***
В частном самолете, который я уже видела, когда спешила на спасение Шона в Ларран, мы встретились с подозрительно веселыми Бель, Тиану и Арденом. Шикарная отделка салона резала глаза, а ведь в прошлый раз я и не заметила этих вычурных подлокотников на креслах, обитых сапфировым бархатом. – Все происходит в лучших традициях нашей прекрасной семьи, – удовлетворенно подразнил Тиану. Улыбка прекрасного синеглазого блондина вышла несколько кривоватой, а тон сушил. – Тим, Шон предупредил тебя, что к нему в придачу положены исключительно щедрые, благородные и до дрожи жестокие родственники? И от них теперь никак не отвертеться? – Она не поэтому согласилась, Ти, – бесцеремонно заявил мой будущий муж. Совсем скоро я буду называть его так по праву. Это уже не маскировка и не игра. Это не сон-манок. Не заветное желание, которое никогда не сбудется. Через пару часов я стану женой свирепого и блестящего Палача всемогущей Империи. – Не сомневаюсь, что ты был очень убедителен, – колко вставил Арден. Он откровенно погладил грудь Бель поверх ее кружевной блузки, сжал длинные, холеные пальцы и оставил нежный поцелуй на горле Императрицы. – Мы тоже… отпразднуем. Шон зарычал.***
Было уже одиннадцать вечера, когда мы прибыли в столицу страны Вечных Цветов. Сам Владыка Алсинейль вышел нас встречать – прямо на лужайку перед дворцом. Посыпались торопливые, чуть скупые, но все же теплые представления, я присела в учтивом реверансе, – и верховный правитель Мириндиэля отправил нас с Бель готовиться к обряду. Я будто заблудилась в мозаике, завертелась безвольным стеклышком в калейдоскопе. Детскую игрушку вертела Бель. О да, Императрица точно знала куда идти, и, бойко скомандовав мне не отставать, припустила по анфиладам торжественных залов. Я неслась следом, только за ней, все наши мужчины незаметно растворились в сетях дворца. Наконец мы затормозили в громадной комнате с внушительными стенами, расколотыми широкими проемами стрельчатых окон. Вокруг роскошно и все равно как-то безлико, дежурно даже. Слишком бежево, чересчур кремово и определенно неприлично бело. Мы шумно вздохнули, я взялась за молнию платья, и… И в полном отчаянии осознала, что мне совершенно нечего надеть. – Бель, – смущенно пискнула я. Мысли разлетелись как стайка синичек, перескакивая с самого наряда на повод принарядиться. Почему-то разобрало любопытство, оставлю я свое родовое имя или же примкну к роду Шона, настоит ли он на этом? Тогда я буду зваться Тимиредис тер Дейл? Или, возможно, двойную фамилию возьму? Тер Ансаби тер Дейл. Тер Дейл тер Ансаби. Это ведь очень важно, даже насущно, и столько документов придется переделать… Жуть! Мне льстило зваться с Шоном одинаково, и в то же время было боязно. Думы о браке, который вот-вот состоится, закружились водоворотом липкой паники, и я смущенно хохотнула. Сначала надо обменяться клятвами хотя бы, а тут одна беспечная герцогиня и не сообразила позаботиться о приличествующем сему торжественному случаю облачении. И теперь выспренно и очень высокопарно ругает себя. По шее стекли предательские капельки пота. – Я захватила платье, не переживай, – легко защебетала проницательная Бель. – А волосы распустишь, Шон ведь так любит, правда? – Да, – признала я сдавленным от мандража голосом. – Ну что ты, Тими, – Императрица погладила меня по руке в успокаивающем порыве. – Мы с мужьями так рады за вас, счастливы даже. Это судьба, понимаешь? Судьба. Вы предназначены друг другу, любому мало-мальски наблюдательному человеку это было ясно с самого начала. А теперь иди и выйди за него замуж. – Л-ладно. Слабыми дрожащими руками я надела искристо-радужное, струящееся платье в пол и шагнула в серебристые остроносые туфли на высоком каблуке, даже не интересуясь, откуда взялось все это великолепие. Чуть погодя в дверь постучал Арден и чопорно сопроводил нас вглубь уже знакомого дворца, сквозь богатые, самоцветные залы, по извилистым длиннющим коридорам, через внутренний дворик с буйными тропическими листьями и лепестками – в семейный храм правителей Мириндиэля. Я так волновалась, что роскошное убранство потаенного места – все эти изящные скульптуры, цветные витражи, ажурная каменная резьба на сводах стен древней святыни народа Вечных цветов – проплывали перед глазами, не оставляя следа в сердце. Но вот фонтан привлек мое внимание. Он был каким-то… правильным. Чистый, свежий и словно мерцающий, фонтан так и манил окунуться в прохладную воду, пригубить живительной влаги. Я прищурилась и почти уловила висящую над ним двойную радугу. Необычно. Рядом с чудесным источником нас ждали Владыка, родители Шона – я моргнула и поприветствовала их слабым кивком, – и одетый в черный смокинг и белую, кажется, накрахмаленную рубашку сам Шон. Я задохнулась от восторга: на его прирученных волосах блестел удивительный венец с солнечными камнями. Такая мощь. Знак его родства с Императорами. Шон не улыбался, но его завораживающие шоколадно-карие глаза сверкали, и в них плескалось непонятное чувство. Гордость, сила и что-то еще – глубокое, неуловимое, темное, почти запретное. Хищное. Сегодня мой мужчина раскроется мне, это неизбежно. И я приму. Приму… и отдам… Не зная, что мне следует делать теперь, я сглотнула и замедлила