***
Поместье родителей Шона оказалось у подножия Драконьих гор. Мы долетели до Сэгова Зада на маленьком самолете, а потом перегрузились в каким-то чудом уже ожидающий нас джип и ехали пару часов. Строго на юг. И вот, наконец-то, в лучах розового заката показались знакомые горы. Мы приближались, и мое сердце, полное необъяснимой тоски, все больше отпускало. Неправильная тоска, запретная. Неощутимая до тех пор, пока не начнет легчать. Я во все глаза пялилась на две исполинские вершины, между которыми явно есть проход. Наверняка можно… – Там проходит наша граница с Тер-Шеррантом, Тими. И пересечь ее нельзя. Пока. – О… Шон, ты никогда не рассказывал, что именно изучают твои мама и папа. Свободной рукой он взъерошил упавшие на лоб пряди. – Они занимаются генной инженерией и уже много лет работают над одним секретным проектом. Ведут очень уединенный образ жизни. Хотя до этого, – он хохотнул, – вкусили все прелести бурной молодости. Я слушала внимательно, стараясь следить за мимикой Шона. Ему досталось сложное детство ребенка двух гениев, у которых на пьедестале всегда стояли научные открытия. А Шон, он просто – жил. – Я нервничаю, – призналась я так, будто совершила преступление. Он протянул руку и сжал мою ладонь, а потом переключил скорость и щелкнул дальним светом. Через несколько минут полностью стемнеет. – Уже недалеко, – сообщил Шон. – И не нужно волноваться, они не кусаются. Скорее, засияют. Тими, род тер Дейлов очень древний, хотя мои предки всегда старались держаться в тени. Да и я не люблю излишней суеты вокруг. – А твоя мама? – Ее семья тоже древняя. Переселенцы из Тер-Шерранта. Вот это новость! Выходит, в Шоне течет шеррантская кровь? Он засмеялся. Еще бы, с моего лица впору этюд писать.***
Что бы я не рисовала в своем воображении, ничто не подготовило меня к встрече с Алэном и Клариссой тер Дейл. Я сглотнула и напомнила себе, что Шону сегодня исполнился тридцать один год. Но эти двое молодых, мужчина и женщина. Разве могут они быть родителями взрослого мужчины? Чета тер Дейл выглядела немногим старше самого Шона. К моему смятению, они попросили обращаться к ним по именам. – Гены! – провозгласил Алэн, правильно истолковывая мой неприкрытый ступор. – Все дело в великолепной наследственности. Пожалуйста, проходите, Тимиредис. И чувствуйте себя как дома. Вы – дома. – Почему? – не удержалась от вопроса я. Они же видят меня впервые в жизни! Кларисса мягко взяла меня за руку. – Вы единственная девушка, с которой Шон разделил свой праздник. Не говоря уж о том, чтобы привезти к нам. Я вздрогнула: у мамы Шона необыкновенно шелковистая кожа, как у младенца. И ни одной предательской морщинки на безупречном лице. Ни одного серебряного волоса. И у отца – густая темная шевелюра, растрепанная на знакомый мне манер. Я закусила губы, не в силах побороть замешательство, и вгляделась в моего мужчину, стараясь унять сердцебиение. Ведь и сам Шон внешностью не вписывался в обычного великовозрастного парня, которому слегка за тридцать. Я еще при нашей встрече в «Нарвале», когда не знала кто он, заметила, что выглядел он чуть старше меня. Неужели все дело в тренировках и незаурядном уме? В пресловутых генах? Уж точно не в безмятежном бытие. Между тем родители Шона вели себя приветливо и в то же время отчужденно. Кларисса любезно провела меня по жилой части добротного двухэтажного дома. Как оказалось, почти все место занимала современная лаборатория. Туда меня не пригласили, да я и не посмела заикнуться. Если знаменитым ученым тер Дейл пришлось удалиться от яркой галарэнской жизни ради своего проекта, то кто я такая, чтобы нарушать их трепетное уединение? Я терялась, как мне держать себя с Шоном, насколько раскованно я могу позволить себе проявлять чувства. Представляя меня, он никак не пояснил нашей связи, да и мне не сказал ничего. Меня грызло подозрение, что Шон выжидал чего-то, в его остром взгляде сквозила настороженность, которую он даже не счел нужным скрывать. Его тело натянулось струной, плечи напряглись, живот сжался – будто перед прыжком. На шее отчетливо билась жилка, и запах – раскаленного металла – усилился. Между нами остались лишь вежливые касания, придерживания дверей и