***
Мы споро переоделись в машине, ибо зачем светиться перед портье нашими мрачными «прикидами». Вновь знакомая черная форма без опознавательных знаков, перчатки и маски с прорезью для глаз, да я уже почти сроднилась с ними, м-да. Дорога до особого отдела службы безопасности Тер-Шерранта не отняла много времени, по пустым улицам Шангари-сити мы ехали от силы минут двадцать. Я глубоко дышала и настраивалась на нужный сегодня хладнокровный рабочий лад. Медитировала, стараясь не кривить губы и успокоить сердцебиение. Вот Шон затормозил прямо у главного входа и скомандовал выходить. Прищурившись, я аккуратно прикрыла дверцу машины и окинула взглядом массивное старинное каменное здание, в котором мне совсем скоро предстоит наблюдать и учиться. О, конечно… такое восхитительное и разумеется украшенное фресками с изображением драконов, черного – самца и белой – самки. Я смотрела. Огромный черный дракон изрыгал пламя, расходившееся по земле по кругу. Миниатюрная белая драконица сидела в центре этого огненного кольца, абсолютно защищенная, абсолютно доверчивая. В ярко-зеленых глазах – вечная преданность. Сильный сюжет. Неизбежность. Мощь. Тайна. Да на месте заурядной туристки я бы подумала, что вижу перед собою музей. Возможно, художественную галерею… или место для культурного досуга. Явно не мощное ядро фатальной власти. Опасность. Шон дернул кованую ручку высокой резной двери, мы шагнули внутрь и молча предъявили наши пропуска на проходной. – Вас ожидают, я провожу, – сообщил дежурный. Вслед за спокойным парнем с бледным лицом мы прошли по коридору, совсем недалеко, и после короткого стука в уже неприметную дверь заглянули в кабинет. Шаорран сидел на диване и сосредоточенно читал какой-то документ, а Шангарр стоял у окна. Вид у правителя был мрачный, бугристые плечи напряжены, руки скрещены на груди. Словно в продолжение своих мыслей, он заметил: – Вы уже здесь… Рани все подготовил, посмотришь? – Да. Шон был немногословен, а я и вовсе держала рот на замке. Мы снова пошли, уже вместе с Шаорраном и Шангарром, на этот раз вниз – на подземный этаж, где спрятаны допросные, насколько я могла сообразить. И то верно, сквозь щели в дверях виднелись пустые сейчас помещения, характерные своей безликостью, просто канцелярские столы и стулья, затемненные стекла, в углу камеры видеонаблюдения – все как в кино. Нас провели в самую дальнюю комнату, и вот она разительно отличалась. Стены здесь будто в насмешку выкрашены в светло-голубой цвет, неожиданно хрустального оттенка топаза. Слева от входа стоял, как я догадывалась, удобный, довольно большой угловой диван, на нем разбросаны голубые плюшевые подушки и с ними даже пушистый клетчатый плед. Напротив дивана разместилось мягкое, и снова весьма комфортное на вид кожаное кресло с мощными подлокотниками и скамеечкой под ноги. То что это непростое кресло сразу бросалось в глаза. На подлокотниках и скамье крепления – кожаные ремни для рук и ног. Несколько таких же ремней лежало на сиденье. И в спинке странное углубление – для головы, положение которой, видимо, тоже можно зафиксировать. Мне стало не по себе. Не в силах сдержать дрожи и любопытства, я подошла к зловещему предмету мебели. От него прямо в стену тянулись провода – «передающие сигнал от датчиков на затребованный Шоном компьютер», – догадалась я. Комната была… противоречивой. Цвета: нежные, робкие, приятные для глаз – голубые стены и подушки, диван и кресло оттенка молочной пенки. Мягкость, бархатность текстур, даже обманчивое ощущение уюта. И принуждение, им пропитано буквально все здесь. Шон обернулся ко мне, словно почувствовал насколько я смятена. – Подходит. Теперь к компьютеру. Мы покинули сумасшедшую сладко-горькую комнату и зашли в соседнюю – похожую на серверную, уже безликую, где на столе стояло лишь несколько компьютеров. На мониторе одного из них было изображение только что оставленного нами помещения. – Какой из них? – Вот этот. – Шаорран указал на крайний правый компьютер. Шон обернулся ко мне, распорядился: – Ты отдыхай пока, вон там присядь, – он указал на спрятавшийся в углу маленький диванчик, который я сразу не заметила. – Шао, покажи где тут удобства разные у вас и кофе можно нам попросить? С чем-нибудь вкусным. – Сейчас прикажу. Что-то еще? – серьезно спросил принц. – Да. Шангарр, Шаорран, поймите меня правильно. Я сейчас буду все настраивать тут, поэтому прошу вас выйти. Я