот как, значит. – Когда ощущаешь это на своей шкуре, сразу понимаешь, что Ваши советы бесполезны. Она смотрит на меня так пронзительно, что даже становится немного стыдно. Вот это ей пациентка на практику досталась, да? Всё желание работать по профессии отобьет. – Не обижайтесь, – спешно произношу я, головой понимая, что поступила невежливо. Не работают эмоции, так хоть мозг функционирует. Но девушка мотнула головой: – Все в порядке, – она выдержала паузу, не сводя с меня глаз. Сразу захотелось закончить наш разговор: так неуютно и странно было находиться в кабинете местной больницы. Я вообще не хотела сюда приходить. Очень долго сидела утром, вперившись пустым взглядом в стену, пытаясь сообразить отговорку, чтобы остаться дома. Но отговорка не нашлась. А солнце поднималось все выше и выше, облизывая лучами светлые стены моей комнаты. Мама зашла напомнить про прием у врача, и я поразилась тому, как свежо она выглядела по сравнению со вчерашним днем. Ее колючий пучок волос снова стал роскошной гривой, исхудавшее бледное лицо покрыл легкий слой персиковых румян, а, когда она закрыла за собой дверь, поток ветра донес до меня нежный шлейф Dior J'adore. Она не выглядела, как человек, которому врачи всего неделю назад прогнозировали инвалидность дочери. Она выглядела, как обычно: уверенно и бодро. И мне вдруг подумалось мрачно: может, маме всегда было плохо, а она скрывала это от нас за красивым фасадом? Может, и их нежные отношения с папой тоже были дешевой игрой на двух зрителей: меня и Майка? Может, они и не любят друг друга вовсе? Может, у папы тоже есть любовница, просто я пока не поймала его с поличным? У прежней меня такие вопросы в голове даже бы не возникли. Я бы отогнала их прочь и отвлеклась на учебу или школьную газету. Но теперь отвлекаться было не на что. Не было школы, не было статей. Не было и желания возвращаться к прежним занятиям. У прежней меня внутри было так полно и тесно, что чему-то новому туда было просто не протиснуться. Мне было хорошо в своем плотном коконе, в своем маленьком мирке. Зато теперь этот мир рухнул. – Вовсе не хотела обесценить Ваши советы, – протягиваю я глухо. – Все в порядке, мисс. Вы просто дали понять, что к Вам нужен иной подход, – ее черные глаза все такие же внимательные. – Это хорошо. Так мы быстрее наполним Вас... – она облизывает нижнюю губу, подбирая слова. – …супом, да? Не понимаю, смеется она надо мной или нет. Но очень хочу поскорей избавиться от ее вопросов и уйти отсюда, поэтому непринужденно улыбаюсь и отвечаю: – Раз уж выдалась такая удивительная возможность «обнулиться», хочу в новой жизни стать ванильным пудингом. – То, что Вы чего-то хотите, уже очень хорошо. Значит, не так Вам и безразлично, – точно смеется. И улыбается довольно. – С чего начнете? – Не знаю. Лукавлю. Уже начала с красной помады и вельветовой юбки, которую надевала последний раз года два назад. И с мыслей про родителей. Начала пока неуверенно и коряво, не понимая, нравится мне это или нет. Вроде, это похоже на то, кем я была раньше. А, вроде, это совсем не я. Это такое ублюдское чувство неопределенности и подвешенности. Ты, вроде, жив и здоров и жаловаться не на что, но ощущаешь себя так ничтожно и пусто, как будто чем-то серьезно болеешь. Но эту болячку нельзя нащупать, ее не видно. Ты как будто обманываешь всех вокруг, обманываешь, что тебе плохо. А мне ведь даже не плохо, мне никак. И, как мама, я прячусь за красивой одеждой и аккуратной прической, наношу на бледные губы самую яркую помаду и улыбаюсь так широко, будто скалюсь. Не знаю, зачем. Наверное, потому что она так делает, и ей верят. Хочу, чтобы поверили мне и не трогали лишний раз, не раздражали своими вопросами и сочувствием. – Я провожу терапевтические встречи в соседнем корпусе. Приходите завтра, – предлагает вдруг практикантка и протягивает флаер. – В нашей группе очень разные люди. Может, кто-то из них подскажет ингредиенты для ванильного пудинга. – Вы поосторожней с метафорами, – откликаюсь я бездумно, сжимая в пальцах глянцевую бумажку. – Они вызывают привыкание. Потом все время будете говорить, как я. Она добродушно смеется, и моя совесть ласково мурлычет где-то в желудке. Хорошо, что получилось вывести этот проблемный разговор в приятное русло. Ей ведь, кажется, нравится ее дело. Совсем скоро выпустится из университета и станет работать на полную ставку, быть может, даже здесь. Туманному дождливому Форксу очень нужны такие солнечные люди. Стивен уже не справляется в одиночку. – Нужно будет подготовить рассказ о себе? – спрашиваю я, изучив информацию на пестром флайере. – Лучше просто хорошенько выспитесь. Можно даже сейчас. Дневной сон отлично разгружает нервную систему. Из кабинета я не выхожу, а вылетаю пулей. И мечтаю скорей скрыться за дверью своей комнаты, смыть с лица макияж и натянуть на тело мягкую пижаму. И пересчитать трещины на потолке, желательно трижды. Но по закону подлости на повороте с главной улицы я встречаю Стивена, возвращающегося из школы. Только недавно его вспоминала. Он такой громкий и общительный, что хочется закрыть уши ладонями, но я приветливо улыбаюсь. Так широко, что аж щеки сводит. И заинтересованно киваю на свежие школьные новости, вежливо отказываюсь от ксерокопий конспектов и непринужденно рассказываю о своем здоровье. Максимально коротко и односложно. Мне безразличны новости, конспекты и даже мое здоровье. Я просто хочу домой. И как же грязно я ругаюсь про себя, увидев рядом с забором Пола. Поняла, что домой попаду не скоро. И эта мысль меня так обнадеживает, что хочется уйти вслед за Стивеном и напроситься к нему на бранч. Но одноклассник убегает в гараж так стремительно, что я даже не успеваю окликнуть его. И выпрямляю спину до хруста в лопатках, ощутив на себе тяжелый взгляд Лэйхота. Я прихожу в себя только тогда, когда опускаюсь на пуфик в прихожей, сжимая в руке еще теплую ткань его футболки. И