***
Я влетела в аудиторию за пару секунд перед леди йор Брили и плюхнулась на сиденье на седьмом ряду. Успела, это хорошо, ненавижу опаздывать. И только когда вытащила учебник и отключила звук на телефоне, то скосила глаза на соседа слева. Ну надо же, и этот здесь! Вездесущий Бьерн Торгердссон, которого внезапно стало слишком много в моей напряженной жизни. И кто из нас двоих нынче лучший ловец? Не терпится выяснить. Я подарила ему ослепительную улыбку и выдала: – Привет, Бьерн! Как ваше утро? – О, Тимиредис, вы заметили меня наконец-то! С вашим появлением утро стало ярче. И вам… привет! Бьерн прилежно учил имперский, и, выходит, тут же словил мой осторожный намек на близость. От необычной красоты викинга слепило глаза, этот блондин просто слишком красив, и вкупе со своим крепким жилистым телом, он дерзко выбивался из массы молоденьких щуплых студентов. Закономерно все задавались вопросом... а что делает этот по сути уже состоявшийся мужчина на паре у малолеток? Вошла преподавательница, и мое внимание переключилось на урок. – …Сегодня мы с вами почитаем мириндиэльские предания о сотворении мира. Все мы знаем еще со школы, что наши западные соседи поклоняются Природе-Матери. А вот откуда в Стране Вечных цветов такой культ? Кто-то и вас слышал об этом? Как и всегда, профессор йор Брили сумела заинтриговать всех. Отчего-то я не припоминаю, чтобы мы углублялись в историю религий союзных государств на уроках в «Нарвале». А ведь вопрос-то она задала с виду несложный, и однако же никто не смог дать на него внятного ответа. Мы смиренно молчали и в нетерпении ждали продолжения рассказа. Леди йор Брили раздала нам распечатанные листы и велела читать лишь половину легенды, а потом обмениваться впечатлениями с соседями. Разумеется, на мириндиэльском. И конечно, моим партнером оказался Бьерн. Я споро принялась за свою часть. «Давным-давно, еще во времена туманного забвения, когда солнце с удовольствием вставало на западе и закатывалось на востоке, новорожденный мир Гелианы населяли чудесные существа, сама плоть и дух которых сочились буйной магией. Обитатели юного мира разнились по природе своей, и текла в них особенная, пламенная кровь эльфов, людей и драконов. Встречались здесь и другие, менее многочисленные расы. Всегда отдельно жили гномы, неисправимые скряги и ярые борцы за чистоту рода. Редко кому на просторах планеты удавалось встретить полугнома, полукровки старательно скрывались, ведь и относились к ним словно к изысканной диковинке, но чаще участь и судьба их настигала незавидная. Гномы вели совершенно уединенный образ жизни, месяцами не выходили на поверхность исконного места обитания – недр Гномьих гор, кои почитали священными. В тех же самых горах огромные каменные тролли боролись за свирепость с горгульями и каменными собачками, смертоносными взглядами питая окаменелость друг друга. А далеко-далеко за Восточными горами, в землях, где ныне царствуют лишь коварные пески, в былом раскидывались кедровые рощи и били подземные источники. И жили там иные племена – могучие орки, уже тогда отличавшиеся бесстрашием и свирепостью, и необъяснимой тягой к беспощадности к собратьям. Лихо распределила судьба свои дары наивным гелианским расам, кому-то досталась вечная жизнь и тонкая настроенность на красоту, кому-то мощь заоблачных полетов, а кому-то лишь извращенное поклонение страданиям. И если мириндиэльцы, в ту пору звавшиеся не иначе как изящными эльфами, с готовностью проливали слезы над каждым нежным цветком и весенней травинкой, то жестокие орки не прекращая дрались за господство на своих скудных землях. Орочьи трибы под предводительством погрязших в безумии шаманов стремились