отодвигания стульев, и я сочла подобную скромность за непрозрачный намек. Ладно. Ладно. Черт… Голова шла кругом. Кларисса поселила меня в спальне с видом на чудесные горы. В темноте не разглядеть величественных очертаний скал, но все же я ощущала. Наскоро сполоснувшись под душем, я зависла посреди довольно будничной комнаты и критично щурилась на свои юбку и блузку. Уместно ли надеть все это нынешним вечером? Ведь сейчас у нас будет праздничный ужин? Ужин с родителями Шона… Он постучал в дверь, и в проем посунулась жилистая рука с зажатым в кулаке большим цветным пакетом. – Дракошка, вот. Наряжайся. Ух ты! Мое настроение устремилось в небо. Я схватила его подарок, зарылась в сверток и смешно разинула рот. Откуда? Такого образа я не помнила ни у одного из модных дизайнеров. Во рту пересохло, от вездесущности Шона. О его способностях к предвидению в узких кругах ходили легенды, и совершенно не зря. В очередной раз я поразилась его чутью. Искристо-радужное платье в пол, почти облегающее, с длинными рукавами, доходящими до середины ладоней, и пикантным вырезом «Анжелика». Легкие туфельки из переплетения серебристых нитей, на тонком каблуке. Белье, прозрачное, из сетки телесного цвета, которая не скрывала ничего. Даже ластовицы на трусиках не было, лишь смущающее невесомое кружево. О, я надену все это великолепие, для него. А волосы оставлю распущенными, как ему и нравится. Застегнув потайную молнию на боковом шве, я шагнула к зеркалу и провела ладонями по пунцовому румянцу на щеках. Поймала в зеркале свой взгляд, с лихорадочной поволокой. Почему-то руки мелко дрожали, и в животе сладко закручивалась тугая спираль. Платье струилось легчайшей паутинкой, но вовсе не превращало меня в невинную девушку в белом. Отнюдь. От меня, от моей гибкой фигуры и задранного вверх подбородка неумолимо исходила опасность. Шон подарил мне платье хищницы. В этот раз он зашел без стука, и, не предупредив, рывком притянул меня к своей груди. Окунул в спасительный летний дождь, ничуть не охладивший липкую от испарины кожу. – Стой смирно. Я подчинилась, из под ресниц глядя на наше отражение. Я наблюдала, как мою шею приласкали нервные пальцы, он осторожно сдвинул вбок каштановую массу моих волос, и на декольте легла тончайшая мерцающая цепочка. Радужные алмазы. Кто из нас перещеголял другого в сюрпризах? – Шон! – Я так хочу. Мы встретились глазами в зеркале. На свой день рождения Шон оделся во все черное. Идеально выглаженные узкие брюки, шикарная рубашка, расстегнутая на две пуговицы, строгие туфли… Ни одного яркого пятна. Хотя нет, я ошиблась. На левом запястье виднелся подаренный мною браслет из голубого серебра. Мне стало невыразимо приятно, и я блаженно улыбнулась. Шепнула: – Спасибо. – Лучше бы нам пойти, – усмехнулся в ответ Шон и легонько поцеловал меня в макушку. Родители Шона тоже подготовились и выглядели абсолютно сногсшибательно. Алэн – в темно-синем костюме-тройке от Живанши, Кларисса – в изысканном золотистом платье от Баленсиага. Мне вспомнилось, как Шон упоминал о том, что его семья жила довольно скромно. Видимо, эти далекие времена давно прошли, или понятия Шона о скромности существенно разнились с моими. Их общество меня не то чтобы смущало, но я не могла по-настоящему расслабиться и начать вести себя непринужденно. Все вокруг казалось сказочным, будто во сне. Одинокий надежный дом посреди густого леса, недалеко от изумительных гор, по которым я скучала. На многие километры вокруг ни единой человеческой души, до ближайшего поселения несколько часов езды на машине. И все же, здесь есть все удобства, любому взыскательному вкусу не придраться. Непостижимо. Мы устроились за большим круглым столом, который уже был накрыт белоснежной накрахмаленной скатертью и уставлен блюдами с праздничной едой. Мама Шона явно радовалась нашему приезду – мы будто попали на торжественный ужин к Императорам. Аромат сочного мяса куду дразняще щекотал мне ноздри, легкий овощной салат замечательно дополнял таящее во рту угощение. Закуски, нарезки, канапе, фрукты… И вино, конечно, Шоново любимое «Золотистое эльфийское», в старинных хрустальных кубках. Разговор не особо клеился, лорд и леди тер Дейл не расспрашивали