утыкаюсь в нее лицом, как будто от самой себя пряча покрасневшие щеки. И глупо смеюсь, вдыхая запах его тела. Мне это небезразлично. Он мне небезразличен. Становится настолько радостно, что это даже пугает. Откуда в пустоте взялись эти чувства? Я бы просидела так до самого вечера, не соскользни рыжая папка с моих коленей и не упади мертвым грузом на пол. Точно, папка. Тесты. Групповые занятия. Реабилитация. Попытка заново собрать себя по кусочкам. И во мне появляется внезапно так много сил, что я забываю про дневной сон напрочь. Я взлетаю вверх по лестнице, расплескивая по пути свежесваренный кофе, и твердо намереваюсь вернуть своей комнате прежний вид. Перебираю старые вещи, переставляю в другой порядок книги на полке, с помощью Стивена отклеиваю от стен выцветшие плакаты и заменяю их на свежие постеры. Одноклассник очень живо рассказывает о том, как провел свой День Рождения, и очень быстро переключается на расспросы о Поле. Кажется, оголенный торс квилета его взбудоражил даже больше, чем меня. Когда Стив уходит, оставив пачку толстых тетрадей, я переставляю ноутбук на удобное место и пачкаю столешницу кофейным разводом от кружки. И опускаюсь на пол, прожигая взглядом ярко-белый пернатый оберег, приколотый к изголовью кровати. А потом несмело опускаю глаза на темно-зеленую футболку, торчащую из-под подушки. И, чертов Пол Лэйхот, действительно надеваю ее только тогда, когда папа выключает свет на втором этаже, а Майк проваливается в сон с громким храпом. Когда я на носочках в темноте дошла до своей постели, словно собираясь сделать что-то незаконное, то ощутила, как встревоженно затрепетало мое сердце. Почувствовала, как стерильно-чистый запах сменился ароматом древесины. Такой теплой, уютной, родной. Всё внутри сжалось от удовольствия, когда футболка коснулась голой кожи. Это было так глупо, но романтично. Даже интимно. В ту ночь мне спалось удивительно сладко. А, проснувшись, я включила «Секс в большом городе» с самого начала. И повсюду таскала с собой ноутбук, чтобы ни на секунду не отвлекаться от диалогов: теперь-то я их слушала внимательно и анализировала каждый эпизод. Не отрывалась от сериала я ни за умыванием, ни за завтраком, ни за решением тестов, которые практикантка Блэк попросила принести сегодня на занятие. Ни за мытьем посуды и ни за поиском подходящей одежды на терапевтическую встречу. Встречу… Как знать, может, мне действительно понравится там, и я найду среди участников группы интересных людей. Сама стану тем мотыльком, который летает от одной кастрюли к другой в поисках блюда повкусней. Не знаю, чем сейчас мне стоило наполнять свой внутренний сосуд. Хотелось вернуть всё на круги своя, чтобы не испытывать это полное бессилие. Хотелось зажечься и застрочить десятки статей за одну ночь, как раньше. Хотелось, как раньше, втыкать в стену, представляя светлый офис, кокосовый латте на рабочем столе и букет хризантем в вазе, и как главный редактор торжественно объявляет, что моя статья достойна первой страницы в недельном выпуске. Хотелось вполне искренне улыбаться, предлагая авантюру, а не испытывать к окружающим гнетущее безразличие с щепоткой раздражения. Ко всем, кроме Пола.*
Общественная больница Форкса 12:00
…и именно поэтому я пришла на встречу, по факту, в своей сегодняшней пижаме. Когда я смотрела на строгие блузки и теплые джемперы, мне не хотелось к ним даже прикасаться, не то, что надевать. Я уже отпарила костюмные шорты, почистила ботинки на шнуровке и даже успела накраситься, но все еще растерянно стояла напротив шкафа и блуждала глазами по вешалкам. В какой-то момент была готова пойти прямо в бюстгальтере, потому что устала думать. Пока мой взгляд совершенно случайно не упал на футболку Пола. И если вчера я была примерной отличницей, то сейчас напоминала бойскаута в походе за коллекцией гербария. Но выглядело это, впрочем, интересно. Правда, подол футболки был немного длинней шорт, и создавалось впечатление, что под ней вообще ничего нет… Тогда внесем поправку: я выглядела как пикантный бойскаут в походе за коллекцией гербария. Но ощущала себя невероятно комфортно… И шла по улице с высоко поднятой головой, ловя мурашки и шальные поцелуи ветра на поврежденной ожогом руке. Первые полчаса встречи я делала вид, что меня безумно увлекают рассказы людей о проведенных выходных. Группа была очень возрастной, и практикантка Блэк смотрелась в кругу пациентов как чья-то дочь или племянница. Мне подумалось даже, что они не воспринимают ее всерьез и приходят только для того, чтобы поболтать друг с другом в формате милой посиделки, а не терапевтического сеанса. Но стоило ей поднять руку, обозначая конец вводной беседы, все послушно замолкли и, как школьники, обратили на нее внимательный и воодушевленный взгляд. Я держалась особняком и просто наблюдала за тем, как уже хорошо знакомые дяди и тети играют в психологические игры. И, признаться, очень сильно скучала, ощущая, как внутри все шире и шире разрастается черная дыра апатии. Мисс Блэк периодически смотрела на меня, проверяя уровень вовлеченности в игру, и мне приходилось натянуто улыбаться, чтобы не выглядеть каменной статуей в углу кабинета. Она понимающе кивала и не трогала. Мне настолько понравилась ее реакция на мою отрешенность, что я даже захотела подойти к ней в перерыве и обсудить один из прорешенных тестов, но не смогла приблизиться: со всех сторон ее окружили пациенты и увлекли в очень шумную активную беседу. Я быстрым шагом покинула кабинет в поисках автомата с кофе. Ладно, первая половина встречи прошла… сносно. Я думала, что будет хуже: что меня заставят выйти перед всеми и представиться или что она будет настойчиво тянуть меня во все игры, аргументируя это тем, что мне просто нужно войти в течение, и тогда сразу появится азарт. Да... Наверное, как-то так я это себе и представляла: неловкое социальное изнасилование. К счастью, все прошло очень