Многофэндомный Кинктобер 2022

— Да еб твою налево! Дазай, не дрыгайся! И не смейся!!! Чуя вовсю орал и матерился, завязывая очередной узел на худой, нездорово бледной грудной клетке. Блядские красные веревки на ней смотрелись не столько эротично, сколько... странно. Не ущербно, как у шлюх в дешевых порнушках, не отвратительно. Странно. Просто странно. Накахара раздраженно цыкнул, в который раз развязывая веревку в определенном месте. Он же тренировался завязывать ее как портупею! Истратил все нитки, на манекенах практиковался, даже на заложниках! А тут... эта крыса ебаная сидит и смеется, будто знает все наперед. У него завязаны глаза и руки стянуты за спиной. Ноги раздвинуты и привязаны к дереву резных ножек стула. А он все равно хохочет, возомнив себя выше напарника. Чуя разочарованно хмыкнул. Отошел, взглядом художника любуясь работой. "Отлично." Веревки нарочно затянуты слишком туго. Впиваются сильно, едва ли не до крови. Где порезы — там и болезненные розовые участки кожи и красный цвет гущи эритроцитов, давно вытекшей за пределы артерий-вен-капилляров. На шее опасный узел: дернешь головой чуть сильнее обычного — и заснешь вечным сном с пережатой яремной. Глаза завязаны, скрыты черной бархатной повязкой для сна. Наручники на запястьях болтаются настоящие, полицейские. Розовые меховые Накахара продал кому-то с самого момента покупки. Вечная мерзлота металла натирает и неприятно охлаждает поврежденные запястья, заставляя кровью истекать и их. Между щиколотками натянута все та же проклятая веревка, завязанная на ножках стула. Она жесткая, отвратительно трется о ноги — царапины и раны от этого болят еще сильнее, а некоторые и вовсе расходятся, окрашивая в красный и без того алую веревку. Но самой любимой частью этой извращенной картины маслом был член Дазая. У основания обтянутый все теми же нитями, он находился в полустоячем положении. Яйца обхватили кожаной резинкой, отчего они оттянулись и свисали двумя небольшими покрасневшими шариками. Головка из обычно розовой превратилась в темно-малиновую, венки на стволе вздулись, оплетя своей сетью страдающий ствол. Чуя наступил ногой на край лакированного деревянного сиденья. — Ну че, скумбрия ссаная, не нравится? — носок туфли угрожающе надавил на яйца, и Дазай почувствовал, как мурашки пробежались по спине. — ща понравится. Чуя коснулся драной ладонью щеки, провел по связанной груди, дотронулся до тазовых косточек. Член он вниманием нарочно обделил, оторвав руку от пластыря на бедре. Зато вместо этого наградил грязным поцелуем, языком облизывая приоткрытые губы. Тот слепо потянулся за Чуей, но чужая слюна уже подсушивалась при свете одинокой лампочки. Дазай помотал головой, ему явно не хотелось оказаться избитым и измазанным в грязи. Но мягкая ладонь слишком остро чувствовалась на члене, холодная смазка сильно констрастировала с горячими прикосновениями. А недвусмысленные хлопанья со стороны любимого доказывали, что в этот раз пассивом будет шляпник. — На этот раз без резинки? — Дазай знал, как сильно заботился о своём половом здоровье Чуя. — А что такого?! Мне ж похуй! Накахара упёрся руками в деревянную спинку стула. Потерся своим входом о головку. И с силой вжался в неё, одним рывком насадившись до самого основания. Шлепки влажной кожи на пару со стонами тут же заполнили помещение, вытесняя из него такой душный и уже не нужный воздух. Член Чуи терся между двумя животами, соединяя их нитью прозрачной смазки. Сам же Чуя скакал на твёрдом фаллосе, разбрызгивая капли смазки и по буквам выстанывая имя Осаму. Вскоре он кончил — рыжий никогда не отличался особой терпеливостью. Но Дазай продолжал двигать бёдрами, наощупь вколачиваясь в тело парня. Тот изнывал от перевозбуждения, но не просил большего — знал, что не получит. «Потому что сам его связал. Долбоеб, блять.»