изничтожить все живое, и в первую очередь саму Матерь-Природу. Обездоленные своей ненавистью, они напрочь выжгли густые кедровые леса, иссушили сладкие целебные источники. Собрались тогда старшие боги и учинили совет, дабы не допустить гибели прекрасной голубой планеты. И на седьмой день седьмого месяца седьмого года три бога-демиурга молвили свое веское слово. Шар`рриоран, верная драконья защитница, с оглушительным рыком пожертвовала способностью своих детей обращаться наяву. Аллаорин, эльфийская властительница, проливая хрустальные слезы беспомощности, отняла у своих детей вечную жизнь и молодость. А Хашург, повелитель орков, сам сходивший с ума от дрожи горячей битвы, не смог принудить свой больной разум отказаться от тщеславных планов. И в бесновании своем превратил ущербный бог детей своих в бездушных исполнителей злой воли. Обманутые в своих лучших чувствах, Аллаорин и Шар`рриоран защитились единственно возможным способом, сплели древние силы в небесных чертогах и породили всплеск магического урагана невиданной мощи, и так сестры обратили колдовскую силу вспять, заключили ее в ядро планеты, спрятав кривое отражение в священных источниках, и от невероятного потрясения само солнце изменило свой извечный путь. Поглощенные скорбью и надеждой, богини стерли в детях своих всякую память об истинной природе Гелианы, и с тех пор тайное знание доступно лишь немногим избранным, тем отважным героям, кто сумел благодаря жестоким испытаниям доказать свою преданность. Но все же Мироздание не обхитришь, судьбу не смягчишь испытаниями, предназначение не обманешь. Даже бессмертным богиням нужно питаться и цвести, без мольбы их мудрая сила иссякнет, и живая планета погибнет. Так, в Мириндиэле стали поклоняться Природе-Матери, в далеком Тер-Шерранте по сей день почитают драконов, а в могучей … Империи…» Дальше текст обрывался. – Бьерн, а можно мельком на вашу легенду глянуть? Я знала, что у всех написано одно и то же, но почему-то мне захотелось убедиться, это показалось существенным. Когда Бьерн протянул мне листок, лишь благодаря урокам Шона я сумела удержать лицо. Предание, которое досталось викингу, рассказывало душещипательную сказку о несчастной любви девы-Аллаорин и юноши-Эйлендиэллира, чьи страстные чувства и породили разнообразие природы. Мама мне в детстве перед сном его читала. Ох… Ну что же все-таки здесь происходит? Кто подсунул мне это? Такую историю я встретила впервые. Моя интуиция громко вопила, что задавать лишних вопросов о странном тексте не стоит. И глядя в синие снега глаз своими теплыми золотисто-карими, я отчетливо представила, как лучи моего личного солнца плавят вершины ледников, а губы тем временем делились сладким медом витиеватой древней песни о судьбоносной любви двух древних мириндиэльских богов. По дороге в следующий класс я наткнулась на Шона, он кивнул нарочито-рассеянно и продолжил увлеченно разговаривать с лордом тер Ранкарром. И все же, каким-то шестым чувством я уловила исходившую от него волну молчаливого одобрения.***
После большой перемены, на занятии по теории вероятности мы с Крисом, как и всегда, устроились рядышком на седьмом ряду. Шон зашел – все дружно повскакивали с мест. Меня буквально сбил с ног его новый запах. Крылья носа раздулись в приступе жгучего негодования, а это что за бред еще? Приторно-сладкая, навязчивая и бесцеремонная нота чужого аромата впиталась в его костюм и перебила мою любимую терпкую ниточку ментола. Пальцы на моих ногах тотчас поджались, я намеренно расслабила лицо и постаралась погасить пламя ярости. Какого черта? Нет, даже не так – какого каменного тролля? Шон криво усмехнулся – только для меня – и чуть заметно