***
У принца Шаоррана собралась вся семья Ал`Эроллд, и настроение в этой семье явно отдавало ливнево-пасмурными нотами. Даже у мягкой и выдержанной Аршиссы потухли глаза, а на ее супруга – правителя страны, носящего прозвище Мудрейший, – и вовсе смотреть жалко. В глубине души я их понимала, ведь они столкнулись с предательством. Не просто предательством, а предательством близкого человека, которого они всегда воспринимали как члена семьи. Принц Шаорран встретил нас у крыльца и пригласил в уже знакомую гостиную на втором этаже. Теперь я догадывалась, что это не простая «еще одна» комната в его громадном доме. В этом убежище не слышно никаких звуков снаружи. Ведь даже та гремящая музыка с вечеринки, которая неистовствовала на первом этаже, когда я впервые попала сюда, не находила ни малейших лазеек, чтобы проникнуть во вроде бы обычную комнату. Защита, установленная не просто чтобы обеспечить комфорт и приятный здоровый сон, но исключить любую возможность какого-бы то ни было подслушивания. – Я понимаю, что все это воспринимается мерзко, – аккуратно признал Шон, обводя теплым взглядом наших хмурых собеседников. Его тон был мягким, голос звучал негромко и задумчиво. – Но мы с ним стали очень близки, особенно в последнее время. Он часто гостил в нашем загородном поместье, с Аршиссой в шахматы сколько раз играл. Как он мог? Шангарр сокрушительно качал головой, а Властительница и вовсе закрыла лицо ладонями. – Во времена регентства на Бель было четыре покушения, все организованы ее властным дядей, – поделился Шон. Надо же… Я не знала о таком. Да и откуда бы мне? – Правда? – высказал общее удивление принц Шаорран. Из всей семьи он выглядел наиболее спокойно и собранно. Истинный наследник престола. – После того, как попытка залезть под юбку Бель и так подчинить ее провалилась, а пытались и ее кузен Роуэн и даже сам на ладан дышащий уже Гвидо, они решили прибегнуть к методам пожестче. Ее похищали, пытались отравить и, только представьте себе, даже запереть в монастыре. Ти с Аром вмешались, конечно, но неявно. Уже и после визита посольства Мириндиэля и организации постоянного представительства мириндиэльцев в Ларране Регент не прекращал дурить. Веселенькое было времечко для всех нас. Но вот что я вам скажу, друзья мои, как вы могли Шарида не заподозрить? – Что ты имеешь в виду, Шон? – уже спокойнее и отстраненнее вопросил Мудрейший. – Я удивлен, что вы сами его не просчитали. У человека, у которого такой сын, не может быть по-настоящему благородной души. Ведь он мать Шэрна убил. Аршисса ахнула и закрыла рукой рот, глаза, прекрасные, золотистые, вмиг наполнились слезами. На лицах мужчин тоже проступал шок. Правитель пояснил: – Он сказал тогда, когда она пропала, что она ушла в горы и не вернулась. Кончено, мы приняли такое объяснение. А Шон продолжил голосом, полным недоумения: – Вы, тер-шеррантцы, потрясающие в своей доверчивости. Часто я вам поражаюсь, правда. Если кто-то побывал в сердце гор, это еще не доказывает, что его душа чиста и непорочна. Это лишь значит, что этот человек неимоверно силен духом и телом. В любом случае, что дальше планируете делать? Властитель был тверд в своем решении: – Как я и озвучивал уже, его ждет изгнание. Шон хищно предложил: – Пусть об этом раструбят везде, в новостях информацию дайте, на детали не скупитесь. Ваш народ возмутится предательством, посчитает наказание справедливым. И имущество его конфискуйте в пользу Короны. – Шон поразмышлял немного. – Я бы еще посоветовал с его сообщниками побеседовать в вашем особом отделе, выявить их слабости и слабости подельников, и у каждого что-то ценное забрать, чтобы чувствительно, досадно. Дабы неповадно было, как говорится. Ну и следить за границами. – Мотив Шарида и его приспешников нам ясен, – подал голос Шаорран. – Шон, давай обсудим, что кочевник наш ныне уже покойный наплел вам. Я тут поразбирался, выходит, здесь религиозная подоплека? Шон включил свой планшет, открыл на нем файл и протянул принцу. – Вот тебе перевод. Наследник подошел к отцу, присел рядом, и они принялись сосредоточенно изучать документ. По мере усвоения морщины