шаги, но тут на помощь пришел Арден. Старший Император взял меня за руку, уверенно подвел к Шону и вложил мою маленькую ладошку в его широкую ладонь. А Шон нежно погладил мои пальцы и шепнул: – Готова, дракошка? Мягкий низкий голос обволок меня дождем, раскаленный метал проник в самую суть – в любящее сердце, его властные глаза подчиняли, но высвобождали мое древнее, предназначенное для него естество. Полет… ветра… невесомость… бесконечность… … … … Я хочу этого. – Да. – Тогда начнем, – спокойно провозгласил Владыка Алсинейль. Статный мириндиэлец распрямился еще больше – хотя, как такое возможно? – развел руки в широком жесте и напевно и странно вскрикнул приказом на неизвестном мне наречии, а потом очень звонко щелкнул пальцами, и две радуги в мистически-добром фонтане будто стали ярче. Воздух густо насытился благодатью, она пронзила насквозь, прокралась под кожу, обласкала навеки связанное сердце. У меня опять закружилась голова, и я вцепилась в руку Шона. А он негромко, но совершенно уверенно заговорил на древнемириндиэльском: – Ego, I Dux Sean ter Dale, in imbrem Fuin, ask cin, Timiredis ter Ansabi, facti sunt mihi legitimi uxoremi nin. Coram omnibi testibi, im ber na mel cin a care an cin ante gurth ceri- ammen thand. Im capio cin sui nin bereth cum quisque cín incommoda a commoda, a im offero cin tibi cum nin incommoda a commoda. Im auxili cin ir cin baur nin auxili, a im nall- bo cin ir im baur auxili. Im eligere cin sui i adaneth cum quo im guin- nin cuil. Я не готовилась и не старалась, но слова полились из меня сами, моя душа просто знала, что я должна ответить: – Ego, I Ducissa Timiredis ter Ansabi, ask cin, Sean ter Dale, na facti sunt mihi legitimi herveni nin. Coram omnibi testibi, im ber na mel cin a care an cin ante gurth ceri- ammen thand. Im capio cin sui nin bereth cum quisque cín incommoda a commoda, a im offero cin tibi cum nin incommoda a commoda. Im auxili cin ir cin baur nin auxili, a im nall- bo cin ir im baur auxili. Im eligere cin sui i vir cum quo im guin- nin cuil. Владыка протянул Шону красивую ритуальную чашу, в которой плескалась вода из источника. Шон осторожно взял меня за подбородок и поднес чашу к губам, я послушно отпила. Вода чем-то напоминала суфле, мягкая и пузыристая, необыкновенно тягучая, но все же безвкусная. Я глотнула три раза, и Шон тоже отпил, прикоснувшись ртом к тому месту, где за секунду до этого были мои губы. Едва он вытянул ладонь и отдал кому-то чашу, как по моему телу пошла пульсация, направленная на него, ласковая, но настойчивая. Словно пучок невидимых нитей – от сердца к сердцу. В фонтане вспыхнули искры. Я рвано дышала и чувствовала, что наша связь еще не завершена, что чего-то не хватает, какого-то очень-очень важного звена в цепочке неразрывных и предрешенных событий. Отец Шона с достоинством приблизился, я заметила, что в его ладонях зажата мягкая маленькая подушечка, на которой блестят два кольца. Точно, кольца. Все мелочи продуманы. Пусть заранее и не мной, но так уместно. Шон снова заговорил, низким торжественным голосом: – Cumi cin ringi annulo im meo vobis, spiritae et animae. Он взял с подушечки маленькое изящное кольцо из желтого золота и, бережно придержав мою левую ладонь, медленно надел его на мой указательный палец, легонько погладил кожу. Я опять задохнулась от восторга, потому что чувствовала – так правильно. Суждено. Теперь я. – Cumi cin ringi annulo im meo vobis, spiritae et animae. Подхватив второе кольцо, крупнее и тяжелее, и с более широким ободком, я надела его на палец Шона. Шон резко стиснул мои плечи, наклонился и запечатал мой рот болезненным поцелуем, совершенно диким и собственническим. Он свирепо зарычал и прикусил мою нижнюю губу. Я ощутила вкус собственной крови, свежей, теплой и ржавой, но вместо испуга сомкнула требовательные зубы на уже его нижней губе. Капли его крови полились ко мне в рот и смешались с моей кровью. Сладкая кровь, наш общий нектар, снова. Я сглотнула несколько раз, без зазрения совести наслаждаясь греховным насыщенным вкусом. Так правильно. Дождавшись моего ответного рыка, Шон принялся зализывать укус. Я потерялась во времени, лишь поддалась его властному напору, следовала за его ртом, выполняя безмолвные приказы. Я – его. Я – его. Его. А он – мой. Связь почти завершена. – Поздравляем молодоженов! – слегка ехидно вернула нас на землю Бель. Оба Императора дружно издали отнюдь не императорские смешки. – Я уж и забыл, как это бывает, – ухмыльнулся Тиану. – А я прекрасно помню, что ты после церемонии не иначе как свихнулся, – сухо подначил Арден. – Это вы себя со стороны не видели, – остудил пыл моих новоявленных родственников Владыка. Он излучал спокойствие, будто вершить подобные обряды ему доводилось чуть ли не каждый день. – Герцог тер Дейл и герцогиня тер Дейл тер Ансаби, примите наши искренние поздравления. Желаем вечных ветров. – Вечных ветров! – хором вторили Императоры. – Вечных ветров, сын и Тимиредис. И добро пожаловать в семью! – присоединились к поздравлениям мои теперь уже свекры. Слезы навернулись мне на глаза, я была рада, что Шон пригласил их. И немного жаль, что из-за нашей тайны нельзя позвать ни Аскани, ни Лиорта. Когда будем жениться официально, с празднествами на всю Империю, моим родным людям достанется глубокое почтение. – Спасибо, – прошелестела я чуть саднящими губами. Какая приятная боль. Щеки запылали, Шон снова поставил на мне метку, и я его тоже пометила. «Вечные ветра»… А их поздравительные слова не лишены смысла. – Спасибо, ребята! Увидимся завтра! – слегка пренебрежительно рыкнул Шон, споро подхватил меня на руки и зашагал прочь из храма. Вслед погнался понимающий смех, в котором слышалась только искренность.***