миленько. Автомат я нашла на втором этаже рядом с лестницей и бездумно ткнула на первый попавшийся напиток, запустив ладонь в карман шорт. Мой рюкзак со всеми вещами и, в том числе, телефоном канул в Лету, и я пока ходила налегке, отзваниваясь с домашнего на работу родителям, сигнализируя, что в целости и сохранности вернулась домой. Совсем, как в детстве. И деньги носила в карманах, что было, впрочем, не совсем удобно. Я аккуратно забрасывала центы в автомат, дожидаясь, пока он переварит каждую монетку, когда поняла вдруг, что у меня не хватает на кофе, а карманы остались пустыми. И замерла испуганным оленем в свете фар, не понимая, куда мне нажать, чтобы запросить монетки обратно и отменить выбор. – Извините, мэм, – воскликнула я, махнув рукой женщине на ресепшене. – А что нужно сделать, чтобы… Звон падающей монеты. Механизмы протяжно загудели и выплюнули наружу пластиковый стаканчик. От неожиданности я отшатнулась и ударилась больным плечом о чье-то тело. – Прошу прощения, меня напугал автомат, – я выдавила из себя дежурную улыбку, мгновенно обхватив рубец левой ладонью. И из-за боли не сразу обратила внимание на человека, которого толкнула. Зато удивленно отметила, что мой кофе уже готов. А как он может быть готов, если я не забросила оставшиеся десять центов?.. – Пустяки, – произнес мужской голос над ухом. Я недоверчиво потянула руки к стеклянному окошку, за которым дымился напиток, и медленно вытащила его наружу, как будто опасаясь, что сейчас из-за угла выбежит охранник и обвинит меня в воровстве. Но нет. В коридоре было тихо и мирно, совсем как пару минут назад. Подув на молочную пенку, я сделала короткий глоток и не смогла сдержать довольного стона. Немного отдает содой, но от этого вкус становится даже ярче. – Слышал, в тебя ударила молния, – напомнил о себе мужчина. Я обернулась и обнаружила перед собой не мужчину, а Джаспера. Думала, тут же выроню стакан и дернусь к лестнице, но… ничего не почувствовала. Абсолютно ничего. И, даже очертив глазами его некогда прекрасное для меня лицо, я испытала только легкое удивление. Потому что он не казался мне больше безумно привлекательным. Куда-то пропал весь магнетический шарм. Даже если я и смотрела на картину, то теперь это был не ренессанс и даже не готика, а солидный такой реализм. Наверное, поэтому я очень быстро сообразила, что ответить. – Не делись секретами со Стивеном, – хмыкнула беззлобно. – На завтра об этом будет знать вся школа. И, выдавив из себя еще одну дежурную улыбку, сделала большой глоток. Хейл свел брови к переносице. – С тобой что-то не так, – произнес он резко. – Ну, да… Иначе бы я не пришла в больницу, – неловко отмахнулась я, внезапно захотев убежать от этого странного разговора. Совсем как от разговора с практиканткой Блэк. Но его лицо осталось непроницаемым. Я спряталась за пластиковым стаканчиком и обвела глазами коридор. Все так же пусто: только вдалеке под ручку шли медсестры, о чем-то весело шепчась. А когда обернулась на Джаспера, заметила, что он очень внимательно смотрит то ли на мой шрам, то ли на футболку. И выглядит так напряженно, словно задержал дыхание. Я искренне не понимала, как с ним себя вести. Казалось, все это время я робела и краснела, потому что откровенно пялилась на его волосы, и не находила нужных слов, потому что думала о нем, как о произведении искусства. А сейчас что? Очарование спало, а мне как будто все так же неловко завести непринужденную беседу. По привычке. И это нужно срочно исправлять. Он поднял голову. Может, дело было в том, что он стоял спиной к окну, но цвет его глаз показался мне теперь немного темней. Я продолжила глотать напиток и активно думать, как вывести его на разговор. Это оказалось довольно трудной задачей: не понимала, с какой стороны к нему подойти. Джаспер всегда казался очень болезненным и отрешенным, как будто безэмоциональным… Стоп, точно. – Знаешь, ты прав, – вспомнила я начало нашей неловкой беседы. – Со мной что-то не так. Появилась ужасная апатия. Тебе это знакомо? – Знакомо, – отвечает он вкрадчиво. – Но у тебя нет апатии. Я качнула стаканчик, чтобы смешать остатки напитка с пеной, и недоверчиво хмыкнула: – А что же со мной тогда? – Не могу ухватиться за эмоции, – Джаспер скользит быстрым взглядом по рукаву футболки, как будто морщится брезгливо от ее запаха и останавливает глаза на розовеющем рубце. – Они сами по себе возникают и сами по себе исчезают. Пытаться подчинить их – все равно что пытаться оседлать молнию. – Прости?.. Он качнул головой и отошел на несколько шагов в сторону, прячась в густой тени от занавески. Я проводила его непонимающим взглядом. Часы на стене громко тикали, привлекая к себе внимание. До второй половины встречи осталось пять минут, пора бы спускаться на первый этаж. Но мне вдруг вспомнились странные видения: то, как мы разговариваем в полупустом классе, то, как он подобно вампиру высасывает из меня кровь. И, наверное, будь он в моих глазах таким же, как раньше, я бы страшно испугалась. Наверное, будь я такой же, как раньше, никогда бы не спросила ничего подобного. К счастью, оба параметра изменились. А еще он говорил таким интригующим и загадочным языком... – Ты веришь в мистику? – Допустим. – В ведьм, оборотней, – я делаю многозначительную паузу. – В вампиров? – А еще в садовых гномов, – отвечает он глухо. Я заливисто смеюсь, давясь кофе. Но, кажется, смешно только мне. Плечи Хейла не двигаются, словно он вовсе не дышит. – Знаешь, на днях приснился сон, – мне все еще весело, но я очень стараюсь звучать серьезно. – Там была Элис, какой-то взрослый мужчина. А еще там был ты. И выдерживаю паузу, ожидая какого-нибудь комментария, но Джаспер молчит. Это даже слегка сбивает с толку. – В этом сне ты меня убил, кстати, – произношу я невинно, взглядом прожигая его спину. – К долгой жизни. – Не спросишь, как именно? – Вряд ли это изменит значение сна. И подхожу к нему практически