на их лицах становились все глубже и глубже. – Если не Шарид – они найдут другого, – недовольно протянул наследник. – Что там, брат? – а вот и младший Ал`Эроллд проснулся. Ему ответил отец: – Они хотят добраться до озера Полумесяца и осквернить его, а потом заполонить здесь все свое верой и порядками. После идти войной на Империю, нападая уже с двух сторон. У них здесь целая сеть, ведется активная подготовка. Опасное положение. Шарид о том не знал, его амбиции кочевники использовали в своей более крупной игре. – Война все равно случится, это неизбежно, – ровно проговорил Шон. Шангарр посмотрел ему в глаза, пронзительно и твердо. В его взгляде читалась решимость. Предложил: – Нам нужно объединиться. Вот оно. Я затаила дыхание. На лице опекуна не дрогнул ни один мускул. Шон спокойно проговорил: – Согласен. Надо наладить тесное взаимодействие наших спецслужб, обеспечить постоянный обмен разведданными, но этого недостаточно. – Ты предлагаешь военный союз? – А ты видишь другой выход, как защитить наши страны? Мудрейший взял паузу, обменялся испытывающими взглядами с супругой, потом с сыновьями. Принц Шаорран коротко кивнул, выражая свою поддержку. – Хорошо. Вам нужно прислать свою делегацию для согласования всех деталей и заключения договора о взаимопомощи в случае нападок общего врага. Шон склонил голову в согласии. Я знала, что его цель – договоренность о получении военной помощи – достигнута. И сделал он это не бесконечными уговорами, не с позиции просителя. Все выглядело как обоюдное решение под давлением обстоятельств. – У нас на севере Киард тер Пинада сейчас проводит масштабные военные учения. Я предлагаю тебе отправить к нам ваших генералов – пусть понаблюдают, может, переймут кое-что. Ну и совместные стратегии разработают на разные сценарии развития событий. А что касается юридических вопросов и финансирования – Императрица пришлет послов и переговорщиков. Это уже согласуем по официальным дипломатическим каналам. – Шон, а можно вопрос? – мягко проговорила Аршисса. – Можно. Шон начал улыбаться. – Кто же все-таки твоя ученица и названная супруга на самом деле? Продолжая улыбаться, Шон деликатно взял меня за руку и запечатлел почтительно-нежный поцелуй на моих дрожащих пальцах. – Леди Тимиредис тер Ансаби, герцогиня Сайгирн. Повисло красноречивое молчание, и длилось оно не меньше минуты. Естественно, благодаря залежам голубого серебра и особому расположению мое герцогство известно далеко за пределами Империи. Наконец, Шаорран театрально закатил глаза и с ехидцей выдал: – Ну и заварили вы кашу, друзья мои. Все в лучших Императорских традициях. Ненормальная семейка, как я вам сто раз и говорил. – Посмотрю я на тебя, когда… – Шон оборвал свою мысль, а Аршисса фыркнула. Даже мне стало понятно, на что намекает «муж». – Да ну тебя, – медноволосый красавец поморщился, но во всем его все возмущении сквозило притворство. – На ужин останетесь? – Нет, спасибо, мы поедем. У нас с Тим дела еще. И завтра утром мы отправляемся домой. Шао, спасибо тебе за машину – я ее также за углом отеля завтра кину, окей? Мы поднялись, Шон обменялся рукопожатием с мужчинами и поцеловал руку Аршиссе. А я растерялась, не зная, как себя правильно вести. Теперь, после официальных представлений, хорошо хоть без расшаркиваний, необходимо следовать этикету? – Тими, не бери в голову, – встретившись со мной взглядом, легко посоветовала Властительница. – Как я тебе и говорила, близкие Шона – наши близкие. Ну какие же они все замечательные! От сердца отлегло. – Тогда… Спасибо за теплый прием. Мне очень приятно быть знакомой со всеми вами! – И нам приятно, что мы узнали тебя, Тимиредис, – ответила Правительница и тише добавила: – Мы рады, что ты… появилась. Ему это нужно. Покончив с делами и распрощавшись, мы с Шоном вышли из дома наследника, сели в одолженный черный джип, и Шон направил машину прочь из города.***
