Любовь и прочие взрослые игры

      Наша тайная вылазка обернулась для меня рекордом – я продрала глаза лишь в восемь двадцать вечера. Шангари-сити намного южнее Галарэна, темнеет здесь рано, и поэтому сегодня мне уже не суждено увидеть проблесков солнца. Не то что бы я рассыпалась прахом, но… Заснула в предрассветных сумерках, а проснулась на два часа позже заката. Голова кружилась, будто по ней приложили чем-то тяжеленным, навроде кувалды. Или так ощущается глубокое похмелье? А может, все дело в душевном и эмоциональном истощении? Унизительный допрос Шэрна вовсе не прошел для меня бесследно, пусть я лишь наблюдала и не вмешивалась. Шон, верный своим словам, применял в обучении жесткие методы. И этой ночью я усвоила важный урок – чужие страдания и позор тоже могут ощущаться жестко. Жестко, и даже больно.       Сам опекун раскинулся на диване перед большой плазмой, в его ушах торчали беспроводные наушники. Чуть нахмурившись, он не отрывался от экрана своего планшета.       – Черт, да тут целый заговор, – пробормотал Шон. – Подкинул мне Шарид работенки.       Не желая ему мешать, я пошатываясь сползла с кровати, с трудом приняла стоячее положение и побрела к окну – поздороваться с Мраком. Может, я окончательно двинулась умом, но от встречи с драгоценными раухтопазами глаз моей мятущейся душе ощутимо полегчало. Взгляд каменного дракона завлекал в бесконечность вселенной, туда, где все наши неурядицы, переживания и страсти представлялись лишь мельчайшими частичками, смехотворно-ничтожными в масштабах Мироздания. Я вздохнула полной грудью.       – Дорогая, ты проснулась? Как ты себя чувствуешь?       Шон отложил планшет и приблизился ко мне, встал за спиной, всегда надежный и сильный, как неприступная скала. Я обмякла и свободно откинулась ему на грудь так, словно это самый естественный и предсказуемый поступок на свете. Уже не в первый раз я поддаюсь инстинкту и падаю на него. Слепая уверенность в том, что он меня поймает, обезоруживала. Кто я? Его… беззащитная защищенная… подопечная?       – Тими?       – Ты такой ласковый, Шон.       Купаясь в его особенном крышесносном запахе, я чуть ли не мурлыкала.       – Как ты себя чувствуешь? Отвечай.       В мужском голосе прорезались командные нотки, заставив сладко напрячься низ моего живота. Я совершенно готова для него, когда он разговаривает со мною так. И конечно я отвечу, правду.       – У меня кружится голова и…хм… душевный раздрай. Но, знаешь, отчего мозги набекрень? Я только что выглянула в окно и вперилась глазами вот в эту статую, каменную статую, Шон. И меня отпустило. Невыразимо.       – С твоими мозгами все в норме. Это последствия сильного потрясения, – пояснил Шон серьезно. – Давай, я закажу кофе и десерт, что скажешь насчет тирамису? Он здесь пальчики оближешь. Нужно поесть углеводов быстрых – и все пройдет.       – Хорошо, Шон. А ты как?       Он обнимал меня за талию, и я нежно гладила его худощавые, покрытые волосками руки, трогала длинные чувственные пальцы. Мне хотелось ластиться к нему, тереться об него. Шон наклонился к моему чувствительному уху и выдохнул невероятный вопрос:       – Жена, поведай мне искренне, чем тебя так притягивает этот дракон? Чего ты хочешь?       – Взобраться на него, оседлать, а потом взлететь на нем выше облаков, обнимая ветер и визжа от восторга.       На пару секунд Шон застыл и вдохнул так сильно, что я услышала свист.       – Ты не зря носишь свое имя.       Я тоже хотела узнать, что на душе у моего мужчины.       – Шон, и все же скажи, с тобою-то все хорошо? Ты давно не спишь?       Шон наслаждался моим запахом, растрепав волосы и зарывшись в них носом. Я мягко улыбнулась. Он так любил меня гладить и ему определенно нравилось, как я пахну. Интимно, это чувствовалось так интимно, вроде бы мелочи, но предательски-откровенные.       – Да часа полтора. И, Тими, я уже выбросил все ненужное из головы. Тебе тоже надо научиться отстраняться от твоих объектов. Отработала и забыла. Если бы я так не делал, давно бы сошел с ума. Ты же осознаешь, что на моей должности я часто подобными бреднями занят?       Я задумчиво угукнула.       – Ну вот, я тут просидел довольно долго уже, отсматривая записи с телефона Шэрна. И знаешь, дракошка, не зря нам его судьба подбросила. Подожди-ка.       Шон разомкнул объятия, позвонил на рецепцию и заказал нам кофе и несколько пирожных. Пока мы ждали доставку, я метнулась в ванную и освежилась, натянула легкий хлопковый сарафан с тропическим принтом – почему-то захотелось женственности. Пушистые неуложенные волосы свободно вились по лопаткам. А Шон вернулся к своему уютному рабочему месту на диване, перед ним на журнальном столике уже стоял наш источник бодрости и эндорфинов. Как шкодливый ребенок, я обмакнула кончик пальца во взбитые сливки с какао и засунула его в рот, слизала шоколадную прелесть. Шон прав – это божественно. Он стрельнул в меня раздраженным взглядом, а потом сглотнул так, что дернулся кадык, и резко выговорил мне:       – Прекрати, Тимиредис.       Даже не буду притворяться, что ни сном ни духом, о чем тут у нас речь. Я прошелестела:       – Как скажешь,.. муж.       А потом присела рядом с ним и уже нетерпеливо поинтересовалась:       – Шон, ну что ты там обнаружил?       В изучающем взгляде мужчины отражалось внутреннее противоречие, а у меня внезапно начал просыпаться азарт гончей, раз все не зря, Шон наткнулся на что-то ключевое. Вот только не уверена, поделится ли находками.       Он взял десертную ложку и элегантно отделил кусочек тирамису, поднес к моему рту.       – Тимиредис, из Шэрна получился великолепный шпион. Он так боится своего отца и настолько не хочет умереть, что наловчился идеально прятаться и подстраховываться – поэтому он и ходил за Шаридом хвостом. На его записях – пока я прослушал и просмотрел только три – есть информация, которую я определяю как государственную тайну. Будь Шэрн хоть капельку поумнее, мог бы обратиться к нам, мы бы обеспечили ему любую защиту за такую информацию.       Я молчала, смакуя латте, выспрашивать дальше я не имела никакого права. К моему изумлению, Шон продолжил пояснять:       – Большинство из этих разговоров я не передам ни Мудрейшему, ни тем более Шао, так как дело касается наших внутренних интересов. А когда вернемся в Империю, Тими, мне придется устраивать… чистки. Ты же догадываешься, что далеко не вся знать спит и видит Астер на престоле? Мы правим жесткой рукой, больше кнута чем пряника, и когда только пришли к власти, то сразу разогнали большинство лизоблюдского двора Регента. И до сих пор, даже спустя столько лет, находятся глупые смельчаки. На этих записях имена предателей Империи, дракошка.       «С предателями поступают по-предательски», грозил Шон Шэрну нынешней ночью.       – И что с ними будет?       Шон едва уловимо пожал плечами.       – Обсудим с Императорами, как наиболее выигрышно распорядиться неожиданным подарком, война на носу, может устроим контрзаговор. Но в любом случае я их накажу – за предательство Родины и козни против правящей династии. Кого-то придется «выпороть» показательно, в назидание другим, чтобы неповадно было. Понимаешь, о чем я говорю?       «Правитель смотрит на людей как на ресурс, – учил меня Шон, – как на фигуры на шахматной доске. Как на картонные мишени в тире». Боюсь, лишь жаркой поркой предатели не отделаются.       – Да, я понимаю. А сейчас чем займемся?       Шон запустил пальцы в волосы и потрепал кончики.       – Нам надо с Шао пересечься и часть, актуальную для Тер-Шерранта, рассказать. Уточнить насчет нашей встречи с Мудрейшим, опять же. Ты тоже со мной пойдешь, Тим.       – Хорошо.       – Пока мы едим, давай объясню тебе кое-что. Ты утром спрашивала, почему я Шэрну соврал, что мы его отца прижали. Это был очень хороший вопрос, дракошка, умный вопрос.       Мне стало невыразимо приятно, а Шон тем временем продолжил:       – Знаешь, есть психологический прием, основанный на так называемой дилемме заключенных. Применительно к нашей работе – это когда задержанный сливает информацию, раскалывается, если убежден, что его подельник уже сдался и может его подставить и на него всю вину свалить. Главное правильно намеки раскидать и допрашивать людей по отдельности, в одиночной камере держать их, не давать общаться друг с другом ни в коем случае. Взаимное недоверие сообщников заставляет их изворачиваться и закладывать друг друга. Поэтому я Шэрну такую версию и скормил, и он проглотил как миленький – это соотнеслось с его картиной мира.       – А про маму его?       – Ой, – отмахнулся Шон, – да тут догадался просто. Ты задумайся, стал бы Шарид от единственного сына шарахаться, если бы у них общего скелета в шкафу не было припрятано. И сынок-то какой вырос… это прям как дважды два, Тими.       Как дважды два, неужели… Это для него как дважды два. А для меня как сорок восемь на тридцать шесть – сразу ответ не выдашь.       Мой телефон оживился, и я отошла к кровати. Звонок от Аскани, я коснулась экрана, чтобы принять.       – Алло?       – Сестренка, привет! Ты куда пропала, как сквозь землю провалилась.       Лучшая ложь – это правда. Я небрежно проронила:       – Я на юге, готовлюсь к учебе.       Зачем уточнять, насколько южнее него? А брат, в этот раз проявив тактичность, не стал выпытывать деталей.       – Ну и отлично. У меня тоже все хорошо, теперь приходится сбегать от журналистов, они такие назойливые. Но это все ерунда… Тими, тут Элдред каждый день тобой интересуется. Мы тогда в Ларране не поняли толком, что произошло, Бри тоже не догадалась.       Похоже, моя мысль про братскую тактичность несколько преждевременна.       – Ас, почему ты думаешь, что что-то могло произойти?       В голосе Аса звучало тщательно завуалированное удовлетворение.       – Ни Элдред, ни Бри не знают толком, что за отношения связывают герцога Дейла с Императорами. Но он с ними очень близок, Тими, и это странно. Подозрительно.       Я мгновенно пришла в ярость и отчеканила:       – Аскани, ты, наверное, мнишь себя очень заботливым двоюродным братом. Всю нашу жизнь так оно и было, я это признаю. Ты очень уверен в себе, и сейчас у тебя появилось еще больше причин тешить самолюбие. Но все же позволь сказать тебе прямо: не лезь не в свое дело. И на рожон не лезь. Это предостережение. Если даже Брианна и Элдред не в курсе, значит, на это есть веские причины.       Но упрямый Аскани вставил заговорческим шепотом:       – Ты ему очень нравишься, Тимиредис.       Ничего не понимаю, и куда он скачет?       – Кому?       Опять этот доверительный шепот юного сплетника:       – Элдреду, а он первый наследник престола Империи. – Прежде чем продолжить, брат выдержал эффектную паузу. – Ничто не вечно под луной, ты догадываешься, о чем я говорю? Задумайся.       – Это я советую тебе задуматься о том, что можно говорить вслух, а что нет. И даже в мыслях… Аскани, давай обсудим лично, когда я приеду?       Брат замолчал, и некоторое время мы просто гневно сопели в унисон.       – Ты любишь его, Тим? Герцога Дейла?       – До встречи, Ас. Береги себя, – буркнула я и ударила по отбою.       Настроение сгнило. Ну вот чего Аскани к Шону прикопался? Цепляется к нему с самого начала, как отчаявшаяся улитка. Неужели настолько оскорбился, что Шон не разрешил титул ему передать? Выходит, о некоторых чертах характера двоюродного брата я и не имела понятия? Но даже и мыслить об этом гадко и муторно, и еще эти опасные нелепые намеки… Ас сошел с ума со своим тщеславием.       