ID работы: 12310610

Любовь и прочие взрослые игры

Гет
NC-17
Завершён
59
автор
Размер:
564 страницы, 52 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
59 Нравится 394 Отзывы 15 В сборник Скачать

Глава 45. Правда сумрачной лжи

Настройки текста
Примечания:
      – Благодарю вас, Ваше Величество, за теплый прием, оказанный нам в Понехьёлде. Узнать вашу семью для нас огромная честь!       Конунг горделиво восседал на троне в зале приемов, по которому гулял все тот же своенравный ветер. Он доносился из долины Священных Семи гейзеров, уж это торжественно-тухлое амбре мне теперь ни с чем не спутать.       – Это честь для нас, – подчеркнул Могучерукий, растянув мясистые губы в лицемерной улыбке.       Ага, разумеется. Элия из рода Луур стояла тут же, с благожелательным выражением на каменно-красивом лице. Снова укутанная в мех полярной лисицы. Кичилась этим как привилегией.       «…Шон, ответь на вопрос… Что самое худшее, что ты можешь сделать со своим врагом?»       «Хороший вопрос, дракошка. Изучить его. Подружиться с ним, а потом ударить, когда он ожидает этого меньше всего. Ударить по самому сильному страху своего врага…»       Моя улыбка конунгу и его спутнице действительно блистала искренностью. Я остро чувствовала натянувшиеся на щеках мышцы, веки подрагивали от ниточек навязанных лучиков в уголках глаз. Все мое самообладание сосредоточилось на физических ощущениях, вся моя откровенность выплескивалась наружу через выверенную маску благодарности.       Шоколадно-карие глаза Шона словно растаяли, настолько дружеским был его обращенный на Ульхдаттвара взгляд. Всеми силами, душой и сердцем я отчаянно подражала Шону. Мужу, который научил меня притворству. Это давалось легко – и неимоверно тяжело, эмоции смялись под грузом знания. Шон приказал не выдать нас ни единой фальшивой нотой в голосе. И я – до времени – подчинилась.       Сейчас и здесь я справлюсь, но вскоре… Чем горше мне смеяться врагам в лицо, тем…       Тем слаще будет растерзать их. Растерзать их всех. Зубами, когтями, содрать их плоть и…       Я сверкнула тщательно вычищенными утром клыками.       – Позвольте спросить… Вашу фибула весьма необычна. Я увлекаюсь ювелирным делом и неплохо разбираюсь, работа по металлу очень тонкая. Кому из мастеров поддался ваш дракон?       На миг – полвздоха – глаза конунга настороженно застыли, но потом он опять завернулся в плащ своей величавости.       – Это… память. – Бьерн переводил его слова безучастно, ровно. – Подарок очень дорогого мне человека. Она умерла много лет назад.       – О, приношу извинения! Очевидно, что вы все еще скорбите по ней.       – Она спит беспокойным сном, не в силах достигнуть небесных чертогов.       Воздух раскалился настолько, что захотелось окунуться в воды Северного моря.       – Леди тер Ансаби, разрешите выразить вам мое восхищение, – в совершенно подхалимской манере и невпопад забулькал Лейвейнар, поедая меня рыбьими серыми глазами. В приступе наглости он схватил мою ладонь и принялся мокро целовать костяшки пальцев – прямо под сухими, трескучими взглядами Бьерна и Шона. Я с трудом подавила порыв отдернуться, как ошпаренная. Ядовитые ласки.       Знали бы мои мама и папа, что сейчас заказчика их убийства от смерти отделяет лишь подаренная мне в детстве кукла. Если бы не моя способность переходить в «режим Эли», так я иначе называла мой транс, то закончили бы мы скандалом и вспыхнувшей войной.       С прежней искренностью я старалась выказать любезность Лейвейнару, хоть от наследника и несло поганью. Ему взбрелось тоже проводить нашу делегацию к морю. Наверное, в последний раз в этой жизни мы сошли по чудной лестнице без перил, расселись по джипам. На Арнегастхольм я не оглядывалась. Любое жилье украшают или уродуют люди. Возвышенную красоту замка конунга марало бесчестие его владельца. С каждой ступенькой воздух становился свежее.       В этот раз Бьерн ехал со мною и Лиортом. Упрямый викинг настоял, и Шону пришлось уступить и сесть вместе с Лейвейнаром, чтобы не вызывать подозрений. Мы уселись сзади, чересчур близко. Отодвигаться мне было некуда. На наше счастье, хоть водитель не говорил по-имперски. Бьерн шепнул, что не зря выбрал именно эту машину.       – Жаль, что ты уезжаешь так скоро. Я привык к тебе, – грустно сознался он вполголоса.       Я не могла оскорбить его и растерянно промямлила:       – Бьерн… я даже не знаю, что ответить тебе. И вообще, должна ли я отвечать хоть что-то… Знаешь, мы…       Он накрыл мои пальцы своей большой мозолистой ладонью. Тронул мозоли, что я натерла от меча. Я смутилась.       – Это руки валькирии, – восхитился викинг. – Тимиредис, ничего не нужно мне обещать.       Бьерн невесомо гладил чувствительную кожу запястья, трогал вены. Внутренне сжавшись, скованная и морозом и зноем, я стиснула зубы.       Водитель откровенно глазел на нас в зеркало заднего вида, и Бьерн прикрикнул на него на викингском. Тот нахмурился и перевел шальной взгляд на дорогу. И Лиорт, он тоже следил, я чувствовала. До чего же утомили все наши маски. Герцогиня Сайгирн, чья жизнь у всей Империи на виду, прячет свои отношения как преступница. Флиртует с достойным мужчиной и пудрит мозги ради мести. У меня на глаза навернулись слезы, видимо, действие валерианки ослабевало. Бьерн поймал соленые капли костяшками пальцев и кинулся утешать:       – Ну чего ты. Это не навсегда. Тими, – ласково позвал он. Брови Лиорта взлетели от фамильярности Бьерна. – Мы же не на разных планетах... дорогая. У нас есть спутниковый интернет, мы подключаемся к имперской сети. Пиратствуем. – Он вдруг хохотнул, мол, подумаешь. – Я буду писать тебе, можно? И даже иногда звонить могу. Не по видеосвязи, но все же. Ты дашь мне адрес почты?       – Х-хорошо.       Прости, Бьерн. Это война, и я использую любое преимущество, любую слабость. Даже эту. Твою.       Несколько часов дороги Бьерн не выпускал мою руку из своей.       И уже на берегу, когда он заботливо открыл для меня дверь машины и помог выйти, я спросила его:       – Бьерн ты знаешь, чего боится конунг?       Вот оно. Синие глаза вмиг покрылись слоем льда и сейчас буравили мои. Бьерн колебался, точно зная, что мой вопрос не с бухты-барахты. Его лицо выцвело не только добела – с него будто смыло все чувства. Я молча ждала его решения. Доверие. Между викингом и сайгирнкой? Я стояла рядом с ним, маленькая и хрупкая, бесхитростная, требуя от Бьерна невозможного.       – Ты испытываешь мою верность стране.       – Да.       – Уже сейчас заставляешь выбрать.       Я смотрела, как вздымается его грудь – словно в отместку за совершенно бесстрастное лицо. Впитывала, как его запах утра и свежести превращается в соленый шторм. Бьерн процедил:       – Ульхдаттвар – конунг. Типичный, я бы сказал. Его тщеславие и страхи мало чем отличаются от таковых любого крупного правителя. У него есть Лейвейнар, редкостный мерзавец, ты же не обманулась всей этой склизкой лестью в твои уши? Он – настоящая гадюка, жалит всех, невзирая на достоинство. А у Лейвейнара… – Бьерн пожал плечами.       «Гадюка». Несомненно, из уст Бьерна это неслыханное оскорбление, тем более что наследник викингского трона терся тут же, недалеко. Бьерн шипел, и слышала его лишь я. Я его поняла. Восхитилась им, несмотря на нашу шаткую связь и закоренелую вражду наших стран. Стараясь сохранить беззаботный тон, я предложила:       – Помнишь, ты выспрашивал, какую я люблю музыку?       Пару раз в Галарэне мы обсуждали наши вкусы. Даже хотели на рок-концерт вместе сходить, да вот, все было недосуг.       Викинг стесненно кивнул. Я протянула ему наушники:       – Новая песня. Зацени, нравится?       Он прислушался. Его зрачки расширились, радужки стемнились до сапфирового. Крылья носа трепетали, но Бьерн сдержался.       – Неожиданно.       – Ага. Я вот никак не могу вспомнить, кто это поет. Может, ты узнаешь.       Позволила ему провести по моей щеке кончиками пальцев, в открытую.       – Береги себя, валькирия, – хрипло прошептал Бьерн. – Тренировки не забрасывай. Не умирай.       – Всенепременно. И ты.       На побережье прощание с викингами случилось на самом деле короткое. Наши вещи выслали вперед еще ночью и давно погрузили. Все чувствовали неловкость вперемешку с лихорадкой перед дальней дорогой. Последним, даже позже слащавого Лейвейнара, ко мне шагнул Рольв. Схлестнулся со мной взглядом, таким до боли одинаковым. Я будто смотрела на своего брата-близнеца, пусть волосы у Рольва и белокурые, а все остальное – с рождения знакомое. А ведь Рольв единственный встретившийся мне викинг с темными глазами, все остальные, кого я здесь увидела, светлоглазые.       – Если дойдет до войны, я не убью вас, леди Тимиредис, – холодно бросил он. – Даю клятву от имени дома Уовервиннели.       Он вынул кинжал и полоснул им по правой ладони. Алая кровь послушно окропила снег между нами. Всего несколько капель – просто символ правдивости слов главнокомандующего. Где-то на задворках остальные викинги издали дружный пораженный вздох. Я задрала подбородок.       – Почему?       Долго, долго, мы молчали. Рольв тихо прошептал:       – У вас глаза моей матери. Прощайте.