Мы ехали к горам, даже с закрытыми глазами я с уверенностью могла утверждать это. Таинственный зов, природу которого Шон не мог пояснить, бередил душу все отчетливее. По мере нашего приближения ощущение правильности усиливалось – это было неуловимо, витало во вдыхаемом воздухе, словно я становилась легче, воздушнее. Потрясающе. За окном царила темень, узкая асфальтированная дорогая, освещаемая мощным светом фар, сначала перешла в грунтовую, а потом и вовсе перетекла в тропинку. Шон лихо петлял между деревьями. После того, как мы миновали поворот на усадьбу правителей, прошло не менее часа, прежде чем дорога оборвалась. Машина остановилась у подножия высокого скального обрыва. И вроде еще не очень поздно, а почти ничего не видно – месяц только народился. В ярком свете фар я различила мерцание тихой заводи, спуск к которой был пологим. Шон галантно помог мне выйти из машины и споро принялся выгружать наши покупки. Я огляделась: любопытно, куда же привез меня названный муж. Воздух здесь свежий и густой, вкусный – пахло лесом, травами, душистыми ночными цветами. Мне подумалось, что лес в Тер-Шерранте пахнет иначе, чем лес в родном герцогстве Сайгирн. У нас преобладали суровые хвойные деревья, высокие и статные, у которых свой особый аромат – насыщенный пихтовый, кедровый. Здесь же деревья южные, еще не тропические джунгли, но близко к ним. Смутно угадывающиеся изящные липы, могучие дубы, гибкие клены, раскидистые платаны и даже плодородные каштаны образовывали плотную непроходимую лесную чащу. Подножие тоже зеленело – травы, ягоды, папоротник, мелкие цветы. Зелень повсюду… Волшебное место, уединенное и тихое, будто перенесло нас на другой уровень бытия, в иное измерение. Я не могла и не хотела сдерживать эмоции. – Здесь потрясающе красиво, Шон. Откуда ты знаешь об этом месте? Говорить в полный голос казалось неуместным, поэтому я сознательно приглушила восторженные слова. – Обнаружил, когда бродил по здешним горам. Я рад, что тебе нравится, дракошка. – Мужчина подошел и удовлетворенно улыбнулся. Взял меня за руку, нежно переплел наши пальцы. – Смотри, тут пещера небольшая. И правда, в скале, у подножия которой мы остановились, виднелось небольшое углубление. Достаточно, чтобы вместить двоих человек, если они раскинутся на расстеленном пледе. А огонь можно чуть дальше развести. Мы принялись устраиваться в этой сказке – обустроили место для костра, расстелили плед, расставили стулья. Я разобрала продукты, а Шон взял на себя приготовление мяса. Вскоре на веселых язычках пламени бодро кипела в котелке вода – для кофе, рядом на мангале выгорали угли, а мы уютно сидели перед нашим импровизированным столом на недавно купленных стульях, держа в руках пластиковые бокалы. Вино Шон выбрал восхитительное. – Ммм, нектар богов! – одобрила я. Отблески пылающего костра отражались в мерцающем пруду, в небе виднелись яркие звезды, и робкий месяц выплыл с восточной стороны. Было настолько одуряюще хорошо, что говорить о делах – о наших темных делах – не хотелось. Шон тоже не спешил начинать разговор. Подоспело мясо, и мы начали жадно есть. Я уже и не помню, когда, да и случалось ли это когда-нибудь? – вот так вот выезжала на природу с ночёвкой, беззаботно наслаждалась густым лесом. С Шоном я многие вещи познаю впервые, и далеко не все из них вгоняют в дрожь или в краску. Меня накрыла волна благодарности к этому потрясающему, непостижимому мужчине, который почему-то проводит со мной время, который почему-то испытывает ко мне притяжение… Я протянула руку и ласково погладила его длинные чувственные пальцы. Мы впали в уютное безмолвие, в котором каждый думал о своем, и все же мы оба думали об одном и том же. С ним так хорошо молчать, смотря на огонь и на пруд за ним. Поймав обрывок мысли, я поднялась со своего места и пошла к воде, присела на корточки, опустила руку. Теплая… Конечно, мы ведь далеко на юге. Любопытно, какое здесь дно? – Хочешь окунуться, Тими? – Я опять не взяла с собой купальника. А жаль, идея заманчивая. Меня так потянуло в воду, искупаться, что по телу пробежали мурашки. И как же поступить? – Ты можешь остаться в нижнем белье, а потом натянуть одежду на голое тело, пока белье не высохнет. Нормально. И я тоже не прочь освежиться. Тут неглубоко, и течение спокойное, можно смело поплавать. Голос Шона предсказуемо бархатно хрипел. – Пожалуй, у