Я вернулась на диван, плюхнулась на подушки, задрала ноги и начала методично поедать тирамису, который таял во рту, нежный и вкусный сверх всяких похвал. Но меня настолько поглотила досада, что я не смогла оценить восхитительный десерт.       – Иди сюда, дракошка.       – Куда сюда?       – Ко мне.       И Шон приглашающе похлопал между своих разведенных ног.       Ох.       Я передвинулась, вновь оперлась на него спиной и осторожно села, согнув колени. Его умопомрачительный запах тотчас окутал меня свежим дождем, и я потихоньку пришла в себя. Чувство защищенности, странное, неподкрепленное, которое я всегда испытывала рядом с ним, стало только острее. Поразительно, учитывая то, каким хлестким я видела Шона вчера. Он обхватил меня руками и притиснул еще ближе к себе. Сказал:       – Чуть позже опять придется наведаться домой к Шао, обговорим детали. Сегодня у него будет тихо – никаких вечеринок. Он тоже вымотался, не сколько работой, а поводом для работы… Ты похожа на ежа, Тими. Тут еще пирожное осталось. Хочешь?       – Не знаю…       Он мазнул пальцами по крему и поднес их к моим губам. Предложил на выдохе, едва слышно:       – Попробуй снова.       Медленно я обернулась и взглянула на его потрясающее лицо, в его темные глаза с расширенными зрачками, неотрывно глядящими на мой рот. Воздуха резко стало мало, в горле пересохло, и я с трудом сглотнула, облизав губы.       Я хочу коснуться его так.       Как во сне, я осторожно взяла его за запястье и поднесла ко рту длинные властные пальцы, нагло измазанные какао. Невольно я задышала еще чаще, и, внезапно решившись, распахнула губы, высунула язык и слизала чуть горьковатый крем. Его бархатная кожа немного пахла ментолом. В комнате царило молчание, нарушаемое лишь причмокиванием от моих губ. Моя кровь запела. Я хочу больше его, и я хочу его откровеннее. Не в силах противиться соблазну, я наклонила голову и с силой втянула его пальцы в свой рот, облизала их уже внутри и принялась ритмично сосать, как леденцы. От пронзившего меня сногсшибательного чувственного наслаждения я зажмурила глаза, мне хотелось большего и большего, и еще большего. Я начала кусаться, слегка, игриво, словно забавный мелкий котенок. Вновь приоткрыв глаза, я встретилась с неподражаемым взбудораженным шоколадным взглядом Шона. Мои соски напряглись и отчетливо просматривались через легкую ткань сарафана, он перевел глаза на мою грудь и судорожно втянул воздух. Мне хотелось его спровоцировать, пробить его сдержанность, в меня будто черт вселился. Освободив его пальцы, я прижалась нежными губами к его ладони, ласково коснулась тонкой кожи языком и облизала линии жизни и судьбы, а потом добралась до запястья и, чуть поцеловав, жадно вонзила зубы в выступающие голубоватые вены. С его губ невольно слетел стон, глубоко отозвавшийся в моем естестве. Невероятно, но Шон не обрывал меня, позволяя ласкать его, целовать его, посасывать и даже кусать его. Мне хотелось нарушить его границы, наплевать на его запрет и узнать, что он сделает со мной за это, как проявит свое господство. Развернувшись к нему еще больше, я обхватила руками его шею, поцарапала и нежно огладила затылок, запустила пальцы в его темные пряди.       – Ты такой вкусный, Шон, – тихо и хрипло призналась я, не переставая гладить его по голове, по лицу, по губам. – Сладкий и терпкий. И опасный. Меня это заводит безмерно. Я хочу…       И, окончательно осмелев, я сжала руку в кулак и потянула его за волосы, заставив запрокинуть подбородок вверх, приникла ртом к его горлу. Вспомнив его дразнящие поцелуи, я трогала его языком, облизывая и целуя чуть колючую кожу. Здесь ошеломительный запах Шона ощущался стократ сильнее. Я слегка втягивала губами жесткий бархат, спускаясь ниже и ниже, к его ключицам и яремной впадине. Я глубоко и часто дышала, этот опасный водоворот голой эротики лишал меня воли, при этом не лишая неслыханной дерзости. Насколько далеко он разрешит мне зайти, прежде чем прикажет прекратить? Ворот его рубашки уже расстегнут на две пуговицы, и я…       Внезапно Шон опрокинул меня на диван и, оказавшись рядом чуть сбоку, навис сверху на вытянутых руках. Неотрывно глядя на меня неподражаемым светлым и завороженным взглядом, он опустился ниже на локти и прижался тазом к моему правому бедру. Дал почувствовать твердую силу своего возбуждения.       – Дракошка, я прошу тебя, замри, не двигайся.       Его голос срывался, грудь вздымалась частыми хриплыми выдохами. Рваными, тяжелыми.       – Почему, Шон?       Низко и вкрадчиво мужчина протянул:       – Разве не ясно, Тимиредис? Если ты шевельнешься сейчас, то через мгновение я буду ласкать все твое тело и лежать не на тебе, а в тебе. Ради меня и себя, Тим, застынь.       Но бесстыдный черт, поселившийся в моей душе, заставил обронить дерзко:       – Ты настолько меня хочешь?       – Лишь твоего тела мне недостаточно, – качнув бедрами и послав пламенный разряд боли к чувствительному местечку у меня между ног, насмешливо бросил Шон.       Я растерялась, это отразилось на лице. Шон снова замер, прижавшись ко мне.       – У всех действий есть последствия, Тим. Я старше, и я опытней. И я острее осознаю, где проходит грань между обратимостью и необратимостью.       Мой голос сломался, так и не озвучив достойного ответа, сердце ухнуло в яму, в груди потянуло горько, до слез, которые грозили вот-вот пролиться. Я отвела глаза и принялась непрерывно моргать. Глупый и неопытный котенок, такой он меня видит? Поманил сметанкой и отбросил снова. А я снова повелась на густое лакомство. В чем смысл всего этого, вообще, этих эмоциональных качелей? «Все, достаточно, сколько можно получать по носу, стонать под ним и знать, что ему это не нужно», в очередной раз выговаривала я себе. Довольно трудно беспристрастно оценить положение, лежа к нему вплотную и до агонии остро ощущая его влекущий член. Я попыталась расслабиться, отрешиться от томления неудовлетворенной плоти и от изматывающего жара между ногами, особенно сильного оттого, что наши тела столь тесно прильнули друг к другу. Он чуть вздрогнул, и мои глаза снова впились в его лицо.       