– Куда ты меня несешь, Шон? – спросила я тихо. И робко добавила: – Муж… Обвила его шею руками, устраиваясь поудобнее и зарываясь лицом в подмышку. Теперь это наша новая жизнь. Муж. Герцог Шон тер Дейл теперь мой муж, безвозвратно. С ума сойти. – Нам выделили гостевые покои, и я готов поспорить на свой джип, что там огромная круглая кровать. Идти недалеко. Жена, – нежно и слегка дразняще отзеркалил он. Связь почти завершена. Шон толкнул ногой широкие створки двойных дверей и внес меня в подлинно королевские апартаменты, прошел чуть дальше, еще двери – и вот я уже сижу на краю бескрайней, мягкой кровати, застеленной белым приятным бельем. Как значимо. И до чего же верно. Я поднесла ладонь к ближе глазам и цепко взглянула на кольцо. Старинное, желтого золота, явно ручной работы, с вязью изящных узоров по ободку, и совершенно потрясающее. Маленький лучик солнца. Я вспомнила, что вечность назад на берегу Северного моря Шон спросил меня о любимом металле, и символ его чувств оказался таким, каким я восхищаюсь больше всего. Неужели совпадение? Шон присел передо мною на корточки и пока молчал. Я дотронулась до его левой руки, чтобы рассмотреть пальцы поближе, – кольцо мужа простое, без узора, но тоже старинное. Мое чутье ювелира не дремлет. – Они такие ошеломительные, – выдохнула я сипло. В глазах заблестели слезы. – Семейное наследство, дорогая, – тихо пояснил Шон. Он нежно растер влагу по моим скулам. – В нашем роду эти кольца передаются вот уже поколений пятнадцать. – О! Какая честь, Шон! Я окольцована им. Но, пока мы не раскроем брачных отношений, я ведь не смогу носить символ нашего супружества вот так, открыто, – на безымянном пальце левой руки. Иначе мы породим никому не нужные сейчас толки. Шон улыбнулся: опять он прочитал мои сумбурные мысли: – Будем под одеждой на цепочках прятать, они тоже из семейной коллекции тер Дейлов. – Хорошо, Шон. – Давай перекусим немного. Я улыбнулась в ответ, со всей этой свадебной суетой мы успели проголодаться, а драконам, как известно, требуется много еды. Шон не торопил события. Вместо этого он подал мне руку и усадил в уютное кресло у широкого, забранного густым тюлем окна. Столик оказался уже накрыт на двоих, таинственно горели свечи, уютно устроившиеся в хрустальных подсвечниках, и я залюбовалась красивой перламутрового оттенка посудой с позолоченными ободками и витиеватыми узорами, изображающими утонченные аквилегии. Священный цветок здешней королевской династии. Серебряные столовые приборы тоже узорчаты и не менее великолепны. Однако же, вопреки богатой сервировке, еды немного, лишь легкие закуски и сладости, душистый чай. Ни вина, ни шампанского... Шон огладил мою щеку костяшками пальцев. – Тебе и мне нужны силы, но не тяжесть. И ясные мысли, жена. Ты ешь, и потом ополоснемся. По очереди. Да. Ладно. Я смято высвободила воздух из горла. Всхлипнула. Еще несколько минут, и это произойдет. Наша близость. Близость. В ушах застучало. И свежести стало не хватать. Вдруг я ощутила себя какой-то неповоротливой, неуклюжей. Глупой. Я понимала, что эти бредовые метания стоит пресечь, и открыла пересохший рот. Когда решилась заговорить, в моем обычно высоком голосе проявилась легкая песочная хрипотца. – Тогда… приятного аппетита, Шон? – Мандражируешь? – В-волнуюсь, да. Ох уж этот скрипучий писк! Конечно, он заметил. Сверкнув глазами, Шон мурлыкнул: – Не беспокойся, жена. Я не съем тебя. Ну, не сразу. Сначала распробую. От интимного намека моего теперь уже настоящего мужа к щекам вмиг прилила горячая кровь, и я нервно закусила губу. А он засмеялся и принялся деловито жевать тарталетку с ростбифом и вялеными помидорками черри. Глотнул чаю из тонкой фарфоровой чашки. – Ты так мило смущаешься. Разве ночью ты боялась? – Нет, но… – Тими, ты мое сокровище, – твердо сказал Шон, глядя мне прямо в глаза. – И я… сегодня постараюсь очень с тобою быть нежным. Для тебя это впервые, и я сдержу свою необузданность и… свирепость, пока что. Я хочу признаться тебе, я никогда не занимался любовью с себе подобной, с такой же кровью, как моя. Мы оба можем съехать с катушек, такова наша природа, дорогая. Внутри, глубоко в душе мы хищники. И ты, Тими, хищница. В тебе таится опасность, вызов. Меня это дико заводит. Ты и дерзкая, с другими, и покорная, только для меня. И запах твой этот, мелиссы лимонной, такой сексуальный, дракошка. Моя сущность безумствует и хочет тебя подчинить, прогнуть, это правда. Я хочу пометить тебя, и такое может произойти сегодня. Но я буду очень чутким с тобой. А потом… сама узнаешь, какой у тебя нрав. Боги, я его жена, и сейчас он меня ласкает роскошными пряными словами. Вроде бы успокаивает и все равно неизбежно разжигает пламя. А я сижу и глупо