***

      Все плаванье назад в Империю я проплакала и проспала в своей каюте. Лорд Рагаст меня не требушил, он проводил время с Шоном. Аскани тоже был с ними, молчаливый и спокойный, совершенно не похожий на себя. Я не ругала его за безрассудство. Наоборот, мы стали мягче относиться друг к другу, будто вернулись в детство. Ас признался, что скучает по невесте, что рад остаться в живых. Что теперь хочет строить судьбу иначе. Я кивала и моргала, стараясь удержаться от проявления заполонившей мое сознание хандры. Ничего меня не радовало. Ничего… даже то, что я вот-вот вернусь в родительский дом. Шон приказал не трогать шпионку, сделать вид, что мы о ней ни сном ни духом. Так правильно. Игры, игры…       Сплошное притворство.       Суета проносилась мимо, будто я сидела на затянувшемся сеансе в кинотеатре. Мы не задержались в Китовом Киле, и мне даже не удалось повидаться с Тин. Я лишь позвонила любимой тете, узнала, что Аделин приболел, и ей не вырваться. Росс встретил нас на пристани, кратко поприветствовал, переговорил о чем-то с Шоном и помчался к семье.       Когда мы достигли Рианга, Аскани решил остаться у мамы, по секрету шепнув, что туда же прибудет и Бри, а лорд Рагаст сразу же уехал в аэропорт на рейс до Ларрана. Мне хотелось подначить хитрого северянина, ведь он ссылался на плохое здоровье, когда напрашивался к нам в гости летом, но я все же удержалась от соблазна. Что говорить, если бы не его настойчивость и изворотливость, вряд ли мы бы сумели так быстро разобраться в клубке запутанных отношений кланов викингов. И я бы никогда так близко не подобралась кровному врагу. «Бьерн просил передать вам кое-что, одну вещь, которая хранится у меня в Ларране. Ждите посыльных». Ладно… я попрощалась с высокородным послом и выбросила ненужные размышления из головы, до поры до времени. На нас свалилось чересчур много пустых хлопот. Свита никуда не исчезла, маска независимой герцогини на лице въелась в кожу, приходилось раздавать приказы и устроить все так, что якобы нам с Шоном обоим удобнее ночевать в замке. И вот, едва ли не под бой часов, перед нами двоими распахнули родные двери – и мы уперлись лбом в доказательство того, что жизнь продолжается. У меня перехватило дыхание.       В голубой гостиной, традиционном сердце Сайгирна, красовалась пушистая величественная ель. Огромное праздничное дерево подпирало макушкой свод, хвойный запах обволакивал ноздри и щекотал нервы. Со всеми потрясениями я и забыла, что мы приехали в канун Нового года.       Слуги приготовили торжественный ужин в честь нашего возвращения на родину и благополучного завершения опасной авантюры. Да, многие до сих пор верили, что поездка во вражеские земли была чистым безумием. Мы разделили с сайгирнцами главное зимнее веселье, и я приказала лорду тер Фаррештрбраху отписать всем домочадцам премии. Самый нужный подарок, им каждый распорядится по-своему.       Мало-помалу, смакуя сухое шампанское, я снова начала улыбаться.       Все-таки, вокруг царил мой самый любимый праздник, и он застал нас с мужем здесь, в оплоте величия древнего герцогского рода. Пусть наше супружество для всех тайна, и неизвестно сколь долго нам придется хранить ее ото всех кроме самых близких. В эту волшебную ночь я буду спать в горячих объятиях Шона, ведь мы – с ним – семья.       Я лила слезы оттого, что горе меня отпустило.       Утром первого января я навестила родителей.       Зима в Сайгирне закономерно лютовала: склеп нашего рода был холодным и темным. Я захватила плед и свечи, присела рядом с местом их поминовения и надолго закрыла глаза. Тихо-тихо рассказала им, что я нашла, но ничего не сделала. Не сделала ничего.       Пока что.       Каникулы заканчивались, и проведя пару ленивых дней в родовом замке, мы улетели в Галарэн.

