***
Тер-шеррантский рынок напоминал пьяную стихию. Бесчисленные лавки и лотки напирали друг на друга, было шумно, все кричали и торговались, в воздухе пахло медом и пряностями. Прямо на ходу мы Шоном сжевали мягкие сладкие булочки с ягодами и запили их облепиховым морсом, не забывая пялиться на разнообразные товары. Без цели – просто смотрели, что продают, почем продают, как продают. Иногда мой блуждающий взгляд выхватывал тот или иной товар – платье, бусы, сувениры – пестрые цветные пятна. Сегодня меня снова тянуло на все бирюзовое, и я выискивала что-то по-настоящему особенное. Внезапно я вспомнила, как еще в «Нарвале» увидела во сне Шона и ворона-Мрака, а потом мы с Лиортом поехали в торговый центр, где я купила очень откровенный бирюзовый комплект. В тот день я познакомилась с Кристианом. «Сорвать твои оскорбительные тряпки» – так он выразился. Но когда я покупала то прозрачное бирюзовое белье, я мечтала лишь о Шоне и его сбитом дыхании, и сейчас при мысли об этом я покраснела. Шон бросил на меня заинтересованный взгляд, отвел в сторону. – Тимиредис, раз по легенде ты моя жена, я запросто могу сделать тебе такой подарок. – Какой? Мы зашли в небольшой бутик, и я поняла, что здесь продается нижнее белье, изысканное и утонченное, ручного пошива. О, он что, будет выбирать его сам? Как же неловко... Шон наклонился и дразняще шепнул мне на ухо. – Ну что ты смущаешься, дорогая, это заурядная супружеская игра. – Правда? – мой голос все же звучал взволнованно. – Я даже не буду просить наряжаться передо мной, дракошка, не здесь уж точно. Просто примеришь и, если тебе понравится, скажешь – а я куплю. Я растерялась, я его неправильно поняла? – Тогда в чем твоя фантазия, Шон? Я впитывала его низкие и бархатные ноты, именно такие, какие заводят меня с пол-оборота, его запах летнего ливня и отголоски ментола манили, обещая какое-то острое удовольствие. – Я буду знать, что на тебе белье, которое выбрал и купил тебе я. Тими, ты моя женщина, я хочу заботиться о тебе, баловать тебя и тратить на тебя свои деньги. Даже когда я начну читать лекции первому курсу, а ты будешь сидеть в классе среди других студентов, я буду знать, что под платьем на тебе надето… то, что подарил тебе я. Я посмотрела на него изучающе, задала провокационный вопрос: – Шон, а ты собственник? Он погладил меня по волосам, ласково и нежно, и настойчиво, с полным правом. – Хороший вопрос, дракошка. Давай я отвечу, когда мы здесь закончим? – Ладно. А… сколько и чего мне в итоге выбирать? – Все, в чем ты чувствуешь себя привлекательной и желанной, Тим. Хоть весь бутик. Ого. Продавцы-консультанты светились как начищенное столовое серебро от невиданной щедрости Шона. Ему нравились чистые цвета и полупрозрачные или совсем прозрачные ткани, и некоторые комплекты поражали смелостью настолько, что сама я никогда бы не решилась выйти в подобном. Он обращал внимание на всякие мелочи вроде кружев и шнуровок, несколько бюстгальтеров застегивались спереди. Мне нравилось все, что он предлагал. Шон сидел на кожаном диване, заложив ногу на ногу, пил кофе и листал каталог, давал указания суетящимся помощницам, а я примеряла, и примеряла, и примеряла, и ни разу не сказала «нет». Где-то на тридцатом по счету переодевании Шон соизволил остановиться. Девушка подала мне черный домашний халат из шелка. На спине едва различимо просматривался угольно-черный дракон, а в его бережных лапах лежала миниатюрная искристо-белая драконица. Мое сердце пропустило удар. Шон все же читает меня?.. Его проницательность уже не раз граничила с телепатией, и сейчас я видела перед глазами рисунок, сверхъестественно похожий на ту шикарную брошь, фото которой с утра отправил мне Крис. От этого восхитительного халата я не могла отказаться так же, как и от губительного падения в бездну… Когда я покинула примерочную, моя голова слегка кружилась. – Тут еще чулки, посмотришь, дорогая? Чулки со стрелками… Слегка выше их кромки я повлажнела. Не таясь и даже не приглушая тон, чтобы не посвящать в наши дела других, я искренне созналась ему: – Я надену все, что ты захочешь на мне видеть. Все, что ты прикажешь и когда прикажешь. Шон сковал меня пронизывающим взглядом, хищные глаза полыхнули шоколадным огнем возбуждения. Резанул: – Хорошо. Мужской голос, неизменно хриплый и бархатный, тоже прозвучал довольно громко, больно, словно горячий лед. Такая боль влекла. И мне глубоко наплевать, что обо мне здесь подумают, как воспримут мои рабские слова. Я выполняю его приказы по своей воле, я учусь у него и хочу, чтобы со мной рядом ему сносило крышу, хочу завладеть его оголенными нервами и намертво сплавить их со своими. И это с ним – с этим опасным мужчиной – я испытываю жгучее желание, странную свободу и защищенность. ... – Все это подготовьте, упакуйте и