трясусь будто перед какой-то дурацкой контрольной по матфизике. И сжимаю ноги. – Х-хорошо. – Я намеренно не представлял себе деталей, никогда, потому что не хотел смазывать впечатления. Но я хочу смотреть тебе в глаза. И еще, любовь моя… В библиотеке Тер-Шерранта, в особой секции только для людей нашей крови я нашел кое-что. У нас с тобой могут появиться некоторые… символы на теле. О них мы знаем очень мало, из жалких остатков истрепанных текстов и снов, но и в древности об этом скудно говорили, а уж тем более писали. Я так понял, у некоторых истинных при слиянии появлялись руны – их связь. Это заметная примета, и светить ею нам ни к чему. С нами такое вполне может произойти. Если вдруг… в общем, жена, я силен, но не смогу контролировать это – я смогу только направить. – Как изысканно. Носить на себе его знаки. Глубоко внутри мне безумно понравилась такая идея. И все же, это не сняло трескучих разрядов паники. Мой первый раз, и даже Шон признался, насколько непредсказуем он будет. Шон залез в карман брюк и вытащил пакетик с каким-то белесым порошком, налил воды в стакан и высыпал туда эту пудру, размешал и протянул напиток мне. – Выпей, дракошка. Сегодня все иначе, глубже. И пока рано нам с тобой детей заводить. А потом… подберем таблетки тебе. Завтра утром дворцовый врач зайдет, я договорился. – Л-ладно, – поспешно согласилась я и взяла стакан дрожащими пальцами, опустошила в несколько торопливых глотков. – Я первый в душ. Он гибко поднялся, ободряюще погладил меня по голове и очертил большим пальцем рот. – Я быстро, ты ничего и накрутить себе не успеешь. Телепат. Шон скрылся за дверью в ванную, а я глубоко вздохнула несколько раз и отругала себя за неуместную тревогу. Да это просто смехотворно, Тимиредис, право! Я не наивная школьница, отданная на растерзание какому-то султану в зарифском гареме. Я теперь жена Шона. Шона, с которым у меня уже много раз случалась почти близость. Который изучал мою отзывчивость и целовал и вылизывал меня везде. Чье великолепное тело я столько раз видела и даже ласкала. Я упивалась осознанием его желания ко мне, его мужской любви, я гладила его член, я растворялась в его запахе. Я… – Иди. Там все нужное есть, халат найдешь. Ох, Шон уже вымылся, так невероятно быстро. В этот раз он не ограничился полотенцем вокруг бедер, надел простые черные домашние бриджи, а грудь оставил голой. По ней стекали капельки воды, от маленьких ягод сосков, прямо по четким мышцам вниз, вдоль пресса и дорожки темных паховых волос... – Я недолго, – нервно пообещала я, скрываясь за дверью в ванную. Посмотрела на лихорадочный блеск глаз в чуть запотевшем зеркале и досадливо закатила глаза – ныне высокородная леди тер Дейл тер Ансаби, северная герцогиня Сайгирн, оказалась той еще «смелой» трусихой. Сбежала из супружеской спальни, буквально сверкая дымящимися пятками и судорожно залезла под обжигающие струи тропического ливня, схватила мочалку и налила почти тонну странно ничем не пахнущего геля. Голову решила не мыть, иначе сушка займет десятилетие, достаточно наспех расчесать спутавшиеся пряди. Молниеносно, но крайне тщательно почистила зубы, растерла пылающую кожу пушистым полотенцем, напялила висевший тут же рядом, на вешалке махровый халат и завернулась в него как в броню, туго затянула широкий пояс. Кажется, я готова. Вроде бы. На ватных ногах, очень тихими шагами я вышла обратно в спальню. Шон уже сидел на кровати, широко расставив бедра и облокотившись на сильные руки, худощавые, влекущие, покрытые темным вьющимся пушком. Притягательные и умелые, способные довести до исступления, причинить мучительное страдание и одарить неземным блаженством. – Подойди ко мне, – строго велел он, пронизывающе глядя мне в глаза. Он больше не улыбался, не смягчался, в темном обжигающем взгляде застыла сталь. Я приближалась как завороженная и когда встала почти вплотную к нему, он схватил меня за талию и усадил себе на левое колено. Сжал вокруг меня ладони. – Тимиредис. Не бойся меня. Никогда больше, поняла? – Д-да. – Это приказ, дракошка. Отчего-то после его жестких слов меня отпустило, и я полностью расслабилась, обмякла, слегка ссутулив спину. Я растянула губы в шелковой улыбке. – Хорошо, Шон. Обещаю. – Умница. Славная моя девочка. Он снова погладил мои губы пальцами, обхватил нижнюю и притянул меня к себе. Поцеловал в уголок рта, не отрывая пальцев и не позволяя ответить. Втянул в рот мою верхнюю губу. Надавил, заставив шире раскрыть рот, и оттянул нижнюю губу еще больше, скользнул языком в меня и прошелся по зубам, вылизал меня изнутри. Властно заявил свои права, полностью заполнив и обездвижив мой рот. Я застонала, мучительно и томно. До этого Шон ни разу меня не ограничивал в поцелуях, и я всегда ему отвечала, скользила по его губам в ответ на его мужские ласки. Но эти пальцы, нежные и сильные, вытянули из меня мольбу, полную тоски. – О… Он отпустил мой рот из плена своих пальцев и, положив ладонь на затылок, поцеловал намного глубже, и теперь я набросилась на него, куснула бархатный язык. Меня накрыло, и я провалилась в страсть. Шон не двигался неторопливо или осторожно, наверное, уловил, что я этого не хотела. Я не сплетена из тончайшего кружева, я не воздушный зефир