Шон пронизывающе уставился на меня темным и шальным взглядом, проговорил тихо и настойчиво:       – Тими, если бы ты была мне безразлична, я бы давно тебя взял.       – Что?       Он вздохнул обреченно и принялся растолковывать терпеливо и увещевательно, как пятилетнему ребенку:       – Отношения не строятся только на сексе, Тими. Секс – и хороший секс – возможен со многими, наши тела устроены таким образом, что в них природой заложено испытывать удовольствие от особых прикосновений. Я точно знаю, где и как тебя коснуться, чтобы ты разлетелась осколками. Но… Поистине прочная связь основана на доверии и притяжении личностей, а это много больше, чем тривиальный минутный экстаз.       От обиды мое сердце из желудка убежало в пятки. Наши трепетные прикосновения, мое головокружение, пьяные звезды – это все просто секс?       Я сузила глаза.       – Я ни черта не понимаю, Шон.       – Ох, дракошка… Давай я скажу прямо. Если между нами случится близость, настоящая близость, когда я погружусь глубоко в тебя и… помечу тебя, то это привяжет тебя ко мне безвозвратно, не оставит тебе выбора, понимаешь? Не будет ни единого пути отхода. Ты герцогиня Сайгирн, и я тоже герцог. Мы оба знаем наши традиции.       Мне стало еще горше и тоскливей, его слова меня разъели. Получается, Шон только что донес мне, что не хочет заниматься со мной любовью, потому что тогда ему придется на мне жениться. А чего я ожидала? Марша Мендельсона, лимузина и белого букета? «Дура», обругала я себя, прикусив щеку изнутри. «Влюбленная дура и маньячка».       – Я встать хочу. Позволь мне.       Мой голос резал ровно и невыразительно, словно тупое лезвие, я приложила для этого усилия. Шон осторожно отодвинулся, а я, не глядя на него, плавно поднялась с дивана, подошла к гардеробу и выискала драные на коленях джинсы и черную футболку. Женственности расхотелось.       Мне до отвращения надоело наступать на одни и те же грабли, потирать шишки на лбу и выслушивать оскорбительно-мягкие увещевания и нелепые отговорки.       – Шон, можно попросить тебя?       – Что такое, дракошка?       – Ты можешь не касаться меня больше?       Он задохнулся и неверяще переспросил:       – Уверена?       – Да.       Я не повернула головы в его сторону.       – Я тебя обидел? Тим, ты что же, решила, что не нужна мне?       – Я не знаю, что тебе нужно, Шон. Я не настолько проницательна и опытна как ты.       – Вот поэтому пока и рано, Тими. В тебе играют гормоны, а не осознанность.       Так, значит. Гормоны. Хорошо, герцог тер Дейл.       – Шон, ты говорил, я могу спрашивать тебя. Позволь задать вопрос?       – Конечно.       – У тебя много женщин?       – Что?       Разве он шокирован? Банальное уточнение. Или это слишком рьяное нападение?       – У тебя много женщин?       – Тимиредис, ты же не думаешь, что в тридцать лет я…, – он осёкся. – Я… случается, Тими, у меня это случается. Но с тех пор как мы… – замолк.       – Получается, с ними у тебя прекрасная осознанность. И еще получается, что как только пресловутые надоедливые гормоны перестанут застить мне глаза и утихомирят зуд в других частях тела, я, отдавая себе полный отчет о последствиях и значениях, осознанно смогу делать это со многими, ведь ощущения схожие, неважно с кем.       Теперь на меня обрушилась настоящая боль. В висках стучало, в груди все выворачивало так, будто медленно разрывалась бомба. Глаза жгло. С трудом я разогнула пальцы в слабой попытке спасти истерзанные полукружиями ногтей ладони. И это именно то, о чем он говорил. Шон совершенно прав – рано. Рано до степени «никогда». Опять у меня возникло навязчивое желание отгородиться от него, ото всех, от мира. Я схватила вещи и рванула в ванную, заперлась. Включила мощный поток воды, чтобы она заглушила безумные в своей беспомощности всхлипы. До чего же муторно – от того, что он признал, что дарит свое тело и прикосновения другим счастливицам, от того, что я ревнивая малолетняя дура, которая униженно выпрашивает ласки, от того, что веду себя как истеричка… от того, что я его абсолютно не понимаю. Не хочу больше, не могу больше, не буду больше. Я – Сайгирн.       Умывшись и переодевшись, я фыркнула своему отражению с припухшими красными глазами и вернулась в номер. Шон стоял у окна и очень тихо разговаривал по телефону. В растерянности, куда приложить себя, я взяла планшет и завалилась на кровать, решила проверить электронную почту. Странно, новое письмо от Кристиана. Открыла.       «Тимиредис… ты меня заинтриговала. Обыграть профессионала – помнишь, мы обсуждали? Я тут занятную книгу откопал, вот, решил поделиться. Давай применим для наших уроков? Кстати, притворяться перед профессионалом бесполезно, Тимиредис. Принося извинения за то, что сбила его с ног, ты должна испытывать искреннее сожаление. Тогда это сработает».       Об этом и твердил Шон столько раз: чтобы ложь сработала – она должна стать правдой… У Кристиана внушительные способности. Меня разобрало любопытство, что за книга, и я тут же ее загрузила.       «Введение в теорию хаоса».       Вполне по-Кристиански.       «Крис, ты потрясающий! Спасибо. Применим. Упражнения выполняю. Скучаю. Тимиредис».       – Тим... собирайся, поехали.       Голос Шона был холодным и отстраненным. Наверное, устал нянчиться с несмышленышем.       – Как скажешь.