***

      – Бьерн хочет писать мне. Я согласилась, дала ему свою почту. У них есть спутниковый интернет. Они вклиниваются в имперскую сеть. Вообрази, Бьерн мне это запросто сболтнул. Еще и при Лиорте.       От воспоминания от нескромности Бьерна я даже покраснела.       Чудесный разговор молодоженов случился в нашей супружеской постели, в Императорском доме. Мы вовсю наслаждались выходными вдвоем, только я и Шон. Бездельничали, заигрывали друг с другом, купались в яркой и безудержной любви. Влечении, нежности. И я будто маньячка вбирала его вкус – вкус моего мужчины.       Обнаженное тело Шона все еще покрывала испарина.       – Да, цепляются к нам, черти. Это любопытно. Ну что же, пусть пишет, – рыкнул муж снисходительно. – А мы отследим что нужно.       – Конечно. – Я все же замялась. – Шон, меня совесть гложет. Я подло с ним поступаю.       После разговора о женитьбе, пусть я и не хотела слушать признаний Бьерна, он вовсе перестал скрывать свое желание ко мне. И как будем выкручиваться теперь?       Мой всегда уверенный в себе муж лишь хмыкнул:       – Как и все шпионы. Тими, дракошка… – Шон невесомо провел ладонью по моей шее, тронул мягкую плоть мочки. У меня тут же запылало внизу живота, настолько стремительно хлынул туда поток крови. Я резко свела уставшие и опять на все готовые бедра, хотя и стонала под ним всего лишь пару минут назад. Мои чуткие соски затвердели, и все заметивший муж отдал им должное, вознаградив лаской. О, Шону нравилось проводить самыми кончиками пальцев по сжатым вершинкам моих грудей, и он обожал нежить их ртом. Вот и сейчас… При этом, будто ничего чувственного не происходило, Шон продолжал поучительно шептать: – Ты у меня вовсе не наивная. Жизнь все рассудит. Расставит по заслуженным местам. Наши страны враждуют, если этому и суждено измениться, то не в самое ближайшее время. Прими это и смирись, дорогая, а еще лучше, используй в наших целях. Политические интриги всегда грязные. – Он чуть помедлил, и вдруг огорошил: – Я мыслю так: ты за пару месяцев должна напрячься и все экзамены досрочно сдать. Я помогу.       Я опешила:       – Зачем, Шон?       – Тянуть больше нельзя, – пробормотал он невнятно. Зубы легонько грызли соски, а язык тут же зализывал пострадавшие местечки. – Весной мы отправимся в Драконьи горы.       Мое сердце подскочило и забилось вдвое быстрее. Мысли смешались. На миг перед глазами нарисовалась скала в обрамлении пушистых облаков. Неужели… пора? Наконец-то.       Вроде Шон говорил, что сам блуждал довольно долго.       – А ты сможешь так взять и скрыться?       Он уже скользил ниже, дразня поцелуями мой живот и пупок. Прижимался мягкими губами и шептал:       – Выкручусь, что-нибудь придумаю. Киард вместо меня побудет за Палача. Вон, его и подозревали.       Мои глаза невольно закатились. Ну и шутки порой у Шона! Уместная неуместность.       – А в Академии?       – Борден прикроет, без лишних заморочек. Как всегда.       Я закусила губу, но все же решилась. Лежа на спине, нарочито-ровно дыша, уставившись в белый потолок. Дрожа под его ртом.       – Шон, а ты… С Катиной…       Страстный поцелуй в лобок.       – Нет.       Нос обласкал его голый, правдивый запах свежего дождя и чуть едкого ментола, слегка тронутый ароматом мускусного пота. Сладко. Пряно.       – Хорошо.       Я смежила веки, чтобы не выдать вспышки радости, и позволила себе окунуться в омут всепоглощающего удовольствия. Шон сдержал обещание и отдал свое сексуальное тело в мое полное владение. Я облизнула губы, смакуя остатки его вкуса у себя на языке, сама подставляясь под его язык. Кто мог бы подумать, что Тимиредис тер Дейл окажется такой ненасытной?       ...Мы упали на кровать, целуясь как помешанные. Наконец-то вдвоем, только вдвоем, без навязчивой заботы слуг, без расшаркиваний перед викингами, без Лиорта. Вдвоем, в огромном особняке, в нашей спальне, где теперь гордо красовалась безбрежная кровать с кованной вязью изголовья.       Это сводило с ума и рвало все путы. Я обнимала Шона за шею, вплетаясь в него так крепко и тесно, что самой было трудно дышать. Рычала и кусалась, дерзко теребя его губы, оставляя следы на горле, ключицах. Сжимала грудь и трогала горошины мужских сосков, слегка царапая их ногтями.       Он резко перевернул нас, так, что я оказалась сверху. Смотрел в глаза, его красивые шоколадные радужки затуманились от похоти и стали почти черными. Зовущими. Шон схватился за лиф, нетерпеливо рванул на мне кружевное боди. Тишину расколол треск обиженной ткани, и я хрипло засмеялась.       – Обожаю, когда ты такой.       Больше не стало преград, Шон наплевал на свои же запреты. Я ласкала его – везде. Стискивала твердые, потрясающе тугие мышцы на его плечах и спине, терлась об его грудь животом, обхватывала его торс бедрами, гладила между гостеприимно раскинутых ног, целовала острые тазовые косточки. Любила его руками, губами, всем обожающим его телом. Склонилась к вздыбленному члену, обхватила его ладонью, едва смыкая пальцы в кольцо – будто мартовская кошка, дорвавшаяся до лакомства! – и почти сыто урча, словила терпкий, чуть мускусный запах. Абсолютно мужской. Вдохнула его полной грудью и высунула язык.       Муж позволил мне. Отпустил себя – в меня – так, как я его просила, как я хотела.       От его деликатного проникновения во мне извергся вулкан блаженства. Я пульсировала волнами шипящей лавы, такими пикантными и жгучими, что… О-о, да…       Зажмурила веки, сдаваясь в плен ощущений. Лизать его бархатную длину – палящий экстаз. Его щедрый дар мне – мой греховный рай. Шон стонал и рычал – для меня, подо мной, у меня во рту. Его роскошный, до предела возбужденный член доставал мне до самого горла и все равно не помещался полностью. Он чертовски великолепен, ему чертовски здесь место. Я втянула щеки и принялась сосать, нежа и дразня головку, порхая по венкам, сцеловывая капли смазки. Боги, от этого абсолютно сносит крышу. Кротость и бунт, зависимость и свобода. С непривычки у меня занемели губы, по подбородку стекала слюна, но я не могла остановиться. Не тогда, когда все тело потрескивает искрами. Не тогда, когда его аромат пузырится нектаром у меня на языке. Не тогда, когда у самой внутри все скручивается и течет. Когда мужчина выгибается подо мной и рвано стонет сквозь зубы.       Чуть приподнявшись, я потребовала:       – Подвигайся во мне.       – Тими?       Шон пожирал меня дикими глазами. Его голос хрипел.       – Я хочу. Мне нужно, Шон. Умоляю. Толкнись в меня. Здесь.       Не оставляя ничего на воображение, я качнула головой вниз.       Я не стыдилась своего бесстыдства. Плевать на распутство. Мне хотелось, чтобы он уступил моей странной мании.       Муж схватил меня за плечи, жесткими пальцами, от которых наверное утром проступят следы, грубо крутанул нас снова, поставил меня на колени и, потакая моей жаркой мольбе, взял меня в мой липкий от смазки рот.       – Сначала нежно, а потом сильно, – приказал Шон. Его властная ладонь запуталась в моих волосах, сжимая затылок.       И я его вкусила.       Не отняла губ даже тогда, когда муж перестал меня удерживать перед бурной разрядкой. Горло обволокло, и я инстинктивно сглотнула, в исступлении прижавшись лицом к его промежности, потерлась щеками об яички, причмокивая губами от лакомства. Я хочу этого снова. Пусть сделает это со мной снова. Я подняла на него замутненный взгляд и заморгала. Шон смотрел сверху, сузив глаза и освещая постель своей взрослой, опытной улыбкой. Его руки хищно скользили по моему припухшему рту. Еще раз, но уже предельно мягко и плавно, муж крутанул меня и распластал под собой. Навис сверху, укрывая от всего мира. А потом отплатил мне тем же, беспощадно любя меня своими длинными искусными пальцами и талантливым, невероятно талантливым языком.       – Любовница моя, – гордо шептал Шон, терзая мои уставшие губы, вбиваясь в мое влажное лоно членом. – Ты прекрасно учишься. Моя невинная страстная девочка. Умница.       От его похвалы – и пальцев на моем естестве – я опять разлетелась в экстазе.

