Антон застыл. Уже который раз за последние пару дней.
Его мирному существованию пришёл конец. Это точно. Арсений Сергеевич расскажет о семье Шастуна всем. Или же как минимум директору, который тут же обратится за помощью в органы опеки, или куда там идут в таких ситуациях.
Антон не был дураком и догадывался, что многие учителя видят состояние ученика в особо плохие для него дни, но все всегда молчали. То ли просто не хотели загружать себя чужими проблемами, то ли терять олимпиадника желанием не горели. Шастун конечно был не шибко умным, но на областном уровне — умнее многих, по крайней мере в истории. В прошлом году он даже почти прошёл в финал одной из известнейших олимпиад страны, но не хватило одного балла до проходного. Эта ситуация довольно сильно подкосила Антона, и он старается не упоминать ни при ком о своём позорном опыте. Пускай остальные так не считают, но для Шастуна та олимпиада стала чертой, разделяющей прошлое и будущее. Парень при друзьях поклялся себе в том, что ни за что не пойдёт ни на одно соревнование, не будучи уверенным в себе на все сто.
— Ты воды в рот набрал? — решил «оживить» и вырвать из своих размышлений ученика историк.
Антон сразу же дернулся и устремил свой взгляд на Арсения Сергеевича. Смотрел парень на мужчину ровно так же, как испуганный олень глядит на стремительно приближающуюся машину: с благоговейным трепетом перед не совсем ожидаемой, но неминуемой смертью.
— Просить вас забыть всё то, что вы здесь увидели, бессмысленно? — обречённо вздохнул Шастун и, дождавшись кивка в ответ, продолжил. — Вы же всё поняли? Хотя, что бы вы там ни думали, не буду вас разубеждать. Бессмысленно же. — Усмехнулся Антон. Чему именно — непонятно.
Арсений осторожно подошёл ближе к ученику и отодвинул край кофты в сторону. Сразу же в глаза бросилось огромное фиолетовое пятно. Что это — догадаться было не сложно, да и так историк уже успел довольно много нового увидеть за последние несколько минут.
Чуть дрожащей рукой Попов потянулся в сторону Шастуна, но тот тут же инстинктивно отскочил в сторону и полностью натянул на себя худи, до этого лишь частично накинутое на тело.
Почти сразу тело парня отозвалось болью, напоминая о полученных вчера травмах, но Антон постарался никак не выдавать своё состояние, что, как обычно, получилось плохо. Пару секунд парень держался молодцом и даже умудрялся улыбаться, однако потом новая острая волна боли ударила в бедро, и Шастун тут же осел на пол, чтобы хоть частично убрать с ноги нагрузку.
К Антону подбежал, — хотя скорее подошёл, их всё-таки разделяло два метра, а не десять, — обеспокоенный Попов и присел рядом с учеником. Не принимая никаких возражений, учитель потянулся к поясу штанов ученика и несколькими ловкими движениями расстегнул его. Дальше — сложнее.
Антон понял, что лучше хоть раз в жизни не сопротивляться, а принять помощь и с энтузиазмом оперся о плечо, чтобы помочь снять брюки. Было больно, это и ежу понятно, но, возможно, Арсений Сергеевич поможет. Медсестру, например, позовёт, если она в школе, конечно, ведь обычно женщина появляется здесь раз в неделю. Хотя кто бы с такой зарплатой стал ходить чаще?
— А вы сейчас не боитесь свои брюки о грязный пол запачкать? — чтобы хоть как-то отвлечься, прошипел сквозь стиснутые зубы Антон.
Как он вообще умудрился до школы-то дойти? Если из-за одного неосторожного движения появилась такая адская боль, то почему из-за быстрой утренней ходьбы не было ничего, кроме лёгкого неприятного ощущения? Возможно, тут свою роль сыграл адреналин, или же Антон просто-напросто везучий человек, и за весь путь он ни разу не оступился и не прыгнул никуда.
Арсений понимающе хмыкнул после вопроса и, когда брюки уже валялись на полу, соизволил ответить:
— Их всегда можно постирать.
Вот так вот просто. Хотя казалось бы, как это Попов может забить на такие вещи, но оказывается: в этом мире возможно всё.
У Антона вырвался смешок, который тут же подхватил и историк. Два идиота, честное слово. Сидят и смеются, вместо того, чтобы унять боль Шастуна. Или хотя бы попытаться это сделать.