доставьте.., – он назвал какую-то улицу в Галарэне. Шон отдал распоряжения, достал черную пластиковую карту и расплатился. Сумма запредельная, но разве это имеет значение? Он ласково взял меня за руку, переплел наши пальцы и вывел меня из магазина. Я как сомнамбула пошла за ним, завороженная, зачарованная, будто он опутал меня заклинанием подчинения. «Почему? – вновь спросила я себя, – почему мне так хочется уступить его силе? Почему мне так хочется покориться ему, прогнуться?» – Хочешь есть, Тимиредис? – Да, Шон. Мы зашли в ресторан неподалеку, Шон шепнул пару слов вышколенному худощавому парню, и нас услужливо провели в закрытую отдельную комнату для особо важных гостей. Он взял меня за плечи и усадил на диван, и я рухнула, как послушная кукла. Голова все еще кружилась. – Что ты будешь, дорогая? – заботливо спросил меня мужчина. Я вспомнила Мрака и двух драконов, переплетенных в объятиях, волшебные черные крылья, бережно укрывающие искристо-радужную малышку. – Мясо с кровью и овощной салат. И колу со льдом. Много… льда. Шон сделал заказ, для себя тоже выбрав мясо с кровью и колу. – Ты в порядке, дракошка? Он осторожно приподнял мой подбородок и заставил смотреть ему прямо в глаза. Я серьезно подумала, прежде чем ответить. Потерянность сердца и одновременно алмазная вера в Шона отразились в дрожи сиплого голоса: – Я не знаю, Шон. Я чувствую себя очень странно, мистически странно. Эта страна на меня действует, меня тянет в определенные места и к определенным… предметам, и… Как я могла сознаться, что тащусь от его подавляющей энергии, от его распоряжений? Шон поглаживал мои щеки властными пальцами. – Я понимаю. Тими, давай поговорим откровенно. Ты задала мне очень важный вопрос. Ты чувствуешь себя моей собственностью? Вещью? Я решила быть искренней с ним, приоткрыть завесу души. Он – мой мужчина, единственный, кому он не запретил доверять. – Шон, я… я потерялась в своих ощущениях. Я – это все еще я, герцогиня Сайгирн, в чьих руках власть над целым богатейшим краем, на мне ответственность и вес герцогской короны. И я не утратила разума, не утратила свободы воли, я не чувствую себя в ловушке с тобой. Я тобой восхищаюсь. Я не чувствую себя использованной как бы то ни было, и ты меня ни к чему не принуждаешь. Ты меня учишь видеть глубже, просчитывать дальше и безжалостно карать тех, кто этого заслуживает. Но это все по моей просьбе, по моему добровольному согласию, желанию. Для меня такое твое отношение бесценно, Шон. Даже вчера ты спросил, хочу ли я присутствовать при допросе Шэрна – не приказал, а спросил. В этом твоя забота, так? Шон кивнул, не отрывая от меня серьезного взгляда своих неподражаемых темно-карих глаз. Во всем мире остался лишь шоколад. – Просто я не подозревала, Шон, что это будет так. Что я буду ощущать себя так. Шон отпустил мой подбородок, присел рядом и, взяв меня за талию, развернул корпусом к себе, отодвинулся немного, снял с меня балетки и начал трогать пальцы на ногах. Заговорил негромко и тоже искренне: – Я хочу быть причастным к твоей жизни, Тими, хочу защищать тебя и оберегать тебя. Хочу, чтобы тебе было хорошо, до экстаза хорошо, моя дракошка. Мне безумно нравится тебя учить, ты быстро все схватываешь, понимаешь с полуслова, и у нас поразительно схожее восприятие. И я часто ловлю себя на мысли, что это невероятно, что наши разумы настолько похожи. Сегодня своими словами ты показала, что очень тонко уловила меня, мое мужское желание. Я и правда хочу приказывать тебе, что носить под верхней одеждой. Любые отношения между мужчиной и женщиной – это игра, Тим, игра для взрослых, и мы с тобой играем, и получаем от этого удовольствие. Он усмехнулся неверяще и с оттенком обреченной самоиронии. – Своим близким людям я предельно ясно даю понять, что ты моя женщина, не могу и не хочу сдерживать себя. А насчет остальных… Когда я вижу интерес других мужчин к тебе, во мне помимо моей воли вспыхивает инстинкт обладателя. Однако… сейчас мы не в том положении, когда можно заявить о наших отношениях открыто, дракошка. Слухи слухами, они будут всегда, но подтверждать их недальновидно. Мы должны вычислить, кто именно охотится на тебя, кто стоит за смертью твоих родителей, и наказать их. Дать тебе возможность отомстить. И это случится обязательно, я обещаю тебе, даю слово Палача, я тебе уже говорил, что найду их всех – так и будет. Но… – он перестал трогать мои ноги и растрепал свои и без того непослушные волосы, потянулся в карман джинсов за сигаретой. – Эта наша поездка под прикрытием не только практика для тебя, дракошка, это возможность для нас вести себя предельно свободно друг с другом. Когда ты начнешь учиться в Академии на моем факультете, нам придется загнать себя в жесткие рамки, не выдавать близких отношений. Единственно, что мы сможем раскрыть – это