позову, когда будет готово. Шангарр сдержанно кивнул, не выказывая ни толики недовольства. А меня почему Шон не просит уйти? Я вопросительно посмотрела ему в глаза. Он мотнул головой. Ладно. Кофе принесли минут через десять. За это время Шон успел сесть за один из компьютеров, нашел там какой-то управленческий модуль и принялся вводить коды. Постукивание клавиш – и на мониторе погасло изображение допросной. Еще – появилось снова. Еще – свет в серверной, где мы сейчас и находились, мигнул. Шон откинулся на спинку своего стула и обернулся ко мне. – Теперь можем говорить свободно. Я всю прослушку им отключил и команду на защиту от копирования своего файла активировал. – Понятно. Шон, а ничего, что я здесь? Может мне тоже подождать в соседней комнате? – Зачем, дракошка? – искренне удивился мужчина. – Я все равно тебе не объясню, как я сделал то, что мы в итоге получим. А сама ты пока не сможешь понять, да и вообще не факт, что когда-то… Это компьютерным гением надо быть. Компьютерным гением? – А кто написал код, который ты сейчас будешь использовать? – Элдред. А задумка моя. Первый наследник престола Империи. Неожиданно. В дверь постучали, и сотрудник внес поднос с дымящимися чашками и каким-то печеньем. Шон сдержанно кивнул. Я заметила, что он старался лишний раз не говорить вслух при посторонних. – Туалет через три двери направо, – услужливо подсказал парень. Шон кивнул снова. Когда дверь за нашим «официантом» закрылась, Шон проронил: – Можешь маску снять теперь, никто больше не зайдет… пока. Кофе еще выпей и перекуси, тебе нужно сладкого поесть. Расслабься, хорошо? Совершенно без зазрения совести расслабься. Сегодня я не причиню никому боли. – Хорошо, Шон. Опять он все понял. Шон тоже стянул маску, запустил пальцы в волосы и привычно растрепал темные волнистые пряди, покрутил головой вперед-назад и вправо-влево. Затем вновь вернулся к компьютеру и вставил флешку, которую, оказывается, припрятал в одном из своих карманов. Я внимательно наблюдала, почему-то мне захотелось опровергнуть его снисходительное утверждение что я все равно ничего не пойму. Все же глаза и уши при мне, да и мозгами не обделена вроде бы. Надеюсь. Клик мышкой, и на мониторе появились надписи, быстро сменяющие друг друга, а потом Шон начал устанавливать какое-то приложение. Он работал внимательно, методично – все заняло около получаса. Когда на дисплее открылся вордовский файл с мигающим курсором, меня это слегка обескуражило. Все ради пустого листа разве? Занятно. Но я видела, что Шон довольно щурился. Покончив с установкой, он подошел ко мне, опустился на мягкое сиденье рядом со мною и отхлебнул кофе из моей чашки, небрежно схватил печенье и захрустел. Велел ласковым тоном: – Вот сейчас тебе придется чутка погулять. Это ненадолго, подождешь с Шао пока, хорошо? Мы с Шангарром опробуем все. – Как скажешь. Шон угукнул и уже строже напомнил: – Маску надень. Сам тоже натянул балаклаву, и мы оба выглянули в коридор. Шон направился звать Мудрейшего, а я – искать туалет. Как и обещано, справа нашелся только один и предсказуемо мужской. Я закатила глаза: не женское это дело – преступников прессовать, да? Ладно, ерунда, переживу. Главное, когда настанет время, я не хочу отвлекаться вообще ни на что. Пару минут спустя я вернулась, толкнула соседнюю с серверной приоткрытую дверь и заметила Шаоррана, он расслабленно облокотился об стол и даже что-то насвистывал. Хм, принц неисправим, сам себя веселит. Я аккуратно зашла в классическую сероватую допросную и тихонько присела на пластиковый стул, чувствуя себя несколько скованно. – Да ладно тебе, просто ждем, – хохотнул наследник. Стрельнула по его бронзовато-рыжей макушке цепким взглядом… ладно, ждем. Все-таки ну совершенно поразительно – здешние правители, самые главные лица в государстве, монархи – вот так взяли и спокойно и безропотно согласились с наглыми требованиями Шона. Очевидно, они на сто процентов доверяют умениям и опыту Палача в отношении допроса сложных пленников? Очевидно, не допускают и мысли, что он под шумок воспользуется моментом и скачает из их местной сети что-то важное или секретное... И очевидно, они прекрасно знают его властный характер. Шон не обманул, проверка и правда не заняла много времени – буквально через пару минут к нам в комнату зашел Мудрейший, с его лица будто сошла вся краска, умные темные глаза смотрели предельно серьезно. – Рани, – окликнул он