или упругая сахарная пастила, но я сгусток жадного пучка нервов, и чего я хотела – он мне все давал. Иногда я осознавала, что хочу этого уже после того, как Шон одарил меня. Он опрокинул меня на роскошное брачное ложе, навис сверху, распахнул халат, стянул его и отбросил куда-то на пол. Мне казалось, что руки Шона везде, гладят и растягивают, успокаивают, а его настойчивый рот обжигает. Он умело вел мое тело к принятию, шептал нежности, целовал и облизывал, мял и покусывал, но не больно, игриво. Шон трогал меня неизменно ласково, и все же не медленно. Он меня остро чувствовал и заставлял в ответ чувствовать остро. Он меня поглощал. Пожирал. Я потерялась в стонах, в непроизвольных вскриках, вцепившись в его плечи, сжимая пальцы, пропитывалась его дождливым запахом и крала капельки ментола. В какой-то неуловимый миг он раскинул мои бедра и принялся упоительно целовать между ног, снова кружа щедрым языком по мокрым складкам, посасывая и втягивая в рот, уже безжалостно подводя меня к разрядке. И когда я почти взлетела в гостеприимное небо, его язык внезапно замер. Прямо там, на вишенке клитора, – перестал двигаться. Я заметалась, захныкала и выгнулась, пытаясь создать такое нужное мне трение, почувствовать легкие мокрые шлепки его языка, такие истязательно-нежные покусывания, но Шон неумолимо застыл. Полностью властвуя над моим удовольствием. – А-ах! Нет, это не стоны мои, не просьбы, а отчаянная, униженная мольба. Осторожно и настойчиво, не отрывая коварного шершавого языка, Шон заставил меня согнуть ноги, провел пальцами от лобка вниз и вдруг… оказался внутри. Я прислушалась к непривычному распирающему ощущению, такому влажному и слегка чужеродному – оно захватило все мое внимание. Он проник в меня своим элегантным пальцем и деликатно толкнулся. Удивленно я распахнула зажмурившиеся было глаза. Шон ищуще смотрел мне в лицо, а потом перевел взгляд на меня там. Там. Улыбнулся по-особенному, словно завладел вселенской тайной. Хрипло сказал: – Ты очень красивая здесь. Нежная. Мокрая. А потом Шон согнул палец и погладил меня изнутри, затронув какое-то сверхчувствительное местечко, крошечную жадную точку. Снова принялся выцеловывать меня всю. Я стонала в голос, ни на мгновение не прекращая, и совершенно не возразила, когда уже два длинных искусных пальца погрузились внутрь, растягивая и расслабляя мое естество. Он вышел и снова толкнулся в меня. Внезапно мне стало нестерпимо. Вдруг я больше не смогла выдерживать. – Рррррр! – Ррррррррррр! – свирепо зарычал Шон. Он издал самый прекрасный звук в моей жизни, низкий и бархатный, призывный. – Шон… – почти заплакала я, – хочу… я… хочу тебя. П-пожалуйста. – Сейчас, любовь моя, – очень ласково и очень хрипло выдохнул он мне в губы. Его бриджи наконец-то полетели на пол, и сквозь пелену страсти я вобрала в себя вид голого и чертовски возбужденного Шона с влекущим вставшим членом, налитым кровью, мужской силой, с проступившими венами и темно-розовой головкой, гораздо большего размера чем его длинные пальцы. Я сглотнула: сейчас он окажется во мне, возьмет меня. Наконец-то, бесповоротно. Голова непрестанно кружилась, воздуха не хватало. И времени больше не осталось. Я стану иной. Я всю жизнь иная. Шон гибко скользнул между моих ног и потерся своей плотью об мою влажную промежность, весь потрясающе твердый и восхитительно горячий, и это для меня, я породила в нем этот бурный отклик. Я нетерпеливо вскинулась, в первобытном стремлении распластаться под ним и выразить готовность следовать его воле. Без его чувственных пальцев там мне уже болезненно-пусто. И он милостиво толкнулся вперед, уже своим шикарным членом, пока осторожно, медленно и не на полную длину. – Смотри мне в глаза, Тими. Разве я могла иначе? – они сияли раухтопазом. Шон двинулся дальше, беря меня глубже, одержимо следя за моим взглядом. Я ожидала вспышки боли, сухого трения, но ничего подобного не испытывала. Наоборот, я предельно увлажнилась для него. А Шон вдруг вбился в меня на всю длину, резко и даже грубо, и застонал, удерживая свое сильное тело на вытянутых руках и позволяя моему естеству привыкнуть к себе. У меня в голове крутилась хаотичное: «Он забрал меня, вторгся в меня, отныне он часть меня, он мое продолжение. Он – это я. Он и я. Я». Теперь я полностью окуталась Шоном, снаружи и внутри, дышала им, терлась об него грудью, и между ног его восхитительный член распирал меня, так непривычно надавливая на нежные стенки, о которых я доселе не думала ни разу. Я чутко ощутила его пульсацию и странную нить тонкого удовольствия, нить, которую вот-вот непременно нужно распутать, но пока – во временной неподвижности – не получается. Невольно я сжала там мышцы и тут же вскрикнула от необузданной волны – новой ласки, которую доставила себе сама. И лишь тогда Шон начал настойчиво вколачивать в меня бедра. Начал порождать экстаз. Я уже не думала ни о чем совершенно, лишь чувствовала, и сердцем верила, что самое завораживающее и ошеломительное счастье происходит от его то плавных, то немного грубых толчков. Он подался назад и снова вперед, назад и снова вперед, отдавая и беря щедро и без остатка, каждый раз немного резче, жестче. Целовал в губы, в лицо, посасывал мочки ушей – все