***
…Шон привел меня в чувство уже в машине, легонько хлопнув по щекам. – Тими… как ты, родная? – теперь его голос играл густыми красками, низкий и хриплый от тревоги. Однако на его вопрос я не сумела найти емких слов для ответа. Вместо этого решила уточнить, пискнула: – А что будет с.., – я подавилась кашлем. Мы ведь тривиально исчезли с места жестокой расправы Палача над приговоренными к смерти. А Шон измазался с головы до пят. – Мои ребята все подчистят. Ерунда. Не думай об этом, дракошка. «Ерунда…» Не думать? Но как стереть из памяти мощный алый фонтан, в котором искупался Палач? Как наплевать на зловещий ритуал и совершенно рабского кочевника, утратившего всякое желание сопротивляться? Мои ноздри разъедало солью – от одежды Шона до сих пор несло кровью и смертью, и никаким сигаретам не под силу перебить жалящий ржавый запах. И сухота, ни капли ласкового дождя… Забавно, вроде бы Шон вырвал меня из грязных лап жестоких похитителей, но со свежим ароматом летнего ливня исчезло и то волшебное, всепоглощающее чувство потрясающей внутренней свободы. А защищенность… Кто защитит меня от безумия вседозволенности?***
– …Тими, тебе нужно смыть все, и щеку обработать. Помочь, дорогая? Тон Шона был мягким и увещевательным, тихим, словно мой мужчина обращался к безнадежно больной. Своим чутьем я понимала, что внешне безмятежное лицо и светлый взгляд теперь уже вновь теплых шоколадно-карих глаз даются Шону с трудом, что в его душе отнюдь не безупречный штиль. Но я сжала зубы, и из горла не вырвалось ни писка, ни сипа, ни рыка. Бесцветное ничего. Мое тело подобно оболочке для пустой сути. Ни гордости, ни приличий. Я хранила молчание, как и почти всю дорогу сюда. После его беспечного ответа обсуждать свое состояние не хотелось. «Мои ребята все подчистят». Часто им приходится убираться, видимо. «Ерунда». – Дракошка… ты испугалась? – ласково спросил Шон. – Боишься меня? Ведь я тебя не трону, никогда. Тими… Ты единственная, кого я не смогу тронуть, разве ты не знаешь… Я же поклялся тебе. Защищать тебя. Всю жизнь тебя защищать. Тонкие, абсолютно верные слова, но звуки его хриплого голоса, от которого у меня всегда выступали мурашки, доносились будто со дна глубокого колодца. Его запах сегодня пропитался кровавым дождем. Я смотрела на него и сквозь него. Так и не добившись от меня ни слова, Шон вздохнул, погладил меня по щеке, прикосновением нежнее перышка. Пальцами, смердящими кровью. Меня перекосило, я съежилась под его грубой ладонью, и внезапно невозмутимое лицо человека, только что взявшего две жизни, тоже исказилось. Он простонал: – Дракошка… Лишь показалось, или сквозь бесстрастность на секунду прорезалось страдание? Надлом? Адская мука? Шон вздохнул, обронил со смирением: – …Я скажу Лиорту, что ты в шоке. Это пройдет… ты сильная, родная моя. Тими, я сейчас уеду. Мне придется, да и ты вряд ли… Помойся и ложись в постель, хорошо? Меня долго не будет. Потом… – он схлопнул фразу, пронизывающе оглядел меня с головы до пят и просто растворился в темноте лестничного пролета.***
Без него спазм в горле прошел. Я не стала пить валерианку, впервые в жизни с благодарностью ожидая лихорадочных снов. Я жаждала искупления. Но вопреки моему дикому настрою, моей угодливой жертвенности, моей оголенной болезненности ни одна жуткая картинка не пронеслась под плотно сомкнутыми веками. Едва моя голова коснулась подушки, я вырубилась и проспала почти сутки.***
Следующим вечером Лиорт сообщил, что мне выписали больничный, и Шон велел пока оставаться дома. Какая-то мелкая бумажка утверждала, что герцогиня Сайгирн пропустит целых две недели занятий, потому что подхватила простуду. Ха, простыла, ну как же! Овальное зеркало в ванной явило худое бледное существо с загнанным взглядом. Простыла. Этакое топорно-изящное решение для горе-интриганки с синяком на пол-лица. А удар у тер Соурр тяжелый. Я вздрогнула и мысленно уточнила: был тяжелый.***