***

      В первый учебный день все пошло наперекосяк.       На парковке перед нашим корпусом ждал Кристиан. Он скользнул по мне цепким фиалковым взглядом – проверял, все ли в норме – и ослепил ехидной улыбкой.       – Герцогиня, а ты знаешь обо мне больше меня самого. Вот уж не думал.       Я хлопнула ресницами, в полной растерянности.       – Ты о чем, Крис?       Мельком глянув на Лиорта, друг склонился к моему уху.       – Я только на первом курсе, а уже с блестящей карьерой. Это ты меня отрекомендовала?       Опять меня затопил стыд, теперь уже перед Кристианом. Ломаться нет смысла, и я пробормотала:       – Ты не хочешь?       Он все еще стоял, приклеившись ко мне.       – Напротив, Тимиредис. Это способ справиться с моим изуродованным наследием. Шанс творить беззаконие без наказания. А знаешь, волчье чутье меня не подвело. Говорил ведь, что твой мужчина опасен.       – Теперь ты что, в курсе?       – Упаси Лариша! Я ж еще жить хочу.       М-да.       А в классе, подбоченясь, застыла крайне раздраженная Дайра. Одногруппники косили взгляды на горе-отличницу. По всей видимости в предвкушении любопытного зрелища. И точно, мы же должны решить наш глупый спор. Я едва не цокнула, но ограничилась сморщенным носом.       Судьба сыграла с нами забавную шутку: наши оценки сравнялись. Как по заказу.       – Если хочешь, после пар можем устроить поединок, – предложила я небрежно.       Дайра пожухла, как прошлогодняя белладонна. Она приходила на занятия клуба и впрямь пыталась научиться махать шпагой, но куда новичку до моих высот? Все это понимали.       – Я приношу извинения, что усомнилась в твоих способностях, – отчеканила она через силу. Мне даже послышался скрежет мелких зубов.       А, черт с ней!       – Я принимаю твои извинения.       В конце концов, ее глупые придирки и сблизили меня с Бьерном.       Бьерн. Мою светлую часть, ту, которая еще оставалась ранимым островком посреди моря тьмы, ел червячок. Я скучала по нему, как по человеку, с которым я умудрилась подружиться вопреки нашему происхождению. Жаль, что северянину мало моей дружбы. И кто знает, к чему мне готовиться. Ведь все тайное рано или поздно становится явным. Бьерн – северный воин, и кровь у него кипит несмотря на мороз на родине. Когда он узнает, да еще и поймет, что я врала ему… У меня волосы шевелились на затылке, от предчувствия беды и ядовитой вины. Шон отмахивался, но я знала, что он ищет выход. Не таков Палач, чтобы пустить безопасность Империи под откос. Тревожные мысли кололи и кололи меня сосульками… Занятия кончились, и – насмешкой – на парковке нас перехватил лорд Сигмард Кристиансен, все еще бумажный секретарь лорда Рагаста. В руках у настороженного викинга была тяжелая длинная коробка, обтянутая синим атласом.       – Высокородный посол лорд Торгердссон поручил мне передать вам подарок от его младшего сына, – чопорно процедил посольский помощник. И, верно толкуя наши прищуренные взгляды, викинг добавил: – Это не бомба и даже не яд. Это подарок, от всей души.       Он оставил коробку на капоте нашей машины, церемонно поклонился, приложил правую ладонь к сердцу и ушел. Лиорт немедля набрал Шона. Через минуту за спиной возник Кристиан, обнял меня за талию и предложил навестить «Поганку». Лиорт оставил подарок в багажнике, и мы дружно направились прочь – за латте и круассанами.       Оказалось, ложная тревога, но тревожились мы не зря.       Вечером мы с Шоном открыли сюрприз.       – Бл…дь!       – Шон!       Перед нами, на ложе, выстланном богатой золотистой парчой, лежал меч в ножнах. Благороднее оружия вряд ли удастся представить, я на своем коротком веку точно ничего подобного не видела. На темном, обоюдоостром клинке выступала вязь древних рун. Прочитать их сходу я не смогла, но подозревала, что это древневикингский заговор на победу в битвах. Рукоять – шедеврально и просто – выкована так, что держать меч наверняка предельно удобно, он не выскользнет из уставших пальцев и не перегрузит кисти. Навершие и крестовина поблескивали россыпью багровых гранатов и сапфиров, а от самого лезвия исходило едва уловимое, мистическое сияние, словно у него был особый, колкий, но преданный нрав. У меня руки зачесались от желания прикоснуться в этому чуду.       Шон зарычал.       – Я просчитался. Бьерн по уши влюбился в тебя. Это не просто интрижка для него, не мимолетное увлечение и даже не способ крупно выиграть в их политических дрязгах. А Рагаст хорош, не могу не восхититься. Стратег отменный. Это шах и мат, жена.       – И чем это нам грозит? – нерешительно пробормотала я. – Мы можем просто заявить, что это слишком ценный подарок и вернуть его?       – И оскорбить его еще больше? – Шон нахмурился и замотал головой. – Нет, дорогая, нам придется изворачиваться. На выходных слетаем в Ларран, будем все вместе мозговать. Ардена подключим, он мастер подковерных интриг. А пока… сделаем вид, что ты ни сном ни духом о значении подарка. Напишешь, что потрясена и даже в шоке. Только не обещай хранить, это все равно что согласиться принять его ухаживания.

***

      «Уважаемый лорд Рагаст!       Простите мою сумбурность, но то, что я увидела перед глазами, когда открыла коробку с подарком от имени Бьерна, повергло меня в шок. Я ошеломлена… это подлинное высокое искусство. Верно ли я догадалась, что мечу суждено любование, а не применение в бою? Могу вас заверить, я им с удовольствием любуюсь.       С бесконечной признательностью,       Тимиредис тер Ансаби, герцогиня Сайгирн».       Этот пышный и осторожный ответ мы направили официально, использовали дипломатическую почту. Не было и речи о том, чтобы сфамильярничать. И какого труда стоило удержаться от обещаний «трепетно и гордо хранить, заботиться о достойном отношении…» Шон одобрил мои слова, и до поры до времени мы выдохнули.       А на следующий день получили еще один удар – теперь уже мне на электронную почту.       «Здравствуй, дорогая Тимиредис!       Знаешь, странно писать тебе «здравствуй» после того, как я откровенно признался в своих намерениях и чувствах. Ты такая близкая мне и все же сейчас очень далека. Мне нестерпимо хочется вырваться из наших змеиных интриг и снова сразиться с тобой хотя бы на тренировочном поле.       Я знаю, что вынужден оставаться в оковах приличий, но ты ведь в курсе моей прямоты? Мне надоело прикрываться этикетом и деликатностью.       Тимиредис, я корю себя, что так и не поцеловал тебя, когда ты была рядом. Как у вас говорят? Кусаю локти? Не дотягиваюсь… А у нас говорят, «Почти подстрелил, и нет кролика»… Может, если бы я схватил тебя и прижался к твоим ягодным пухлым губам, тогда ты бы почувствовала разряд молнии между нами. Однако у нас же верят, что истинная любовь не терпит принуждения. Истинная – между валькирией и берсерком.       Отец сообщил, что ты получила мой подарок. Он особенный, Тимиредис. Это реликвия дома Торгердссонов, символ восхищения и почета. Как бы не повернулись события, ни один викинг не посмеет напасть на род Сайгирн, если не хочет покарания от нашего дома.       Расскажи, как ты живешь. Наверняка занятия уже начались. У вас в Галарэне хотя бы выпал снег? На Островах январь самый лютый месяц, за окном трескучий мороз, а я сижу с бокалом вина у нас в родовом доме, напротив камина, смотрю на огонь и мечтаю о тебе. Мы с Рольвом бьемся на мечах каждый день, он в последнее время свирепствует.       Я скучаю по тебе.       Бьерн».