его ласки и даже страстный шепот не отрывали меня от сладкого, порочного и всеобъемлюще-правильного пламени у меня между ног. Мне стало так хорошо, что я вскинула таз. – Дракошка, обхвати меня ногами, – приказал Шон. Я всхлипнула и послушно сцепила пятки у него за спиной, а Шон задвигался еще резче, уже не щадя, беря меня всю без остатка. Он опустил руку и крепко сжал мою ягодицу, притиснул меня к себе, изменив угол так, что при каждом глубоком и сильном толчке я стала тереться о него лобком. Я… кажется, я падала. Или взлетала. Или падала и взлетала, словно в невесомости, за гранью бытия, на божественных качелях, непрерывно сжималась и гналась за ритмом, за скоростью и силой. За совершенно эгоистичным, полностью физическим ощущением блаженства. – Давай, дракошка. Познай это со мной. Кончи на моем члене. Сейчас, – властно шепнул Шон и врезался в мое лоно особенно сильно. А я растеклась… бурными, дикими, шикарными волнами безумного телесного удовольствия, которое поглотило все мое естество, вырывая из меня хриплый крик, прошивая ослепительным светом. Перед глазами заплясали разноцветные пятна, в ушах зазвенели колокольчики, а душа, казалось, вылетела из тела. Мой крик перерос в оглушительный, необузданный, первородный рык, и я впилась в плечо Шона, сомкнула зудящие зубы на напряженных упругих мышцах, сильно и сладко, в собственническом порыве оставить на нем свой след, пометить его. Шон тоже зарычал, громко, агрессивно, облизал мою шею, слегка прошелся по ней зубами в приступе искушения, а потом, на остатках самообладания запрокинул мою правую руку мне за голову и укусил чуть повыше локтя, и тут же излился внутри меня обжигающей мощной струей, усилив мое упоение. Он рухнул на меня, почти не давая дышать, но мне именно это и было от него нужно, его раскрепощение, тяжесть и пот, изнеможение выдохшейся плоти, густой запах нашего соития, хриплое частое дыхание и знание своей полной и окончательной принадлежности ему. Наша связь завершилась, случилась, и лишь на самую крупицу оставалось пустоты. Не страшно. Шон приподнялся, ласково чмокнул меня в губы и кончик носа и просто сказал: – Я люблю тебя. Тимиредис тер Дейл. Жена. Моя. – И я люблю тебя, Шон тер Дейл. Муж. Мой. Я пошевелилась, он все еще оставался во мне. – Ты шикарная. Дракошка, как ты себя чувствуешь? – Ты так меня ласкал, Шон, что я вовсе не ощутила боли, – честно сообщила я. Меня переполняла благодарность. – Я думала, что это больно, но больно было лишь от жажды. Понимаешь? – Да. И все же, тебе лучше полежать в ванной. Я отнесу тебя. Он деликатно высвободился из меня, а вслед за ним схлынул мой сок и кровь, ее ржавый и солоноватый запах смешался с терпкостью нашей близости. Почему-то я смутилась. – Мы испачкали такое белье. – Что ты, дорогая. Мы его украсили, – поправил Шон, а потом откровенно признался: – Я вообще, конечно, весьма либерален, но в отношении тебя, Тим… меня распирает самодовольство незрелого ревнивца. Мне нравится смотреть на твою девственную кровь на простынях и на себе. Эта наша клятва. Я стремился к ней. Я глянула на его лобок и задохнулась – его мужское достоинство окрасилось алыми разводами и брызгами. О… Я тоже его окутала. – Ух ты, герцог! Надо же, мы оказались в Средневековье? – робко подразнила я. – С нами по-другому не работает, – уже серьезно сказал муж. – Лежи пока. Я откинулась на подушки, а он направился в ванную, и вскоре я услышала журчание воды. О том, что уже через сутки мы должны выдвигаться на Северные Острова, притворяться, опять примерять на себя безупречные отстраненные маски, думать не хотелось. Оставлю все трудные размышления на завтра.***
Наутро меня осчастливило сладчайшим из пробуждений, со вкусными блинчиками, сдобренными сметаной и орешками, и ароматным латте – все как я люблю и прямо в супружескую постель. Я сонно потянулась и ощутила легкую тянущую боль в скрытых внутренних мышцах, даже небольшое жжение. Поморщилась с досадой. Надеюсь, это лишь временное неудобство. Шон, сидевший рядом на краешке кровати, погладил меня по щеке кончиками пальцев, так как он любит. Его неподражаемые шоколадно-карие глаза светились голым чувством. – Доброе утро, любовь моя. – Доброе, мой дракон, – ласково и по-кошачьи игриво ответила я. Он засмеялся. – Помнишь, видящей назвал тебя? Ты как в самую суть глядела… Меня зудило задать один вопрос на очень деликатную тему, но я опасалась возможного гнева Шона и мялась в нерешительности. А потом вдруг вспомнила, как он приказал мне не бояться его, никогда. – Шон, а твои мама с папой… Они такие же как и ты? Он прожег меня острым взглядом, сухим как песок. Рыкнул, но не стал утаивать: – Конечно, Тими, я же взялся такой не просто так. И ты, заметь, тоже, хотя твои родители на разу не проявили себя… – вдруг он издал какой-то грустный смешок. – Маме и папе повезло, что их угораздило влюбиться. Семья тер Дейлов на многие поколения вглубь веков – это продукты, хм… скрещивания. Пойми, родители любили нас с сестрой, но в то же время они нас изучали, будто крыс в лаборатории. После происшествия в Восточных горах, откуда я вернулся иным, у нас с ними наступила зима в отношениях. Мое прозрение далось всем очень дорогой ценой. Но, жена, – он посерьезнел и