нас ни о работе, ни об учебе, ни о последних новостях, хотя бы. И вообще, я заметила, что Шон вел себя крайне сдержанно. По-видимому, ни Алэна ни Клариссу не смущали внезапные паузы в беседе, никто не морщился от тягостной неловкости, и они просто изучали его и меня сквозь чуть прищуренные веки. Когда взгляд Клариссы упал на мой подарок, ее зрачки пораженно расширились, но все же она промолчала. Ален тихонько постучал вилкой по бокалу. О? – Шон, дорогой наш сын! Я рад, что в этот день ты решил приехать домой, впервые за столько лет. Мы с мамой поздравляем тебя с днем рождения! Поверить не могу, уже три… – Шон чихнул так громко, что на глазах выступили слезы. – … дцать… один год! – Спасибо, папа! – улыбка Шона не коснулась его темных глаз. – Поздравляю, родной! – Кларисса наклонилась вбок, протянула тонкую руку и погладила его по ладони, и Шон неуловимо дернулся. Мне показалось, или он затаил дыхание? Черт возьми, что происходит? Раз у Шона такие холодные отношения с близкими, то зачем мы здесь? Я присоединилась к поздравлениям и вынужденно произнесла несколько расхожих пожеланий. Ужин длился и длился, а неловкость все не уходила. Мы все ее осязали, но никто не пытался сделать воздух хоть чуточку теплее. Стыдно представить, но мне не терпелось откланяться. Чуть раньше полуночи я наконец-то сочла момент подходящим и, поблагодарив за приятный вечер, отправилась обратно в спальню, где сняла восхитительное радужное платье, аккуратно развесила его на стуле, скользнула в длинную Шонову футболку, которая сегодня служила мне ночной рубашкой, забралась в мягкую, но узкую кровать, щелкнула лампой и очень постаралась заснуть. Я закрыла глаза, даже зажмурилась, но никак не могла провалиться в сон. Вечер с Алэном и Клариссой не давал мне покоя, и я силилась разгадать причину своего волнения. Их манеры безупречны, чего и стоило ожидать от древних родов. Со мною они вели себя не просто вежливо, а тепло, пусть и не старались узнать меня ближе. И Шона они любили, по-своему, нежно и гордо. Тогда… в чем же все-таки дело? Секунды перетекали в минуты, а я вертелась и вертелась на подушках, тщетно пытаясь найти удобную позу. В нос бил аромат горного разнотравья, густой и даже слишком навязчивый, им пропитались подушка и одеяло. Совсем как на нашей с Шоном поляне. Вдруг до меня дошло. Ни Алэн, ни Кларисса не пахли, ничем. От них не доносилось никакого запаха. Шон учил меня полагаться на обоняние, прислушиваться к животному началу и так судить о людях. И поэтому – подсознательно – я растерялась, моя суть не смогла пометить его родителей как союзников или врагов. И сам Шон… не в этом ли причина его явной холодности? Но ведь они его мама и папа… Шон пришел уже ночью. – Мама решила, что я посплю в соседней комнате. – Смешок. – Она у меня консервативная и осторожная. Но мы же собираемся просто невинно спать, так, дракошка? На этой маленькой кровати мы лежали, тесно прислонившись друг к другу, и, даже если бы Шон захотел, скрыть отклик его тела на мою близость просто невозможно. – Шон… почему мы приехали сюда? – несмело спросила я. – Конечно, я понимаю, что родители – это семья. Но, честно говоря, вы как-то не похожи на дружную семью. Да ты с Императорами гораздо более открыт. Если тебе здесь сложно, зачем тогда? Он вздохнул и прижался еще крепче, так, как мы и привыкли лежать, – со спины. Потерся об меня и довольно хмыкнул, услышав мой невольный стон. Провокатор чертов. – Тими, я просто посчитал, что они должны увидеть тебя, узнать тебя. – Но почему? – Другого случая может уже не представиться. И на этом все, дракошка. Спим. Он погрыз мою шею, и наконец-то я провалилась в свежий сон.***
Мы пробыли в гостях до полудня, пережили скованный завтрак, неуютное молчание, а потом как-то резко собрались и уехали. Со мной Алэн и Кларисса опять вели себя гораздо свободнее, чем с Шоном. Меня снедало любопытство, но я помалкивала. И только на пороге дома, уже перед тем, как сесть в джип, я наткнулась на Шона и его маму. Она погладила его по щеке и тихо прошептала: – Вы совместимы. Сумасшедший способ одобрения. Это наука на них так повлияла?***