Телохранитель носился со мною словно с наислабейшим из питомцев, пыхтел ежом, но не узнавал никаких подробностей. Ждал, пока плотину моего отчуждения прорвет. Лиорту мало глупых оправданий типа «я неудачно упала», и я честно сообщила, что меня ударили, но Шон расправился с обидчицей, в своей рабочей манере. Больше о нескольких часах моего плена мы не говорили. А верный Кристиан звонил каждый день, сбрасывал мне домашние задания и настойчиво требовал не запускать наши с ним воровские тренировки. Немного помявшись, он признался, что скучает по посиделкам на лавочке и обсмеял переизбыток женского внимания к своей ослепительной персоне. Очевидно, что девушки открыли сезон охоты на внезапно свободного высокого красавца. Хихикнув, Крис едко прошелся нелестным словцом по жаждущим его сексуального тела прелестницам, не пощадил даже и новую методистку, еще одну бесхитростную поклонницу фиалковых глаз и длинных волос. Мое сердце кольнуло, неужели никто не задался вопросом, куда девалась прежняя рыжая помощница? Еще Крис вскользь пошутил, что я заразила простудой своего мужчину. В ответ на мое недовольное сопение он признался, что пары Шона отменили на три недели. Пришлось мне сделать вид, что Кристиан нас раскусил. «Поди воспользовались его привилегированным положением и вместе рванули на берег Южного океана? Плещетесь там в теплой водичке, встречаете рассветы и закаты? Любитесь? Имей в виду, герцогиня, что если оба возникните тут загорелые, то ваш роман тут же просекут все, кого боги более-менее наградили мозгами». Забавная догадка, Крис. Мои синяки отцветали, и чем бледнее они становились, тем больше мне становилось стыдно. Стыдно перед Шоном. Я ведь поклялась следовать за ним всюду, до конца жизни. Верить ему. Полагаться на него. На той поляне, переплетя наши пальцы и смешав кровь, я для себя бесповоротно решила, что всегда его оправдаю, что бы он ни сделал, как бы ни сделал. Я сама предложила эту авантюру, и глупо понадеялась, что меня не забрызгает грязью и кровью от нашей захлопнувшейся ловушки. Я изобразила невинную овечку, Шон взял на себя ответственность, распорядился жизнью и смертью. Допросил пленника так, чтобы выжать из него все возможные сведения, а ведь – я сейчас осознавала предельно ясно – иначе кочевник бы ничего ему не выдал. Да, Шон знал особые темные руны. Знал о моем шраме намного больше, чем я сама. И каждый раз, касаясь оскверненной кожи под моей коленкой, он шумно глотал воздух. Он ласкал – его пальцы дрожали. Тряслись, когда он трогал меня там, но давили безжалостно, орудуя ритуальным кинжалом на груди пленника. И ведь не вырежи Шон этих рун, любая агония воспринялась бы кочевником как благо, высшая милость и пропуск в их адский рай. Однако вместо благодарности за то, что Шон расправился с моими врагами и защитил меня, я отшатнулась от него как от чумного. Неужели я… предала его? Внешне мое лицо стало тоньше и красивее, скулы еще точенее, кожа сияла, но внутри меня съедало неподъемное бремя вины. И чем дольше не возвращался Шон, тем сильнее меня плющило этим бременем. К концу второй недели я в любую минуту ожидала, что меня раздавит. Я не смела нарушить наш привычный распорядок и усиленно занималась с Лиортом, бегала с ним по парку по утрам и иногда вечером, с головой зарылась в книги, твердо пообещав себе ни в коем случае не отстать от учебной программы, выполняла все упражнения, проводила опыты со сплавами голубого серебра и драгметаллами, тем более что все необходимые инструменты у меня имелись – купила, когда мастерила браслет в подарок Шону. Мне очень хотелось с ним объясниться, попросить прощения, но Шона и след простыл. Через две недели, во вторник я наконец-то вернулась в Академию.***
Альма матер встретила меня особым запахом книг, почему-то мыла и спешки. Ох! Надо же, оказывается я уже успела привязаться к этим длинным переходам, просторным залам и монументальным стенам, вдохновляющим многие поколения пытливых умов. Я бодро зашла в компьютерный класс на занятие по основам программирования, и несколько человек тепло поздоровались со мной, и даже спросили, как мои дела. Растаяв от внимания, радуясь простым человеческим вопросам, я с удовольствием пообщалась с однокурсниками. Кристиан сиял и не отходил от меня ни на шаг. По привычке вместе мы поспешили на вторую пару – историю, и у дверей лекционного класса мои глаза меня подвели. Не веря до конца, что не брежу, я споткнулась и позорно растянулась бы посреди коридора, если бы Крис