сжал кулаки. – Тебе они всегда помогут. Поэтому если вдруг ты останешься без меня, то нужно ехать к ним. И они не бросят тебя, никогда. – Останусь без тебя? – выдавила я. Шон посмотрел жестко. – Будет война, и я могу погибнуть, нельзя жить, обманывая себя. Какой бы сильный я не был, я не бессмертный. Если подобное произойдет, ты обязана спрятаться у Алэна и Клариссы. Ясно, дракошка? – спросил он строго. Конечно, у меня внутри все взлетело вверх тормашками, но я не имела права проявлять малодушие и хныкать. – Да. Почему Мрак на площади Тысячи Драконов так похож на тебя, Шон? Он как-то нелепо поперхнулся своим эспрессо, и впервые за все знакомство с Шоном я увидела, как по умному веснушчатому лицу расползается растерянность. – Тими, эээ… Это один из моих, м… Давай позже? Я обещаю. – Хорошо, дорогой. Пожав плечами, я справедливо решила, что непременно узнаю обо всем, пусть даже и поздно, а не рано. Пока что нужно зарядиться энергией, меня переполняла уверенность, что в ближайшие десять дней она мне ой как понадобится. Аппетит меня не подвел, и я знатно подчистила тарелку. – Дорогая, – мягко напомнил муж, – сейчас доктор должна зайти. Позволишь ей осмотреть себя? Я волнуюсь. И я вчера говорил, нужно подобрать тебе таблетки противозачаточные. – Хорошо, – снова согласилась я. Покладисто, как и положено жене Палача. Ну, здравствуй, взрослая замужняя жизнь. Я не особо жаловала врачей и редко к ним обращалась, все взаимодействия с людьми в белых халатах прочно сплетались в сознании с чертовыми похищениями и попытками варварски забрать мою невинность. А здесь вроде не к чему прицепиться, после ночи любви с законным мужем, и все равно это повод. Однако, вопреки моему естественному чувству неловкости, все случилось очень деликатно. На наших телах не высыпало никаких рун, что меня и радовало, и огорчало. У нас обоих столько горьких отметин, казалось бы, куда уж терзать плоть больше, а мне хотелось заявить на Шона права еще и таким неотвратимым способом. Поэтому первое супружеское утро слегка обескуражило. Ну хоть выдумывать лишних объяснений не пришлось. Меня посетила важная и деловая пожилая женщина, одетая не в традиционный белый хлопок, а в брючный костюм ненавязчивого лавандового оттенка. Уже легче. К чести леди Мадлены, дворцового медика – так она представилась – она ни взглядом, ни жестом не высказала ни единого суждения. Мягко расспросила меня о моем теле, осторожно провела необходимый осмотр и дала несколько дельных, но ненавязчивых советов. Ни слова не проронила ни о старых шрамах, ни о свежем багровом следе от укуса на плече, которым наградил меня Шон. Прописала нужное мне средство и тут же выдала припасенные таблетки, особо подчеркнув, что пропускать прием крайне нежелательно. А затем без дальнейших проволочек ушла.***
Перед обратным перелетом уже не в Галарэн, а прямиком в Ларран мы собрались в апартаментах Ардена на краткое совещание. Я опасалась, что вечно едкий Тиану не удержится от поддразниваний, однако синеглазый Император рассудил мудро, сразу приступив к серьезным вопросам. И мы принялись еще раз тщательно обговаривать наши роли в поездке. – Тими, хотя, это не к тебе мне сейчас нужно взывать… Шон. Ты сможешь держать себя в руках? Мои брови взлетели, уж кого-кого, а Шона я бы ни за что не заподозрила в импульсивности. Но муж не высказал недовольства, просто рыкнул. – Ти! – Мы все понимаем, что значит ваш обряд. Я верно заметил, что сын посла делал, как бы помягче, авансы тебе, Тимиредис? Я поразмышляла. Конечно, Бьерн выказывал свой интерес, чего скрывать. А я этим пыталась воспользоваться, чтобы подобраться к врагам поближе. Вот только Бьерна я за это время узнала с лучшей стороны, даже зауважала. Я кивнула и признала: – Да, это так. Еще в июле он уточнял, что связывает меня с Шоном. Он не любит церемониться особо и весьма напорист. Тогда я ушла от ответа, просто заметила, что мы оба занимаемся наукой, бла-бла-бла, отсюда и общение. Ну а в последний месяц мы с Бьерном проводили вместе уйму времени, фехтованием занимались, мы вместе в клуб при Академии ходим. Шон резко втянул воздух, крылья тонкого носа негодующе затрепетали, но все же он смолчал. Я его понимала, я действительно его понимала. Поэтому, не стесняясь монархов, прижалась к Шону боком и привычно погладила его красивые ладони. Он фыркнул: – Не волнуйся, Ти. Я никого не собираюсь убивать из ревности. Это трудно, а для меня мерзко, но я считаю, что внимание Бьерна – один из наших козырей. И, Тими… план такой. Я говорил тебе, что в твоем замке завелся крот. А точнее, кротиха. Это девушка, одна из горничных. Я проследил, чтобы она нас сопровождала в твоей свите. Бель с Тиану засмеялись. И даже Арден хихикнул. А я спросила: – И как мы ее используем? – Я приезжал за тобой в августе, пока ты собиралась, ждал тебя в твоей спальне. Ты понимаешь, это довольно скандально, хотя тебя это ни разу тогда не смутило. В общем, в какой-то степени слухи о нашем романе подтвердились. Зуб даю, шпионка тут же хозяевам стуканула, что между нами любовь-морковь. Ведь не зря они Бьерна отправили тебя очаровывать. Боги, неужели викинг настолько предан родине, что и его сердце окончательно заледенело? Мне он все же показался