покачал головой. Я машинально заметила, что бледный хвостик Дайры спустился ниже по костлявым лопаткам – настолько высоко задрала голову эта рьяная адептка. Может, это запах ее лизоблюдства? Дайра все пыталась поймать взгляд профессора тер Дейла, но проницательные шоколадные глаза скользили поверх ближних рядов. Шон пах ядовитыми цветами. Мне стало настолько душно, что захотелось выйти на воздух. Я подняла руку – все же не могла нарушить дисциплину и просто сбежать – и Шон разрешающе дернул ладонью. – Ты чего, герцогиня? Бледнее Белоснежки. – Пить хочу невыносимо. Крис, я пойду. Я бесшумно сошла по ступенькам и тихонько выскользнула за дверь, а потом просто-напросто вцепилась в Лиорта мертвой хваткой и попросила отвезти меня домой. Сказала, что тошнит от мигрени, даже не соврала. Этот запах на Шоне, такой чужеродный, такой неправильный. Я испугалась своей чувствительности, сбросила всю одежду и затолкала в стиральную машину, потом залезла в душ и начала остервенело тереть кожу. Запах на Шоне, а отмыться хотелось мне. Я ничего не соображала, откуда столь бурное восприятие, мало ли, что произошло? Шон клятвенно пообещал, что пока мы вместе у него никого кроме меня не будет. При мысли о том, что кто-то дерзнул позариться на моего мужчину, мне захотелось крушить все вокруг. Раскрошить в труху. Сжечь все к драконьей матери. Да что такое творится, я всегда славилась хладнокровием? Я включила почти ледяную воду и принялась уговаривать себя остудить тело и разум. Спокойно. Спокойно. Когда я наконец-то соизволила выползти в спальню, на телефоне мелькнуло его сообщение. «Дракошка, ты правильно решила, что ушла. Поступила мудро. Дура тер Виллари вдруг опрокинула на себя флакон духов, когда я проходил мимо. Всем на кафедре досталось». Как он догадался, что меня спровоцировало? «Сожги одежду, Шон». Черт, я правда отправила это ему? Приказала ему? Палачу? Но уже поздно кусать локти. «Разумеется, дорогая. Я заеду за тобою в семь».***
Для нашего первого совместного выхода в галарэнский свет я выбрала узкие брюки густого чернильного цвета и невесомый атласный жакет на тон светлее. Ленты и ремни бирюзового корсета затянула плотно, но не слишком туго. Так, чтобы ощущать. Волосы собрала в низкий пучок, в уши вдела длинные серьги с сапфирами. И почему-то решила не пользоваться парфюмом. Шон приехал ровно в семь, на своем бронированном джипе, зашел и протянул мне фрезии, снова кремовые, нежные, восхитительные. Заглянул в мои огромные глаза, провел пальцем по дрожащей нижней губе, а потом понюхал волосы. – Ты потрясающе пахнешь, мелиска лимонная. Поехали, сбросим пар. Лиорт, завтра я Тимиредис сам на занятия отвезу, встретишь нас в Академии. Ого, а это что-то новенькое. Больше не прячемся? Он снова пах лишь собой. В помеси уюта и недосказанности мы миновали вечерние пробки в центре, вырулили на северное восьмое шоссе и понеслись в сторону Ларрана. Мчались и мчались по трассе, безнаказанно и свободно, и наконец свернули на узкую проселочную дорогу. Ночь прорезал лишь свет мощных фар, словно мы последние люди во вселенной. Тьма вокруг вовсе не страшная, мне очень нравилось. Он и я, наедине – так естественно. Минут через десять Шон вдруг вывернул руль, тормознул на обочине и заглушил мотор. Поля, высокая пожухлая трава и рой ночных насекомых. Шикарно. – Через неделю у меня день рождения, Тими. – Я помню, Шон, – улыбнулась я. – Мы полетим в мое поместье, во владения семьи тер Дейл. Мои родители живут там, навестим их. Его родители? Он хочет, чтобы мы встретились? А как он меня представит? Познакомиться с близкими Шона тер Дейла – большая честь. – Хорошо, если ты приглашаешь, я с удовольствием. – Ты