меня не подхватил. – Бледнолицые, – подначил меня мой друг, намекая, что ни у меня, ни у Шона не наблюдалось ни малейшего намека на загар. В полнейшем ступоре я зашагала дальше. Мы поравнялись и рассеянно кивнули друг другу. И все? Ни звонка, ни сообщения? Он просто пришел сюда? Неужели Шон не догадывается, что я места себе не находила с того самого дня? Волновалась о нем? Скучала? Да тролль его побери, я на стенку лезла и сходила с ума! Я не жила без него… А Крис наклонился ко мне снова и восторженно шепнул: – Твой тер Дейл вчера такую лекцию нам двинул, все на ушах стояли. Все же он крутой. Мы уже поднимались на наш законный седьмой ряд, и я продолжила подниматься на автомате, хотя грудь пронзило ледяной стрелой. Вчера? Он вернулся вчера, а может и раньше, но я… ничего не знаю? Я постаралась не пороть горячку и успокоиться. Наверняка у Шона свои причины так поступить. Но теперь, когда я увидела его, я могу пойти и поговорить с ним. Сказать ему… обо всем сумбуре, который проносился у меня в голове за эти две недели, о том, что я прекратила метания. Слишком поздно шарахаться – я буду с ним до конца. Если он захочет. Я едва досидела до большой перемены и, для приличия покраснев перед криво ухмыляющимся Крисом, помчалась в кабинет проректора. Шум крови в ушах мешал ясно мыслить. Постучала. – Входи. Слава Ларише, он один. Сидит за столом, весь обложенный папками и бумагами. Шикарный, цветущий. Пахнет летним дождем и слабыми нотками ментола. Моим мужчиной. – Шон! Я почти набросилась на него, но его ровный голос пригвоздил меня к месту. – Нет, Тими. Споткнулась на полпути и глупо вытаращила глаза. Спросила: – Что «нет», Шон? – Черт, откуда в моем голосе предательская дрожь? Его взгляд… холодный, отстраненный. Чужой. – Я к тебе, вот... – Я сейчас занят, – строго выговорил мне Шон. – И здесь не место для наших задушевных бесед. – Я… – мне пришлось сглотнуть, во рту вдруг застрял противный ком, – просто хотела узнать… все ли с тобой хорошо. – Разумеется, – он хищно усмехнулся. – Ты ведь знаешь, какой я. Живучий. Ох. – Но тогда почему? – Я же сказал, я занят, – снова оборвал! На этот раз в голос прокрались ледяные нотки раздражения. Сразу в моей груди расцвела пульсирующая черная дыра. Он что же, не хочет меня выслушать? Шон мне совершенно не рад? Ведь даже не удосужился позв… Дверь нагло распахнулась, явив нашим глазам прекрасную Катину тер Канинг. Брюнетка влетела как к себе домой, без стука, и защебетала: – Шон, дорогой! Я со вчерашнего вечера… о, ты не один? Прости. Несмотря на сбивчивые извинения, в ее низком музыкальном голосе не слышалось ни капли раскаяния. – Ну что ты, Катина! Проходи, – Шон обворожительно улыбнулся и вновь повторил мне: – Я занят, Тимиредис. Он томно смотрел на Катину тер Канинг. «Я – Сайгирн», твердо напомнила я себе. Я не могу устраивать сцен, это низко и отвратительно, тем более что Шон не моя собственность. Он всегда главнее, и… И мне срочно нужен воздух. Смотря прямо перед собой и вежливо промямлив: «До свидания, профессор тер Дейл, маэстро тер Канинг», я спокойно вышла из кабинета, с гордо расправленными плечами и высоко поднятой головой. Ручка аккуратно щелкнула. Годы опыта жизни среди прожженных аристократов на сей раз меня не подвели. Эта блестящая студентка, которой только что грубо дали от ворот поворот, – вовсе не юная и наивная леди Тимиредис тер Ансаби, это просто кукла, кареглазая и кудрявая, равнодушная и яркая Элоиза, и все же она – Сайгирн. Я мягко прикрыла за собой дверь. В пустом коридоре я позволила себе пару минут слабости, отчаяния и две дорожки слез. Без рыданий, капли просто скатились, потому что так нужно. Представила свою пещеру в «Нарвале», одинокий уступ в тесном проеме между скал, суровое Северное море, в котором тонут все печали. Вот бы нырнуть навсегда… Я быстро забраковала идею пропустить мириндиэльский и занятие по фехтованию. Стиснула зубы: еще чего не хватало! Наш спор с Дайрой никто не отменял, и я при любых условиях обязана в этом соревновании победить. Я слушала нежный голос незабвенной йор Брили, напевно читающей балладу о разлуке возлюбленных, но мысленно постоянно возвращалась к нашему странному недоразговору с