меня нет сил противиться соблазну. Я зашла за машину и сняла толстовку, штаны и футболку, стянула носки. Сегодня на мне нежно-розовый лифчик и трусики, этакий образ манерной куклы-Барби. Хорошо, что фасон скромный, ткань кружевная, но плетение плотное, непрозрачное, и никаких стрингов, вместо них шортики. Месяц стоял уже высоко в небе, и стало несколько светлее. Босиком я осторожно пошла к воде – Шон уже плескался в пруду. Он распрямился, откинул со лба мокрые пряди и посмотрел на меня. Даже в полутьме его взгляд обжигал. Меня вдруг прошило осознанием, что на многие километры вокруг, на десятки километров, нет ни души – только мы наедине с ним. Я замерла у кромки воды. – Ну что же ты, дорогая… жена. Иди сюда, – дразняще прошептал Шон. Я сделала пару шагов. Моему телу вода казалась несколько прохладнее, чем пальцам. Я зашла по пояс и нерешительно остановилась. Грудь и руки отчего-то покрылись гусиной кожей. Шон вдруг оказался у меня за спиной, обхватил ладонями мою талию, приподнял меня на вытянутых руках, а потом резко опустил в воду по шею. – Ааах! – взвизгнула я. – Зато сейчас станет теплее. Он стоял прямо позади, очень близко, но не касался меня, даже ладони опустил. Я наклонилась, развела руки и поплыла. Вода – чистая и свежая – была невероятно приятной, той меры прохладности, находящейся на грани между «освежающей» и «бодрой». Откинувшись на спину, я уставилась на далекие звезды. Они призывно мерцали таинственным светом и словно намекали на вечность. Мне и хотелось остаться вот так лежать на воде и любоваться ими до скончания времен. – Спасибо тебе, что привез меня сюда, Шон, – чуть слышно мурлыкнула я. – Ты принимаешь меня таким, какой я есть, да, Тими? Я поразмышляла над ответом. Просто «да» или просто «нет» слишком пресны, слишком ограниченны, чтобы окрасить всю гамму чувств, поселившихся внутри. – Ты же знаешь, Шон, для меня все это в новинку. Отношения между мужчиной и женщиной, между тобой и мной… Ты дорог моему сердцу, твоя суть дорога моему сердцу. Мы знакомы почти год, и за это время я думала о тебе каждый день. Иногда я тебя не понимаю, но это не значит, что я не принимаю тебя. – Ты не понимаешь, почему я не занимаюсь с тобой любовью? Хотя хочу этого, иногда до помешательства? И ты тоже этого хочешь? Все же, мне стало горько, когда он упомянул об этом. Я запуталась, в себе, в нем, в своих стремлениях, в его стремлениях. Мы бесконечно близки – и все же недостаточно близки. И на его вопрос я не могла ему ответить, не показав свою ранимость. – Мы договорились не дотрагиваться друг до друга интимно, и все же ты приказал мне коснуться тебя, на глазах у того жреца. И я не смогла сдержаться. – Тими, – голос Шона звучал серьезно. Теперь он опять стоял рядом, смотря на меня сверху вниз, вода доходила ему до середины бедер. На нем сегодня темные боксеры, плотно облегавшие его крепкие ягодицы и не скрывавшие ничего спереди. Его взгляд тоже темный, в отблеске догорающего костра не рассмотреть выражения глаз. – Тими, я… по другому мы бы его не сломали. Это мой метод, иногда приходится жертвовать своим душевным равновесием ради дела. Если бы я был один, я вовсе не уверен, что получилось бы залезть этому жрецу в душу. Я объясню все, только давай разберемся с нами сначала? Конечно, он заметил, что я увильнула от темы. Шон не стал давить, вместо этого негромко спросил: – Ты понимаешь, что такое свобода выбора? – Когда никто на тебя не давит, не указывает тебе, не заставляет и не манипулирует? – Все это верно, дорогая, но не только. Свобода выбора появляется тогда, когда ты осознаешь совершенно четко, что именно ты выбираешь. Кого ты выбираешь. Я мог бы уступить своей и твоей страсти, а потом, если случится охлаждение с твоей стороны – просто отойти, отпустить тебя. Я говорил и повторю, что не буду связывать тебя, не буду принуждать. Дракошка… Заняться любовью с тобой сейчас, когда ты меня еще мало знаешь, и будет принуждением, пусть неявным, но сути это не меняет. К тому же это привяжет тебя ко мне, ведь ты герцогиня Сайгирн, а я герцог тер Дейл. Понимаешь, о чем я? Понимаю, и это понимание питает