***

      Мы просто перестали разговаривать. Молча сели в такси – я на заднее сиденье, он на переднее. Молча вышли из него, причем я не стала дожидаться, когда он откроет передо мною дверь. Молча, не касаясь друг друга, зашли в дом Шаоррана.       – Шон, Тими, привет! Выспались? Тими, круто выглядишь.       Я склонила голову. Всего лишь джинсы с футболкой.       – Спасибо, Шаорран.       – Чем ты так запугала Шэрна?       – Я?       – Ну да… Он долго в себя не мог прийти, все мямлил, что в твоих глазах читался приговор.       Вот так новость, неужели я выглядела настолько люто? Просто из-за всех сил старалась казаться невозмутимой. У страха глаза велики, а если это глаза законченного труса… Я безразлично пожала плечами. Спишем все на то, что подробностями делиться нельзя, поэтому пусть уж додумывает сам.       – Шао, давай обсудим все быстро, и мы поедем, – невыразительно буркнул Шон.       – А ты не в духе, бро…       Мы поднялись на второй этаж, как и в прошлый раз устроились на диване, рядом. Шон сидел очень близко, настолько, что меня обволакивал его запах, но подчеркнуто не трогал меня. Я стискивала зубы, пока они обсуждали детали, что и как рассказывать Мудрейшему. Слушала внимательно, стараясь понять их логику. Остановились на том, что «Шон по наводке одного из агентов собрал эти сведения». Решили все быстро, встречу с правителем Тер-Шерранта назначили на завтра.       Снова загрузились в такси и поехали.       – Шон, я бы хотела навестить Мрака.       – Тормозните здесь.       Город накрыла ночь, и на площади было безлюдно – только мы. Я медленно приблизилась к каменному дракону и ткнулась лбом в его нагретое дневным солнцем крыло.       «Что мне делать, Мрак? Как повести себя с Шоном?»       «Слушай свое сердце», прошелестел ответ. Я вздрогнула, что это, где, как?.. Ожил мой внутренний голос и внезапно заговорил со мной почти вслух? Мое таинственное подсознание проснулось? Шон стоял рядом, на расстоянии пары метров.       – Шон… а почему Шаорран сам не допросил Шэрна? Он, или кто-то из его людей?       Опекун цинично усмехнулся и пояснил, холодно и резко:       – Потому что в этом деле я лидер, я знаю лучше, что и как нужно, куда давить. Шао, конечно, начальник местной службы разведки и он сообразителен и даже умен, но он мягче, человечнее… он бы не смог.       А Шон может. И этому должна найтись причина.       – А твое лидерство, Шон, на чем оно основано?       И опять этот морозный тон, как ушат ледяной воды.       – Мало кто, Тими, может вот так взять ответственность за… периодические рейды, что мы устраиваем, за методы, которыми мы получаем сведения… за приведение наказаний в исполнение. Подчиниться и переложить ответственность проще, чем отдать приказ или сделать самому.       – Понятно.       – Идем спать.       Беспощадный лед. Не пытаясь больше копаться в причинах, я подчинилась. Мы зашли в отель и поднялись на лифте на пятый этаж. Я первая заняла ванную, а потом скользнула в постель со стороны стены. Зажмурилась и принялась ждать. Хлопнула дверь, Шон тихонько подошел к кровати, медленно, стараясь не шуметь, вытащил подушку и направился к дивану. Я поднесла кулак ко рту, чтобы не зарыдать в голос. Он улегся, и время замерло. Потекли минуты, я боялась пошевелиться, чтобы себя не выдать. Шон тоже не двигался, с моего места я не могла разглядеть, в какой позе он спит. А ко мне как назло сон не шел. Вспомнила про набивших оскомину овечек, начала считать. Ночь длилась, и длилась, и длилась, и только где-то под утро, сумев наконец-то расслабить затекшее тело, я склеила утомленные веки.

***

      Надо же, вроде только провалилась, а уже свет жалит лицо. Раскинув руки, я наткнулась ладошкой на твердую мужскую грудь. Повернулась на бок и встретилась с ним глазами. Осторожно убрала свою ладонь, подтянула ее к себе, медленно ведя по простыне. Взгляд Шона ласкал и нежил, приглашая нырнуть ему в душу, а сам он просто лежал рядом и смотрел на меня.       – Твое требование справедливо, дракошка, – тепло и грустно признал он.       У меня защемило сердце. Я шепнула:       – Почему?       Снова эта обреченная тоска в голосе.       – Раз я запрещаю тебе, то и мне тоже нельзя. Равнозначно. Справедливо.       Будто мне от этого легче.       – Тимиредис, ты недавно спрашивала о моем чувстве собственника. Оно есть, и по отношению к тебе весьма… неистовое. Вчера от твоих слов я разозлился, сильно разозлился, от одной только мысли, от одного лишь твоего допущения. Если мы вместе, Тим, я запрещаю тебе даже думать о том, даже в мыслях представлять, что ты, – он с трудом выдавил слова, – захочешь коснуться кого-то еще. Я могу выйти из себя, а в моем случае это… чревато. Не касаться кого-то еще – это… требование относится и ко мне. Я вчера оборвал себя, но я передумал. С тех пор, как я стал считать тебя своей, я ни с кем не спал, у меня не было никого, клянусь Матерью драконов. И не будет, я обещаю тебе, никого не будет, кроме тебя.       Его обещание прозвучало как клятва.       – Тогда я окончательно запуталась, Шон.       – Ты решила, что я оттолкнул тебя – и не в первый раз – потому что не хочу последствий. Но причина иная, Тим. Я не хочу, чтобы ты шла на это, не определившись с чувствами. Сейчас ты думаешь, что ты меня…       Он прикусил губу. Я никогда ему прямо не говорила этих слов, и он не стал произносить их.       – Но ты меня не знаешь. Ты все еще видишь только вершину айсберга. Если случится так, что ты узнаешь все и не сбежишь – тогда посмотрим.       – Как скажешь, Шон.       Я нарочито сделала свой голос ровным и послушным, ученическим. Ведь это то, что он хотел от меня услышать?       