сына и задумчиво признался: – в который раз я убеждаюсь, что он – гений. Шаорран ухмыльнулся, а я внезапно подумала, что все это жутко. «Гений». Сколько еще сюрпризов я узнаю про Шона? Разве может простой человек, пусть и феноменально образованный, быть настолько многогранным? За какую нить не дерни, все золотые… Шон – превосходный ученый, Шон – превосходный манипулятор, Шон – превосходный убийца. Почему он стал таким? И… как? А Властитель между тем обратился ко мне, скомандовал: – Ты иди к нему, он зовет, а мы пока распорядимся ваш объект сюда доставить. Началось. Я послушалась и снова направилась в серверную. Шон оторвал взгляд от монитора и приказал: – Дверь закрой плотно, на ключ запри, тут изнутри можно. Вдруг кто дернет ненароком, зачем нам лишние жертвы. Ох. Я щелкнула замком и приблизилась к нему, встала рядом и глянула на пока еще пустую комнату со странной мебелью. Отчего-то живот напрягся, почти случайно. Настороженность смешалась с нетерпением. Предвкушением. Шон отрывисто проинструктировал: – Сейчас его приведут. Давай понаблюдаем. Ты отсюда на него насмотрись как следует, чтобы когда мы зайдем туда не выказывать ни малейшего шока или других эмоций по отношению к нему. Он выглядит непривычно, тебе очень важно не пялиться на него, поняла? – Да. Когда завели пленного кочевника, Шон мягко взял меня за руку, будто стараясь передать силу в этом успокаивающем жесте. А я сглотнула сладкую от печенья слюну и сузила глаза, стараясь подметить детали. Конвоиров четверо, высокие мощные парни в военной форме, и все вооружены. Наш объект спокойно и вольготно шел в центре грозной группы. На его не менее внушительном теле ни веревок, ни наручников, пока что. Пленный кочевник сохранял невозмутимое выражение лица – бронзового, хищного, скуластого, словно высеченного из камня. Чуждого. Раскосые щели угольно-черных глаз, тонкие ленты губ, мощный подбородок с ямочкой. Лысый. Навскидку ему около пятидесяти – не знаю, почему я так решила, морщин на неподвижном лице почти не было, тело сильное и гибкое, в точных выверенных движениях рук и ног прослеживалась какая-то звериная грация, как у опасного хищника, льва или тигра. Одет в черные плотные штаны и что-то вроде лонгслива, обтягивающего крепкий торс, из-под чересчур длинных рукавов видны только пальцы, и тут я обратила внимание, что они все в татуировках – непонятных символах, похожих на вязь. Шон пояснил мне: – Видишь завитки и углы? Это их письменность, она руническая, каждый символ – слово. Обычно они набивают знаки, прославляющие подвиги и обозначающие ранг воина. Этот субъект весьма заслуженный, кто-то близкий к жреческой верхушке. Жирная добыча. – Он говорит на шеррантском? Шон хмыкнул. – Хотя бы сносно, ведь он вел переговоры с Шаридом. А Шарид понимает только родной язык. Надо же, я ожидала от неудавшегося узурпатора на порядок большего, с его-то доступом к знаниям и возможностям, которые давали большие деньги. А если поразмыслить получше, то может и объяснимо, учитывая, что он добивался закрытия границ. Пока мы обсуждали кочевника, его подвели к креслу и усадили, перед этим приказав снять лонгслив. Он равнодушно подчинился и оголил торс. Не удержавшись, я потрясенно выпучила глаза, сдавленно вскрикнула и прикрыла рукой рот – грудь, спина и руки мужчины оказались испещрены грубым шрамами – уродливыми, но гармоничными узорами, и еще он весь в татуировках, буквально точку негде поставить. Не мешкая, кочевника привязали, надавили на лоб и утопили голову в углублении в спинке кресла, еще одна почти удавка легла чуть ниже подбородка. Теперь ремни жестко стягивали бедра, талию, грудь и шею пленника, однако же тот не выказал ни малейшего сопротивления, на суровом лице не дрогнул ни один мускул. Неужели вовсе не теряется и ни капли не боится? Я поняла, что теперь наш… эээ… объект – лучше думать о нем так – при всем желании не сможет ни двинуться, ни отвернуться или хотя бы просто дернуться. Он и не пытался и даже не следил за действиями охранников, которые продолжали «готовить тело». К лысой голове, локтевым сгибам, ступням и груди около сердца присоединили датчики, до этого прятавшиеся за креслом, и повернули сиденье так, чтобы кочевник видел перед собою тот самый угол с роскошным диваном и легкомысленными подушками. Стеклянные черные глаза не мигали, словно смотрели сквозь стену, и он просто сидел, мерно вдыхая и выдыхая. Наконец после еще