меняешься, дракошка. – Он снова ласково прикоснулся к моим губам. – Познаешь себя, исследуешь тайные уголочки в своей душе, заглядываешь вглубь подсознания. Не стоит пугаться того, что ты видишь там, пусть некоторые вещи тебя и удивляют, и пока кажутся необъяснимыми. Ты – это все еще ты, та самая юная прекрасная женщина с пленительным сердцем. Та самая, с кем можно не притворяться. И ты со мною не притворяйся, Тими. Садись на мое место. Шон вышел из машины, помог мне и перенес на место водителя, сам устроился рядом. Положил мои ладони на руль своей мощной сверхбыстрой машины, накрыл мои пальцы своими и чуть сжал. Так, со своими теплыми сильными ладонями поверх моих ладоней, он плавно крутанул руль вправо, а потом влево. Ход мягкий, послушный. Почему-то это невероятно возбуждало. – Почувствуй, Тими, мощь одной из моих любимых игрушек. Под капотом у этого бронированного красавца почти восемьсот лошадей, и если я захочу, то с места до ста километров мы разгонимся за четыре секунды. Это опасная игрушка, потому что она искушает своим превосходством. Едва заметное движение пальцев, невесомое нажатие на педаль, и ты уже несешься навстречу катастрофе. Цена малейшей ошибки при управлении таким железным конем фатальна. И здесь хочется задаться вопросом, а кто или что главнее, ты или та недюжинная сила, которой ты повелеваешь? Разумеется, ты всегда можешь отпустить педаль и выпустить руль из рук… но если ты уже разогналась, дорогая, остановить такую махину сможет разве что скала, – он замолчал, давая мне время проникнуться этой глубокой мыслью. – Сейчас ты заведешь двигатель и медленно тронешься, я растолкую как, а ты четко выполняй. И когда скажу ускориться, ускоряйся. Шон мягко и терпеливо показывал, как переключить скорость, как отжать сцепление так, чтобы джип не заглох. Довольно быстро у меня начало получаться, под капотом заурчало, и мы неспешно поехали назад по пыльной дороге. Мне понравилось сидеть за рулем, я испытывала гордость от мысли, что сама чувствую, когда нужно прибавить газу. Однако пока что больше сорока километров Шон мне не позволял. Он сидел рядом, курил ментоловую сигарету и наблюдал за моими успехами. – Остановись, – наконец велел мужчина. Я сразу подчинилась. – Что тебе понравилось больше всего, дракошка? Ответила честно: – Сладкое осознание, что командую я. Карие глаза Шона хищно блеснули. – Я очень доволен, Тимиредис. Ты уловила, о чем я говорил тебе. – Он опять затянулся, эротично и томно. Мне захотелось облизать его горький рот и, поймав кураж от своей невероятной смелости, я перегнулась через сиденье и не отказала себе в этом чувственном удовольствии. Шон ответил на ласку, прикусил мою нижнюю губу, зализал укус, а потом дал сделать затяжку. – Сексуально, – протянул он низким голосом. – Да… – Ох, Тими, лимонная дракошка, – он затушил сигарету, взял в ладони мое лицо и пленил глаза. Смотрел остро, пристально. Так, словно собирался признаться в грехе. – Знаешь, почему мы можем управлять людьми? Я мотнула головой. Его голос, низкий, такой ласкательно-бархатный, с хрипотцой, завлекал меня в бездну желания. Но разговор важный, я чувствовала это всем моим млеющим сердцем. – Потому что люди свято верят, что ими можно управлять, им нужна твердая рука. Империя всячески пестует эту веру и внушает, мол, иначе не выжить, да и для большинства имперцев это и есть неприглядная правда. – И что, Шон? – А ты, Тими? Во что ты веришь? Внезапно мне вспомнилось старинное мириндиэльское предание, которое я прочитала сегодня. Я прислушивалась к одногруппникам – подобной легенды больше никому не попалось, только мне. У остальных история такая же, как и у Бьерна. – Я верю, Шон, что