Вместо Галарэна мы полетели прямиком в Ларран, тихонько пробрались в Императорский дворец с черного хода и – подумать только! – устроили самую настоящую дикую попойку с монархами. Шон подливал в мой бокал так часто, что я начала хихикать и без стеснения выговаривать «Астер, «Тиану» и «Арден». Мужья правительницы посмеивались и беспрестанно хлопали Шона по плечам, отпуская крайне фривольные шуточки. О чем именно шел разговор, я напрочь забыла. В воскресенье я проспала большую часть дня. А когда соизволила продрать глаза, сморщилась от адской мигрени. Во рту стояла противная сухость. Я догадалась, что мы ночевали в апартаментах Шона во дворце, и тут же вспыхнула, представив донельзя растрепанное чучело с припухшими веками, которое сейчас лежит в его кровати. Шон ворвался в спальню, будто почувствовав, что я начала хоть немного соображать, вкатил тележку, уставленную дымящимися чашками, впихнул в меня таблетки от похмелья и отпоил бульоном, дразняще поздравил «со вступлением в настоящую взрослую жизнь» и скомандовал собираться домой.***
А в понедельник наша дичь попалась в силки.***
На большой перемене ко мне подбежала запыхавшаяся леди тер Соурр и попросила срочно подняться к ней в кабинет. «На вас поступила жалоба, и нужно кое-что уточнить». Я опешила, неужели интриганка Дайра подсобила? Нахмурившись, последовала за веснушчатой методисткой. Только вот даже до главной башни мы не дошли, едва завернули за угол нашего корпуса, как она резко развернулась и сунула мне под нос влажный платок. «Почему не убила?» – мутно удивилась я и уже до боли привычно нырнула в темноту.***
День догорает. Стул, прочные веревки. Руки нещадно выворачивает. Растянуты до боли. Черт! И о чем я только думала? Забыла, каково это? Украдкой я пыталась оценить, насколько серьезно влипла. Так, одежда, слава Богам, цела. И повезло, что с утра я спонтанно решила надеть джинсы. Важно понять, где мы. Заброшенная стройка? Окон нет, только колонны и перегородки. И везде грязь, пустые банки, обертки от фастфуда. Насколько же банально и жутко. Я могу порвать связки, орать хоть до дыр в легких, и все равно моего отчаянного визга отсюда никто не услышит. В голове застучало. Шон… Шон. Скорее всего, он уже догадался. Двое. Я сузила глаза и постаралась рассмотреть четче. От хлороформа голова все еще плыла, и во рту застряла мерзкая ржавчина. Моргаю. Моргаю, моргаю… Та-а-ак! Тер Соурр и какой-то парень в маске. Высоченный, невероятно мощный. Такого мне не вырубить с ходу. Я пыталась рассмотреть глаза, но похититель стоял ко мне спиной. Черт, Тимиредис! Наверное, мое частое дыхание меня подвело. – Она очнулась, милый. Эта рыжая дрянь мурчала неестественным подобострастным тоном. – Вижу. Сорви с нее джинсы. Парень ответил глухо, словно говорил через ткань. Совсем непонятно, что за тембр. А послушная тер Соурр мигом бросилась исполнять приказ и протянула руки к моему ремню. Только сейчас я заметила, что ее длинные острые ногти вымазаны кроваво-красным. Почему они не раздели меня, пока я валялась в отключке? Дернувшись, чтобы лягнуть наглую девку, я еще больше затянула путы на щиколотках. Меня прошиб холодный пот. Совершенная беззащитность. Безысходность. Без помощи я приговорена. Я взвизгнула, зло и отчаянно, а рыжая стерва захрипела. Ударила с размаху. Мою левую щеку пронзило болью, голова отскочила назад так резко, что громко треснули позвонки. В ушах стоял звон. Она что, ходит в качалку? Шон… Шон! Мир адски взорвался, и я прикусила щеку. Нельзя позволить себе прокричать его имя вслух. – Что будем делать с нею, милый? С фанатичным блеском в серых глазах тер Соурр потирала сбитую костяшку. Очки исчезли, надо же. А ведь они ее не портили. – Вырежем печати подчинения. Мне доложили, что у нее уже есть одна, под правой коленкой. Сделаем и на левой, а потом на груди. А дальше мне можно будет снять маску и представить ей будущего супруга, – обронил великан равнодушно. Меня прошибло отвращение, кровь взбесилась… какого?.. Супруга? Его? Так вот ради чего все это? Власть над Сайгирном? Моя абсолютная покорность? Но тогда почему они пытались меня убить? Смерть стала бы милосерднее. – Это вы заказали меня? – проныла я как можно жалобнее. – Почему сейчас медлите? Перед обреченной им нечего чиниться. А