одной проверки ремней тер-шеррантцы затянули один из них покрепче и вышли. Через несколько минут Шон включил музыку. Я вздрогнула. Полилась нежная, медленная и томная мелодия, виолончель и скрипка, мне казалось, что эти звуки живые, что они стенали, и тосковали, и рвали душу. А еще… затягивали. Влекли. Соблазняли, и не только меня. Я смотрела внимательно и поймала миг, когда черные глаза потрясенно расширились – только так пленник выказал свое недоумение. Я ни черта не соображала, совсем. Мелодия все играла и играла, и даже на меня она действовала как-то… губительно, что ли. Кочевник изо всех сил старался не закрывать глаз, хотя я видела, понимала, что ему хотелось расслабиться, он с этим боролся. На краткий миг я опомнилась и метнула любопытный взгляд на экран монитора того компьютера, где Шон настраивал свою программу. В открытом файле начали появляться строчки текста, просто так, сами по себе. Что бы это ни было, оно работает. А Шон глянул на часы, щелкнул клавишами, и картинка с допросной исчезла. «Отключил камеры», догадалась я. Чувственная мелодия тоже оборвалась. Убедившись в тишине с нашей стороны, Шон протянул: – Четыре двадцать. Пора. Он наклонился ко мне очень близко и буквально облизал мочку уха. Зашептал горячо: – Тими… жена моя. Я снимаю запрет. – Что? О чем это он? – Я снимаю запрет на твои ласки. Коснись меня. Сказать, что я поразилась – ничего не сказать. Тонким писком я уточнила: – Прямо сейчас? – Нет, когда мы зайдем туда, к нашему объекту. Коснись меня, нежно и маняще, как ты умеешь. Ты поймешь, когда именно и как. Перчатки свои здесь оставь. Меня до чертиков заводят твои ярко-красные ногти. «Обалдеть… Он… как он может просить меня о таком… здесь?» – Но, Шон, как же?.. Мы ведь будем не одни. – Это приказ, Тим, – хлестанул он. Приказ… Приказ. «Иногда это даже больно, Тим». Больно. «Все мои распоряжения выполнять беспрекословно», – поставил он мне условие. И я тогда согласилась. Беспрекословно. Иначе... все мое обучение закончится? Я прохрипела: – Как скажешь. Мы тихо вышли и толкнули дверь к пленнику, Шон впереди, а я как хвостик за ним. На объект я внимания не обращала, хотя кожей ощущала его изучающий жалящий взгляд. Шон обернулся, взял меня за талию и настойчиво усадил на диван, прямо напротив кресла с кочевником. Распрямился и подошел к нему, склонился к лицу. – Khashurg het vir jou 'n nuuskierige toets uitgedink. Шон язвительно прищелкнул языком. Он говорит на их языке? Шон говорит на языке Восточных земель? Как же так?.. Я резко поджала пальцы на ногах, иначе никак не выказала охватившего меня ступора. А Шон продолжил: – Kan jy onpartydig bly... hoe swak is jy? В ответ на очевидно едкие слова послышался низкий и глубокий голос. Тон совершенно равнодушный: – Ek is nie bang vir pyn nie, vreemdeling. Странно, но голос пленника был приятным, мягким, словно бархат. Шон не смутился, бросил: – Ek gee nie om oor jou vrese nie. Наклонившись к кочевнику еще ближе, он положил обе руки по бокам от головы связанного мужчины, уставился тому в глаза. Я не отрываясь смотрела на Шона, видного мне в пол-оборота. Когда Шон продолжил говорить, его голос стал звучать иначе, словно в нем застыл могильный холод. Он пренебрежительно цедил слова: – Jy dink ons sal jou martel… Wag jy hiervoor, jy wil dit hê. Te veel eer. Jy is gevang, en jy verdien nie goddelike genade nie. – Ek het reeds sy genade verdien. Jy verstaan nie, vreemdeling. – Al jou pyn sal tevergeefs wees. Jy sal weer net 'n veragtelike slaaf word. – Ek is sterk, vreemdeling. Шон распрямился и отошел на шаг. Ответил: – Jy kan nie anders as om jou oë toe te maak nie. Ek is ook sterk. Конечно, я совершенно ничего не постигала из их беседы, вроде бы встречаются смутно знакомые обрывки, но смысл до меня никак не доходил. Шон спокойно стянул маску. Я думала, что снова увижу неживое лицо Палача – как в прошлый раз – но я ошиблась. Он просто смотрел, да, холодно, да, притворно-бесцветно. Но не мертво он смотрел, а скорее даже со скрытым вызовом, шершавой и злой насмешкой и крошкой высокомерного презрения. Такой взгляд… «кто кого». Потом Шон повернулся к кочевнику спиной, не торопясь расстегнул куртку, снял ее и небрежно зашвырнул в угол, поддел нижнюю майку и стянул ее через голову. Даже мне стало ясно, что наш пленный подобного не ожидал. Сейчас он жадно рассматривал спину Шона, и в его глазах блестело восхищение и даже