я тебя не познала до конца, – осторожно закинула удочку я. А он кивнул и выдохнул обреченно. – И я верю, что ты, что бы ты не делал с людьми, которые попадают в твои сети, ты… не способен на жестокость ко мне. Не сможешь, даже если я тебя… предам. Я просто знаю это, не могу выразить, почему. Знаю всем сердцем. Мой инстинкт кричит, что нигде я не буду свободнее и защищеннее, чем с тобой. Я… купаюсь в твоей силе, в твоей властности, понимаешь? Но это только с тобой мне хочется изогнуться, чтобы оплести тебя своим телом. – «И душой», подумала я, но оставила эту мысль при себе. Шон как наркотик. Он сглотнул. – Насчет других, Шон, я внезапно поймала себя на том, что тащусь от азарта, когда от моего решения меняется чья-то судьба. А ты... меня дико привлекает, что от твоих приказов зависит будущее целой империи, да и не только. Меня прям лихорадит, Шон. Мужчина засмеялся и чмокнул меня в нос. Что ж, по крайней мере, он не счел меня распутной девицей, страдающей от мании величия. – В этом нет ничего предосудительного, Тими. Все дело в физиологии. Применение наказания стимулирует дорсальный стриатум, это участок мозга, который отвечает за удовольствие и удовлетворенность. Поэтому тебе хорошо от осознания власти. Тут главное не заиграться и не подсесть, не скатиться во вседозволенность. Давай сыграем, дорогая? Он расставил ловушку и ждал, что я попадусь. Все наши игры – это уроки от Палача его ученице. И я позволила ему затянуть себя в очередную головоломку. – А во что на этот раз? – Сегодня, и пока я не решу иначе, ты будешь сверху. – Сверху? Звучит очень двусмысленно, Шон, – признала я высокомерно. – Ах ты моя хищница ненасытная. Будешь приказывать мне, Тими. Я хочу, чтобы ты познала обе стороны медали. Что легче и лакомей, подчиниться или взять на себя ответственность? Приказы могут быть хорошими или плохими, но их не обсуждают, их просто выполняют. Прочувствуй вкус и бремя власти, по тебе ли этот груз, насладишься ли ты ее сладостью. Я хочу увидеть. Чувствуя себя в высшей степени странно, я уточнила: – И насчет чего мне распоряжаться? – Всего что касается нас, дорогая. Как нам жить, общаться, чем заниматься, какими тренировками пренебречь, а на какие сделать упор. Что делать вечерами, во сколько тебя забирать из дома, или не забирать. Можешь спрашивать меня о чем угодно и велеть отвечать, я не увильну, обещаю. И ты будешь определять нашу близость, насколько интимно… ласкать друг друга. У меня кружилась голова, от его слов и от образов, порождаемых его словами. Дыхание участилось, ладони вспотели. Его приказы доставляли удовольствие, врать об этом глупо. – А по твоему заданию что же, Шон? Ты ведь дал мне поручение. Я занимаюсь. – Это тонкая работа, дракошка, и я доверяю ее тебе. Определишься с предателем-жертвой и прикажешь мне, что с ним делать. Но здесь, конечно, ты вправе спросить моего совета, ведь я намного опытней тебя, – изящно пояснил Шон. – Ты приказываешь мне отдавать тебе приказы, пока ты не прикажешь обратное? Не отменишь свой приказ? – В общем, да, дорогая. И этому приказу ты должна подчиниться беспрекословно. Я сжала ноги. – Тогда… выдай мне свой скрытый мотив. Глаза Шона буквально замерцали, и я увидела его удовлетворение и шок. Терпеливо ждала, когда он ответит. Мужчина заговорил, серьезно, негромко: – Я хочу, чтобы ты проникла в мою суть. По-настоящему. – Почему? Шон медлил, испытующе скользя по мне взглядом, обволакивая густым терпким шоколадом. А затем легко признался: – Потому что я хочу взять тебя. Тимиредис, я предельно откровенен. Я не скрывал от тебя свое сексуальное влечение, никогда. Но сейчас я говорю про другое. Я хочу взять твою душу, дракошка. Ты… можешь