мне лучше умереть, чем пережить это истязание снова. Тер Соурр задрала нос и фыркнула: – Задачу ставили убрать не тебя, а твоих надоедливых дружков-охранников. Однако он даже с одним красавцем не справился, а ведь чемпион, мать его. Тоже мне, конченный карьерист. Сложно похищать человека, окруженного сворой преданных псов. Она начала выбалтывать подробности, а я прозрела: так вот почему стрелок не использовал вторую пулю! И видимо, тер Соурр сама провела его на крышу. У меня перед глазами заплясали багровые пятна. Мелкая тараканиха! Гнилая троллиха! Я упрямо пыталась собрать в своей душе как можно больше гнева, едкой злости, презрения, лишь бы отвлечься от методичных приготовлений ее напарника. Но сверкнула сталь, и у меня задрожали губы: я узнала ритуальный клинок. Умолять бесполезно. Но надо. Шон, где же ты? – Но что вам от меня нужно? Я смогу добровольно? Может, мы с вами договоримся? У меня есть все что угод… – Договоримся? – по-змеиному зашипела тер Соурр, дернув меня за волосы и принуждая снова откинуть назад пульсирующий затылок. От нее воняло прогорклым потом. – Мой господин собирается жениться на тебе, а ты предлагаешь договориться? Он накажет тебя за чванливость. Тебе даже понравится. Начитанная сука. Вторую щеку рассекло огнем, тер Соурр царапнула меня своим кольцом. Черт, надеюсь, там нет яда. Она схватилась за молнию на моих джинсах и резко стянула их до щиколоток. – Господин, глядите! Эти трусики не для вас, твари, изверги, ох… Они, они для… Шон, где же ты? Теперь я не могла и шевельнуться. – Зачем вы хотите меня в жены? – все же стоит попытать счастья с моим будущим мучителем. – Я могу сейчас же дать согласие, только не… – голос предательски сел. Я не вынесу. Я не вынесу. Я не вынесу!!! «…если вдруг попадешься в плен к врагам, к кому-то подобному мне – лучше умереть», – однажды предупредил Шон. И почему я с тех пор ничего не приготовила? Я же во всем ему потакаю. Бежать некуда. Ловушка. В горле першил мерзкий кислый ком, и даже если я и хотела умолять, унизиться, это бессмысленно, сейчас меня не хватит даже на жалкий сип. Парень скользнул к моему лицу, в руке, затянутой в плотную кожаную перчатку, блестело изогнутое лезвие острого кинжала. – Наверное, гадаешь, почему я до сих пор тебя не осчастливил? – он грубо схватил меня за подбородок и приблизился почти вплотную. В нос ударил омерзительный тяжелый запах. Ржавый, приторный и гнилой. Такой запах я уже встречала, в квартире Тигвара. К горлу подступила желчь, я кое-как сглотнула и наткнулась на режущий взгляд, сощурилась в попытке отгородиться от ада наяву. Его глаза… скверные, черные и мертвые. Черные. Не он… Не он… Вопреки всему по телу всплеснулась волна облегчения. Я так боялась, что наткнусь на синий льдистый. – Ты должна помешаться от страха и боли. Агонии, которую я тебе устрою всего через несколько минут. Поэтому мы ждали, пока оклемаешься. Чем больше будешь орать и корчиться, тем лучше ляжет печать, тем сильнее выброс силы. И ты сдашься. Подчинишься моей воле, герцогиня. В здравом уме ты не сможешь выполнять команды и приказывать вразрез с интересами твоего герцогства и людей. Не пойдешь против Короны. Поэтому я подарю тебе милость нашего Бога. Прими эту боль как благословение и упивайся ею. В истинной муке раскрывается сущность бытия. Я не видела ничего, кроме тьмы его глаз, но могу поклясться, что он облизал губы. Покрутил жуткий кинжал между пальцев и склонился ко мне. Я зажмурилась и стиснула зубы. – Какого?.. Странный шорох оборвал мой ужас. Но он лишь предвосхитил следующий кошмар. Кошмар прозрения. Резко распахнув веки, я увидела, как похититель корчится и не может высвободиться из странной сети, по которой пробегали разряды. Стоял жгучий треск. Он барахтался в тонких веревках, как большой уродливый жук в паутине. Чем яростнее размахивал руками и ногами, тем больше запутывался. И выдыхался. Он не визжал, просто слабел на глазах. Щелчок, глухой грохот. Тело рыжей методистки, о которой я почти успела забыть, мешком осело на пол, ее пушистая голова впечаталась в бетон. Я едва не заорала и с силой прикусила нижнюю губу. На гладком нежном лбу, прямо между туманных серых глаз, алела аккуратная