проект ученицы и научного руководителя. А дома я буду с тобой не только в шахматы играть, но и гонять тебя с физической подготовкой, и рукопашной заниматься раза четыре в неделю, и стрелять учить, и ножи метать, покажу, какие точки на теле человека наиболее уязвимы. Научу, как ты сможешь отнять жизнь, если захочешь этого. Я буду выматывать тебя тренировками, Тими. И еще будешь помогать мне аналитику делать – у тебя к этому способности есть. – Так ты собственник, Шон? Он вздохнул как-то горько, поднес сигарету ко рту, обхватил ее красивыми губами, прикурил и затянулся, чувственно выпуская дым и откидывая голову вверх. Снял обувь и запрокинул одну ногу на диван, согнул ее в колене, положил на колено согнутую руку с зажатой между пальцами сигаретой. Притягательно и эстетично. Его тон был серьезным, слова вескими и выверенными: – Как сказать, Тимиредис… – и да и нет. Я – главный, и это всегда для нас будет так. Я не могу иначе. Но я не буду заставлять тебя никогда, не буду принуждать ни в коем случае. Ты моя, и ты принадлежишь мне ровно настолько же, насколько я принадлежу тебе. Я тоже твой. Тебя ко мне тянет, и меня к тебе тянет, подозреваю, даже сильнее. Понимаешь, Тими? – Шон, а наша тяга, она… не безнадежна? Он равнодушно пожал плечами и стряхнул пепел в стоявшую тут же на столе пепельницу, затушил огонь, но я каким-то шестым чувством уловила, что ему далеко не все равно, что он принуждает себя относиться к нашей связи беззаботно, уговаривает себя ослабить вожжи. Его ответ прозвучал странно: – Время покажет. Ты еще не все обо мне знаешь. – И что мне стоит о тебе узнать? Телефон Шона проснулся, и глянув на экран, он ответил. Звонил принц Шаорран, и на пару минут воцарилось молчание. Похоже, момент настал, и новый отсчет пошел от изменившегося голоса Шона: – Понял. Организуй все так, как я говорил, место какое выбрали?.. Отлично, подходит. Людей лишних разгоните куда-нибудь, и так, чтобы не путались под ногами… да, вечеринка подойдет, у вас тут наш подход не сработает. … Хорошо, я изучу сегодня вечером… Давай под утро, примерно в полпятого, эта твоя Аманда справится?.. Равнофигственно… Мы подъедем, машину подгони не к отелю, а оставь за углом, да. Одежду на заднее сиденье кинь. И набор ножей метательных туда же. Шаорран спросил что-то еще, и Шон цинично и холодно усмехнулся. – На нем не будет и царапины, мелок он для таких методов. Но в номере придется прибраться. Он нажал отбой. Когда Шон вновь повернулся ко мне, его глаза стали иными, теперь передо мною сидел мужчина, с которым под страхом смерти нельзя спорить, которого нельзя ослушаться, жесткий, собранный и готовый к действию. – Тимиредис, ты уже догадалась. Сейчас едим, потом обратно в отель, моемся и садимся за подготовку. Задача заманчивая, в курс дела чуть позже введу.***
Мы уселись прямо на пол, перед широким окном. Статуя Мрака красиво подсвечивалась вечерним солнцем, мерцание отражающих свет чешуек придавало угольно-черному дракону еще больше волшебства. Разумеется, Шон позаботился, чтобы нас не подслушали. Щелкнул глушилкой и начал объяснять: – Тими, я сейчас тебе со своего планшета дам прочитать вводные, которые Шао выслал. Там информация о нашем объекте, ее не очень много. Подумай, как можно на него надавить, чтобы он раскололся. – Хорошо… – Если что-то упустишь, не переживай – я тебе все разжую уже завтра, как с ним закончим. Помнишь, я говорил тебе, всегда ставь себя на место другого человека? Тут есть одно препятствие, дракошка. Влезть в чужую душу – это такой недостижимый идеал, этому всегда мешают твоя собственная личность и знания, которые тебе доступны. Как сказал один небезызвестный драматург, «Не поступайте с людьми так, как хотите, чтобы поступили с вами. У них могут быть совсем другие вкусы». Твоя задача сейчас – понять его вкусы, его тайные грязные желания и его страхи. Работай. – Окей, – я протянула руку за планшетом и приступила. Ну что ж… с фото на меня смотрел довольно красивый мужчина, высокий кареглазый брюнет с черными волосами ниже лопаток, нарочито мускулистый и – это чувствовалось даже сквозь экран – упивающийся своей мнимой неотразимостью. Одет безупречно-щегольски, с иголочки, руки сложены за спиной, подбородок гордо вскинут вверх. Здесь написано, что Шэрну сорок три года, но что-то явно не так. Я подперла рукой щеку и задумалась. Сорок три… Скользнула взглядом по Шону, который тоже читал со своего телефона, – ему сейчас тридцать. А Шэрну – сорок три. Шон выглядел на порядок лучше, конечно, моложе. Без сомнения, привлекательнее для меня. Но вот глаза… Глаза Шона старше. В глазах Шона – его опыт, его ум, его смелое и открытое отношение к жизни, его дерзость. А глаза нашего великовозрастного объекта были другими… вялыми, плаксиво-детскими, что ли. Да, от брюнета несло