подумать, что это страшно, и с таким как я это так. Чем больше ты меня просчитываешь, тем сильнее мое желание и восхищение. Чем больше ты меня принимаешь, тем меньше шансов переиграть назад, тем крепче путы, которыми я тебя свяжу. Но ты для меня важна, как личность, которой присуща свобода воли. И поэтому я дарю тебе выбор, насколько точно ты захочешь меня разгадать. Мне, с моими привычками и замашками, это трудно, но иначе я не могу поступить, тебя я не буду принуждать, ты знаешь. Помнишь, я говорил про сущность свободы выбора? У меня мурашки пошли по коже, и начался озноб. Его искренность обжигала и манила. Его правда обезоруживала. Его пламя звало сгореть в нем. – Шон, я хочу на ужин и что еще ты планировал сегодня сделать. Покажи мне. И давай прокатимся с ветерком? Так, как ты умеешь, с безумной скоростью. Я обожаю наблюдать за тем, как ты водишь. – Как прикажешь, дорогая. – Слышать подобные слова от него непостижимо. – Пустишь на свое место?***
Шон привел меня в ресторан тер-шеррантской кухни, модное камерное заведение, где все напоминало о драконах, хотя нигде не проскальзывало ни одного изображения крылатых. На скоростном лифте мы взмыли на восемьдесят первый этаж небоскреба и очутились в зале с прозрачным полом и странно-сплошными шершавыми стенами из скальной породы. «Драконий базальт», почему-то подумалось мне. Я подняла голову и задохнулась от восторга. Крыши не было, вместо нее – прозрачный воздух звездного неба. Восхитительно, невероятно. Словно отсюда два пути – на лифте вниз и через крышу. Нас провели в отдельную ложу, и я устроилась на мягкой софе, а потом и вовсе откинулась на подушки, задрала ноги вверх и сбросила туфли, все никак не могла отвести восторженного взгляда от темнеющего неба с проступавшими такими близкими созвездиями. Меня тянет туда, к ним, к бесконечным путям вселенной. Довольный Шон ласково шепнул: – Хочешь мяса с кровью, дракошка? – Да… – Четыре порции карпаччо из куду, пожалуйста, – заказал он. – Салат из рукколы с сыром буррата, бокал золотистого эльфийского, клубнику в сливках и шоколаде. И черный кофе. Так, дорогая? Я прислушалась к себе и поняла, что мне хочется поскорее оказаться с ним наедине в этом волшебном месте. – Согласна. Официант ушел, и мы остались вдвоем. Шон раскрыл объятия, я перебралась ближе к нему. Облокотилась спиной на его грудь и вновь задрала подбородок. Поделилась: – Ты знаешь, Шон, этот ресторан волшебный. Хочется упасть в гостеприимное небо и вечно играть в салочки с ветрами. Он погладил мои ладошки своими длинными чуткими пальцами. – Да, Тими. Я знал, что тебе понравится. – Расскажи мне о своем детстве. О том времени, когда твоим запахом был только летний дождь. Спиной я ощутила учащенное биение его сердца, но не отменила приказа. Шон хочет, чтобы я узнала его тайну. Хочет, чтобы я вывернула его душу наизнанку. Но даже и без этой подоплеки мне очень любопытно, а каким же ребенком он рос. Тихо и несколько отстраненно, Шон заговорил. – Я часто оставался один, но меня это не напрягало. Родители вечно пропадали на работе, с головой зарывались в свои опыты и бесконечно выдвигали новые гипотезы, которые они спешили тут же подтвердить или опровергнуть. Они привили мне научное любопытство. Я рано начал читать, сам, и находил удовольствие во всевозможных книгах. Мне хотелось разложить мир по полочкам, этим я и занимался. Потом, уже в старших классах, мне вдруг пришло в голову, что неплохо было бы и телу уделить внимание, я понял, что острота ума зависит от физической формы в том числе. И я занялся единоборствами. – А друзья были у тебя? – Конечно, несколько. Но близкие появились уже в академии, когда я познакомился