вплотную, громко шаркая подошвой ботинок о пол в коридоре. Должен ведь он обернуться на звук, правда? Отреагировать на мое приближение? Но нет, он стоит мраморной статуей, холодной и безразличной. Я огибаю Хейла сбоку, закинув пустой стаканчик в урну и заметив, что те самые медсестры уже достаточно близко. И терпеливо жду, пока они минуют нас и скроются на повороте, беззастенчиво оборачиваясь на Джаспера. А вот у меня теперь дыхание от этого не спирает. Кожа Хейла очень бледная, но я едва ли могу разглядеть под ней синие капилляры, как будто на его лицо нанесен плотный слой тонального средства. Кожа слишком идеальная, как с отфотошопленной обложки журнала. И глаза его теперь кажутся неестественно крупными и яркими. Он напоминал мне героя книги, загадочного и благородного до кончиков пальцев. Он выглядел сейчас, как белокурый принц на белом коне, готовый броситься в пучину битвы ради чести своей принцессы. От него пахло сгнившими страницами исторических романов, сыростью и холодом. От него пахло стариной. – Ты вампир. Он обращает на меня внимание моментально. И чуть наклоняет голову набок, совсем как милая Элис. – В тебе нет страха, – произносит он сухо, как будто и правда может читать мои эмоции. – Нет. – Кофейного автомата боишься, а вампира – нет. Я ощущаю под ребрами проблески радости и уже знакомое пушистое тепло, но оно вдруг ускользает куда-то, и я рвано выдыхаю, рукой хватаясь за пылающий болью шрам. Джаспер зеркалит мой жест. Тепло… Как тогда, в столовой. И в коридоре перед репетицией. Я думала, что это проказы ведьмы Элис, но все это время моими чувствами манипулировал Джаспер?.. Не вредил, помогал, но как будто по локоть влезал в мое тело и дергал за нужные ниточки. Чего ради? И если раньше мог запросто превратить мою тоску в счастье, а отчаянье – во вдохновение, то почему сейчас не может помочь? Почему мне вдруг стало больно физически? А ему почему больно? Почему иногда меня накрывает безразличием, а вчера, рядом с Полом, вдруг укутало теплым пледом и расслабило, как в походе у костра? Почему я не могу контролировать свои эмоции? Почему он больше не может их контролировать? – Элис знала, что с тобой случится что-то страшное, – произносит Хейл резко. – И попросила помочь. Я буду тут завтра. И исчезает за поворотом.*
Дом Ньютонов 15:12
Элис знала, что со мной случится что-то страшное. Знала это до того, как я уехала в резервацию. Знала и не остановила? О, нет, я истолковала ее посыл неверно. Какая прелесть: надо было опасаться не анонимного форума про страшных вампиров-маньяков, а именно безобидных и мирных индейцев. Может, карты Элис так боялись статьи про их легенды, потому что ее магия была слабей их магии? Или как там это работает?! И, значит, непревзойденный успех мне принесет именно статья про вампирскую романтику. Очень неожиданно. Неужели жюри так впечатлит дилетантское, еще и поэтическое расследование? Неужели именно эта статья проложит красную дорожку к должности председателя школьной газеты? Это же потрясающая новость! Как жаль, что внутри совсем нет искры снова сесть за ноутбук и не спать всю ночь. Как жаль, что я… Нет. Я не была все это время пустой, я не была безразличной. Просто эмоции возникали во мне стихийно. Выходит, кастрюльные и чайничные метафоры были ложными. Какая нелепица… Хотя, если подумать, то, не запутай я ими Рейчел Блэк, не попала бы сегодня в больницу. Не попади я сегодня в больницу, не встретила бы Джаспера. Не встреть я Джаспера, не поняла бы сейчас, что именно со мной «не так». Не пойми я сейчас, что именно со мной «не так»… Твою мать! Это очень и очень злило. Как будто каждый мой шаг, даже неправильный, даже глупый, даже бессмысленный в конце концов оказывался нужным. Как будто даже такая бестолковая вещь, как цвет футболки или количество сахара в кофе действительно могли существенно повлиять на мою судьбу. Как будто нечто извне, нечто недоступное пониманию ведет меня по тернистой дороге жизни, а я послушно плетусь следом, как слепой котенок. Как будто у меня никогда и не было права самой строить свое будущее, как будто оно предопределено кем-то свыше. А еще злило, что как Джаспер мог раньше дергать за ниточки мои эмоции, так же и Элис теперь играет мной, как марионеткой. Хитрая, хитрая Элис. Интересуется статьями, хвалит, подговаривает своего парня поддерживать мое вдохновенное настроение. А чего ради? Ради статьи про вампиров? Зачем она ей, это глупость. Да и вряд ли я теперь смогу ее написать. Разве ты не видела это в своих гаданиях? Наверняка видела. Значит тебе нужна не статья, а что-то крупней, что-то много крупней и ценней, чем кусок текста на шаблоне школьной газеты. Может… А может быть такое, что ей была выгодна моя электротравма? Если бы не то видение, я бы не узнала о тайне Джаспера. Он даже не пытался защититься, значит был готов к такому разговору. Если бы я не осознала сейчас, что вампиры реальны, то не вернулась бы к статье про Сиэтл. Если бы я не вернулась к статье про Сиэтл, то не было бы причины снова написать «unkillable» с вопросами. А может быть такое, что Элис нужна не статья, не удар молнии и даже не мои сомнительные экстрасенсорные способности, а анонимный пользователь с форума?.. А зачем ей понадобился «unkillable»? И почему она не может связаться с ним сама? – Мне жарко на тебя смотреть! Я отвлекаюсь от размышлений и обнаруживаю, что почти дошла до дома. Вижу вдалеке Пола, по-свойски облокотившегося о наш забор. И сначала очень теряюсь, опустив взгляд на голые ноги и длинный подол футболки, скрывающий шорты. И даже ощущаю, как больно кусает за бок совесть, потому что температура на улице далеко не весенняя, а одета я и правда довольно легко. Но вовремя осознаю, что парень имел в виду совсем не это. – Жарко, значит? – кричу я в ответ. – Ну, тогда постой на улице и охладись. А я пока поставлю чайник. Пол обнажает клыки в широкой улыбке. Мы не отрываем