самолюбованием и показной уверенностью в себе, но и только. Пролистала еще несколько снятых украдкой фоток – везде одно и то же. Теперь поразмышляем… Большой ребенок. Это – следствие. Почему он такой? Про занятия ничего не указано, титул у отца, а он лишь безалаберный сын, который прожигает жизнь и проматывает деньги богатого папы. Ничем мало-мальски полезным сей представитель рода мужского не занимался, даже образования высшего не удосужился получить. Опять же, почему? Принц Шаорран упомянул наркотики, но Шэрн не выглядел законченным наркоманом. Слишком лощеный, слишком мускулистый. – Шон, можно я в интернете пороюсь? – Валяй. Итак, «Причины наркомании». М-да, сложный коктейлец, весьма и весьма. От недостатка любви и душевного тепла до расхлябанности и безответственности, лени развиваться. Тут еще и «серьезные внутренние противоречия» маячат. Это типа «хочу – могу – но больно – трудно – нет, не смею». Я бегло просматривала ссылки и пыталась применить их к нашему сегодняшнему подопытному кролику. Стремление побороть неуверенность в себе. Возможно? Вполне! Внушительный сорокатрехлетний Шэрн настолько напоказ самоуверен, будто стремится убедить в этом всех, и в первую очередь себя. Так, с зависимостью вроде разобрались. Посмотрим, что еще тут есть на него. Мать исчезла, когда ему было пять лет. Какой ужас… Не умерла, не развелась с отцом, а просто взяла и растворилась. До сих пор не известно, где. Женщин у Шэрна было много, и ни одной стоящей, только те, с которыми он кутил, и кто радовался его деньгам. Выпученными глазами я прочитала, что двенадцать лет назад он пытался ухаживать за тогда еще юной принцессой Астер, и даже ездил ко двору в Ларране с посольством. Однако авантюру вскоре пришлось свернуть из-за неприятного случая, и Шэрна буквально с позором выдворили из Империи. На брачном поприще неудача, да еще какая! Мечты жениться на будущей Императрице и вознестись до небес разбились с треском. А что по доходам? Тут все предсказуемо, наш объект исправно доил папочку. Виделись они редко, но деньги отец ему легко перечислял. Наверное, Шарид повинность так отрабатывал. Теперь пораскину мозгами… Крайне редкие встречи – значит, их отношения очень напряженные. И что это мне дает? Ммм… Всегда в ссоре виноваты двое. Всегда. Я быстро снова пролистала все файлы, но про Шарида не нашла ни слова. – Шон, а про отца прислали что-нибудь? Шон посмотрел на меня с любопытством, его глаза заинтересованно заблестели. – Неа, дракошка. Здесь не принято вообще-то следить друг за другом, тер-шеррантцы не тот народ, чтобы стучать. Про самого-то Шэрна наш добрый принц Шао, можно сказать, скрепя сердце рассказал. Вот оно как. Меня укололо разочарованием. – Но у меня, Тими, есть кое-что на него, от наших шпионов. Маловато, конечно. Вот, лови. Шарид оказался совсем другим. Внешне Шэрн почти точная копия отца, но только внешне. Приближенный к правящей семье двоюродный брат властительницы Аршиссы не запятнал честь никакими темными делами, поэтому мог с виду справедливо похвастаться безупречной репутацией. Шарид был умным, изворотливым и до неприличия богатым. Он занимался разработкой залежей драгметаллов и камней, торговлей, ресторанным бизнесом и много чем другим по мелочи. Спортивный, подтянутый и моложавый мужчина, намного импозантнее сына, непритворно красивый. Впечатляет... И – это подчеркнули особо – у Шарида были женщины, все как на подбор яркие чаровницы. Я цокнула: уже шестьдесят пять, а так популярен у дам. Ему прощалось, ведь все понимали, что положение в семье непростое, однако он все же здоровый мужчина, до сих пор в расцвете сил. Жениться Шарид не мог из-за неопределенного семейного статуса, да и не хотел, как я подозреваю. С сыном никогда не появлялся на людях. Да, Шарид содержал Шэрна, однако не настоял даже на университете. Не настоял на том, чтобы сын учился и потом занимался чем-то стоящим? Не передал ему своих знаний и деловую хватку? Единственному наследнику? Хм. И что мы видим в итоге? Отца, подавляющего сына своей мощью и властью. Покинутого недолюбленного ребенка. Разочарование обеих сторон друг в друге. Шэрн целиком и полностью зависит от воли Шарида, но почти не общается с ним. – Он ненавидит и боится своего отца. Не реализован и жаждет признания, не умен, а еще налицо детская травма брошенного ребенка. – Молодец, дракошка! – Шон гибко поднялся со своего места, наклонился ко мне и чмокнул меня куда-то в переносицу. Его теплые шоколадно-карие глаза искрились удовольствием. – На этом и сыграем.***