точка. По-детски юное гладкое лицо застыло в вечном удивлении, все черты уже остекленели. Маска смерти. А по полу растекалась лужа густой крови. Убил. Он убил ее, сразу, без колебаний. Сотрудницу Академии, с которой он наверняка не раз пересекался в приемной ректора. Убил, а я не испытала священного ужаса перед насильственной смертью, лишь недоумение и легкий стыд за свою черствость. Значит, тер Соурр бесполезна? Неужели ей ничем нельзя было помочь? Разве что она сама влезла в эту гадость? И даже если так… Шон, в черной безликой форме и с балаклавой на лице, схватил пучок нитей и поволок кочевника к ближайшей колонне. Сдернул уже бесполезную сетку, почему-то она тотчас подалась. Я сузила глаза, мне показалось, или веревки стали ярче? Так, словно напитались энергией? Вытянули жизненную силу? Невозможно… Я ничего не понимала, сидела в полнейшем оцепенении и просто наблюдала за Шоном. Мелькнула мысль, что я сама приказала ему наказать очередных охотников до моего герцогства, и что так он следует моим распоряжениям. Что он решил, насколько далеко это все зайдет? Нам нужны ясные ответы, но какова цена? Одна глупая жертвенная пешка уже поплатилась оборванным будущим. «Ты так должна пешку отдать, чтобы жертва не напрасной была», опять всплыли его наставления, сказанные будто бы века назад. За короткое время он слепил из меня – я слепила из себя – холодную, расчетливую, беспощадную… кого? Я отстраненно искала в душе отклик на чужую боль, на чужое страдание, на чужую смерть, но не чувствовала ровным cчетом ничего, только слабые отголоски нездорового любопытства. Как Шон поступит на сей раз, что применит, чтобы вытянуть все до малейшей крупицы из нашего объекта? Это – не человек, это – лишь картонный объект. Разве не этого хотел мой похититель? Слиться с каким-то окончательным злом в маске… Внезапно меня прошибло могильной жутью и передернуло от грязи происходящего. В кого я себя превратила? В такую же убийцу, как мои враги? Все эти размышления вспыхивали в сознании просто кодом, расцветали букетами из слов на экране, как в программе Шона. Словно я обращалась не внутрь себя, а изучала неизвестный доселе вид стервятников под гигантским микроскопом. С толикой высокомерного интереса и некоторого тщеславия ученого, что с минуту назад совершил эпохальное открытие, но знает, что очередная сенсация ничего не изменит. Это просто мысли, просто разбор, просто крест на душе. Миг – и на тебе уже метка, к которой ты шла всю свою жизнь. Приняла, когда настало время. А Шон между тем молча и с виду обыденно прислонил свою жертву спиной к колонне, схватил безвольные руки, заломил их назад и сцепил наручниками. Развел ноги парня в коленях и тоже сковал за щиколотки. Теперь свирепый кочевник намертво прикован к несокрушимому бетону. Шон грубо дернул цепи. Не освободиться, никак. И лишь потом он подошел ко мне. Окинул меня взглядом, задержавшись на моей саднящей от удара щеке и оголенных ногах со спущенными джинсами. Рыкнул, ноздри раздулись. – Не вмешивайся и молчи. Теперь я приказываю. Голос бесцветный, лишенный эмоций. Он достал нож и мигом перерезал веревки. Руки тут же прострелило огнем, и я тихонько застонала, стараясь подавить невольные всхлипы. Это еще не конец. Я осторожно повращала кистями и ступнями, чтобы восстановить нормальный кровоток. Мы задержимся здесь, неизвестно, надолго ли. Шон вернулся к скованному парню, снял перчатки и хлопнул того по щекам. Снова. Снова. Хлестко наотмашь, но не в полную силу. Пленника нужно привести в себя. Черные глаза распахнулись, и на этот раз их затопила брезгливая ненависть. – Палач. Шон стянул маску с лица врага, и я впилась в черты, словно высеченные из камня. Я совершенно уверена, что, повстречай я его раньше, не забыла бы никогда. Бронзовая масляная кожа, острый нос, крылья которого гневно раздувались. На макушке длинные волосы, по бокам все сбрито. Дикая, уродливая прическа. И мерзкий запах сладкой гнили. Шон снял маску и с себя и уставился в лютые глаза. Ясно. Приговорил. – Как неожиданно. Должен признать, ты хорошо притворяешься, Палач, – голос моего несостоявшегося супруга исказился ядом, и он сплюнул. – Выходит, герцогиня вовсе не безобидная