друг от друга глаз, и я неосознанно ускоряю шаг от воодушевления. Прав был Джаспер, это не апатия, а неконтролируемые вспышки. Но рядом с Полом вспышки эти всегда очень светлые и приятные. На нем черная майка и прямые темные джинсы. Это так не свойственно Форксу, холодному и строгому, что я не могу сдержать довольной ухмылки. Пол выглядел, как фермер или лесоруб, одним словом, тот, кто активно работает мускулами и большую часть дня проводит на улице. Кто запросто может закинуть пару стволов сосен себе на плечи и понести вперед, непринужденно закурив самокрутку. Он выглядел по-первобытному грубо и властно, казалось, от одного его хищного взгляда все звери в лесу резервации разбегались в разные стороны. И на этот раз на нем не было джинсовой куртки, как тогда, на пляже. Наверное, потому что его куртка сгорела вместе с моим рюкзаком и телефоном… Надо бы спросить его про Доли и Джареда, но немного позже. Боюсь услышать плохие новости, сначала нужно переварить слова Джаспера. Чем ближе я подхожу, тем быстрее бьется мое сердце. От того, как внушительно и одновременно расслабленно Лэйхот выглядит, как хитро ухмыляется, скользя взглядом по его футболке на моем теле, как красиво перекатываются мышцы под его бронзовой кожей. Как будто кто-то обрезал пленку Голливудского фильма и проявил этот кадр как фотографию. – Что в пакете? – я замечаю, что в свободной руке он сжимает какой-то бумажный сверток. – Копченая рыба. И заливаюсь вдруг звонким смехом. – В гости обычно ходят, я не знаю, с пирогами или пирожными, – моя ладонь взмывает вверх в каком-то театральном жесте. – А ты принес рыбу. И с трудом договариваю предложение, давясь от воздуха. Это кажется мне таким милым, что хочется пищать. Да, ожидать от Лэйхота букетов цветов и бисквитных тортов было глупо. Но такое развитие событий нравится мне даже больше. В этом больше остроты и новизны. Каждый день я, что ли, пробую копченую рыбу по индейскому рецепту? – Достаточно романтично? – он дерзко вскинул бровь. – Ты просто покорил мое сердце, – и это истинная правда. – Пойдем. Я толкаю калитку и, как будто даже пританцовывая, прохожу по каменной дорожке до крыльца. Пол идет следом. В голове я прикидываю, чем мы можем заняться, чтобы не прожигать друг друга неловкими взглядами. И просмотр фильма под рыбку мне кажется превосходным вариантом! Какая-нибудь глупая комедия, например. Смех очень сближает. Когда мы заходим в прихожую, я ловко скидываю с ног ботинки и забираю пакет из его рук. Пол медлит. Следит за моими действиями и что-то прикидывает в уме. Ох, неудивительно, что именно. Но вот такая моя мама дотошная чистюля! Она заставляет всех гостей разуваться, хотя в остальных американских семьях ходить в уличной обуви по гостиной и даже по спальне в норме вещей. Но если вспомнить, кто в нашем доме моет пол, то такое правило мне только на руку: меньше грязи придется выжимать из половой тряпки. – По лестнице и направо по коридору, – руковожу я бодро, исчезая в дверном проёме. – Включи пока ноутбук, а то он долго разогревается. Ловко ставлю чайник на плиту, достаю из сушилки тарелки и считаю, сколько раз придется спуститься, чтобы унести все это добро в комнату. Пол медленным и тяжелым шагом проходит мимо, и я слышу, как скрипят ступеньки под его ногами. По телу пробегают мурашки. Я уже приводила парней к себе в дом, но приводить сюда Пола было как-то… по-особенному. Да и прав папа, Лэйхот не похож на моих бывших. От него за милю пахнет мужественностью, дикой и притягательной, хотя мы были ровесниками. Разве выглядят другие мои ровесники, как Пол? Вода очень быстро закипает, и я отвлекаюсь на поиск прихватки, чтобы приготовить заварку для чая. И в этот самый момент оглушительной тишины со второго этажа раздаются протяжные стоны. Такие громкие и эмоциональные, что я даже, пошатываясь, выхожу в прихожую, чтобы проверить обувь на подставке. Только две пары: мои и Пола. Больше дома никого нет. Мне показалось сначала, что, может, это Майк и Джессика решили прогулять школу или, о, Боже мой, мама и папа отлучились на обеденный перерыв. И я неловко краснею, отмахиваясь от назойливых картинок. Нет, нет, нет. Никакого Майка, Джессики и мамы с папой. Все утром ушли по своим делам и придут не раньше семи. Если бы что-то пошло не так, они бы, вернувшись, застали меня прямо в гостиной, пока я решала многочисленные тесты, увлеченно смотря… твою мать. – А-а, – вырывается из моего горла тревожный крик, и я в несколько широких шагов преодолеваю ступеньки лестницы, взмывая на второй этаж. И пулей лечу вдоль по коридору. – Это… – произношу я уверенно, перешагнув порог, но, заметив сальный взгляд Лэйхота, теряюсь. – …«Секс в большом городе». – Да я уже понял, – он очень нагло ухмыляется. Саманта, Кэрри или кто там другой продолжает протяжно стонать чье-то имя. Я слышу откровенные шлепки и мокрое хлюпанье, тихую музыку на фоне и краем глаза замечаю, что крупный план снимает очень пикантный вид сверху. Я дергаюсь вперед, закрывая своим телом ноутбук на столе, и пытаюсь выключить серию, но едва ли попадаю пальцами по клавишам и мышке. – Нет, ты не понял, – мой голос предательски задрожал. – Это сериал. Сериал про любовь. – Вижу, – отвечает он весело. А я все еще воюю с подвисающим ноутбуком, стараясь своим голосом заглушить происходящее на экране. И даже пару раз очень зло жму на клавишу пробела, громко ругнувшись от отчаяния. Наконец, противная машина ставит серию на паузу, но я настойчиво жму на крестик в браузере, чтобы скрыть все следы своего позора. Твою мать! Меня как будто поймали за горяченьким! – Господи, Пол, это не порно! – слишком громко восклицаю я, руками прикрыв раскрасневшееся лицо. – Это сериал про четырех подруг и их жизнь в Нью-Йорке. А он так широко и двусмысленно улыбается, что мне хочется треснуть его стоящим рядом стулом. – Расслабься, – протягивает Лэйхот. – Квил тоже его смотрит по вечерам. Я шумно