— Ай, — вырвалось у Антона. — У вас льда случайно с собой нет?
Если приглядеться, то отчетливо можно увидеть борьбу чертят и ангелочков в глазах Шастуна, которые сейчас служили окном во внутренний мир подростка. Ни одни из них уступать не собирались, хотя кому-то это сделать придётся, и от этой победы будет зависеть слишком многое.
Арсений растерянно начал шарить по карманам, даже не думая о том, что льда чисто физически там быть не может, а если бы он там и был, то уже давно превратился в воду. Через несколько секунд учитель всё-таки понял, что вопрос был риторическим, и Шастун просто просил помощи таким способом.
— Очень сильно болит? — наконец-то начав рассматривать синяк, спрашивает Арсений Сергеевич. На вид всё было не так плохо, но, возможно, так только кажется, ведь никто не отменял внутреннее кровотечение или ещё что похуже.
Так и не дождавшись ответа, Попов выдал:
— По шкале от одного до десяти?
Антон немного подумал и, сделав парочку долгих вдохов, для того чтобы голос звучал более менее ровно, ответил:
— Шесть с половиной, — и улыбнулся. Ну, точно идиот.
Арсений же лишь задумался и неосознанно потёр переносицу, предварительно, конечно же, сняв очки.
Антон не понимал, что он вообще творит. Ведь всего несколько дней назад он готов был рассказывать пламенные тирады всем и каждому о ненависти к историку и ко всему, что с ним связано. А сейчас сидит с ним в одной комнате и даже ненависти не испытывает.
Единственное, что сейчас ощущал Шастун, кроме боли, — это чувство огромнейшей благодарности, ведь, вместо своих наверняка очень важных дел, учитель искренне пытается помочь. Ну, или Антон на это надеется. А чем черт не шутит, может, довериться этому человеку и не пытаться искать в каждом его действии скрытый смысл? Шастун от этого ничего не потеряет. Всё и так уже жутко плохо. Ну, станет чуточку хуже, так ведь эта капля в море даже не будет заметна.
— Может, мир? — вот уже второй раз за последние два дня Антон выдаёт фразу как можно быстрее, лишь бы не передумать. А самое смешное здесь то, что если бы не первый раз, то этого бы даже не случилось.
Арсений удивленно смотрит на Шастуна. Антон с сомнением глядит на Попова. Каждый боится заговорить, чтобы не испортить первый со дня их встречи момент, когда слова и не нужны. Такое спокойствие Шастун давненько не испытывал и был безмерно рад тому, что боль в ноге уже давно ушла на второй план. В душе стало так легко после сказанных слов. Как будто часть Антона уже очень долгое время пыталась убедить парня перестать хамить и ссориться с учителем, а просто мирно сосуществовать.
— Да я вроде изначально этого и хотел, — усмехнулся Арсений и шуточно протянул мизинец. — Мир?
Антон сначала нахмурился от непонимания действий историка, но смог сообразить, что к чему, и тоже протянул палец.
Парни сцепились мизинцами, и Попов, когда усиленно начал дёргать ими, заговорил:
— Мирись, мирись и больше не дерись, — после этого можно бы и посмеяться, но делать этого никто не стал. Каким бы детским и наивным момент ни был, он был как никогда серьезен и прекрасен.
Шастун наконец-то понял, что Арсений Сергеевич ему не враг, и даже доверился ему, а историк сообразил, что, пока сам парень не захочет делиться проблемами, разговорить Антона будет нереально.
— Что с ногой-то? — встрепенулся Попов, когда вспомнил, что они вообще тут делают.
Антон даже не сразу понял, о чем тот говорит. Вроде уже и не болит ничего. Так что можно со спокойной душой на физкультуру идти.
— Всё с полном порядке. Видимо, это был просто приступ небольшой, — улыбнулся парень и даже смог встать самостоятельно.
Боль, конечно, была, но уже гораздо терпимее, чем пару минут назад. Поэтому Шастун, весь красный от осознания того, что сидел сейчас перед своим учителем прямо в трусах, быстро нацепил брюки обратно. Благо их свободный крой позволял сделать это не снимая кроссовки.
С ремнём пришлось повозиться немного дольше, но и с этим парень справился. Арсений, всё это время с сомнением глядя на действия своего ученика, лишь покачал головой.