горечь в моем сердце. – Мне не хочется произносить этого вслух, Шон. У меня все же есть гордость. – Не вижу ничего зазорного, Тимиредис. Если мы проснемся в одной постели после ночи любви – я женюсь на тебе. Не думай, что я не хочу связать себя узами брака. Не думай, что для меня это будет обузой. Все совсем не так. Просто мне претит мысль, что потом ты можешь пожалеть. – Так почему ты не расскажешь мне всего, Шон? – Я не могу. Прости. Обида всколыхнулась в моей душе, но мне тут же стало стыдно. В моей биографии тоже есть моменты, о которых я физически не могла говорить, горло схватывало спазмом. Возможно, да даже наверняка, у Шона в прошлом произошла какая-то трагедия. Его спина в шрамах… они ведь появились откуда-то? Вместо обиды и оскорбленных чувств я могу быть рядом, просто быть рядом, для него. Я так часто стала повторять про себя эти слова, хотела поддержать его. Всегда его поддерживать. Всегда доверять. Шон считает себя темным человеком, но в нем есть свет, и я его вижу даже сквозь прикрытые веки. Я встала на ноги, мокрые волосы облепили грудь и спину. Приподнялась на цыпочках и нежно погладила его скулы. – Это ничего, Шон, – ласково успокоила я. Повернулась и направилась к выходу из пруда. Больших полотенец мы не захватили, нужно просто позволить телу обсохнуть. Я подошла к костру и протянула руки к источнику тепла. Шон остановился рядом. – Твои волосы мокрые, дракошка, а обсушить нечем, – заботливо произнес мужчина. – Ты не против, если моей футболкой? – Эээ, не против. Он отошел и вернулся со своей черной футболкой в руках. Взял мои волосы и принялся промокать и тереть, потом помассировал мою голову. Приятно. Я стояла и откровенно наслаждалась его хлопотами. Он в очередной раз меня поразил. – Ну вот, теперь быстро высохнут? – Можно, я в нее замотаюсь? – Конечно. Я скрутила Шонову футболку на голове наподобие чалмы, снова зашла за нашу огромную машину, избавилась от сырого белья и натянула свои футболку, толстовку и штаны на голое тело. Прихватила кроссовки, прошла к воде и прополоскала ступни, а потом надела носки и уже обувь. Шон тоже успел переодеться. Мысль о том, что на нас обоих нет трусов, возбуждала. – Ну что, пойдем, полежим на пледе? – позвал он. Мы убрали наш стол, встряхнули плед и расстелили его уже в пещере. Взяли теплый меховой, чтобы укрыться. Шон принес из машины надувные подушки. Мне-то подушка не требовалась – вместо нее у меня подмышка Шона. Уткнувшись в нее, я озвучила мучивший меня вопрос: – Я не могу понять, Шон. Зачем это Шариду? Переворот какой-то, крайние меры… Он уже не молод, какой смысл ему получать власть? Тем более, что передать ее ему некому? Шон неуловимо замялся, но не совсем ушел от ответа: – Тут все непросто, дракошка. Он побывал в горах и вернулся. Шангарр будет править еще очень долго. Шарид будет жить долго. Его такой расклад не устраивает, очевидно. Раз побывал в горах – ходил в это таинственное паломничество. Внезапно меня осенило: – А ты прошел паломничество, Шон? – Да. Мы все его прошли, Императоры и я. По отдельности. Наверное, поэтому правители Тер-Шерранта воспринимают Шона как своего. – И что это дает? Шон вздохнул глубоко и произнес извиняющимся тоном: – Я не могу сказать… Ты тоже пройдешь – я уверен – я тогда вопросы отпадут сами собой. – Ладно. – Я вздохнула. – Ты же понимаешь, что во мне сидит тонна чертового любопытства? Шон фыркнул и слегка погладил меня по руке, прижал к себе еще теснее. Я шепнула ему в ухо: – Как ты расколол его? – Обесценил все, к чему он стремился всю жизнь. Потоптался на его вере. Жрецами не становятся просто так, Тими. Ты видела его тело. Он пошел на это добровольно, а это адская боль. И у них есть условие, не закрывать глаз при этом, сохранять невозмутимое выражение лица. Какой ужас, причины которого за гранью моего миропонимания… – Но зачем? – Так они доказывают, что никакие физические ощущения не сломают их волю, это своего рода победа духа над плотью. Боль – самое яркое ощущение, самое невыносимое. И он безропотно сносил все, иначе не получил бы ритуальных татуировок. А я всего лишь показал ему, что он бессилен