Шон велел постараться выспаться. Мы заказали еду в номер и поужинали около восьми вечера, а потом умылись и легли, задвинули плотные бархатные шторы и выключили свет. Я честно постаралась расслабиться, но не удавалось. В голову лезли всякие мысли, было волнительно и тревожно, но ничуть не страшно, пока что. Я знала на что иду, когда просила Шона учить меня, полностью отдавала себе отчет о том, какая у него на самом деле должность и репутация. Сегодня я увижу его методы в действии, от едкого осознания сосало под ложечкой и по ногам ползли липкие мурашки. Я лежала на спине, с закрытыми глазами, и пыталась дышать размеренно. Минут через тридцать Шон вздохнул, дернул меня на себя, подгреб себе под мышку и оплел меня руками и ногами. Его запах, чистый и свежий после душа, накрыл меня летним ливнем. – А теперь спи, дорогая. Сплю.***
Когда я вновь встретилась с реальностью, за окном спальни все так же клубилась темнота. Шон нависал надо мной и невесомо гладил по голове. Поза мужчины излучала уверенность, он был сосредоточенным и уже полностью одетым, командовал отрывисто: – Живо умывайся и одевайся, волосы закрути в низкий пучок и перевяжи резинкой, неброской, как можно более незаметной. Не пользуйся дезодорантом или духами, никаких ярких запахов. Мало ли… у тер-шеррантцев чуткое обоняние, они намного внимательнее имперцев. – Хорошо, Шон. Когда я собралась, и мы направились к выходу, он продолжил давать указания: – Что бы не происходило, по именам друг к другу обращаться нельзя, это запомни накрепко. Зови меня как все на работе – босс, но это на крайний случай. Лучше просто молчи и смотри в оба, наблюдай, что и как я делаю. Даже за моим положением в комнате, позой, тембром голоса, поняла? А я, когда буду обращаться к тебе, буду четко отдавать приказы. Подтверждения от тебя не нужно, сразу же выполняй. Я кивнула, он хмыкнул одобрительно. Мы дошли до припаркованной за углом машины, и я не смогла не закатить глаз. Большой черный джип, в лучших традициях, ха. Если напрячься, нас можно отследить по этим гробам на колесах. – На заднем сиденье спецодежда должна быть. Переодевайся. Я открыла дверцу, увидела черный кейс и два комплекта одежды и обуви. Взяла тот, что поменьше, и как можно быстрее натянула на себя, переобулась в грубые ботинки на сплошной толстой подошве. Форма сидела на мне как влитая, в бедрах и груди даже тесновата, но не критично, просто за парня никто не примет. Потом я устроилась впереди. Переодевшийся в свою очередь Шон сел на место водителя и, прежде чем завести двигатель, серьезно добавил: – Тимиредис, теперь самое важное. Возможно, тебе станет неприятно или даже страшно. Я очень прошу, в этом случае постарайся сдержаться. Объект не должен видеть твою слабость ни в коем случае. Работать буду я, но у тебя тоже важная роль, просто сидеть или стоять совершенно расслабленно и равнодушно смотреть на него, прямо в его лицо. У него голова вспухнет от догадок о том, кто ты и сколько у тебя власти. Это тоже элемент нашей игры, понимаешь? Справишься? – Да, Шон. – Хорошо. Еще кое-что существенное, Тим. Я приказал, чтобы его сцапали в момент наивысшей слабости, а это значит, когда он тра… эээ, кувыркается с этой Шаорановой девой. Для любого мужчины быть пойманным за этим делом – это унижение, заведомо проигрышная и крайне уязвимая позиция. Он будет там совсем раздетым, но под простыней, если люди Шао не забудут его прикрыть. Если вдруг что-то лишнее покажется, не пялься на него, ладно? Отведи глаза. Я не хочу, чтобы ты смотрела на его голое тело. Я тоже не хочу, зачем мне чужие голые мужчины? Это легко выполнить. – Как скажешь, Шон. Он сжал мои пальцы, потер их ласково и чувственно. – Там я буду другим, Тими. Не бойся меня, ладно? Это для дела. Я сжала его ладонь в ответ и отозвалась очень нежно: – Шон, я знаю.., дорогой. Я знаю. – Поехали. Дорога заняла минут десять. Шон вручил мне балаклаву и перчатки, как и в прошлый раз в Ларране. Мы сидели и ждали, пока все подготовят. Телефон дернулся, Шон принял звонок и поднес трубку к уху. – Всех вывели? Хорошо. Ждите, – и, обращаясь ко мне: – Идем, от меня ни на шаг, держись за спиной. Шон вышел из машины, прихватив с собой черный кейс. Я тоже спрыгнула, и мы быстро направились к потрепанному зданию с широким навесом над входом, толкнули скрипучие стеклянные двери, поднялись по старой лестнице на четвертый этаж и прошли по облезлому узкому коридору. На полу лежала тысячелетняя ковровая дорожка, вытертый красный ворс смотрелся особенно вульгарно. Я заметила пыль и даже мусор по углам. И вообще, это был, как недавно выразился Шон, «по-настоящему второсортный отель». У двери в самом конце толпились люди, пятеро, здоровые парни опасной наружности, все в масках и в черных костюмах, подобных нашим. Вдруг створки открылись, и еще два великана деловито вынесли за руки и за ноги безвольное женское тело, совершенно голое. Никто не дернулся и не проронил ни единого звука. Я смущенно отвела взгляд, а когда осмелилась повернуться туда вновь, женщина уже стояла, укутанная в длинную накидку. Красивая и