зависть. Зависть? Я ведь знала, что кочевник там увидел. Теперь Шон приблизился ко мне и застыл сверху, дерзко глядя в глаза этим вполне живым, темным и шальным взглядом, протянул руку без перчатки и медленно погладил меня по векам, чувственно скользнул пальцами к шее под маской. «… Нежно и ласково, как ты умеешь», – приказал он. Я послушно встала с дивана, усилием воли уняла дрожь в ладонях и сначала робко и деликатно, а потом уже увереннее начала гладить его по спине, провела ноготками по давно знакомым шрамам, жуткими полосами сходящимся от лопаток к пояснице. Я нежила его кожу с чувством щемящей ласки и сочувствия, как и обычно упиваясь перекатами развитых сухих мышц под моими нетерпеливыми пальцами. Постепенно моя скованность исчезла, сменившись каким-то куражом и нервным ожиданием сладкого падения в бездну. Как… порочно. Конечно, мне захотелось больше Шона, как и всегда мне захотелось его откровеннее, смелее, и другой мужчина, сейчас безнадежно привязанный к креслу и вынужденный смотреть на нас, отошел на задний план, чужой взгляд уже был глубоко «равнофигственным», как нравится выражаться Шону. Я приподнялась на цыпочках и порывисто обвила шею Шона руками, прогнулась в спине и впечатала ноющую грудь в его сильное тело, не в силах противиться этому сумасшествию. Я даже закинула ногу на его бедро. А Шон резко дернул меня за плечи и опрокинул нас на диван, внезапно оказавшись сверху, навалился сильнее, сорвал маску с моего лица и страстно поцеловал в губы. Мне стало до невозможности хорошо. Как же я соскучилась по его приятному рту, как же мне стали необходимы его ласки и поцелуи… Я зарылась пальцами в потрясающие мягкие волосы и распахнула себя навстречу его чувственному зову. Он целовал глубоко и дерзко, умело, как может целовать только он, посылая разряды напряжения по всему моему телу, заставляя естество истекать желанием близости. Мое белье бесстыдно промокло, и я мимоходом отметила новый чуть терпкий запах. Мы лежали, тесно прижимаясь друг к другу, и самозабвенно трогали друг друга. На задворках сознания смутно мелькнула и пропала мысль, что со стороны наш поцелуй наверняка видно во всей его дикой красе. Я терлась языком о язык Шона, выгибалась в стремлении прижаться еще теснее, беспрестанно гладила его плечи и руки, потом мои ладони будто сами по себе скользнули ему на грудь, впервые царапнув плоские мужские соски, и спустились ниже к его твердому животу. – Ek ken jou vrou, die hertogin van Saigirn. Dit is jammer dat ons vegter dit nie gekry het nie. Maar hy het 'n merk op haar gelaat. О чем хрипит этот ненормальный жрец? Тело Шона резко напряглось, он властно запрокинул мою голову назад, начал целовать шею и ласкать ее языком, эротично облизал горло, а потом небольно куснул за плечо. Не выдержав, я застонала в голос, мне было сладко и ярко, и наплевать, совершенно наплевать, что кто-то – без разницы, кто – это увидит. Я упивалась его весом на мне, свободой прикосновений, которую он мне позволил, и гладила его нежно и в то же время нагло – везде, куда могла дотянуться, я не могла насытиться им. А Шон все продолжал облизывать шею и ключицы, его чувственные губы захватывали кожу и скользили по ней, заставляя сердце трепетать от восторга. Он даже кусал меня. Голова кружилась все сильнее и сильнее, воздух становился слаще и слаще. Мои бедра безвольно раскинулись, и Шон тотчас скользнул между ними. Никогда прежде мы не оказывались с ним в столь откровенной близости от точки невозврата – и новое ощущение стало подлинным шоком. Он с силой втиснулся в меня, прижался к лону твердым членом, таким непривычным и болезненно-нужным там, и резко толкнулся бедрами. Никакого неприятия или страха, мои бедра тут же приподнялись навстречу, желая еще, и еще, и еще… Его прикосновения к самому интимному месту, которое я даже про себя никогда не называла, дарили мне такое острое блаженство, что хотелось кричать. Кричать, но я только стонала. Наша одежда давно стала мне мешать, я провела ладонями вдоль пояса штанов Шона, желая нырнуть еще ниже и завладеть его плотью. Уже не просто сумасшествие, но безумие, это чистое и крышесносное, будто наркотическое, зависимое и самое что ни есть настоящее безумие… Сродни экстазу. Оторвавшись от меня, Шон слегка повернул голову к креслу, я тоже мутным взглядом посмотрела в ту сторону. Пленный кочевник выцвел до снега, на лбу и груди блестели бисеринки пота. Он сидел