овца и знает о причине нашей войны с вашей семейкой? Раз ты не дрогнув обнажился перед нею. Шон сел на пол перед парнем и скрестил ноги. Только сейчас я заметила в его руках ритуальный клинок. Он искусно завертел лезвие между пальцами. – О? Неужели не боишься руки замарать? Вы же так храбро боретесь с нашей ма… Все также равнодушно Шон схватил его за волосы и намотал длинный пучок на кулак, а потом коротко полоснул изогнутым лезвием по щекам. На них тут же расцвели алые кресты. Я стиснула зубы, кочевник задохнулся и замолчал, будто не в силах больше выдавить и звука. – Jy praat te veel, – отрезал Шон. – Ek vra vrae, jy antwoord. Dit is duidelik? – Ja. Все эмоции исчезли из голоса моего похитителя. – Hoekom het jy beplan om die hertogin van Saigirn te ontvoer? Парень замычал и затряс головой. Он открывал рот и пытался говорить, но из горла вырывался лишь бесполезный сип. – Jy kan nie daaroor praat nie. Geblokkeer, – спокойно обронил Шон. Кочевник активно закивал. – Jy sal jou eie lekkerny moet proe. С этими словами Шон распахнул куртку пленника и своим ножом распорол черную майку. Я сглотнула желчь, снова шрамы и татуировки, но не так много, как у того шамана в Тер-Шерранте. – Nie 'n geluid nie, jy weet. Anders straf ek jou met 'n vinnige dood. Шон начал вырезать символы на могучей груди – прямо поверх старых шрамов. Медленно, вгоняя острие кинжала в податливую плоть, рассекая застарелые рубцы. Кочевник дернулся, напряг все тело, и застыл изваянием. Черный взгляд остановился на какой-то точке позади меня. С него градом тек пот, смешиваясь с обильными струями крови. Он стиснул зубы и страдал молча. Позволял творить это с собой. Истязать себя. Наслаждался. Я всерьез боялась, что меня вырвет, но не могла отвести глаз от жуткого зрелища. То, от чего спас меня Шон, происходило теперь перед моими глазами. Я понимала, что это адская, невыносимая агония, не просто царапины на теле, а руны. Нестерпимая боль, но пленник упорно терпел. Шон закончил одну руну, похожую на изогнутую кочергу, и тотчас приступил к другой. Бронзовая кожа кочевника выцвела до снежно-белого, губы посинели, из уголка рта стекала кровь – он прикусил язык. Но парень все еще не издал ни звука. И я тоже молчала, дыша через рот, в совершенной муке. Шон работал собранно и кропотливо, и это все никак не кончалось. Его искусные пальцы ювелирно рассекали выцветшую плоть. Как он приобрел такое умение? Говорить на языке наших врагов – это одно, а вот пытать как они… Для этого нужна практика. Неужели он?.. Я опять сглотнула подступивший к горлу ком. Даже если бы Шон спросил меня о чем-то сейчас, уверена, я не смогла бы выдавить ни звука. Зрелище словно наложило на меня заклятье онемения. Я смотрела. Вот и вторая руна завершена – косой крест с наклоном вниз. Я не знала, что именно значат кровавые символы, в свое время мне нигде не удалось найти записей даже о болезненном крохотном шраме у себя под коленкой, но я чувствовала телом и сердцем, что меня порезали отнюдь не произвольными линиями. С каждым алым пульсирующим росчерком взгляд пленника все больше походил на искусственные глаза куклы, готовой во всем угождать хозяину, невзирая на вред себе. Кочевник упивался своей выдержкой, растворялся в экстазе боли, в преодолении физического страдания и душевном смирении с полным подчинением. Разумеется, Шон знал о моем шраме, и каждый раз, когда он нежно гладил его – нечасто, будто место запретное – его пальцы ощутимо дрожали, а дыхание становилось стесненным. Иногда из его груди вырывался и отчаянный стон. Теперь мне понятно, что то был не стон страсти, а сожаления. Сожаления о моем испытании. Он явно в курсе, какая участь мне была уготовлена, и от чего он спас меня. «Око за око» – любимый подход Палача. Третью руну Шон принялся вырезать на совершенно гладком животе. Ни намека на волоски, кожа блестела, будто натертая сливочным маслом. Я смотрела во все глаза, как постепенно появляются до дрожи знакомые линии ромба с удлиненными концами. Вот она – боль, которая преследует меня уже три года. Боль, которая приходит ко мне в кошмарах. Боль, последствия которой до сих пор ощущаются в моих редких, но мучительных всплесках паники. Внезапно