— Хватит строить из себя героя. Как бы тебе сейчас ни было хорошо, это временно. Тебе бы в больницу надо, — как маленькому ребёнку объяснял историк.
Антон задумался. С одной стороны, мужчина прав и есть смысл в том, чтобы проверить состояние своего организма, но, с другой стороны, без родителей никто этого делать не будет, а те явно не горят желанием разбираться с проблемами своего ребёнка.
— И как вы себе это представляете?
Шастун присел на скамейку, около которой стоял, и вытянул вперёд ноги. Вот вам минус большого роста — на низких скамейках сидеть просто невозможно, ведь ваши ноги, если их согнуть, будут доставать вам почти до подбородка.
— У меня есть знакомый хирург, который как-то давно мне желание проспорил. Глупо, конечно, тратить его так, но ты, судя по всему, — мужчина махнул в сторону парня, намекая на множественные синяки. — по-другому в больницу не попадёшь.
Видимо, Арсений уже успел сделать свои собственные выводы о семействе Шастуна, и, что удивительно, эти самые выводы оказались очень даже правдивыми.
— Тогда после школы встречаемся у больницы? Только адрес скиньте, — Антон потянулся к рюкзаку. К счастью, тот лежал очень близко и совершать акробатические трюки никому не пришлось.
— Ты считаешь меня таким безответственным классным руководителем? — с горечью в голосе выплюнул Попов. Он был зол. Это легко можно было понять по широко вздувающимся крыльям носа и сжатым до побелевших костяшек кулакам.
Антон пришёл в недоумение. Что он опять сделал не так? Хорошо же всё было. Но, как оказалось, у Шастуна не может всё быть гладко.
Хамишь и дерзишь Попову — злится, стараешься разговаривать вежливо — тоже злится. Что с этим Арсением Сергеевичем? Ну, невозможно же так. Теперь понятно, почему у него жены и детей нет. Кто вообще захочет с таким жить? Вы не подумайте, Антон не искал информацию об историке. Тут даже специально ничего делать не пришлось: вся женская часть параллели уже давно выведала всевозможную информацию об учителе и обменивается ей на каждом шагу. И как Попов ещё не прознал об этом? Хотя, может, и знает, но не хочет портить свою безупречную репутацию среди учеников выговорами и дополнительными заданиями «без причины».
Медленный вдох. Выдох. Вдох. Плавный равномерный выдох.
— Что я сделал не так? — слишком уж нереалистично спокойно поинтересовался Антон.
Арсений опешил от такой наглости. Пускай наглостью это и казалось только ему.
Пока Попов пытался справиться с гневом, Антон взял на себя роль «старшего» в этом диалоге.
— Давайте сразу обсудим то, что вас возмутило в моем поведении. Так всем будет легче, — улыбнулся Шастун.
Парень пересел на пол, чтобы нога, которая опять начинала болеть, немного отдохнула.
— Почему ты решил, что свою работу я поставлю выше, чем здоровье ученика? — всё-таки успокоившись, пояснил своё поведение историк.
Антон прыснул. Ну, надо же было из-за этого так взбунтоваться! И кто из них тут ещё ребёнок? Вот человеку уже давно за двадцать, а по поведению не дашь больше двенадцати.
— Я думал, что учителям нельзя с работы без уважительной причины уходить, — виновато пожал плечами Антон. Для ещё более провинившегося вида он опустил голову и начал рассматривать пол. Который, кстати, не помешало бы помыть.
— То есть, твою возможную травму ты уважительной причиной не считаешь? — двигаясь с грацией пантеры, Арсений начал медленно делать шаги в сторону Антона.
— Были ситуации и похуже, но никто же не рвался со мной никуда, — отмахнулся от вопроса Шастун, как будто это что-то само собой разумеющееся.
Арсений покачал головой и опять сдернул свои очки с положенного места, чтобы потереть переносицу. Антон так и порывался выкинуть фразу наподобие: «это у вас фетиш, что ли, такой?», но держался изо всех сил.
— Запомни. Раз. И. Навсегда, — четко выделяя голосом каждое слово, угрожающе прошипел Арсений Сергеевич. — Забота об учениках — это первостепенный долг каждого учителя, — мужчина наклонился и приставил указательный палец к груди парня, — так что никогда больше при мне таких глупостей не говори.
Антон испугался. Очень. Такого разозлённого Арсения он даже вчера не видел, хотя и думал тогда, что хуже быть уже не может. Может. Очень даже может.