ярко накрашенная черноглазая блондинка, в глаза бросились длинные острые ногти кровавого цвета. Она улыбалась. Должно быть, Аманда. – Какого черта тут происходит?! Громкий и визгливый мужской крик с нотками зарождающейся истерики раздался из-за двери. Она вновь распахнулась, и показался еще один мужчина, по золотистым омутам в прорезях маски я узнала принца Шаоррана. Он приблизился к нам с Шоном, заглянул в глаза сначала мне, а потом ему. – Он твой, – едва слышно прошептал принц и отдал команду своим людям: – Всем отойти на десять шагов. Я глубоко вздохнула. Шон бесшумно открыл дверь в номер и неторопливо вошел, я за ним следом. Глянула мельком. Фу. Голый Шэрн брыкался на кровати и пьяно орал матом, требуя свою шлюху назад. Его руки заломлены вверх, на запястьях веревка, видимо крепится где-то за изголовьем. Сбившаяся в комок бесполезная и, наверное, когда-то белая простынь валялась в ногах разъяренного мужчины. Я не повернула головы в его сторону, спокойно прошла мимо и выглянула из окна. Ждала. – Кто вы такие, мать вашу? Совершенно лениво Шон приблизился к привязанной жертве и дернул за веревку, освобождая пленнику руки, а потом вернулся к изножью кровати, ногой пододвинул стул, сел на него и со зловещим щелчком открыл кейс. Я обернулась и стрельнула взглядом в опекуна. Что-то блеснуло у него там, ножи? Точно, он их затребовал вчера. – Так и будешь членом вялым мотать здесь? Я могу укоротить. Сначала я не поняла даже, что это голос Шона, настолько он был другим, бесцветным и презрительным. Шэрн заорал, заикаясь от гнева: – Ч-что? Да ты хоть зна-а-аешь, кто я? Да я т-т-т-тебя ра… Свист, а потом звук удара. – Ты с у-у-ума с-сош… Свист, удар. Послышалась возня. Когда я обернулась, Шэрн притих на кровати, согнув колени и скукожившись, бедра кое-как прикрыты простыней. Лицо белее снега, глаза огромные и испуганные. В изголовье, чуть позади его скрюченной фигуры, торчали две рукоятки ножей. – Ч-что вам н-н-нужно? – теперь голос мужчины дрожал. Руки, судорожно вцепившиеся в простыню, также крупно дрожали. – Такой умный парень как ты не может задавать такие глупые вопросы, – цинично усмехнулся Шон, поигрывая ножом. – Чем быстрее начнешь говорить, тем больше у тебя шансов выйти отсюда, не потеряв важных частей тела. – Гово-о-о-орить о чем? Я не п-п-онимаю. Он действительно не понимал. – Ты меня разочаровываешь. Свист, а потом мягкий удар. Нож торчал из матраса, рядом с рельефным бедром Шэрна. – Твой папаша сдал тебя, мразь. Мы задержали его и побеседовали… по душам. Скажу откровенно, впечатлились… Такая с виду недалекая падаль как ты смогла продаться врагам за спиной у Мудрейшего. И сторонников себе нашел. – Шон поцокал языком, взял еще один нож, подбросил его и тут же поймал за рукоятку. – Ты ведь знаешь, что тебе за это светит? – Но-о-о-о это н-не я! – Не смей меня перебивать. Свист, а потом мягкий удар и всхлип. В этот раз нож торчал прямо между коленей объятого ужасом мужчины. Удивительно, как Шон его не задел. Я стояла у окна неподвижно и сверлила Шэрна глазами, изо всех сил стараясь относиться к разворачивающейся сцене безразлично. – Так, о чем это я… – игриво протянул Шон и расслабленно вытянул ноги, положил их прямо на кровать – на почти белую простынь – и нахально скрестил. Рядом с голыми ступнями нашего объекта ноги Шона, обутые в черные армейские ботинки с толстой подошвой на протекторе, смотрелись даже грозно. – С предателями поступают по-предательски, уж это твоих мозгов хватает сообразить? Мы выжмем из тебя все, будем давить и пытать и не позволим умереть, пока мы не разрешим. Тебе все время будет больно, очень больно, а ты даже в обморок не сможешь грохнуться… Пока я того не захочу. Никто не заступится за тебя, никто тебя не вытащит, разве подобная шваль нужна кому? Твой папаша Шарид не выдержал позора и запел та-а-ак заливисто… выдал про тебя все, как миленький, про привычки твои мерзкие и про то, как ты изворачивался. Встречался со своими жадными дружками и переворот в стране планировал. Как с кочевниками снюхался. Что они тебе за помощь пообещали? Отца грохнуть за то, что он мать твою убил? А тебе все его деньги достанутся? Шэрн отпустил простынь и закрыл лицо руками, выдавил глухо: – Зна-ачит, вы не в-в-врете… он решил на-а-аконец-то из-з-ба-авиться от м-м-меня. – И за это Мудрейший его еще и наградит. За помощь в раскрытии заговора. – Ко-оз-з-зел бля…ий. Свист, мягкий удар, жуткий вскрик: – Пожалуйста, не надо! Не надо, умоляю! Нож торчал еще выше, почти у Шэрна между ног. По скомканной дырявой простыне расползалось желтое пятно. До меня донесся прелый запах. Стало противно и дурно. Я начала дышать через рот. Теперь от панического приступа страха Шэрн позабыл про нелепое заикание. – Я, я, я… это же не про вас! Я ни при чем, клянусь Шар`рриоран! Я