Плавно встав с кровати, я гордо прошлепала в ванную комнату. Шон очень сложный, но это не значит, что он не дорог мне. Столько загадок, что еще мне предстоит о нем узнать? Как он наказывает людей? Как выпытывает информацию у тех, на кого не действуют методы психологического давления? Лишает осужденных жизни? Эти мысли беспорядочно бродили в голове, пока я стояла под душем и наслаждалась хлесткими горячими струями воды. Уже несколько раз Шон намекал, и весьма непрозрачно, что может случиться так, что я не смогу остаться с ним, принять его таким, каков он есть… Но он не проливал свет на перипетии своей запутанной и таинственной жизни. Будто смирился и плыл по течению, предоставляя судьбе править балом. «Время покажет», наставляла Тирнари. Верный совет, которому я внимаю по принуждению – мой мужчина не оставляет мне выбора.       Закутавшись в висевший на крючке толстый махровый халат, я покинула душную ванную. Мое тело застоялось и требовало уделить ему внимание, порадовать его, побаловать.       – Шон… – мужчина поднял на меня глаза. – Какие у нас сегодня планы? Нужно куда-то спешить?       – Да не особо, дракошка. – Вопреки моим ожиданиям, опекун остался лежать на кровати. – Мы встречаемся с Мудрейшим в три часа пополудни, поедем в летнюю резиденцию правящей семьи. Это поместье за городом, дорога займет около часа, я уже их навещал там пару раз. Ну а пока, раз ты сегодня проснулась довольно рано – все утро в нашем распоряжении.       Я подошла к кровати с противоположной от Шона стороны и бросила взгляд на экран телефона: восемь тридцать утра. Хорошо. Похоже, режим приходит в относительную норму.       – Позавтракаем? – уточнил мой фиктивный муж.       – Ты очень голоден? – Он мотнул головой. – Тогда давай немного погодя.       Схватив нужные мне вещи, я вновь скрылась за дверью ванной комнаты.       За те полгода, что я училась у Шона, я привыкла к постоянной нагрузке. Со времени последней тренировки прошло уже несколько дней, мои мышцы застоялись и выражали свое недовольство зудящим нетерпением. «Футболка и треники подойдут», рассудила я и решительно натянула на себя спонтанную форму для фитнеса. На ноги ничего не надевала – для моих целей лучше оставаться босой. С большим банным полотенцем в руках я вышла из ванной и приблизилась к окну, рванула шторы и мысленно поприветствовала Мрака. Как же прекрасно заниматься растяжкой в компании каменного дракона!       Я начала с небольшой разминки, деликатной и осторожной. Голову направо, потом налево, вперед-назад, круговые движения. Меня завораживала плавность, я наслаждалась не только натяжением мышц и сухожилий, а лелеяла само движение, выверенное, нарочито-медленное, точное и в то же время практически на пределе.       – Это ты превосходно решила, дракошка, – хриплый голос мужчины послышался совсем близко.       Шон был без майки, в одних штанах, и тоже босой. Он начал выполнять какие-то незнакомые мне упражнения, отдаленно напоминающие балетную разминку, но в совершенно незнакомых позициях. Я поразилась, насколько развитые и гибкие у него мышцы. Наравне со мной он мог задрать ногу и зависнуть в вертикальном шпагате. Вау…       Мне пришлось отвести глаза от его жилистой худощавой фигуры и мысленно сосредоточиться на своем странном притяжении к огромному угольно-черному дракону, так легче не пялиться на Шона. От растяжки он перешел к серии выпадов и ударов, руки мелькали с такой скоростью, что трудно отследить взглядом, его ладони и пальцы были жесткими, выступающие мышцы сильно напряжены. Теперь я закончила свой комплекс, села на пол и просто смотрела. Что это за упражнения такие? Я никогда не встречала ничего подобного. Тренировки Лиорта резко отличались от того, что сейчас происходило перед моими глазами.       – Это техника боя, которую практикуют зарифские воины, – пояснил мне Шон в ответ на невысказанный вопрос. – Для нее нужны очень сильные мышцы и пластичное, предельно гибкое тело.       – Впечатляюще… – завороженно прошептала я.       – Да, и эффективно. Техника малознакомая, с ее помощью ты можешь обескуражить своего противника, нападая совершенно неожиданным для него образом. И она смертоносна, если атаковать уязвимые точки. Я буду показывать тебе понемногу. Ты хорошо разогрелась. Вставай рядом.       Ладно…       Я зависла напротив него и приготовилась слушать и выполнять.       – Помнишь, Лиорт учил тебя падать? Это полезное умение. Сейчас я буду тебя ронять, а ты будешь падать, как и тогда. Но задачу усложним. Когда ты падаешь – ты уязвима, потому что движение контролируется твоим противником. Но и враг тоже уязвим, он попадает в ловушку превосходства, веря, что он хозяин положения. Эта ложь непроизвольно заставляет мозг расслабиться. Когда твой партнер тебя роняет, ты можешь утянуть его за собой и перехватить инициативу. Смотри.       Мы накидали на пол одеял, и Шон показал мне, что именно и в какой момент я должна делать, на какие точки на теле надавить пальцами. И все это в момент падения. Сложно…       Он ронял и ронял меня, сначала медленно, а потом убыстряя темп. И я пыталась опрокинуть его, пока сама в падении. Ничего толком не получалось, ведь Шон не поддавался.       – Давай еще раз.       Я взмокла, я вымоталась, моя майка насквозь пропахла потом, крупные капли стекали по лицу. Я полностью отключила сознание и отдалась пуховому ощущению полета, которое мне придавал мужчина. Мои руки и пальцы сделали все молниеносно, без участия моей воли. Когда я очнулась, то сидела верхом на Шоне, зажав его запястья. Он улыбался, и в восхитительных карих глазах отражалось удовлетворение.       – Ты способная ученица, Тими, – похвалил меня опекун.       – Продолжим в следующий раз? С меня ведь пот градом течет.       Несколько капель с моего лба разбились об его шею и грудь, я проследила за ними взглядом. Сидеть на Шоне так приятно и неловко.       – Конечно, дорогая, – нежно мурлыкнув, согласился мужчина.       Я вспыхнула, ну зачем он? Вроде договорились без прикосновений, однако запрет не касался слов. А слова тоже могут звучать трепетно и влекуще, сексуально даже без подоплеки, слова, произнесенные приглушенным вкрадчивым шепотом, сами могут утонченно приласкать.       – Я… – какого черта у меня прорезались эти хриплые нотки в голосе? – в душ.