благородным и, как ни странно, горячим. А его глаза, такие синие, такие искренние… Мне казалось, чистые. Почему-то стало неприятно, хотя его поведение и вообще их стратегия неудивительна. А сам Шон! Все просчитал до мелочей, даже тогда. Мое восхищение перемежалось раздражением. – И что ты предлагаешь? – Намекнуть, что я тебя охмурил с целью получения доступа к твоим шахтам. Мои глаза превратились в блюдца. Он же обещал, слово давал, что не будет выпытывать у меня… Но теперь я его жена. А Шон чуть заметно мотнул головой и продолжил: – Мы позволим ей услышать разговор, и не один. Про места, где шахты. Но это не значит, любовь моя, что мы скажем правду. Наша экспедиция хорошо исследовала побережье, и мои опасения подтвердились: северяне готовятся напасть. Трогать их схроны мы не стали. Пока. Но нам нужно, чтобы их изыскания завели нашу, скажем так, дичь в заранее продуманное нами место. К якобы местам залежей голубого серебра. – И что тогда, Шон? – Тогда мы уничтожим их, дорогая. Парой ударов. Тишина растянулась по струне. Все смотрели только на меня. Мое сердце гулко билось в грудной клетке, словно под весом такого необходимого, но неимоверно сложного решения. И синие глаза Бьерна, пусть сейчас и находящегося за тридевять земель, впились мне в лицо ледяными колючками. Викинги… Мне исконные враги, а ему – братья. И это, если я – мы все – допустим такую резню, то чем мы отличаемся от наших врагов? Я растерялась, прикусила щеку изнутри – это хоть немного отрезвило. Что же делать, как реагировать? Вдруг в моей голове зазвучали слова, брошенные Киардом на берегу полуночной Заны, словно вдогонку и невзначай: «Когда придет время, слушайся меня и Шона». Но это?! – Парой ударов? – прошептала я. Шон сощурил шоколадно-карие, сейчас очень свирепые глаза. – Да. Не зря, Тим, я просил увеличить поставки. И наши с тобой эксперименты тоже дали прекрасный результат. Я сглотнула. Сила. Он непреклонен. Посмотрим, как поведет себя Бьерн. И что мы обнаружим на Островах. – Л-ладно. Шон погладил меня по голове, наклонился ниже и чмокнул в ухо: – Хорошая моя девочка. Он прикусил нежную мочку. Разряд. Ох… надеюсь, что кроме меня его похвалы никто не услышал. У меня закружилась голова, и вовсе не от обсуждения военной тактики, а после этого мягкого, властного, уместного поощрения Шона, с чувственной подоплекой. Он звучал, как в нашей спальне, порочно-влекуще. Однако должно быть, румянец проступил на щеках яркими пятнами, а дыхание участилось. И Тиану ухмыльнулся. А Бель сказала: – Все равно, Тими придется и дальше тесно.. эээ… общаться и с Бьерном, и с самим Торгердссоном, и расточать любезности перед Ульхдаттваром. Конунг изворотлив и хитер, как гремучая змея. – Да, Бьерн намекал, что если я не поеду, это чревато. Что тогда лорд Рагаст не сможет сдержать брата. Прямо такими словами и сказал. – Сдержать, – медленно повторил за мной Арден. – Любопытно.***
В королевский дворец Ларрана мы прилетели уже глубоким вечером. Шон легко отмахнулся от моих попыток что-то распаковать и перепаковать, после того как заверил меня, что вся моя свита, о которой муж, оказывается, позаботился заранее, вышколенно коротала ночь в назначенном отеле. Все собрано, продумано, и завтра я лишь должна встретиться с лордом Рагастом и Бьерном прямо в зале приемов дворца. Так и начнется наша эпичная поездка. Я решила снова стать хорошей подругой и отправила Крису сообщение. «Крис, как ты? Я вернулась, все ОК. Спасибо тебе. Соскучилась». «Я рад». Быстро и кратко. И мало, для него.***
За императорско-семейным ужином на меня набросился Аскани. – Тим, ты совсем съехала с катушек? Ты куда пропала вообще? Фу, как грубо! Я проглотила это, потому что знала, что Ас волновался за меня. Все же я сбежала на целых две недели, без телефона, без телохранителя и без объяснений. И пусть в наших отношениях в последнее время чаще и чаще проскальзывал лед, Аскани до сих пор остается моим любящим и любимым двоюродным братом. – Гуляла. – Гуляла?!! Его обычно низкий выверенный голос сейчас напоминал шипение. – Полегче, Аскани! – одернул его Шон. Тон мужа не оставлял пространство для воображения, в нем сквозила неприкрытая угроза. Но Аса просто так не проймешь, даром что будущий супруг наследницы престола Империи. – Не указывай мне, ты мне пока что не зять! – взорвался двоюродный брат. Я поперхнулась супом, а Шон просто расхохотался. Подошел к сверкающему ониксами Асу, похлопал его по плечу, небрежно, по-доброму так, по-родственному. – Остынь, – посоветовал совсем уже беззлобно. – А то что? Похоже, брат твердо вознамерился выяснить, чем чревато недовольство Шона, и намеренно лез на рожон. И это притом что Аскани несомненно в курсе, какой жуткой работой на самом деле занимается первый проректор Галарэнской Высшей Академии. Шон лишь мотнул головой. Хмыкнул: – А то всё. Тими, пошли, нам выспаться как следует не помешает. И я встала и пошла под грозное братское рычание. Однако, вопреки здравомыслящему заявлению Шона, ночью мы почти не сомкнули глаз.***
Первый, нервный – самый верный. Чуткий, близкий, достоверный. Стон сцелует, вглубь толкнется, Вспышкой в сердце отзовется. … Цепью скрутит… улыбнется.***
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