перед зовом плоти. Не может устоять перед похотью. Он же всю жизнь себе в этом отказывал, для них любовь, физическое удовольствие – это проявление слабости. Жрецы кочевников отказываются от женщин, в то время как простые воины имеют по несколько жен. Но они не знают любви, Тими. Для них соитие – это простой механический акт, ради получения потомства. Обязанность, и вовсе не почетная, догадываешься? Мерзость. Он никогда не испытывал подлинной страсти, чувствуешь, о чем я говорю? Я похвастался ему своей спиной – своим посвящением болью, в его понимании. И при этом показал, что мне знакома страсть, я познал страсть, у меня есть свободное право на страсть. Святотатство для него, но такое порочно-сладкое, манящее, влекущее. Он сорвался, поддавшись возбуждению, и вся его жизнь обесценилась. Пока наш объект уговаривал себя терпеть, то в попытке отвлечься от нашего пикантного представления и вразумить себя он думал об их целях здесь – ради чего все это, что он успел сделать в Тер-Шерранте. А мы просто записали. – Получается, ты использовал мое влечение к тебе, свое влечение ко мне, чтобы сломать волю пленника? – Да. Он уже говорил раньше, это его метод. Пожертвовал нашими чувствами ради цели. – Почему ты просто застрелил его? – А ты бы хотела подарить ему мучительную смерть? Какая странная формулировка. – Подарить? – Перед смертью он умолял меня о пытках, Тимиредис. Через боль они взывают к своему Богу, показывают, что достойны его милости. Они зависимы от боли, и даже наслаждаются ею, это извращение, которого мы не можем постичь. Я отнял у него все, ради чего он терпел, все, к чему он стремился. Все страдания, через которые он прошел, оказались напрасны. В его понимании, я отнял у него вечную жизнь после смерти. – То есть если бы ты, как ты обычно поступаешь, поступил по принципу «око за око», он бы воспринял это как милость? – Ты все верно уловила, дракошка. Мы замолчали. Я лежала и пыталась осмыслить то, о чем только что поведал мне Шон. Страшно и жестоко, как возможно выжить в таком обществе? И про нас… Мы устроили шоу, все ради того, чтобы того кочевника пробрало, ради провокации. И у нас получилось. Уму непостижимо. Прошептала: – Выходит, все это было притворством? Шон повернулся ко мне, пронизывающе посмотрел в глаза, положил руку мне на затылок и заговорил, настойчиво и убедительно. – Нет, дорогая. Я ведь тоже… увлекся. Забыл где я, что я должен делать, воспринимал только тебя. А его слова о тебе еще больше подстегнули мою страсть, хотелось доказать в первую очередь самому себе, что ты живая, что ты искренняя, что я искренен с тобой. Мы очень далеко зашли. Ты знаешь, что его прошибло именно в тот момент, когда я начал двигаться на тебе, и ты стала двигаться в ответ? Ох, до чего же стыдно. Я молчала, а Шон продолжал меня поглаживать. Потом посоветовал нежно: – Забей, дракошка. – И ты зашел и молча… застрелил его? – Ты не боишься? – Нет. – Перед тем, как нажать на спусковой крючок, я сказал ему кое-что. Что он не сможет искупить вину за то, что испытал вожделение, даже оргазм, перед своим богом. Сказал, что я не подарю ему долгой смерти. Я выстрелил прямо в сердце, Тим, смотря ему в глаза. Меня даже не передернуло от его слов, и я не отвела взгляда. – Шон, а откуда у тебя это умение? Видеть слабости других, просчитывать все настолько точно. Иногда это феноменально. – Инстинкт самосохранения, Тими, в нем все дело. Именно благодаря ему я стал таким. Давай в спальники залезем? – Конечно, давай. Шон поднялся и подтащил к нашему ложу уютный кокон. Я сняла толстовку и осталась в одной футболке, зная, в спальнике мне с ним будет жарко. Мы забрались внутрь, переплели руки и ноги. Я осязала, чувствовала, что Шону хотелось целовать меня, тискать меня, но он сдерживал себя, позволяя себе лишь поглаживания по волосам и прикосновения к шее и затылку. Я протянула руку и очертила его сексуальные губы большим пальцем. – С тобой в любом месте я чувствую себя на своем месте, – пробормотала я и провалилась в сон.***
Сны – наказание. Сны – искупление. Сны – справедливость. Фемиды творения. … Сны – слезы Бога, подсказка небес…