выдыхаю, проморгавшись, и напрягаю память. Квил… Что за Квил? Тот, у кого мама держит свое хозяйство, или тот, у кого авторитетная семья? Тяжеловато быстро понимать, о ком речь, когда знаешь о парнях только на словах. Меня начинает потихоньку отпускать. Я растираю щеки ладонями и успокаиваю дыхание. – Правда? Он смотрит сериалы? – Ага, – подозрительно хитро ухмыляется квилет. – Про любовь четырех подружек. Но чаще двух. – Пол! Кофта, до этого висевшая на спинке стула, летит в лицо Лэйхота. Парень ловит ее небрежным движением руки, отбрасывает на кровать и порывается сказать еще что-то, но я поднимаю ладонь: – Так, все, закрыли тему! Я иду на кухню, а ты ищешь фильм! И ускользаю в дверной проем, активно мотая головой. Прекрати, Дейзи! Ничего зазорного не случилось. Это у Лэйхота фантазия испорченная, и он увидел то, чего нет. Точнее… Как раз это там и было, но ведь сериал состоит не только из постельных сцен! Да даже если бы я смотрела порно, то что теперь? А кто его не смотрит? Ему ли надо мной из-за этого подшучивать? Я придумываю успокаивающие отговорки минут пять или десять, пока мои руки на автомате заливают листья в заварочном чайнике и раскладывают по тарелкам цельные рыбьи тушки. И смотрю на них слегка подозрительно. У них даже голова на месте. А как… Как это есть? Я не спец в разделке рыбы. Ладно, буду импровизировать. Перекидываю несколько полотенец через плечо и, как ловкий официант, подхватываю две весьма тяжелые тарелки. Неожиданно тяжелые. Когда я медленно иду по коридору второго этажа, балансируя как воздушный гимнаст, и улавливаю странные звуки стрельбы, мне становится вдруг немного тревожно. В моей комнате парень. В моей комнате Пол Лэйхот. Мы будем смотреть фильм. Вместе. Кажется, это первый раз, когда мы занимаемся чем-то приятным и обычным, как простые… Ох, мама. Мы же теперь встречаемся. Я застываю в паре футов от дверного проёма, переваривая эту мысль. Вчера, когда Стивен эмоционально описывал тело Пола, мне как-то не приходило в голову, что тот парень, о котором идет речь, был моим парнем. Я бы простояла так, наверное, еще пару минут, переосмысливая первые дни после возвращения в Форкс, если бы Лэйхот не заглянул в дверной проем. Пришлось непринужденно улыбнуться и войти в комнату. Однако, стоит мне перешагнуть порог, я замечаю на экране ноутбука перекаченного мужчину с пистолетом, убегающего от преследования, и протягиваю устало: – Ты серьезно? Боевик? – Падай, – он хлопает ладонью по месту на ковре рядом с собой, а потом спрашивает насмешливо: – Чистить умеешь? И мне приходится уверенно кивнуть, чтобы не дать ему еще один повод подшутить. Украдкой я слежу за его действиями и повторяю следом. Вот он очень ловко откручивает бедной копченой рыбе голову и откладывает ее на дно тарелки. Вот большим пальцем протискивается в уже вспоротое брюхо и разрывает тушку на две части. Рыба очень мягкая и жирная, от нее пахнет костром и… можжевельником. Как от Доли, как воздух в резервации. И этот запах до мурашек родной и приятный. Я шумно сглатываю, отрывая от тушки маленький кусочек желтоватого филе, и кладу его на язык. Рыба буквально тает во рту… Мне часто попадаются мелкие кости, колющие десны и язык, и я пытаюсь незаметно доставать их изо рта, отворачиваясь к окну. И обильно пачкаю жирными пальцами лицо, но это нисколько не портит впечатление о блюде. Филе нежное и мягкое, рассыпчатое до восторженных стонов. И вкус его насыщенный, солоноватый и дымный. Мама часто готовит рыбу, но просто запекает ее под фольгой. Но это… это же настоящий деликатес! Я сразу забываю всё смущение и активно включаюсь в просмотр фильма, изредка поглядывая на Лэйхота. Мы сидели на пушистом ковре у кровати, почти вплотную друг к другу, уложив широкие тарелки на колени. Парень выглядел так умиротворенно, очищая рыбу от чешуи и костей, что у меня захватывало дыхание. И снова возникло странное чувство чего-то знакомого и любимого до каждой родинки на спине. Как будто мы уже не впервые так проводим время. От него тоже пахло дымом. Костром и теплой древесиной. И мне стало так уютно, словно сегодня был какой-то праздник. Словно наступил День Благодарения или Рождество. В груди разливалась блаженная радость, искрящаяся пузырьками шампанского. – И вот куда он полез, а? – недовольно бурчу я, масляными пальцами пытаясь выцепить из филе острую косточку. – Без бронежилета, без подстраховки! Пол глухо смеется, качая головой. Фильм был, откровенно говоря, ни о чем. И сюжет был избит настолько, что я уже знала заранее, на какой ноте закончится история главного героя. Это был стандартный военный с превосходной физической и армейской подготовкой, которого правительство Штатов использовало в своих интересах, а потом выкинуло за ненадобностью на улицу ни с чем. И он, конечно же, жаждет отмщения за свою разрушенную судьбу и предательство. – В него всадили целый магазин, а он еще держится на ногах, – не выдерживаю я снова, откручивая голову уже второй рыбе. – Фэнтези, а не боевик. В какой-то момент в его план вмешивается тайная шпионская организация, у которой есть компромат на главного обидчика главного героя, но они не готовы отдать его просто так. Они тоже хотят использовать в своих интересах его превзойденные навыки боя и, чтобы усыпить его бдительность, приставляют к нему свою темную лошадку: сексапильную томную брюнетку, не только красивую, но и невероятно умную, способную поставить на колени каждого непокорного жеребца. – Боже, – протягиваю я страдальчески, закатывая глаза. – Ну почему они так тупо изображают женских персонажей в фильмах? Они настоящих женщин хоть раз видели? Алло, мы не ведем себя так кукольно! Пол громко прыскает от смеха, повернув ко мне голову. Он кажется мне дико уставшим. Взгляд его пусть и насмешливый, но глубоко истерзанный. Изголодавшийся по чему-то. Неужели, он и правда так сильно переживал, пока меня тут не было? Так