ни с кем не путался. – Неужели? В тоне Шона сквозила скука, он откинулся на стуле и заложил руки за голову. В этих точных руках ножей больше не было. Отчаянный взгляд тер-шеррантца бегал от Шона ко мне и обратно. Я очень постаралась выглядеть невозмутимо и безучастно смотрела на исказившееся бледное лицо, с которого стекали крупные бисеринки пота. Задыхаясь, Шэрн прошептал: – Это все он, он, он – отец. Это он все придумал и устроил, он хочет трон захватить, а потом с Империей воевать на стороне кочевников. Вы его поймали, а он на меня все решил свалить, избавиться наконец-то. – А ты как запел-то, прям соловьем, за шкуру свою никчемную так сильно боишься. Шон фыркнул пренебрежительно. – И с чего ты взял, что мы поверим тебе? Доказательств против тебя выше крыши. Твой отец уважаемый человек, и к тому же богатый. Его показания против тебя – это, считай, тебе приговор. Я с удовольствием приведу его в исполнение. Взгляд Шэрна застыл, он завис перед Шоном, как кролик перед удавом. Выдавил из себя едва слышно, с трудом проговаривая слова обескровленными губами: – Вы, вы… вы… Палач? Теперь тон Шона стал холодным как лед и совершенно безэмоциональным. – А ты все же не глуп. Тогда понимаешь, что тебя ждет. Шон снова потянулся за ножом. Их осталось еще четыре. – Подождите, прошу вас! Я не хочу, я не смогу… Я… расскажу все. – Он захлебывался словами, стараясь выговориться как можно быстрее. – Этот человек, кочевник из племени какого-то лиса, приходит к отцу каждый месяц приблизительно в новолуние. Они встречаются в кафе на окраине, называется «Драконья пещера», там есть отдельная комната на заднем дворе. Я за ним следил. Я всю жизнь за ним слежу… Он мать убил, и ему ничего за это не было. Я видел все. Меня отец заставил молчать и бояться. Шон резко встал, шагнул к Шэрну и навис сверху, поставил ногу в армейском ботинке на кровать и грубо схватил мужчину за волосы, намотал пучок на кулак, принудил того запрокинуть голову. Вопросы он задавал коротко и отрывисто: – Когда следующая встреча? – Должна быть пятого или шестого, не знаю точно. – А сборища недовольных властью? – Отец им активы предприятий в Империи пообещал. Они всегда в разных местах собираются, это редко происходит, постоянства нет. – Последний раз когда? Ты тоже следил? – Да, я пробрался, уж за столько лет научился от отца прятаться. – Шэрн лепетал, но лепетал строго по делу. – Это было недели три назад в загородной резиденции лорда Шорриостада. Жара стояла, окно открыто, я хорошо все слышал. Они обсуждали визит посла Северных Островов к северной герцогине. Ныли от недовольства, что это планы их нарушит по войне. – Как докажешь, что не врешь? – Я на телефон записал все. Шон отшвырнул его и отошел, взял одежду Шэрна и, пошарив по карманам брюк, вытащил дорогой телефон. – Пароль. – Четырнадцать тринадцать двенадцать одиннадцать. Ну что за пароль примитивный... Шон набрал цифры и начал просматривать видео. Нашел нужное, нажал на воспроизведение, послушал часть разговора, никак не прокомментировал. Обернулся ко все еще скорчившемуся на грязной постели Шэрну. Когда оборачивался, я мимолетом поймала взгляд Шона, безликий и неживой. Мертвые равнодушные глаза Палача, знакомые мне по секретной базе в Ларране. Шон бросил холодно: – Послушай, Шэрн, у тебя два выбора, жить или умереть. Если ты выйдешь из этой комнаты и побежишь докладывать своему мерзкому папаше – ты труп, едва только двинешь в его сторону. Хочешь жить, собирай манатки и двигай в Драконьи горы. Там сейчас тепло, для паломничества подходящее время. – Так вы знаете! – Решай. – Пусть за убийство мамы ответит. А я… я уйду. Шон кивнул. – Не попадайся мне больше. Не пощажу. Сиди здесь пока, тебя сопроводят. Шон повернулся ко мне, мотнул головой и мы неспешно вышли из номера, уперлись в ожидавшего нас Шаоррана. Шон кивнул и ему. Втроем мы отошли на довольно большое расстояние, и только тогда Шон заговорил: – У него есть записи разговоров Шарида с оппозицией, надо просмотреть тщательнее и самую жесть выбрать. И он слил, где Шарид встречается с кочевниками. Предлагаю твоего отца в курс дела ввести, показав эти записи, это я могу сделать, если устроишь дружеские посиделки, лучше послезавтра. И потом надо аккуратно ловушку расставить на месте встречи, но не спонтанно. Организуй за кафе «Драконья пещера» наблюдение пока, сможешь? – Да, конечно. – Посмотрите, кто работает, какие посетители, какие постоянные. В общем, как незаметно там оказаться во время встречи этой. А потом Мудрейшего возьмем и Шарида с поличным поймаем. – Спасибо. – Да, и Шэрн изъявил желание паломничество пройти, вы ему протрезветь дайте окончательно, шмотки соберите и к перевалу доставьте. Пусть идет. Шаорран удивился. – Думаешь, он сможет? Шон пожал плечами. – Мне равнофигственно. Но у тебя два