пленник завизжал, так высоко и тонко, что мне заложило уши. Фальшивая сирена в третьей октаве. Режущий звук напоминал свист огромного проткнутого котла. Черные глаза, из которых теперь струились слезы, затопило алым от лопнувших сосудов. Кочевник задергался, забился изо всех сил, затряс плечами и вжался в колонну, стараясь избежать соприкосновения с жалящим лезвием. Но бежать некуда. Не поморщившись, Шон завершил зловещую пытку, бережно отложил клинок и обтер ладони о рукава формы жертвы. Я видела, что остались кровавые разводы, но Палачу не привыкать, да? Я смотрела. Однажды Шон обмолвился, что мне ни к чему подобные зрелища, но почему-то команды хотя бы отвернуться он не отдал, разрешил мне самой выбирать, с головой окунуться в мерзкую топкую грязь его отвратительной судьбы и работы. «Я хочу взять тебя… Познай мою суть». Он хотел этого, говорил об этом? О такой сути? Я с самого начала смирилась с его должностью и знала о его навыках. Но знание не означает безоговорочного принятия. – Beantwoord nou my vraag, – холодно приказал Шон. Слова изо рта пленника брызнули хриплым потоком: – Ons moenie toelaat dat die hertogin in die hande van die noordelikes val nie. Of Corona. Haar broer het aan die prinses verloof geraak. Die noordelike koning se nefie sal haar nie laat verbygaan nie... Ons benodig 'n voorraad blou silwer om die seëls te hernu. Ons het die hertogdom en sy kennis nodig. Ons het beheer nodig. Dit was gelukkig dat haar ouers deur die noordelikes uitgeskakel is, en sy hoef nie vuil te word nie en 'n onwaardige dood te beplan. Dit is makliker met haar, sy is jonk, en die werk van voorlegging het reeds etlike jare gelede begin. Ons het verseker geweet dat sy in staat was om pyn te verduur. – Anders as jy. Weet jy wie die moord op die hertogin se ouers beveel het? – Net dat dit iemand na aan die koning is. Relatief. – Dit is duidelik. Vertel ons nou van hoe jy hier beland het, waar jy weggekruip het, wie bo jou staan, hoe om hulle te kontak. Alle klein besonderhede. Moenie my kwaad maak nie, ek sal enige poging ruik om iets weg te steek. Постепенно я перестала вслушиваться, все равно же не разбирала ни единого слова. Пленник говорил и говорил, а кровь из его ран стекала и стекала. Иногда Шон задавал уточняющие вопросы, я догадалась по вопросительному тону. И жертва отвечала очень подробно, захлебываясь от усердия. Я молча сидела на стуле, даже не озаботившись спущенными джинсами, лишенная любых чувств, будто иссушенных диким воплем. Глаза чесались, но я не находила сил поднять руки и потереть веки. Наконец, Шон вновь потянулся к зловещему кинжалу. – Kantel jou kop.. Очнувшись от своей апатии, я с новым ужасом смотрела, как жертва покорно подставляет горло. Мужчина сдавленно молил: – Nee, ek toor jou met die naam van Khashurga, nie so vinnig nie, ek kan dit nie vinnig doen nie, nie hierna nie... Ek sal alles verduur, ek sal nie weer 'n geluid maak nie. Ek, ek... Ahh!– раздался еще один истошный крик, Шон заглушил его резким взмахом стального лезвия. Фальцет перешел в бульканье, и хлынул мерзкий фонтан крови, пачкая все вокруг. Шон быстро поднялся с пола и отшвырнул оружие. Снова вытер руки, обернулся ко мне. Палач. Бледный, ледяной, с черными провалами глаз. Абсолютная тьма, воплощенная в человеке. Я смотрела. Шон… ты… Кто же ты? Ты знаком с рунами кочевников. Их ритуальными пытками. Ты бегло говоришь на запретном языке. Можешь расколоть и подчинить кого угодно. На каждую жертву свой метод… да? Он шагнул ко мне, и я дернулась. Еще шаг, и я завизжала. Шон весь в крови. Он в крови. Кровь. Кровь. Кро… Шаг. Я вскочила со стула, но ноги в спущенных джинсах повели меня вбок, и я бы рухнула на грязный пол, если бы он меня не подхватил. Я вырывалась, отбивалась, брыкалась, но пытаться оттолкнуть его равносильно ударам по скале. – Тимиредис, – я визжала, не переставая, и умудрилась дотянуться и укусить его за шею. А он шептал ласково, трогательно: – Не бойся. Прости! Прости, моя дракошка… Окровавленные пальцы нежно коснулись моей сонной артерии, и я провалилась в темноту.***
Смирение не вечно, Тленно, ложно. Смириться с ядом Невозможно. … Пусть даже ядом смерть искуплена.