Шоном. Что, черт возьми, происходит? Мы с ним так крепко увязли в отношениях, вывернули друг перед другом столько грязного белья, что нельзя все закончить лаконичным «я занят». Шон сильный, и при желании он смог бы меня растоптать. Опытный кукловод, непревзойденный. Конечно, я всегда знала, что он многое от меня скрывает и постоянно манипулирует. Больше того, я любила запутываться в сетях его манипуляции. Но вот как он манипулирует мною? И – насколько долго? Я сдавленно всхлипнула, прижав кулак к искусанным в кровь губам. Либо Шон лгал мне последние полгода, либо солгал сейчас. Тихонько, чтобы не оскорбить леди йор Брили, я достала из сумочки телефон, опустила его так, чтобы не заметили, и открыла стих Кристиана… Я – вьюга… Я – метель… Я – не чувствую… Я – не ощущаю… Я – не страдаю... Я – бездушна. Я – бездушная. Бездушная. Бездушная, потому что Эли готова меня подменить, завладев моим телом. Я играла эту роль так хорошо, что ни Кристиан, ни даже Лиорт ничего не заметили. «Будешь печь что-нибудь для Шона?» – хихикнул мой веселый телохранитель. «Неа, сегодня другие планы». На занятиях нашего фехтовального клуба я столкнулась с Бьерном, хотя мириндиэльский северянин пропустил. И, в том числе благодаря ему, мне удалось удержать лицо при взгляде на сияющую всеми цветами радуги маэстро Катину тер Канинг. С чего бы ей стать такой счастливой? Самодовольной? В косом взгляде брюнетки легко угадывалось высокомерное превосходство. Наверное, есть веский повод. – Тимиредис, помните, я приглашал вас на обед? Но вас так долго не было… Кристиан сообщил мне, что вы приболели. Надо же, викинг даже справлялся обо мне у Криса! – Да, Бьерн. Простуду подхватила, так досадно! – пожаловалась я, выполняя растяжку. Перед боем необходимо как следует разогреться. И рассвирепеть. – Надеюсь, что сейчас вы – как там у вас говорится? – в добром здравии? Иногда мне казалось, что этот великолепный сын посла владеет имперским лучше меня самой. Со смешком я указала ему, что он употребил церковное выражение. И да, я вполне здорова. Блондин не ограничился ответным смешком, вместо этого разразился громогласным хохотом. – Рад слышать, так как намерен загонять вас. А в отместку вы поужинаете со мной сегодня. Надо же, Бьерн представил все, как свершившийся факт. Где-то я уже сталкивалась с подобной манерой. – В отместку? – Ну да, как же иначе. Обычно, когда Шон здесь, в Галарэне, он заезжает за мной около семи. Но он так бесцеремонно выпроводил меня из кабинета… И остался с нею… Во мне взыграла герцогская гордость. – Что ж, я с удовольствием соглашаюсь. Только выжмите из меня все соки, Бьерн. И плевать на многозначность, пусть понимает в силу своей испорченности. – Желание прекрасной дамы для меня закон, – отсалютовал мне блондин. – Вы просите, я делаю! И сделал. После тренировки мой костюм и впрямь можно было выжимать. Я сосредоточенно отбивала почти все его выпады и, следуя его командам, нападала сама, опять и опять. Бьерн разошелся и не давал ни мига передышки. А когда мы закончили, сам сорвал с меня шлем и возвестил: – Валькирия! В семь у «Пеликана».***
Я не имела права признаваться Бьерну, где именно живу, поэтому мы встретились около ресторана с забавным названием «Молчаливый пеликан». На вывеске красовалась мощная птица с очаровательным розовым бантиком на клюве. Надеюсь, здешние блюда настолько же изысканны. Прекрасный викинг уже ждал меня за уютным столиком у окна. Он вежливо поднялся с места и галантно отодвинул мне стул. Лиорт хмуро буркнул, что будет неподалеку, и отошел к барной стойке. – Тимиредис, – начал Бьерн вкрадчиво, – давай уже на «ты» перейдем? – Запросто, Бьерн, – поддержала я. В конце концов, мы почти приятели. Вон, дважды в неделю лупим друг друга. – Ты сегодня потрясающе красива. Для нашей встречи я выбрала алое платье незамысловатого приталенного кроя и высоченные шпильки на платформе. Я старалась. – А ты всегда потрясающе красив, – признала я очевидную любому зрячему истину. На викинге роскошно смотрелся темно-серый удлиненный пиджак в сочетании с зауженными брюками, накрахмаленной бледно-голубой сорочкой с серебряными пуговицами и бриллиантовыми запонками. Хотя и лохмотья бы Бьерну подошли, сделали