с Ти. Тогда он закрутил роман с принцессой… и попросил меня помочь кое с чем. Я решил взглянуть на наследницу и счел ее достойной особых знаний, – он усмехнулся. – Мой личный отбор на профпригодность Бель выдержала блестяще. Поэтому постепенно мы сблизились, настолько, что теперь они – моя семья. – Семья… это означает, Шон, что они знают о тебе все? И снова я обратила внимание на ритм его сердца, оно стучало набатом, сильно и гулко. – Не все, Тими. Например, о… – Шон оборвал себя. Я не стала настаивать. – Но мы с ними очень крепко повязаны, неразлучно. И ты, если мы соединимся, тоже вступишь в эту связь. – Я хочу задать тебе глупейший вопрос, Шон. Когда мы встретились в «Нарвале», что привлекло твое внимание? Первое? Шон наклонил голову и тронул сухими губами затылок. С наслаждением втянул мой запах. И едва слышно шепнул: – Разве ты еще не поняла, дракошка? – Я боюсь, что поняла, Шон. – Страшно тебе? – Не знаю. Потом, когда принесли еду, Шон кормил меня с рук, и я его тоже кормила. Карпаччо из куду таяло во рту, нежнейшее перченое мясо, на котором выступали капельки свежей крови. Вкусно настолько, что я рычала от удовольствия. Шон отпивал мое вино и поил меня своим ртом, а потом облизывал губы. И дразнил меня свежей клубникой, размазывая таящий шоколад по лицу. Когда мы все подъели, меня вдруг пробило на секреты. Да и место располагало. – Знаешь, Шон, а недавно во сне я видела Мрака. – Правда? – спросил он небрежно. – И о чем сон был? – Об именах. Мрак такой красивый, во сне он маняще-притягательный. Живой. Он говорил со мной. Точнее. Не со мной, а… – Впечатлилась ты Тер-Шеррантом, дорогая. Шон что, только что меня перебил? – Скорее, я перебилась тобой. – Я хочу тебя еще кое-куда затащить.***
Шон расплатился не глядя, и мы снова поехали, на этот раз недалеко. Распахнув глаза, я изучала место, где мы бывали постоянно – Галарэнскую Высшую Академию. Шон припарковался около нашего корпуса, но направил меня в сторону главной башни. Мы шли, взявшись за руки. Он кивнул охраннику, который безропотно пропустил нас внутрь. И я опять поднималась по древним ступенькам, только на этот раз вслед за моим мужчиной. Пятьдесят этажей показались мне детским лепетом, после наших-то тренировок по утрам и вечерам, и отчего-то я чувствовала, что одолела бы и сотню. Энергия бурлила, от Шона тянулся прежний вкусный аромат, мой летний ливень, моя нежная капелька ментола… Мне стало нестерпимо хорошо. В приемной Шон, не мудрствуя лукаво, вскрыл личный кабинет лорда Бордена тер Барракша отмычкой, и в укрытой от посторонних глаз подсобке мы вышли на еще одну лестницу. Предсказуемо – на крышу. – Ох, боги, какая красота! Дыхание сперло. Ночной Галарэн изумляет, повсюду яркие огни и воздух. Я вертела головой во все стороны, совершенно, мистически счастливая, раскинула руки и начала танцевать. Шон смело подошел к краю и посмотрел вниз. Ограждений никаких, лишь небольшой поребрик. Мужчина встал носками над самой бездной и чуть раскачался. – Шон, – просипела я. Но в глубине своего существа моя интуиция шептала, что он ни за что не сорвется. Просто не сможет оставить меня здесь одну. Просто не посмеет рискнуть мной. Он заговорил, тягуче и иронично роняя слова. – Если бы я стрелял отсюда, дракошка, я бы ни в коем случае не промахнулся. Парень опытный, стрельбой занимался с детства. Уж конечно он в голове держал поправки на ветер, расстояние и прочие мелочи. И поэтому вывода мы имеем два, дорогая… жена моя. Первый: он не хотел убивать тебя и намеренно пустил пулю над вашими головами. Струхнул, пожалел, не смог. Вполне себе жизненная версия. – Он все еще стоял спиной ко мне и вглядывался в нашу с Крисом до