непривычно думать, что кто-то может испытывать к тебе настолько глубокие чувства… Мы ведь виделись всего раза четыре до этого, знали друг о друге пару тройку нелепых фактов. Но связь между нами ощущалась такой прочной, будто она выстраивалась годами. – Не включай вторую часть! – молю его я, когда на экране плывут белые титры. – Давай лучше посмотрим... – Поздно. Лэйхот подается вперед к ноутбуку. – Ох, снова критиковать… – протягиваю театрально. – Это так утомительно. – Займи рот рыбой и смотри молча, – он подхватывает несколько тушек из своей тарелки и кладет их в мою, насухо вытирая пальцы о полотенце. – Но… – Молча. А я не то, чтобы против. Мне было не так важно, какой мы смотрим фильм. Можно было бы даже научную фантастику поставить, я бы с радостью погрузилась. Но, когда на экране появляется уже знакомое лицо, намозолившее глаза, хмурюсь и принимаюсь нарочито медленно разделывать рыбу. Это какая-то комедия. Я вытаскиваю из рассыпчатого филе каждую косточку и каждую травинку, с которой оно коптилось, лишь бы не поднимать взгляд на очередную сцену перестрелки или глубоко интеллектуального разговора в засаде. И так же медленно ем, с удовольствием облизывая масляные пальцы. Когда последний раз еда вызывала во мне такой восторг? Проходит всего, может, минут двадцать фильма, когда, очистив достаточно большой кусок рыбы от всевозможного мусора, я с предвкушением готовлюсь положить его на язык, но мою руку на лету перехватывает Пол. И нагло откусывает бо́льшую часть филе прямо из моих пальцев, клыком зацепив кожу. Я сначала не понимаю даже, как ловко и быстро у него получилось провернуть такой трюк. И хлопаю ресницами, переваривая произошедшее. А потом демонстративно медленно облизываю масляные пальцы, выдерживая зрительный контакт. И глубоко внутри ликую, когда Лэйхот опускает глаза на мои губы и увлеченно следит за движением языка. Это… будоражит. И я бы с радостью продолжила эту невинную игру, если бы герой в фильме не решил вдруг взорвать оружейный склад. Хлопок прозвучал так внезапно и громко, что я рефлекторно дернулась, притянув руки к груди. И прыснула от смеха. И хохотала так долго и надрывно, что у меня уже сводило мышцы живота. Кажется, Пола эта ситуация тоже знатно развеселила. Но он быстро возвращает себе способность говорить: – У тебя рыба в волосах. Я мотаю головой, давясь воздухом, и даю себе еще секунд пятнадцать, чтобы успокоиться. А когда шумно выдыхаю и опускаю взгляд вниз, понимаю, что я от испуга не только забавно дернулась, но и перевернула тарелку, вывалив ошметки чешуи и целые рыбьи тушки на пол. – Она теперь везде! На ковре, полу... Черт, на футболке! – суетливо вскидываю ладони, чтобы стянуть с себя грязную ткань, но вовремя останавливаюсь. – У тебя руки чистые? – Да. – Сними ее с меня, – командую я бодро, подняв руки высоко над головой. – Нужно замочить, а то останется пятно. Пол реагирует на просьбу не сразу. Я замечаю, как в его взгляде что-то меняется: почти черные глаза темнеют как будто еще больше. Одной рукой он стягивает с меня зеленую ткань, уверенно и быстро, мощным рывком. Как будто ему это не стоило вообще никаких усилий. А я стояла на коленях на грязном пушистом ковре, держа масляные руки перед собой, и прикидывала, как долго мама будет злиться, узнав, какой казус только что произошел. А, может, я успею убраться еще до ее возвращения? И понимаю, о чем попросила Пола только тогда, когда замечаю тяжелый взгляд исподлобья и то, как высоко вздымаются его плечи от глубокого дыхания. Я смотрю на него сверху вниз, открыто и умиротворенно. Потому что фильм, рыба и его крепкий запах расслабили меня настолько, что хочется прямо сейчас улечься Лэйхоту на колени, наплевав на бардак, и продолжить смотреть этот глупый фильм. Потому что грязная футболка, в сущности, может подождать еще немного. Потому что рядом с ним мои белые вспышки такие частые и сильные, что тело плавится от удовольствия. А спустя секунду моя кожа покрывается крупными мурашками, и я ощущаю, как болезненно сжимаются соски, царапаясь о ткань бюстгальтера. Выдыхаю судорожно: – Пойдем, ванная в том конце коридора. И вылетаю из комнаты быстрее, чем он успевает переварить мои слова. Осторожно толкаю бедром дверь, предплечьем поворачиваю вентили, чтобы не заляпать жирными ладонями еще что-нибудь, и обильно намыливаю руки несколько раз. Спустя пару секунд я слышу тяжелые шаги и замечаю в отражении зеркала над раковиной, как Пол опирается плечом о дверной косяк, крепко сжав в ладони грязную футболку. И меня пробивает электрический заряд от того, как недвусмысленно и бесстыдно он скользит взглядом по оголенной коже. Медленно, как будто смакует это мгновение, и вместе с тем хищно, словно готовясь сделать мощный прыжок и сомкнуть челюсти на моей сонной артерии. Я остервенело тру щеки и красные губы, смывая с них рыбий жир, и стараюсь не обращать внимания на то, что тело отзывается на взгляд Лэйхота теплыми волнами нарастающего возбуждения. – Давай ее сюда, – протягиваю руку. И Пол вкладывает ткань в мою ладонь, но отпускает ее не сразу. Приходится несколько раз упрямо потянуть футболку на себя. Не поднимая головы, я склоняюсь над раковиной и принимаюсь увлеченно намыливать жирные пятна. Каждое нервное окончание на теле заострилось настолько, что даже поврежденной рукой я замечала малейший перепад температуры воды, тихо льющейся из крана. И раздраженно сбрасывала с лица длинные пушистые пряди. Я ощущала липкий взгляд Пола как будто физически. Боялась его. Боялась, что он снова больно сомкнет пальцы на моей талии и напугает напором. Но жаждала его прикосновений. И терла ткань в теплой мыльной воде, рвано выдыхая. Он оказывается сзади неожиданно быстро. Я даже не успеваю вскрикнуть от удивления, когда его пальцы легко касаются моих щек и собирают волосы на затылке. А затем мягко тянут голову назад, не больно, но очень требовательно. И сначала я упрямо