***

      Освежившись уже во второй раз за это утро, я соизволила спросить у Шона совета по поводу сегодняшнего наряда. Как-никак, мы едем на встречу с правителем такой важной страны, как Тер-Шеррант.       – Мудрейший мудр настолько, что не судит людей по одежке, – поделился своими наблюдениями Шон. – И я говорил тебе, здешние люди не заморачиваются насчет пристойности. Но лично мне было бы приятно, если бы ты надела какое-нибудь легкое женственное платье. Давай сходим позавтракать в кафе напротив? У них выпечка шикарная. Я тоже ополоснусь только.       – Хорошо, Шон.       День выдался необычайно погожим. Стояла жара, но не знойная, как это иногда бывает на юге Империи, а приятная, свежая. Видимо, сказывалась близость гор. Шангари-сити лежал у их подножия и утопал в зелени. Здесь не знали ни искусственности, ни притворства. Казалось, что цветы и деревья, которые росли повсюду, делали это по своему велению, совершенно без вмешательства человека. А может, так оно и было? Мы уселись за столиком, который притаился в тени раскидистого хвойного дерева с кружевными, очень красивыми полулистьями-полуиголками. «Туя», – мимоходом пояснил Шон. Я уже влюбилась в это чудо.       – Что тебе заказать, дракошка?       Я пробежалась глазами по меню, и что у нас тут предлагают? Яичница-глазунья, омлет с различными добавками, выпечка с сырым яйцом… Хм…       – Ты не ешь яйца?       Как он догадался опять, я же не произносила этого вслух, вроде бы даже не поморщилась?       – Не ем, с самого рождения. Ни в каком виде. Это не аллергия, просто острое неприятие. Я даже запах их не переношу.       – Понятно. – Шон кивнул. – Это ничего, тут много вариантов. Как насчет драников с сыром? И возьмем какао с машмеллоу? И по круассану?       – Мне нравится…       Шон сделал заказ на двойную порцию картофельно-сырного лакомства и напитки, а потом снова обратил свое пристальное внимание на меня:       – Тими, как думаешь, о чем люди любят говорить больше всего?       Я размышляла, перебирая возможные ответы. На свете миллионы людей, что может их объединять, какая тема? Рискнула:       – О себе?       Шон подтверждающе хмыкнул и сощурился в предельном довольстве.       – Да. Ты многое можешь узнать о человеке по его случайным оговоркам, обрывам в речи, по его румянцу на щеках. Давай попрактикуемся?       Наверное, мои глаза предвкушающе заблестели.       – Будем говорить о тебе и обо мне? Любопытно.       Шон фыркнул и признал:       – И мне любопытно. – Мне показалось, или я уловила тонкий налет снисходительности? – Но… тупо задавать вопросы друг-другу мы не будем, это слишком банально, согласись? Давай возьмем безобидную игру, в которую подростки любят играть – в ассоциации. Ну и подзакрутим немного... Называешь ассоциацию, а потом объясняешь, почему она такая, откуда у тебя такое виденье. Сыграем так?       – А давай.       Насколько я смекнула, в этой игре выбор слов ни капли не случаен. Многое можно выяснить, если верно подберешь отправные точки. И ведь некоторые намеки могут содержать в себе ловушки… провоцировать, выводить из себя или вгонять в ступор. Значит, нужны пути отступления.       – Шон, а что делать, если не захочешь делиться возникшей связью?       Он засмеялся и протянул было руку к моей щеке, но потом одернул себя. Я сделала вид, что не заметила.       – Хорошо, что ты подумала об этом. Давай… в этом случае вместо ассоциации будем говорить о своих желаниях – рассказывать, чего хочется нашему разуму, душе и телу.       – И почему так, Шон?       – Хотелки тоже могут поведать многое о человеке, их высказавшем. А уж те самые, про которые обычно вслух не говорят… Ввожу ограничение – про расхожие мечты типа «я хочу путешествовать больше» или «я хочу получить прекрасное высшее образование» забываем. Делимся чем-то более сокровенным и характерным.       Ну вот, он снова загнал меня в угол. Что ж… пусть. В этом условии, хотя бы, есть пространство для маневра.       – Идет.       Главное, задать правильные вопросы.       Пока мы договаривались, принесли наш заказ. Пахло поистине восхитительно, в детстве я обожала драники. Разумеется, сейчас я нечасто баловала себя жареной картошкой, все равно стараясь придерживаться здорового питания. Без этого я не смогла бы спортом заниматься. Но сегодня – сегодня мне хотелось сполна насладиться моментом, прожить и прочувствовать его до конца. Все сложилось в уютный гармоничный паззл. Картина – яркое, свежее утро, мы сидим в мягких креслах, на воздухе на главной площади столицы, в загадочной закрытой стране, посреди зелени и со всех сторон окруженные мистическими драконами. Занятно, откуда у тер-шеррантцев этот культ? Надо будет выспросить у Шаоррана. После тренировки самой хотелось расправить крылья и погнаться за ветрами – тело переполняла благодарность за энергию, которой я одарила его с утра. В этом паззле был и Шон, потрясающий, дерзкий и опасный, с умом, острым словно бритва. И этот привлекательный во всех отношениях мужчина собирается обрушить на меня мощь своего интеллекта. В моем животе заиграли бабочки, а пальцы ног поджались – так мне нравился тот вызов, который светился в хищных глазах. Пожалуй, я первая:       – Картофельные драники.       – Решила начать? Ммм… кухня в замке Дейл. Потому что… моя бабушка часто готовила их сама, хоть у нас и работала кухарка. Скорее, это ассоциация не с блюдом, а с близким мне человеком. Я просыпался рано и бегом спускался на первый этаж. Знал, что ба уже напекла их. А потом, наевшись до отвала, снова засыпал.       «Какая мимимишность», подумалось мне. Мне ужасно хотелось узнать поподробнее, каким ребенком рос Шон, проказливым или серьезным, открытым или замкнутым… Безо всяких сомнений можно утверждать лишь что он был сообразительным и любознательным – спасибо удачным родительским генам.       – Шон, а у тебя есть твои детские фотографии?       – Нет.       Я постаралась не разинуть рот от изумления. Бросил коротко, отрывисто, даже хлестко. Не знаю почему, но я едва шепнула:       – Почему?       И инстинктивно ощутила, что объяснение далось ему тяжело.       – Ну… не то чтобы совсем не было. Просто у меня их нет, а у мамы и папы хранятся мои детские снимки, всего-то пара, от силы. Я в детстве родителей видел весьма нечасто... А потом… не хочу я смотреть на них, Тими.       Спрашивать дальше показалось совсем бесцеремонно. Оставим пока так.       