варианта – либо убить его, потому что иначе он не выдержит и к папаше побежит, либо отправить его туда. Он повернулся ко мне и приказал: – Поехали. И, обращаясь к Шао: – Машину там же кину, заберите потом. Мы вышли из отеля и сели в джип, причем Шон как всегда меня подсадил и пристегнул ремнем. Отъехали немного, и, когда он разрешил, я сняла балаклаву и перчатки, вздохнула глубоко и шумно несколько раз. – Ох… Шон остановился в какой-то подворотне, повернулся ко мне и пристально посмотрел в глаза. Его равнодушия как не бывало, во взгляде бушевала тревога. – Тими, ты как? Ответила честно: – Лучше, чем в первый раз, Шон. Да и было не так уж и жутко. Скорее, мерзко. Тошнит немного. – Сейчас в отель приедем, чай сладкий попьем, там есть в номере набор для чая-кофе. – Помолчав немного, он задумчиво поделился: – Расколоть его было раз плюнуть. Пара намеков на боль и растоптанное эго, и он уже все выболтал. Он трус, как и все неудачники. Я все не отрывала взгляда от моего Шона. Как он справился с нашим «объектом» – играючи… – Наблюдать за унижением другого человека тяжело, Шон. Мерзко и противно, какой бы этот человек ни был. – Да. – Он тоже не отпускал моего взгляда, все также пронизывающе уставившись в глаза. – Ты поняла, почему я так поступил? Я его запугал, унизил весьма жестким способом, заставил показать свою слабовольность и трусость, да еще и в присутствии другого, даже другой – по тебе легко догадаться, что ты девушка. Намекнул на свою полную безнаказанность и ясно дал понять, что виноват в его унижении и мучениях его отец, которого, как ты верно заметила, он ненавидит и боится. Я спровоцировал в нем не только желание спасти свою шкуру, но и чувство мести. – Взрывной коктейль получился. Почему ты обманул его, что вы Шарида поймали? Шон вздохнул глубоко и предложил: – Тими, времени почти семь утра, и я вымотался, если честно. Что бы ты там не напридумывала, мне такие выверты тоже нелегко даются, и я не железный. Давай я тебе уже завтра растолкую, а сейчас поедем и отдохнем? Мне хочется проспать часов двенадцать. Потом надо будет еще записи с телефона изучить досконально и решить, какие доказательства Мудрейшему предоставлять. Мне стало очень неловко и даже стыдно. Конечно, я ведь только смотрела, и то на меня вся эта грязь подействовала как ведро помоев, а что говорить о Шоне? – Конечно, как скажешь. Мы снова тронулись и вскоре припарковались на том же самом месте, где нашли этот джип тремя часами ранее. Переоделись по очереди, на заднем сиденье. Форму и обувь, в которой мы были на допросе, Шон приказал забрать с собой. – На ней могли волосы твои остаться, ни к чему им образцы иметь, – пояснил он туманно. – Сами от всего избавимся. Да и наверняка еще пригодится. Ладно. В номере я первым делом залезла в душ и тщательно почистила зубы. Хотелось смыть с себя все – но память не смоешь. И все же, я не жалела. Я вдруг задумалась, какие методы применял Шон на допросах убийц моих родителей. Вспомнила, что как только они увидели его за стеклом, их лица перекосило от первобытного ужаса. Но во мне по отношению к тем четверым не было ни толики сочувствия. А Шэрну Шон сегодня нанес лишь моральную травму, потоптавшись по уже сломленной психике. Так стоит ли его жалеть, относиться к нему как к ребенку, которым он и был несмотря на сорокатрехлетний возраст? Я надела свой комплект из шелковых майки и шортиков пастельно-голубого цвета, распустила влажные после душа волосы и пошла в спальню. На прикроватном столике меня ожидал чай, сладкий и крепкий, а Шон обнаружился у окна, он стоял с напряженной спиной и скрещенными руками и смотрел на занимавшийся рассвет. «Его тоже притягивает статуя Мрака», вспыхнуло в моем сознании. Я тихонько подошла к мужчине и обняла его сзади, прижалась к нему всем телом. – Шон, – тихонько шепнула я, – ты… помнишь, я говорила, что для меня ты очень красивый и самый лучший? Ничего не поменялось, Шон. Он повернулся ко мне и тоже прижался, обнял своими сильными жилистыми руками, зарылся носом в макушку. Что творится у него в душе? К такой работе невозможно привыкнуть? Или он сознательно эмоционально отгораживается? Я забралась ладошками под его майку, наплевав на его «нельзя» и «запрещено», и стала нежно гладить его спину в шрамах. Мне хотелось, чтобы он расслабился, хотелось облегчить его ношу, какой бы она не была. – Умеешь ты найти слова, дракошка чудесная, – ласково проговорил мужчина. А потом подхватил меня на руки и понес в постель, посадил у изголовья, вручил чай. – Ты пей, а то остынет, и ложись потом. А я тоже в душ схожу и лягу. И будем дрыхнуть, пока не станет невмоготу.***
С обрыва в бездну – судьбоносно. Бесповоротно. Разве скажешь Что трудный шаг – та самая черта Между добром и злом? Все просто: … Коль рядом с ней – ты продан тьме давно.