бы из него патлатого бунтаря. – Ну, отец многое мне дал. И внешность – один из его даров. – Твоя мама тоже красавица? – Она умерла, Тимиредис. Боги! К щекам прилила кровь. Мне захотелось не просто сгладить неловкость, а искренне выразить сочувствие. Я протянула руку и невесомо погладила его сильную ладонь. Брови Бьерна взлетели. – Прости… и это не просто слово. – Спасибо. Я кивнула и замолчала, принявшись за изучение меню. Решила дать нам обоим время. Но Бьерн не зря вырос на Островах – он действовал напролом. – Ее нет с нами уже почти девять лет. Отец сбежал сюда от горя. А я остался на попечении старшего брата Рольва, он на пять лет старше. Тоже военный, командует… одним из подразделений. Он жесткий и холодный, и в этом выражается его любовь ко мне. Раз его брат командующий, значит он планирует союзные действия с кочевниками против Империи. А Бьерн ему в этом помогает? Украдкой я прислушивалась к звукам – не зажужжит ли телефон, ведь уже восьмой час, он может меня потерять, но… напрасно. Выходит, не зря мне вздумалось развеяться вместо томительного вечера дома. Ни к чему терзаться страхом и виной. Я не из тех, кто будет плакать у окна. Мы с Бьерном разговаривали все свободнее и свободнее, откровеннее, и, сами не заметив, начали шутить. Я искала в нем проблески тьмы, застарелой вражды и предрассудков, но не находила, вместо этого натыкаясь лишь на обезоруживающую прямоту. Он и правда светлый, или это выбеленная тьма? А блондин между тем пообещал взять меня на зимнюю рыбалку и накормить строганиной, и даже, случись оказия, то покатать на мамонте во время нашего визита на Северные Острова. В одобрении Короны уже не оставалось сомнений. Бьерн делился впечатлениями от Академии, Галарэна и Империи в целом, сокрушался, что нам никогда не удавалось надолго оставаться добрыми соседями, что в глазах сайгирнцев викинги всегда завоеватели и враги. Вдруг он огорошил: – Тимиредис, ты… конечно, для наших стран лучше, если мы с тобой поладим. Ты же понимаешь, о чем я? – Ну еще бы, Бьерн! – и почему я не смутилась? Скорее, подначила его, хихикнула. – К черту политику. Ты мне нравишься. Ты, Тимиредис. Я не хочу твоей смерти, я не хочу кровопролития на твоих землях. Не хочу потому, что ты мне нравишься. Не только как привлекательная девушка. Как человек. – О! – Что, опять зароешься в немногословие? – легко подразнил он. И серьезно продолжил: – У нас есть традиция, Тими, первый удар наносить мечом и нападать перед рассветом. В час волка, так у нас говорят. Если брат подошлет к тебе убийц, они не ударят издалека. По крайней мере, вначале. Но… а как же тогда мама и папа? Никто не вызывал их на дуэль, никто не подкараулил их ночью. Подорвали среди бела дня, после церемонии открытия музея в Рианге. Я закусила губы, чтобы не закричать. А Бьерн продолжал, настойчиво, вполне в духе викингов. – Давай после тренировок оставаться еще на час? Будем биться так, как у нас принято. – И это как же? – Без дурацких костюмов. На мечах. Острых. У настоящего боя должна быть цена. Не знаю, что за цели у Бьерна, но моим он невольно подыгрывает. – Я не могу отказаться. Расплатившись, Бьерн позвал меня бродить по осенним улицам. Он дивился теплу и шутил, что попал в мягкое лето. Я все еще прислушивалась к телефону, но тот молчал. Шон молчал. И я молчала. Улыбалась. А когда вернулась домой, до восхода солнца рыдала в подушку.***
Наутро в Академии я увидела, что нам поставили дополнительное занятие с Шоном, чтобы нагнать упущенное время. И снова включила «режим Эли»: с виду как ни в чем не бывало пошла на его пару и насильно сосредоточилась на теореме умножения вероятностей. Я впитывала его блестящие объяснения, записывая важные мысли как прилежная студентка. На первой парте фанатичная Дайра строчила подробнейший конспект, высунув кончик языка от усердия. Шон не смотрел на меня – я чувствовала, просто увлекательно вел пару. И как он научился настолько страстно вещать о скучной статистике? Наверное, потому что вкусил плодов своего труда. После звонка мы с Кристианом дружно спускались вниз, и я настроилась просто безразлично пройти мимо, но Шон окликнул меня: – Тимиредис, задержитесь на пару минут, пожалуйста. Я покорно