***

      – Надо подыграть. Придется, – задумчиво протянул Арден и отхлебнул из бокала.       Мы с Бель развалились на кровати, а наши мужья устроились в глубине вычурных кресел в роскошной спальне в ларранском дворце. Обитель императоров вообще местами грешила переизбытком украшательств, и как у них в глазах не рябит от всех этих вензелей, завитушек и блесток? Мне гораздо больше нравилось их галарэнское гнездышко. Здесь, в столице, слишком цветисто, что ли… Правители восприняли новость о подарке вдруг нарисовавшегося жениха по-разному.       После дружного цоканья Тиану заржал, да так, что в уголках синих ехидных глаз выступили слезы.       – Шон, ну ты и заварил кашу! – прыснул он. – Это покруче наших плясок с Шао будет. Ой, не завидую я этому Бьерну, попадется он тебе под горячую лапу.       Шон сузил глаза и зарычал. Бель тут же спрыгнула с пухового ложа, подошла к нему и успокаивающе погладила по руке. Наверное, это стоило сделать мне – жене и здешнему яблоку раздора. Но я скукожилась, уткнулась подбородком в колени, в слабой попытке скрыть свои налитые багряным румянцем щеки и пятна на шее.       – Придержи коней, Ти! – шикнул на младшего брата Арден, а потом продолжил свою мысль: – Так мы их уверим, что у них есть козырь в рукаве.       Муж тем временем взял себя в руки. С жесткой расчетливостью Палача он рубанул:       – А ты вообрази-ка их дикую ярость, когда Уовервиннели поймут, что мы водили их за нос. Мы оскорбим гордость одного из сильнейших домов, у которого своя армия и коварный стратег в ее главе.       – Тогда заманим их в ловушку, как ты и планировал сразу, – пожал плечами Тиану.       Я подняла голову.       – Нет.       Все замолчали, а Шон – с другого конца комнаты, из кресла – сверлил меня острым взглядом. Я вздохнула и, не опуская ресниц, только для него, заговорила:       – Надо придумать иначе. Если мы их всех уничтожим, это никогда не кончится. Да, мы их истребим, и что? Разве мы станем лучше наших врагов? Шон… ты понимаешь?       Его шоколадно-карие глаза смягчились, и у меня возникло чувство, будто я только что выдержала сложнейший экзамен. Он пояснил:       – Тот план, дорогая, это наша подстраховка, если дело дойдет до вторжения северян. Если не будет другого пути.       – Хорошо.       Ведь Палач никогда не опускается до бессмысленных смертей. В его беспощадных руках смерть – это акт возмездия.       – Надо сделать так, чтобы викинги перешли на нашу сторону, и при этом не жертвовать ни Тими, ни герцогством. И пока у нас только связь Бьерна и Тими – единственная ниточка, – настоял Арден.       – Я так поняла из твоих объяснений, что Ульхдаттвар ненавидит Рагаста? И трон под ним шатается? – вступила Бель.       – Да, у них там клубок любви-ненависти, – подтвердил Шон. – Я бы приказал Тими дать Бьерну от ворот поворот, но нам как Империи нельзя настраивать Рагаста против нас. Я взбешен.       Палач признался в этом спокойным льдистым голосом.       И снова я уткнулась в колени.       – Есть… способ покончить с Могучеруким, – произнес Шон. – Он стоит за убийством родителей Тими, я вам докладывал. Мы уберем его так, что напрямую не засветимся. И еще предстоит выяснить, кто рулит домом Нооделос. Его тоже приговорим. И, возможно, я придумал кое-что насчет Бьерна и Рольва, но пока не скажу, подумаю еще.       Все Императоры бросили на меня сложный взгляд. Я поежилась: стойкое ощущение, что я упускаю что-то ключевое, зудело в висках. Но Шон мотнул головой, и всех отпустило.       – Тим! – позвал опять веселый Тиану. – Ты главное не слишком кокетничай там.       Муж зарычал снова.