с закрытыми глазами, сжимая кулаки так крепко, что проступили вены. Между плотно обтянутых штанами ног заметно выделялась характерная выпуклость вставшего мужского члена. Кочевник мелко дрожал, вталкиваясь в спинку кресла, лицо искажено страданием и вожделением, нижняя куба прокушена до крови. Капли ало-красной жидкости тонкой нитью стекали по его подбородку на шею и грудь. Мягко и ласково Шон подарил мне еще один, на этот раз короткий поцелуй, а затем плавно встал с меня, уверенной рукой залез в штаны и привел себя в относительно приличный вид, подал мне мою маску. Я смотрела на него снизу вверх и не могла решить, как мне реагировать. Осознав, насколько бесстыдно я себя вела, густо покраснела от жгучего чувства неловкости. Зачем он?.. Шон легонько потянул меня вверх, помог подняться и нежно погладил по волосам, сам скрутил их в жгут на затылке. Поняв его намек, я тотчас надела балаклаву. Шон тоже оделся, неторопливо и тщательно. Взял меня за руку и повел прочь из допросной. На пороге, даже не обернувшись, процедил брезгливо и презрительно: – Swakling. Die vlees lei jou. Мы вышли из этой странной комнаты и вернулись обратно в серверную. Я была опустошена, в полном раздрае. Что только что произошло со мной, с нами всеми? Я окончательно потеряла власть над собой… в голове звенела девственная пустота, никаких связных мыслей, только обрывки эмоций, догадок, крупицы злости... Мы не завершили начатое. Что сотворил мой псевдо-муж, о чем говорил с пленником, что того настолько сильно пробрало? Выпустив мою руку из захвата, Шон подошел к монитору крайнего правого компьютера и напряженно вчитался в появившийся там текст. Увидел что-то особенное и грязно выругался матом сквозь зубы – я никогда раньше не слышала от него подобной грубости. Шон нахмурился и яростно сжал кулаки, его глаза заледенели. Весь напрягся. Вдохнул и выдохнул несколько раз, стараясь обуздать свой гнев, а потом выделил большой кусок и удалил его. Я рухнула на диванчик прямо с ногами и обхватила руками колени. Мне приходилось глубоко дышать, ради успокоения своего ума и сохранения почти здравого рассудка. Шон должен мне объяснение, но не здесь. Тем временем текст все появлялся и появлялся, строки печатались сами по себе. До меня дошло. Я тихо поинтересовалась: – Эта программа… позволяет считать мысли? – Да, дракошка, вроде того. Шона говорил отстраненно, будто мы не целовались с ним бесстыже и страстно лишь пару минут назад. Он внимательно читал. Я слезла с дивана, убедилась, что могу идти – ноги слабые, ватные. Медленно подошла ближе к компьютеру и взглянула на монитор в надежде на проблеск мысли. Увы, но перед глазами чернел просто набор символов, для меня представляющихся какой-то мутью и абракадаброй. Тем не менее я осталась стоять около моего мужчины. Мы ждали довольно долго, наверное, прошло еще полчаса. Молчали. Я не понимала холодности Шона. – Тими, дорогая… Этот лед не из-за тебя, ты ни при чем. Вернее, почти ни при чем. – Шон помедлил, решая, стоит ли продолжать, но все же заговорил дальше: – Я понял, что он причастен к последнему покушению на тебя, тому, которое произошло почти три года назад. Что? Мне пришлось срочно ухватиться за стол – закружилась голова. При одном только воспоминании о той пытке три года назад резко затошнило. Мерзкое покушение и попытка изнасилования, от которой меня едва успел спасти Лиорт. Самое страшное за всю мою короткую жизнь покушение. Самое жуткое. Я до сих пор не могу обсудить его ни с кем. Тогда на моем теле появился еще один шрам. Под коленкой. Непростой шрам, в виде ромба с удлиненными концами. Ритуальное значение я так и не выяснила. Шрам, о котором никто не знает. Хотя… вернее будет сказать, до недавнего времени никто не знал. Теперь Шон знает о нем. Невольно я обхватала руками скованное спазмом горло. – Но ведь похитителя поймали, мне это известно, – возразила я хрипло. Шон изучал меня цепким взглядом, в котором ярость мешалась с нежностью. Когда заговорил вновь, его тон смягчился. – Тот ублюдок был исполнителем и получил сполна, ты знаешь. А жрец из тех, кто принимал решения, планировал эту мерзость, дракошка. И… я сказал, что сегодня не причиню никому боли. Прости, но я поступлю иначе. Я сделаю это быстро. – Что ты собира…? – внезапно догадавшись, я осеклась. – Сейчас пойдешь с Шао, подождете наверху, – приказал Шон. Он сохранил оставшийся текст на свою флешку, вытащил ее из