застыла и подняла на него пустой взгляд. Его карие глаза режуще-равнодушны. Живот свело. – Работу в лаборатории над вашим проектом придется приостановить на некоторое время, – спокойно сообщил Шон. У меня перехватило дыхание. Лицо, Тимиредис! – Почему? – я ведь имею право знать! Он подождал, пока выйдет последний студент, и потом мягко произнес: – Так лучше, дракошка. Лучше? Лучше?!! Лучше дать мне понять, что он больше меня не хочет, вот так вот между делом в классе? Что за бред? Шон не трус, должна быть причина. Должна быть причина. Должна! Мне дико притворяться перед тем, кто видел почти все мое тело, чье имя я выстанывала жаркими ночами. – Шон… – Я сказал, выполнять все мои приказы, – глухо, сквозь зубы выдавил он. – Отказываешься? – А ты все еще меня учишь? – Всегда. Но не так, как раньше, правда, Шон? Между нами что-то сломалось… Мое сердце почти усохло и рассыпалось горьким пеплом, как внезапно я уловила это. Запах, тонкий, слабый, почти неразличимый за стеной дождя и дымкой ментола. Я шагнула к нему вплотную. – Как скажешь, я подчинюсь, ты ведь это знаешь. Позволь мне поделиться наблюдением? Он отступил и хлестко упрекнул: – Не забывай, где мы!.. Говори. И что же, я заразная? До сих пор больная? Я почти рыкнула ему в лицо: – Сегодня дождь кислотный, Шон. Мы ели друг друга глазами. На миг мне привиделось мерцание раухтопаза, бескрайний космос, но тут же все истаяло, и на поверхности радужки выстлался застывший шоколад. Шон молчал минуту, две… Я сдалась: – Я пойду, Шон? – Конечно, Тим. Гордая герцогиня Сайгирн грациозно развернулась и выплыла из класса, а потом задорно пригласила ждавшего ее Кристиана тер Риату в кино. Гордая герцогиня придала лицу совершенно мягкое счастливое выражение, и даже не покривила душой. Гордая герцогиня осознавала, что только что уловила слабый умопомрачительный аромат лжи от своего неподражаемого мужчины. А вернувшись домой, гордая герцогиня зло глотала соленую влагу. Когда рядом раздалось вожделенное жужжание телефона, гордая герцогиня не стала выжидать три долгих гудка, схватила трубку сразу. Прохрипела: – Алло? Гордая герцогиня не призналась в своем разочаровании, когда в ухо закричал Аскани. Чертов родной Аскани, который не мог выбрать день хуже. – Открывай ворота, сестренка! Мы на машине! Мы? В панике я побежала в ванную и сунула опухшее лицо в ледяную воду. Так, посмотрим. Глаза красные. Жалкие. Где-то в аптечке у меня должны заваляться глазные капли… Через дверь я крикнула Лиорту, чтобы тот отрыл ворота и впустил незваных гостей. Похлопала себя по щекам, скручивая кожу. Натянула джинсы и первый попавшийся свитер и бегом спустилась вниз, выскочила на террасу. За рулем неприметного седана красовался сам наследник имперского престола, рядом с ним на переднем сидении блистал жемчужными зубами мой наглый двоюродный брат, а его нареченная скромно выглядывала с заднего ряда. Любопытно, если Ас разойдется и разомлеет от близости власти, сможет ли Брианна его вовремя одернуть? – Тими, принимай визитеров! Мы с едой! Элдред вышел из машины и скромно предложил: – Тимиредис, давай без церемоний. Да, так легче. Я нацепила маску беззаботной студентки. Мы все же почти ровесники, да и будущие родственники, так что переход от «Элдреда» и «Брианны» к «Элу» и «Бри» состоялся плавно. Чего уж чиниться, если даже к Императорам я обращаюсь по именам. Конечно, с принцем и принцессой прибыла и охрана, да и своего верного Борина Бредли Ас не оставил без работы. Вот у нас и сложилось две тусовки: гуляющая золотая молодежь под присмотром их зорких телохранителей. Гости побаловали меня вином, снова «Золотистым эльфийским». Бокал, другой… Напиток был легким, воздушным, настоящий нектар богов. Порядком набравшийся Ас включил свадебный марш и повел Бри в бурном танце. Их ноги заплетались, я хохотала и ехидничала, что репетиция свадьбы безнадежно провалена. Я раздвоилась. Словно молодая и беспечная часть меня вовсю купалась в безудержном веселье – ей и впрямь здесь и сейчас все невероятно забавно, а другая, отстраненная и расчетливая, билась в мучительной агонии, горела невидимым ядовитым пламенем. Тосковала. Тосковала по нему. Аскани меж тем уже начал тянуть гласные... таким