***

      «Бьерн, привет!       Я очень рада, что ты написал!       Признаюсь, меня поразил твой дар, и я почувствовала себя очень неловко. Я в смятении, не знаю, достойна ли я его, Бьерн. В конце концов, ты сам говорил, что я выросла в другой культуре, и она всегда останется в моем сердце.       У нас здесь оттепель, и я часто езжу на учебу без шапки. Тер Канинг лютует на тренировках, но это цветочки по сравнению с нашими плясками и вывертами на мечах. Мы всегда зависаем в «Поганке» с Крисом и другими ребятами… Что еще? На днях отрыла в библиотеке легенду про цветок аквилегии, на мириндиэльском. Вот тебе фото из древней пыльной книги».       Та легенда воспевала мудрость и уважение к женщине.       После этого писательского выверта дела пошли вроде бы своим чередом. Пять дней в неделю я ездила на учебу в Академию, где зарывалась во все предметы. Мы так же сидели в кафешке на большой перемене и перемывали косточки преподавателям. Мы даже продолжали ходить с Кристианом за ручку, прячась за привилегию лучших друзей. Больше Крис не заговаривал со мной о моем вмешательстве в его жизнь. Я подозревала, что его завербовало ведомство Шона, но сколько не присматривалась к поведению обладателя потрясающих фиалковых глаз, не сумела уловить ни толики фальши, ни единого изменения. Никаких косых взглядов, прищуренных глаз или слащавости по отношению к другим людям. Для шпиона мой друг уродился слишком красивым, но Шон видел в нем особые таланты. И все-таки пока что Кристиан оставался довольно замкнутым, что не помогало избавиться от вороха поклонниц, что непрестанно доставали его. Я сама перехватывала записки, которыми его забрасывали нескромные студентки всех курсов. Не читала. Да и Крис не горел желанием их читать. Он морщился и ворчал, что терпеть не мог глупой навязчивости. Его ледяная броня лишь усугубляла ситуацию. Чем отдаленнее казался таинственный аристократ, тем больше он распалял охотниц. Черт, я даже краем уха слышала, что в Академии учредили негласный фанклуб из воспевающих неземную красоту юного маркиза. Я не испытывала ревности, но сама мысль о том, что Крису придется жертвовать своим влекущим телом ради добычи информации, была самое меньшее неприятной. Когда становишься чересчур циничным – утрачиваешь способность любить. Такой участи я для Кристиана не хотела. Однажды мне приспичило растеребить его:       – Крис, слушай. А тебе… хоть кто-нибудь приглянулся здесь?       Маркиз Кристиан тер Риату ведь живой, а у живых здоровых парней свои определенные потребности, уж теперь мне известно не понаслышке. Мы проводили до неприличия много времени вместе, и всего лишь один раз, когда Крис упомянул об каком-то подобии отношений, оказался его фантазией, чтобы скрыть встречу с Террином. Он на миг застыл, даже подергал свои длинные вьющиеся волосы, а потом издал странный смешок, который тут же подавил в зародыше.       – Я что, спросила что-то забавное? – сощурила глаза я.       – Ой, да не то что бы забавное, подруга. Ты как моя младшая сестра. Она все допекает меня, когда я огорошу мачеху смотринами.       – У тебя есть сестра?       Несмотря на нашу близость, Кристиан всегда избегал этой темы, и я ничего толком не знала о роде тер Риату. Шон предлагал мне – очень давно, на берегу Северного моря – покопаться в прошлом Криса. Но я отказалась и не жалела до сих пор.       – Ага, сводная. – Глаза Криса залучились теплом. – Маленькая егоза. Я едва начал привыкать к ней. У нас разница в десять с половиной лет, и я узнал о ней лишь когда наткнулся на отца. Она совсем на меня не похожа. Встреть я ее в толпе, ни за что бы не дотумкал, что почти родная кровь.       – Эээ, а ее мама? Ты ладишь с нею?       – Не надо об этом, Тимиредис, – тут же сник Крис.       И я решила не давить. Ели жизнь – его право. Похоже, не все райски прошло с этим возвращением блудного сына. А Кристиан щелкнул пальцами и перевел разговор на уже неловкие для меня моменты:       – Что там твой викингский ухажер? Усвистел на родину?       Я скисла, Крис наступил на мою больную мозоль.       Даже Шону я вынужденно призналась, что я скучала по нашему мечемаханию с Бьерном. Занятий в фехтовальном клубе мне не хватало, тело требовало гораздо большего износа, хотя наша маэстро не скупилась на нагрузку и гоняла нас все больше и больше. «В первые полгода мы так, игрались, – протянула Катина тер Канинг в своей томной манере, едва мы вернулись с каникул. – И отсеивали тех, кому не судьба стать хотя бы посредственными бойцами. А теперь будем работать над вашей техникой всерьез». И правда, в нашем клубе заметно поредело. Из знакомых мне лиц оставался только Кристиан, Дайра слилась сразу же после того, как мы уладили все разногласия. А друг делал поразительные успехи – такие, что я даже начала подозревать, что раньше он приглушал свои навыки. До того, как Кристиана нашел отец, он жил на улице, а еще раньше в горах. Кто его знает, чему именно он научился – был вынужден научиться – чтобы обмануть смерть. Маэстро тер Канинг все чаще его хвалила, ко мне же брюнетка относилась подчеркнуто ровно, не придиралась, но и не старалась обучить меня как следует.       Я не допытывала Шона, как он выстраивал отношения со своей бывшей любовницей. Но Катина не казалась мне несчастной, что всех устраивало. Обаянию Шона всегда трудно не поддаться, что бы он ей не сказал, леди тер Канинг превосходно держала себя в руках. А Шон целиком и полностью переключился на меня, будто стараясь искупить вину за мое одиночество прошлой осенью.       И так случилось, что несмотря на вероятный скандал, мы с Шоном начали время от времени появляться на людях вместе. Иногда мы гуляли по парку тут же, в Академии, такие вылазки сходили за «обсуждение моего возобновившегося проекта». Бывало, перекусывали в «Поганке» – опять довольно невинные встречи, но уже откровенно на виду. И пару раз Шон водил меня на ужин в ресторан, а утром привозил на учебу в своей машине. Это был его выбор, и я его понимала. Скрываться вечно невозможно, земля слухами полнится, и когда настанет время объявить о дальнейшей судьбе герцогини Сайгирн и подвластного ей герцогства, народ Империи не обратит чересчур пристального внимания на эту новость. Тем более, что людям станет вообще не до чужой личной жизни.       Моя личная жизнь срикошетит только на Бьерна, и тогда можно оправдаться судьбой и вспыхнувшими чувствами. Что ж поделать, если Шон рядом, а Бьерн – нет.       И все же… Я пребывала в смятении: викинга остро не хватало. И не только из-за наших плясок с оружием. Мы часами с ним говорили, о литературе, историях и просто словах. Не так интимно, как у меня всегда выходило с Шоном, но непременно горячо. Суровый викинг обладал удивительным умением тонко чувствовать оттенки смыслов. Слава Ларише, с обонянием у него дела обстояли также, как и у обычных имперцев, иначе любая интрига с домом Уовервиннели стала бы обречена еще в зародыше. Бьерн бы погряз в прокисшем молоке и просек мою ложь.       «Дорогая Тими, можно я наконец-то начну звать тебя так постоянно? Ласково звучит, мне нравится. Ни в коем случае не думай, что ты мне чем-то обязана. Мы с отцом подарили меч тебе, потому что таким было веление наших сердец. Наверное, ты сейчас улыбнулась и подумала, что я снова выражаюсь высокопарно. Просто именно так я и вижу, понимаешь?       Это вовсе не значит, что ты мне должна, поэтому не опасайся.       Спасибо тебе за легенду. Ты ведь знаешь, что я обожаю древнемириндиэльский. Как всегда грустная и хрустальная история.       