компьютера. Бегло скользнул по строчкам снова, удалил еще несколько кусков, а потом распечатал. Затем быстро стер программу и вообще все, касающееся допроса, тщательно убедился, что подчистую. Снова включил музыку в допросной – потрясающая эротичная мелодия теперь воспринималась как издевка. Изображение выводить не стал. Мы прошли в соседнюю комнату, где нашли ожидающих нас Мудрейшего и принца Шаоррана. – Ну? – глаза наследника светились нетерпением. – Раскололся. – Шон протянул принцу листы с «показаниями». – Если не поймете, что здесь, я помогу перевести. Сегодня вечером обсудим? Давай, мы к тебе в гости еще раз придем. Шаорран кивнул, попробовал вчитаться в текст и закатил глаза. Признал: – Только общая идея понятна. Лихо ты его. – Дай пистолет. Не высказав ни удивления, ни возражений принц протянул Шону оружие. – Ее уведите. – Идем, – а это уже невозмутимый Шангарр. Мы втроем поднялись наверх, в кабинет, где парой часов ранее мы встретились с принцем и правителем. Казалось, это случилось в какой-то другой жизни... Выстрела я не слышала. «Я не убиваю без причины, но, когда нужно – я не колеблюсь», пришли на ум его слова, сказанные мне однажды. Шон вынес приговор и не замедлил привести его в исполнение. И он с самого начала не скрывал от меня, кто он и какой он на самом деле. Жестокий и беспощадный Палач грозной Империи, на руках которого огромное количество смертей. Шон пришел уже через пять минут, вернул пистолет Шаоррану. – Там аккуратно все, если быстро снимите его, уборки мало будет. Принц понимающе кивнул и вышел отдавать необходимые распоряжения. Они так бесцветно говорили об этом, будто это рядовое дело – убивать преступников после допроса. Но я вдруг поняла, что не права, по крайней мере, не до конца. Самое суровое наказание для тер-шеррантцев – изгнание из родной страны. Даже с Шаридом, виновным в государственной измене и планировании покушения на монархов, поступят так. Убийство не в чести, они не практикуют подобного. И все же никто – ни Мудрейший, ни первый наследник престола – никто не вмешался в действия Шона, не одернул его, не подверг сомнению принятое Шоном решение. Шангарр подошел к Шону и сжал его плечо, твердо посмотрел в глаза. – Спасибо, друг. Никто лучше тебя не справляется. Я вечером тоже буду, и Аршисса. Уже появятся первые результаты допроса Шарида. – Хорошо. Вставай, – это он мне. Шон было взял меня за руку, но передумал и открыто обхватил мою талию, прижал к себе, и вдвоем мы направились к выходу, миновали проходную – дежурный отдал Шону честь. Как обычно мой мужчина заботливо посадил меня в машину и пристегнул ремнем безопасности. Я сидела и невидяще смотрела прямо перед собой, как механическая кукла. Устроившись на соседнем кресле, Шон заставил меня повернуться к нему, потянул мою маску вверх. В его шоколадно-карих глазах отражалось беспокойство. – Снимай уже балаклаву. Форму эту больше не носим, сожжем. Ты как, дракошка? Ответила честно: – В шоке. – В бардачке вода, попей. Не тошнит? – Нет. – Я усмехнулась, произнесла с сарказмом, сама не веря в свои слова: – Начинаю привыкать. Шон вздохнул. – Хорошо. Он завел двигатель, и мы поехали. Глоток воды помог, сердце начало понемногу отходить. Я посмотрела на сосредоточенного на дороге Шона. Если мне так плохо, то каково ему – тому, кто опять взял на себя ответственность и пустил кровь? Я протянула дрожащую руку и погладила его по ладони, которую он держал на рычаге передач. – Спасибо, дракошка. – Всегда, Шон. Всегда… Я не спрашивала его, почему он убил того жреца. Хотя изначально не планировал – это я поняла. Дело в последней реплике – жрец сказал что-то насчет того покушения, и это спровоцировало Шона. Но я не спрашивала. Сам расскажет. Перед заходом в отель мы снова переоделись, а форму Шон скрутил и запихнул в карман чехла переднего сиденья. На улице уже рассвело – было нежное утро, дул легкий ветерок, спешивший поприветствовать новый день наравне с первыми лучиками ласкового игривого солнышка. Угольно-черный Мрак выглядел умиротворенно, охраняя покой тер-шеррантцев. Редкие прохожие явно спешили на работу. И мы… никто не должен знать, ни в коем случае не должен догадаться, чем пара заезжих имперских туристов занималась ночью. – Мы не можем просто выбросить ее? – Нет. Ее надо сжечь, Тими, это обязательно. Про причины не спрашивай – я не смогу ответить. Опять странно… и где мы будем ее сжигать?***