— Тогда сменим тему? Раз уж вы так горите желанием прямо сейчас уехать в больницу, то я только «за». Я как раз к английскому не готов, — улыбнулся Антон.
— Вот же лисёнок, — вздохнул Арсений, но ругать нерадивого ученика не стал. Всё-таки уважительная причина отсутствия времени имеется.
***
— А куда мы хоть едем-то? — дергая заевший ремень безопасности в безуспешных попытках пристегнуться, спросил Шастун.
Арсений же в это время что-то писал в своём телефоне и совершенно не обращал внимания ни на что другое. Шастуна такое положение дел, конечно же, не устроило, и он пощелкал пальцами прямо перед носом учителя. Тот в ответ дернул головой, но больше признаков участия в разговоре не подал.
— Да уж. Ску-у-учно, — протянул подросток, даже не надеясь на результат, но, к большому удивлению Антона, Арсений соизволил-таки положить телефон в карман и повернуть голову в сторону ученика.
— Ехать нам не близко. Около получаса. Поэтому предлагаю заехать в магазин, чтобы купить перекус, — Попов взглянул на наручные часы, кивнул сам себе и вопросительно выгнул бровь в ожидании ответа.
— Давайте, — улыбнулся подросток возможности поесть. Кроме утреннего бутерброда, он так ничего и не держал во рту.
Арсений потянулся рукой к автомагнитоле. В салоне тут же зазвучала песня, не узнать которую было бы преступлением.
Грохочет гром,
Сверкает молния в ночи,
А на холме стоит безумец и кричит:
«Сейчас поймаю тебя в сумку,
И сверкать ты будешь в ней,
Мне так хочется, чтоб стала ты моей!»
— Да ладно, — вырвалось у Шастуна непроизвольно. — Вы слушаете КиШ?
— А ты-то откуда их знаешь? — не отвлекаясь от дороги, вопросом на вопрос ответил мужчина.
Антона поразила такая собранность человека. Все, с кем он обычно ездил в машине, постоянно отвлекались на разговоры или телефон. А Арсений даже взгляд отвести боится. Если бы Шастуну сейчас сказали, что историк не моргает, парень бы ни капли не удивился.
— А как не знать! Они же легенда, — по-фанатски восхищенно воскликнул подросток и начал почти неслышно подпевать артистам.
То парень к лесу мчится
То к полю, то к ручью,
Всё поймать стремится
Молнию!
Антон бросил быстрый взгляд на Попова и, к своему большому удивлению, увидел, что тот тоже качает головой в такт музыки. Видимо, есть ещё что-то живое в этой горе идеальности, которую высшие силы собрали в одно место и превратили в человека.
В какой-то момент ехать и ничего не делать стало скучно, и Шастун решил хотя бы посмотреть, куда они едут, а то вдруг реально в лес везёт, чтобы закопать. Пока что они ехали по известной Антону дороге, поэтому парень расслабился и стал просто наслаждаться музыкой.
Весь сельский люд
Смотреть на это выходил,
Как на холме безумец бегал и чудил,
Он, видно, в ссоре с головою,
Видно, сам себе он враг,
Надо-ж выдумать такое — во дурак!
Почему Антон считал Арсения плохим? Из всей школы, не считая друзей, конечно, только историк решил помочь парню. Только он не закрыл глаза на явные проблемы со здоровьем Шастуна. А сейчас он даже сорвался с работы ради того, чтобы Антону не пришлось опять получать от родителей.
Хотя причислять Арсения Сергеевича в список под названием «те, кому можно доверять» пока рано. Кто знает, что он сделает в больнице. Может, опять родителям позвонит, ну, или завтра директору обо всём сообщит.
Через несколько минут они подъехали к «Пятерочке». Антон вышел из машины и подождал, пока Арсений припаркуется. Пронизывающий ветер забрался под толстовку, и юноша вжал голову в плечи, чтобы было не так холодно.
Уже в самом магазине у них с учителем возник спор.
— Да дерьмо эти ваши сэндвичи с бурьянами! — возмущался Шастун.
— А дошик как будто лучше! — отвечал выпадом на выпад Арсений Сергеевич.
В итоге сошлись на том, чтобы купить хлеба, колбасы в нарезке и, как выразился Антон, «забабахать бутеры». На кассе юноша взял себе «Киндер» и решил расплатиться за него сам, чтобы не выслушивать от учителя выговоры по типу «мы же только поесть заехали, зачем тебе это яйцо». Но Арсений был другого мнения.