недавнего времени любимую лавочку. Я замерла, пронзенная внезапной догадкой, что кошка обманулась и на самом деле она – мышь. Голос Шона звучал негромко и чуть напевно, словно мужчина мне тут басню поучительную рассказывал. – Жизненная, если бы не одно «но», дракошка. Он явно знал, чем рискует, с какой мерзкой шушерой связался, какие ставки в его черной игре. И его мучительная смерть опровергает вариант с альтруизмом. Лариша, помоги мне! И как я могла надеяться скормить Шону нашу наивную байку? Резко и хищно Палач обернулся ко мне. – Второе объяснение: он не промахнулся. Оно же и единственное, не так ли, Тими? Я молчала. Сегодня он передал мне власть, и я не считала нужным подтвердить его догадки, пока что не обязана, так как Шон не отозвал своего приказа. Да ему и не требовалось признания. Он молниеносно оказался рядом и схватил меня за волосы, небольно и нежестко, лишь хлестнул взглядом. – Я знаю, почему ты так поступила. Больше того, я бы тоже так поступил. Ты решила верно, и я скажу тебе, даю слово, я не буду трепать твоего неоднозначного друга. Его жертва многое искупила, Тими, и я ему обязан. Я давно за ним следил, разузнал о слабостях, покопался в его грязном белье, на всякий случай. И если бы он.., – Шон хмыкнул, но мне и так все ясно, – то я настиг бы его тут же. – Он холодно уточнил: – Кристиан рассказывал что-нибудь об этом? Я подняла руки, погладила влажными ладонями его грудь. Твердая как скала. Больше я не могла пошевелиться, ведь сильные пальцы Шона лежали на основании моей шеи. Он ласкал мое горло. – Только то, что их держали в Восточных горах. Где именно, Крис не помнит, когда он сбежал, то был не в себе. Там… делали зверей из них. Мучили. Какой-то ужасный человек по прозвищу Черный Джек. Еще Крис обмолвился как-то, что банда называла себя стаей. И… накануне покушения он наткнулся на некого Террина, вроде тот разнюхивает все для убийц. – Тимиредис, я скажу еще раз, твой Кристиан не попадет к нам в руки за свое прошлое, если не совершит чего-то вопиющего в будущем. У него есть татуировка? – Нет, – ответила я правдиво. – Пуля угодила прямо в нее, невероятное совпадение какое-то. И тут странность, Шон. Крис утверждает, что рисунок выцветает. Шон покивал, но никак не объяснил мне, что понимает, как подобное вообще может случиться. – Повезло. Дракошка, больше не утаивай от меня ничего, что связано с твоей безопасностью. Я очень доволен и безумно сердит одновременно. Я говорю тебе, ты права и неправа в своем поступке. Я ведь сразу все понял. Наблюдал за тобой, как ты будешь выкручиваться, ты не соврала мне ни разу, не отступила от своего решения, и поэтому я сдержал свою ярость. Про этого Террина осторожно его расспроси, внешность и что-то заметное. Твой дружок с его опытом обязательно нам зацепку даст. Я думала, что Шон ожидал услышать привычное «как скажешь», но он уточнил: – Согласна? Или мне бросить эту ниточку? Он держал меня за волосы, запрокинув мою голову, смотрел жестко и непреклонно, но ждал моего распоряжения. Шон непостижим. Я прищурилась и облизала пересохшие губы. – Ты говорил, ходил на охоту, Шон. Я верно понимаю, что охотиться легче с наживкой? – Да. И что? – Тогда… я приказываю открыть сезон охоты. Я хочу поймать и наказать. Наживка у нас есть. Он сжал кулак так, что натянул мне кожу. Я поморщилась. – Ты с ума сошла, Тими. – Прикажешь мне перестать командовать? Резко он отпустил меня и вдруг рассмеялся, горько, безнадежно. – Нет. Рано, дракошка. Но… все же планировать детали буду я.***
Свободные не ищут перемен, В толпе не крикнут, требуя расплаты. Свободные не замечают плен. Живут под гнетом лжи, но без утраты. … Свободным ничего нельзя взамен.