расслабленным я его никогда еще не видела. – Сеестренка, потаанцуеем? Не возражааешь, лююбиимаяя? Бри светло улыбнулась жениху и покачала головой. Двоюродный брат отвел меня подальше от террасы к деревьям и навалился на меня чуть ли не всем своим весом, от неожиданности я почти осела на землю. С лета он еще больше вымахал и окреп. Мне пришлось встать в борцовскую стойку, чтобы удержаться на месте. Ас прыснул, будто мы в цирке, и я хлопнула его по плечу. Худо-бедно мы принялись неловко раскачиваться в жалком подобии медленного танца. Странно, но впервые пришлось вести мне. – Тимии, ты же знааешь, что ты моя любииимая сестрееенка? Вот не зря говорят, «In vino veritas»! – Конечно, Ас! Я тоже люблю тебя. Я погладила его по растрепанным темным прядям. Шелковистые, даже зависть берет. – Герцог тер Дейл опасен. Тебе лучше с ним расстаться, – заявил Ас совершенно трезвым низким голосом. Что? – … Почему? – Мы с Бри сблизились настолько, что она… доверила мне кое что. Тайну, из тех, что лучше не знать. Я не могу сказать тебе прямо, но и проигнорировать не могу. Тим, он тебя погубит. Брось его, прошу. Просто прекрати. Эх, Аскани, знал бы ты… Сердце заныло с удвоенной силой. Что ему известно? Неужели Бри… проболталась? Я не могла оставить намеки брата без внимания. А сейчас лучше состроить дурочку и разыграть неведение. – Ас, я не понимаю. Ну о чем ты! Шон потрясающий. Мне с ним, как бы сказать… – как по заказу, щеки покрылись ярким румянцем, а лоб – испариной. – Я готова вечность прожить с ним! Он умный, притягательный, добрый… – Добрый? – перебил меня брат. – Добрый? Ты не соображаешь ничего? Не знаешь его нутра. Тим, он же… – Аскани, – холодно проговорил Элдред, вдруг оказавшийся совсем рядом с нами. – Тебе лучше сменить тему. – Да, мне вовсе не по душе твои детские придирки к Шону, – продолжила я этот фарс в декорациях поруганной невинности. – К Шону? К Шону??? – голос брата свистел злобой. – Да у твоего Шона руки по локоть в крови! Он действительно знает. Я размахнулась и залепила Асу пощечину. Хлесткую, звонкую и обидную. В полнейшем шоке он схватился за лицо. Обуздав ярость, я ласково прошипела. – Аскани, я очень тебя люблю. Очень. Ты моя семья, и я не перенесу, если с тобою что-то случится. Что-то плохое, понимаешь? Ты отнюдь не глупый, и должен следить за своим языком. Я благодарна за попытку защитить, но подумай еще раз, что можно говорить, а что нельзя. О чем нельзя даже мыслей иметь. Но мой двоюродный брат, этот упрямый потомственный аристократ, оскорбился в своей спеси. – Мне он не навредит, а же обручен с наследной принцессой. Да что же он уперся, право! Прости, Аскани. – Приемной наследной принцессой. – Я заморозила брата взглядом. – Приемной. Услышь меня, Ас. И прости. И ты, Эл, прости тоже. Элдред грустно усмехнулся: – Теперь мне яснее, отчего ты удостоена его высочайшего доверия. Аскани тихо уточнил: – Так ты знала, Тим? – от разочарования в его голосе мне стало тошно. – Знала, и все равно ты с ним. – Брат, я тебя умоляю, не поступай опрометчиво. Это знание, которое может стоит тебе жизни. Его перекосило, и он выдавил сквозь зубы: – Ты мне угрожаешь? – Предостерегаю. Потому что люблю тебя, Ас. Я очень тебя люблю. А Шон беспощаден. К чему ломать комедию? Это так и было, все в Империи знали о характере Палача. Однако Ас не уступил, не захотел сочувствовать мне. Он едко бросил: – Мы поедем, пожалуй. Оглянулся на невесту, которая одиноко сидела на террасе. А я поняла, абсолютно странно, что мне стало легче – оттого, что не нужно больше притворяться и корчить из себя жертву. Не стоит нам заканчивать встречу на такой грязной ноте. Ас мне родной человек, он моя семья. Я вздохнула и мягко пожурила его: – Ас, ну куда вы собрались посреди ночи, да еще в твоем-то состоянии? Эл, может ты его вразумишь? Оставайтесь, выспитесь. Я очень рада, что вы меня навестили. Правда. Просто, Ас, давай не будем больше о Шоне, никогда и нигде. Договорились? Брат пожал плечами, церемонно процедил: – Как пожелаете, герцогиня Сайгирн.***
Телефон зажужжал на большой перемене. – Да? – После уроков езжайте домой с Лиортом, пообедай, и я тебя заберу. – Как скажешь.***