Теперь настала его очередь, но Шон не спешил. Пристально и неотрывно наблюдал, как я ем. Под его жгучим взглядом я старалась обращаться с завтраком предельно аккуратно, изящно отрезая небольшие хрустящие кусочки и обмакивая их в сметанно-укропный соус. Я давно заметила, что моему «мужу» нравится меня кормить. Он часто интересовался моими гастрономическими пристрастиями и ненароком, неявно, но старался угодить. Он вообще проявлял недюжинное любопытство к вещам, которые мне по душе.       – Плохие манеры.       – Аскани.       Меня саму настиг шок, а вот во взгляде Шона удивления не промелькнуло. Он чуть приподнял правую бровь в ожидании объяснений.       – Ну… эээ… хм. – Я попыталась заняться самокопанием. – В последнее время я узнала много неожиданных вещей о нем. Аскани всегда, сколько себя помню, держался безупречно, и эта черта – его манеры – чуть ли не с рождения словно вшита в него, понимаешь? Аскани равно хорошие манеры, как в алгебре, как аксиома. Но с недавних пор… стало проглядывать несколько иное, будто его подчеркнуто изысканная линия поведения – это просто маска, за которой скрывается тонкий расчет. Аскани умен, по крайней мере, я так его всегда воспринимала. Он был двоюродным братом, на которого я могла положиться, и в свое время он вертел мною, выступал заводилой в шалостях, дергал за хрупкие ниточки, которые он способен увидеть. Раньше меня это не напрягало… А теперь я чувствую некоторое… лицемерие, что ли. Поэтому вот так, выходит.       – Та твоя прошлогодняя идея передать права на герцогство ему, по чьей она была инициативе?       – По моей. Шон, ты же… вряд ли у тебя был именно такой опыт, но…       Но после той попытки три года назад, оставившей меня всю избитой и с окровавленными запястьями, со шрамом, а вдобавок после случившегося с родителями я и слышать не могла слово «герцогство». Выворачивало. Посмотрев ему в глаза, я резко заявила:       – Пропустим это.       – Принимается.       И все. За то, что не стал настаивать на этой теме, я ему признательна. Мне не хотелось превращать игру в сеанс психотерапевта, поэтому, услышав где-то вблизи радостный заливистый смех, я беззаботно выдала:       – Дети.       – Ты.       – Что?       – А что непонятного, дракошка?       – Прости, Шон, но мне ничего не понятно. Ты ж вроде говорил, что не воспринимаешь меня как ребенка, несмотря на нашу разницу в возрасте.       Шон усмехнулся как-то по-особому, блеснул белоснежными зубами и поймал мой взгляд, посмотрел проникновенно и пронизывающе.       Произнес мягко:       – Вот поэтому у меня и такая ассоциация, Тимиредис.       Когда до меня дошло, что за подоплека у его ассоциации, мои щеки и шея густо покрылись пятнами от смущения. Он… видит меня так? Способной на такое с ним? Стало стеснительно и отчего-то безумно радостно, будто из-за густых грозовых туч выглянул робкий лучик солнца, и этот лучик явился символом крадущейся на цыпочках надежды. А Шон коварно подлил масла в огонь:       – Ну что ты так удивилась, дорогая… жена. Это же естественный порядок вещей.       – Шон, а ты…       Я умолкла. Родители для него больная тема – это я поняла. Мне хотелось уловить, что для себя он видит в отцовстве. Божечки, ну и слова, о чем я думаю, вообще? Упрямая краска никак не желала сходить с моих предательски алых щек, и кажется, все тело покраснело, даже бедра зажгло, а кожа там покрылась испариной. Еще не хватало любимые имена обсудить.       – Что я, Тими? Думаю об этом? Да, я об этом думаю. Не смущайся, пожалуйста. Так, теперь я задаю слово. Пусть будет любимая машина.       – Пропускаю.       Из ярко-красных мои щеки резко стали белыми.       – Дракошка, ты чего? Я что-то не то спро… … … … Прости, Тим.       Я видела, чувствовала на уровне подсознания, что он жаждал до меня дотронуться, поддержать и поделиться силой. Он даже привстал со своего места. Однако же мне до боли не хотелось заострять на этом внимание. И откуда всплыло именно это горькое воспоминание? Заговорила, с осторожностью подбирая слова:       – Мне всегда нравились гоночные автомобили, мощные спорткары с сотнями лошадиных сил под капотом. Это у меня от моего папы… Поэтому я так… отреагировала.       – Если тебе трудно, не обязательно объяснять.       – Нет, Шон. Я благодарна тебе, что ты упомянул такое. На самом деле это светлое напоминание – скорость, ветер, мощь и стиль. А сейчас я признаюсь, что полюбила огромные бронированные черные джипы. Я не хочу отказываться от удовольствия ездить за рулем супермонстра из-за произошедшего с ними. Я не хочу, чтобы это так влияло на мою жизнь.       – Ты невероятная, Тим.       Я пожала плечами.       – Беру пример с тебя. И мое слово – сила.       – Яркое слово. Тебе я скажу: Драконьи горы. Потому что сила кроется там, в самом их сердце. Большего пока объяснить не могу.       Уже не в первый раз он делает намеки на что-то, что таится в сердце гор. В поезде он после некоторого размышления пообещал мне… паломничество, теперь я догадалась, что тогда он говорил именно о паломничестве. И Шэрна тоже отправили в горы. «А он сможет?», был вопрос принца Шаоррана. Отдавало каким-то мистицизмом и закрытым культом, и Шон относился к этому серьезно. А ведь он ученый, блестящий ученый, который по определению раскладывает мир на составляющие. Ладно, все станет ясно со временем.       Снова его очередь.       – Сокровенное желание.       – Бессмертие. Потому что… в этом есть магия. Я бы хотела жить в мире, где есть магия.       Шон скользнул по мне странным взглядом, властным и в то же время будто проходящим сквозь меня.       – Летящая… против ветра, – на грани слышимости пробормотал он. И уже громче: – Давай еще по одной.       – Мотив.       – Эгоизм. Мне нравятся твои слова, Тимиредис. Ты же хочешь услышать, в чем мой мотив по отношению к тебе?       Я подтвердила, он снова влез в мои мысли, это уже ощущалось привычным.       – Это всегда был эгоизм, Тими. Я захотел тебя для себя, это основная причина. Я мало чего хочу для себя, но ты… да. Давай я тебя еще спрошу, последнее. Тайна.       – Кристиан тер Риату. И Шон, можно я не буду объяснять?       – Тогда я требую озвучить желание.       У меня полно желаний, но при взгляде на это бледное умное лицо с россыпью веснушек все остальные перекрыло лишь одно.       – Я хочу, чтобы это был ты. Если это суждено, я хочу, чтобы это был ты, – со всей искренностью, на которую способна, негромко призналась я.       Его голос не дрогнул, шоколадно-карие глаза не покинули моих, наоборот, в них вспыхнул яркий огонь. Также негромко и проникновенно Шон отозвался:       – Я тоже, дракошка.

***

      Зависть – ядовито-зеленая.       Жестокость – кроваво-красная.       Ненависть – абсолютно-черная.       Злость – молниеносно-белая.       Гнев – ослепляюще-желтый.       Отчаяние – безжизненно-серое.       Беспомощность – цвета завядших ягод шиповника.