Мы зашли через парадный вход и на лифте поднялись на пятый этаж. Мой шок так и не прошел, но тело перестало быть деревянным. Шон открыл дверь нашего номера, и как обычно заглянул первым. Убедившись, что все в порядке, затянул в номер меня. Я побежала в душ, разделась как можно быстрее, встала под обжигающие струи и начала методично скрести кожу. Я мылась и мылась, намылилась один раз, потом, ополоснувшись, повторила снова, и снова. Тщательно помыла голову, тоже на три раза. Десять минут чистила зубы. Теперь верхний слой кожи точно слез, я мимоходом позавидовала змеям, которые могут просто сбросить ее. Мы целовались на глазах у человека, который теперь мертв. И пусть я твердо осознавала, что сам этот человек вряд ли был достоин носить это гордое имя, что он – по словам Шона – задумал мой кошмар трехлетней давности, от сотворенного нами мне становилось душно и муторно. Где грань между верным и ошибочным, между злом во имя добра и холодным расчетом по привычке? Как определить, стоила ли игра свеч? – Тими, если сейчас же не выйдешь, я сам к тебе зайду. Хорошо, что в халат завернуться успела. На пороге стоял Шон, смотрел на меня озабоченно и тревожно. Не знаю, что он нашел в моих глазах, то смятение, которое заполнило мою душу? Он плавно шагнул ближе, осторожно взял меня за руку, переплетя наши пальцы, и потянул из ванной комнаты к кровати. Но ложиться мне не хотелось, не могла я. – Я немного посижу тут на диване, ладно? Ты же тоже в душ? Шон утвердительно покачал головой: – Конечно, после такого всегда хочется очиститься. Он начал раздеваться. Я отвернулась, не в порыве скромности, а просто чтобы не сорваться. Услышала, как негромко хлопнула дверь – Шон ушел мыться. Значит, у него тоже есть желание сбросить старую кожу. Я поплелась к окну и мысленно поздоровалась с Мраком. Глаза-самоцветы сегодня выглядели необычайно добрыми и понимающими. Сильное имя каменного дракона резонировало с моим настроением, и как ни странно, это успокаивало, затягивало в транс. Шон подошел бесшумно, но мурашки на коже подсказали, что он стоит рядом. Не касаясь меня, мужчина спросил: – Тим… Я… перегнул палку? – Я не знаю. Моя голова отказывалась думать о причинах произошедшего. Он использовал меня, чтобы расколоть нашего врага – и он за меня отомстил, я инстинктивно знала это. Он покарал за меня и для меня, сам вынес приговор и сам его исполнил. Внезапно в теле будто выключили свет, мои глаза начали слипаться, и непреодолимо потянуло в сон, картинка утренней площади и Мрака перед глазами поплыла. – Давай уложу тебя, – ласково прошептал Шон. – Валерианки дать? – Не нужно. Он подхватил меня на руки и понес к кровати. Бережно уложил с левой стороны, тщательно укрыл одеялом, сам присел рядом. Обхватив мое лицо теплыми ладонями, Шон заглянул мне в глаза, произнес настойчиво, словно ища понимания: – Тими, я не мог поступить иначе. Не мог. Давай, ты поспишь, и мы обсудим все? Мне лечь с тобой, или ты не… хочешь? – Хочу. – Хорошо. В его голосе проскользнуло облегчение. Шон тоже устроился на кровати, вытянул руку в приглашении. – Иди сюда, дракошка моя. Подползай под бок. Я переползла ему под мышку, вдохнула крышесносный запах и смело закинула ногу ему на бедра. Шон не возразил, вообще никак не подначил нашу новую близость, просто гладил меня по плечам и рукам и молчал. Мне подумалось, что его наверняка тянет курить, но он сдерживает это желание, лежит тут со мной, баюкает. Перед провалом в живительную черноту, уже между сном и явью я пробормотала: – Я хочу увидеть твое тело без одежды. Минутная тишина выдала его смятение. Когда Шон все же заговорил, его голос прозвучал низко. Ломко. – Ты просишь, чтобы я разделся перед тобой? – Сегодня мне хотелось расстегнуть твой ремень и стянуть штаны вниз… Мне было плевать, кто это увидит. Я не могла сама остановиться. Прости… – За откровенность или за твое желание? Ни за то, ни за другое не стоит извиняться, Тим. – Он выдохнул и тихо добавил, продолжая гладить меня: – Сейчас у тебя в голове сумбур, ты в смешанных чувствах, это естественно, после такого моего выверта. Ты… пойми меня, дракошка. Я… покараю любого, любого кто посмеет даже просто подумать о том, чтобы навредить тебе. Спи, дорогая. – И ты спи, Шон.***
Их приговор – необратимость. В ней важно не «зачем?», но «как». Святая боль – от Бога милость, Внезапность – беспросветный мрак. … Без шанса на иное имя не искупить вины… никак.