Сердце освоило акробатические трюки, и в попытке его успокоить я застыла в шпагате, продольном, а потом и поперечном. Я тщательно выбирала джинсы и свитер, надела его любимое сиреневое белье… Сделала все уроки на остаток недели. Звонок: – Спускайся, дракошка. Я вообразила подиум и высоченные шпильки, на которых не побежишь, сломя голову. Степенно и с достоинством я вышла из спальни и неторопливо спустилась по лестнице. Шон сидел на диване в гостиной, однако при моем появлении гибко вскочил. – Лиорт, сегодня не отлучайся, – краткий металл приказа. Душа ухнула с обрыва, в голове она вопила, но я промолчала. Я не буду унижаться еще больше, не буду требовать с него объяснений, устраивать мелочные разборки и тем более умолять о чем-то. Пусть скажет мне все сам, наедине. Мы сели в джип Шона. – Пристегнись, Тими. Он нарочно? Нарочно? Когда я искала пряжку ремня, мои пальцы заметно дрожали. Шон повернулся ко мне и пронизывающе смотрел на мои неловкие руки. В конце концов, я впервые с зимы сама пристегивалась в его машине. Возилась минуты три, он ждал, ничего не говорил. Наконец раздался спасительный щелчок. – Поедем к Тиану, круговая сегодня. – Хорошо. Я сегодня была в ударе, как никогда прежде. Четко бросала кинжалы. Метко стреляла в движущиеся мишени. Пинала Шона с разворота. Роняла его, и он меня ронял. Я не задавала вопросов, кроме как по существу. После душа в нашей с Шоном до недавнего времени общей спальне я переоделась и забрала мокрые потные вещи. Мы снова подошли к джипу. Шон приказал: – Садись за руль. – Хорошо, Шон. Он позволил мне вырулить на восьмое шоссе и направить машину за город. – Сворачивай и останавливайся. Я подчинилась. Включила поворотник, выкрутила руль вправо, притормозила, сбросила на нейтральную и дернула рычаг ручного тормоза. Поджала пальцы на ногах и приготовилась невозмутимо умереть. – Дракошка… как тебе еда в «Молчаливом пеликане?». Я опешила, а потом догадалась: либо Лиорт доложил, либо Шон отследил сигнал на моем браслете. – Неплохой ресторан, – выдавила я. – Тебя, Тими, должны водить только по лучшим местам. Я горько засмеялась и вцепилась в руль. Просипела: – Мой взыскательный вкус не оскорблен, если ставить вопрос так. – Понятно… – Шон накрыл мою правую ладонь своей и начал поглаживать вены кончиком большого пальца, подвергая меня сладчайшей из его набора пыток. От места соприкосновения наших рук по моей коже волнами расходились разряды удовольствия, мне хотелось новой дозы счастья, буйно расцвести под его ласками, под ним. Я сглотнула, в глазах защипало. Он смотрел на меня, я чувствовала, пронизывающе, требовательно, но я не поворачивала головы. Шон отнял руку, блаженное ощущение исчезло, я заледенела, будто застыла в вечной мерзлоте. Мне мало, мне его мало. – Дракошка… послушай, – очень мягко начал Шон. – Мы будем тренироваться и дальше. Обсуждать стратегию и решения. Заниматься борьбой и всем остальным. В шахматы играть. Кататься. Когда я в городе, я буду забирать тебя. И вечером я тебя буду отвозить к тебе домой. Ты… понимаешь, Тими? «Раз мы вынуждены скрываться, для тебя это возможность наслаждаться притворством, – вспомнила я. Тогда его слова вызывали дрожь предвкушения, сейчас же я с трудом подавляла дрожь от истязания, которому он меня в эту минуту подвергал. – Ты должна терпеть, не выдавать своих настоящих чувств, будь то любовь, желание, тревога, ненависть». Сейчас моя агония его не касается. Вдыхаю, выдыхаю… Некрасиво тянуть с достойным ответом. – Шон, мы на сегодня закончили? Я еще не всю домашку сделала. Боковым зрением я уловила его руку, протянутую к моим волосам, но Шон одернул себя. – Дракошка, ты говорила, просила научить тебя выслеживать зверей. Вот тебе урок: выслеживать без цели – бесполезная трата времени. Хищник всегда знает, что хочет сделать с добычей. Моя голова упала на руль. – Перелезай на пассажирское. Он выпрыгнул из машины и обошел ее почему-то сзади. Я просто пересела вправо. Мне нельзя, ни в коем случае нельзя смотреть на его губы. Мне больше нельзя дышать его воздухом.***
Пустота… тихая, свежая, хрустальная. К ней стремится жизнь закономерно. В горе и в блаженстве – идеальная. Что бы не случилось – пепел тлена. … Пусто, пусто, пусто… нет дыхания.