сопротивляюсь, делая вид что увлечена стиркой. Но чувствую вдруг, как правая ладонь Пола властно ложится на мое бедро и толкает на себя, ближе к его телу. Чувствую, какой жар исходит от его кожи и как сладко сводит низ живота от нашей близости. Он крепко сжимает мои волосы в левой руке и снова требовательно тянет их вверх. На этот раз я послушно поднимаю лицо к свету и ловлю его взгляд в отражении зеркала. Он осматривает меня с неприкрытым обожанием, правой рукой легко массируя бедро через ткань шорт. От его прикосновений тело вспыхивает ярким пламенем. Я даже перестаю мучить мокрую футболку и, обеими руками оперевшись о край раковины, мягко давлю ягодицами на его пах. И сильно выгибаюсь в пояснице, предвкушая ответный толчок бедрами навстречу. Он понимает это. Обнажает клыки в ухмылке и подается вперед мощным рывком. Не сжимай он в одной ладони мои волосы, а в другой – бедро, я бы потеряла равновесие от того, сколько силы в этом движении, сколько грубости, сколько желания. Глаза застилает алая пульсирующая пелена. Кажется, что вот-вот в меня ударит еще одна молния, а пока… Пока я чувствую его возбуждение, в отражении зеркала вижу, каким диким и внимательным взглядом он следит за эмоциями на моем лице. И, не разрывая зрительного контакта, наклоняется вперед, оставляя влажный поцелуй на лопатке. Еще один. От такой нежной и одновременно грубой ласки не получается сдержать протяжный стон. Пол снова касается губами голой кожи, и я стыдливо отворачиваю лицо, хватая ртом воздух. Чувствую, какие жесткие его поцелуи. Какие напористые движения его бедер навстречу, даже через плотную ткань джинс и хлопковых шорт. Ощущаю, как его свежая щетина царапает рубец на моем плече и болезненно дергаюсь. Он что-то шепчет. Извиняется. Сердце пропускает удар. Мне не нужно смотреть в зеркало, чтобы чувствовать, как его влажный язык очерчивает границы шрама. Мне не нужно смотреть в зеркало, чтобы понимать, что он делает это в какой-то отчаянной, звериной попытке залечить мою рану. Мне просто хочется закрыть глаза и довериться ему. Я не понимаю, что происходит сейчас в ванной. Не знаю, откуда вдруг возникло это липкое возбуждение, крепко приклеившее нас друг к другу. Но это ощущается таким правильным, таким нужным... – …твою мать!.. Я рефлекторно оборачиваюсь и замечаю Майка, уже уходящего в сторону лестницы. Наваждение начинает медленно растворяться. Облизываю пересохшие губы и выпрямляюсь, но Пол как будто не замечает этого. Не заметил моего брата, вернувшегося домой. Не заметил моего замешательства и готовности оттолкнуть его. Либо заметил, но решил проигнорировать. И эта мысль как будто еще сильней заводит, но я плотно сжимаю глаза, приводя себя в чувства. – Тебе лучше уйти, – шепчу не своим голосом и сама себе не верю. Не верит мне и Лэйхот. Он продолжает любовно вжимать мое тело в свою грудь и губами касаться шрама на правом плече. – Пожалуйста, – чуть уверенней и громче. Его взгляд мутный, озверевший. Я повторяю свою просьбу шепотом, одними губами, но он выполняет ее не сразу. Медлит. Играет желваками, крепко стиснув челюсти. Нехотя отпускает мои волосы, нехотя отводит руку от пылающей кожи на бедре и отстраняется, выглядя при этом так зло и оскорбленно, что аж сердце щемит. И вылетает из ванной, не попрощавшись. А мне вдруг снова становится так пусто, будто Лэйхот забрал с собой все те белые вспышки, что сам же во мне и взорвал в эту встречу. Я закидываю мокрую футболку в барабан стиральной машины и удивительно резво бегу в свою комнату. Пытаюсь занять себя чем-то полезным. На скорую руку пылесошу ковер и собираю в мусорный пакет остатки рыбьих тушек. И чудом успеваю накинуть на себя какую-то кофту, когда в комнату врывается Джессика, просит одолжить ноутбук на пару минут и настойчиво тянет меня на первый этаж. За столом в гостиной сидят Эрик и Анджела, бодрые и полные идей для выпускного вечера. Майк стоит поодаль и даже не поднимает на меня глаз. Джесс сначала азартно ищет что-то в поисковике, но быстро теряет к этому интерес и возвращается к вдохновленной беседе. А я замечаю кроссовки Пола на подставке. И, натянув на губы самую широкую улыбку, на которую только была способна, поднимаюсь со стула и бегу на второй этаж. Но его там нет. Он ушел. Без кроссовок? Это... хотя, после разговоров про вампиров и ведьм, страшно представить, какие еще тайны мне предстоит узнать. Я возвращаюсь в гостиную и сажусь на диван, открыв вкладку форума. Анджела что-то спрашивает про центр и прогнозы лечения, но на ее вопросы за меня охотно отвечает Джессика. «За эти две недели многое изменилось. Если бы Вы попросили, я бы поклялась на Библии, что я живу в одном городе с вампиром, ведьмой и индейцами, скрывающими что-то за семью замками».«О, так Вы девушка. А я ошибочно принял Вас тогда за мужчину».
«Это единственное, что Вас заинтересовало в моих словах?»«А что Вы хотите услышать?»
«Совет». Эрик зачитывает отрывок из сценария для выпускного вечера. Его слова пролетают мимо. Но мне приходится прислушаться к ним тогда, когда речь заходит про школьную газету. И хитро изогнуть бровь, не отвечая ему напрямую, как обстоят дела с новой статьей. Потому что никак.«Советую переезжать из этого города».
«Я хочу разобраться во всём».«Тогда Вам нужен не совет, а помощь специалиста». «То, во что лезете, крайне опасно».
«Я начала вести это расследование несерьёзно. Просто ради эксперимента. И с радостью бы бросила его».«Но?»
«Но все изначально как будто не зависело от моего желания. Как будто я должна была узнать про вампиров, должна была познакомиться с индейцами». «А две недели назад в меня ударила молния, и теперь я вижу странные сны. Угадаете, про кого?».«Вы лежали в Харборвью?»
«Да, конечно. Как и все пострадавшие от стихийных бедствий».«И на Вашем плече остался рубец в виде молнии?»
Я невидящим взглядом смотрю в монитор и ощущаю, как с меня резко срывают маску анонимности.