— Давай заплачу, — сказал он и протянул руку к «Киндеру».
— Сам справлюсь, — на это Арсений Сергеевич закатил глаза.
— Не выпендривайся, Антон. Давай сюда.
— Я сказал, что заплачу сам. Не маленький уже, — настоял на своём Шастун и протиснулся мимо Арсения к кассе.
— Ох уж эти подростки. Хотят быть самостоятельными, — прошептала продавщица, наклонившись к Попову так, чтобы слышал только он.
— Да уж, — усмехнулся мужчина, понимая, что дело далеко не в этом.
Сидя в машине учителя и поедая бутерброды, Антон был доволен. Он не помнил, когда в последний раз был так доволен от простой еды.
— Арсений Сергеевич, вы чего не едите? — спросил он, заметив, что историк даже не притронулся к еде.
— А? А… я уже наелся, — ответил мужчина, заводя машину.
Шастун подозрительно на него посмотрел, но спрашивать не стал. Не любил он в чужие дела лезть. Если Попов захочет, то расскажет сам.
***
— Как его зовут-то хоть? — спросил Антон у Арсения перед входом в больницу. Это, кстати, была частная клиника.
Шастун старался идти так, чтобы не сильно напрягать правую ногу, но получалось это из рук вон плохо. От помощи Попова парень отказался, а поэтому шёл с непроницаемым выражением лица. Ну, или он так думал.
— Виталий Алексеевич, — Арсений заметил напряженную мимику ученика, но решил не вмешиваться. Будет нужна поддержка — попросит. И так уже сегодня от него достаточно помощи приняли, вдруг опять начнёт строить из себя героя. — Зинин, — чтобы как-то разбавить тишину, добавил непонятно зачем историк.
Антон кивнул.
— Виталий Алексеевич. Запомнил, — прокручивая у себя в голове имя и отчество своего будущего знакомого, Шастун присел на стул в приемной.
Арсений Сергеевич достал телефон и быстрыми движениями пальцев набрал чей-то номер.
— Мы тут, — только и сказал Попов, перед тем как сбросить вызов и сесть рядом с Антоном.
Неловкая пауза затягивалась и пора бы уже что-то сказать, но ничего дельного в голову не приходило, поэтому Шастун продолжал молчать. Арсения, судя по точно такому же нервозному поведению, тишина тоже напрягала, но, к счастью обоих, он оказался куда решительнее своего ученика.
— Ты давно вообще в больнице-то был?
Антон задумался. Родители с ним ни на какие обследования не ходят. Даже если это необходимо, они просто отмахиваются от сына и говорят, чтобы сам разбирался. В больницах же несовершеннолетним почти ничего не сделать без присутствия родителей или хотя бы письменного разрешения от них. Можно идти одному только в самых легких ситуациях: ОРВИ, ушиб и похожие незначительные проблемы. Шастун обычно с таким справлялся сам. Именно поэтому у врача Антон был последний раз классе в десятом, когда всю паралель погнали в больницу. Якобы для поступления в колледжи или десятый класс нужна справка о том, что ты полностью здоров.
— В девятом классе, — не стал врать Шастун. А зачем? Арсений уже и так слишком много знает, а они только начали находить общий язык. Вряд ли этому поможет ложь, да ещё и имеющая в данный момент огромное значение.
Отругать ученика Попов не успел из-за стремительно приближающегося мужчины в белом халате. Видимо, того самого Виталия Алексеевича.
— Ну, привет, Арс, — по-дружески радостно обнял врач историка. — Если я правильно понимаю, то это Антон, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Виталий.
— Вить. У нас тут проблема есть, — Попов по-графски почесал затылок и ненадолго притих, чтобы обдумать правильную формулировку их ситуации. — Я знаю, что без родителей ты ничего делать не можешь, но ты же помнишь, что желание проспорил?
Виталий Алексеевич задумался. Он то кидал свой профессионально-оценивающий взгляд на Антона, то сомневающийся в сторону Арсения. Руки, сложенные на груди, тоже не прибавляли Шастуну уверенности в том, что ему помогут.
— Всё так плохо? — скептически отнесясь ко всей этой затее, спросил врач.
Антон сразу же оживился. Надежда вылезла их самых глубин подсознания и теперь готова была танцевать ламбаду.