У нас вчера опять случился забег на мамонтах, и я утер нос Лейвейнару. Жаль, что ты не застала нашей дикой гонки. Он клацал зубами, когда выдавливал поздравления. Конунг тоже признал мое мастерство весьма сдержанно.       Как там твой брат? Надеюсь, тот позорный случай не разубедил его в прелести нашего любимого спорта.       Я читаю эпос кочевников, и у меня волосы встают дыбом. Но я вынужден.       Береги себя.       Обнимаю, Бьерн».       Ох…       «Дорогой Бьерн, конечно, ты запросто можешь называть меня Тими или даже Тим, как и все мои друзья. Меня веселят твои фразы, правда. Только не подумай, что я смеюсь над тобой. Наоборот, пока ты жил здесь, у меня дух захватывало, когда я слышала, как звонко и плавно ты выплескиваешь мысли. Я тебе скажу по секрету, иногда я перевожу язык друзей на твой. Вот тебе парочка примеров:       Крис: «Шли этих чудиков к троллевой бабке».       Ты: «Надо познакомить их с имперскими сказками».       Крис: «Похлопаю глазищами, а потом вижу, что вместо одной котлеты в моем гамбургере целых две».       Ты: «Прекрасная работница столовой наповал сражена глубиной моего пронзительного взгляда».       Еще, я снова занимаюсь любимым хобби, ювелиркой. И после поездки к вам задумала сделать заколки из белого золота и бриллиантов, с рисунком из порывов ветра и снежинок. Одну почти закончила, и тебе первому высылаю фото.       Все-таки ты, Бьерн, открыл мне, что викинги не только наши враги. Твоя родина особенная, со своим самобытным очарованием.       Что еще нового… Герцог тер Дейл привлек меня к своей научной работе. Кое-что связанное с металлами. Мне нравится.       У Аса вроде бы дела хорошо, но я редко вижу его, ведь он в Ларране. Кстати, а как твой брат? Все свирепствует? Не знаю, насколько это уместно, но если да, передавай ему привет. Не политический, а такой, человеческий, окей?       Обходи Лейвейнара не только в гонках, но и в хитрости. Подумаешь, он из Луур…       Тими».       Я выдохнула, нажала «отправить» и открыла коробку, где все так же, на роскошном парчовом ложе, ждали своей судьбы меч и ножны. Провела дрожащими пальцами по ткани. Как всегда, кончики покалывало, но трогать само оружие Шон строго-настрого запретил.       Вдруг нестерпимо захотелось выпить.       Пятничный вечер я коротала одна – муж пропадал на работе. Чем напряженнее становилось на границах, тем меньше я видела Шона. Иногда он делился со мной, в том числе и о группах смертников, которых ловили все чаще и чаще. Я ужасалась: сколько же ниточек держал в своих властных руках Шон. Он не чурался моей помощи, и за последний месяц я узнала больше о подноготной знати, чем за всю свою предыдущую жизнь. Муж учил, что все упирается в деньги, поэтому ловля на странных тратах и была моей миссией в ведомстве Палача. Разумеется, кроме Шона никто не догадывался о моей причастности.       На одной из прогулок – прямо посреди парка в гуще студентов и преподавателей – Шон осторожно спросил меня, желаю ли я и дальше наблюдать за допросами. Он впился в мое лицо взглядом острым как бритва, раздувая ноздри, хищнически считывая мой невольный отклик на свой провокационный вопрос. По моим венам заструился ток предвкушения.       Власть.       Шон испортил меня, и если я и соглашалась подчиняться ему в постели и в жизни, то лишь ему одному. Он дразнил меня властью, размахивая ею как алой тряпкой. И наградил только мне понятным, чувственным смехом, когда крылья его благородного носа затрепетали от аромата смазки, наполнившей мое сжатое лоно.       Уроки Шона всегда отличались откровением.       Мое дыхание сбилось, и под легким пальто – в Галарэне стояла оттепель – меня прошиб пот. Струйка стекала по влажной спине, не встречая на пути никаких преград. Я даже усомнилась, так ли невинен был совет Шона надеть сегодня что-то посвободнее. Я закусила губу, и его взбудораженные глаза запылали.       – Пойдем в мой кабинет, – низко произнес Шон не терпящим возражений тоном.       И я поддалась. Он возбудил меня мыслью об игре на чувствах, изощренной головоломке, где главный приз – признание вины. Позже, натягивая лифчик и запасные трусики взамен безнадежно промокших, я шепнула:       – Конечно, муж. Я этого хочу.       А он растянул губы в понимающей улыбке.       Шон часто задерживался допоздна, и я с головой зарылась в учебу. Он требовал от меня охватить темы по всем предметам в кратчайший срок. Мы составили план и расписание, но пока никому не озвучивали своих задумок. Еще предстояло измыслить причину, отчего студентке Тимиредис тер Ансаби взбрело в голову нахрапом взять эту крепость.       Звонок раздался уже ближе к одиннадцати.       – Дорогой? – обласкала его я сиплым от долгого молчания голосом.       – Дракошка моя трудолюбивая, устала?       – Ммм… есть немного. Глаза слегка болят. Я тут расчеты по матфизике делала, запарилась, если честно.       – Завтра гляну. А сейчас одевайся потеплее, я через десять минут буду. И одеяло захвати.       – Куда мы едем?       – Увидишь, любовь моя.       Ах, мое драконье сердечко пускалось вскачь от его теплых слов.       Мы прыгнули в джип и помчались, сначала кругом по центру города, а потом в Академию. Шон снова затащил меня на крышу главной башни, и у меня, как и в первый раз, захватило дух. Зимний воздух искрился чистотой и тонкой прозрачностью, и здесь наверху был очень свежим. Нам повезло, что в Галарэне мягкая погода и вовсе не случалось ветров. Однако Шон вручил мне маленькую блестящую фляжку и велел пить. Я сделала глоток и поперхнулась.       – Что это?       – Настойка, которую делает Ар. Из мириндиэльских ягод.       Мои глаза превратились в блюдца.       – Это что, хобби у него такое? – огненная жидкость приятно стекала по горлу, в меру сладкая и капельку пряная. Я распознала гвоздику и еще какую-то специю, вроде знакомую, но не такую очевидную.       – Ну да, – хмыкнул Шон и чмокнул меня в сладкие губы, слизал капли настойки с уголка рта. – У него, кроме Бель, две страсти: вот эта самая настойка и грибы.       – Любопытно.       Муж закатил глаза.       – Не то слово. Поэтому в Императорской семье есть традиция, каждое лето выбираться в лес за грибами. Арден потом их варит, жарит, маринует, и черт еще знает что с ними творит. Ну, ты поняла. И нас потчует.       – Грибами?       – И настойкой. У него скоро день рождения, нас позвали. Слетаем?       – Конечно, Шон.       Я жалась к нему, чувствуя себя возвышенно и защищенно. С крыши открывался крышесносный вид. В кольце его сильных рук накатывало и спокойствие, и желание. Я заурчала.       – Давай расстелем. Ты же в теплых колготках? Как я и сказал тебе?       – Да.       – Хорошая девочка, – похвалил Шон дразняще. А потом жестко добавил: – Моя.       Его права на меня приводили меня в состояние эйфории, а знание, что и я им обладаю, так вовсе будило дракона. Точнее, драконицу.       Мы развалились на одном краю толстого ватного одеяла и укрылись другим. Перед нами блистали звезды, правдивые, настоящие, равнодушные к восхищенным взглядам. Я зарычала от восторга, и Шон подхватил. Когда порыв иссяк, он подложил ладонь мне под ягодицы.       – Не хочу простудить тебя. Не замерзла?       – Пока нет. Мне здесь очень хорошо с тобой. Шон. Я тебя так люблю.       Он стиснул пальцы, ловя вздох, что слетел с моих губ.       – Однажды, летом, мы займемся любовью прямо здесь. Я раздену тебя догола и возьму сзади, а ты будешь поддаваться моим толчкам и глядеть на звездный ночной город. Тими… на дне рождения у Ара будет вся семья, и Аскани тоже. Я думаю, пришло время рассказать ему о нашем браке.       – Да, пожалуй. Вряд ли Ас когда-то смирится с нашей связью, но влезать он не станет.       Мы помолчали. Немного, пару минут. Свободное, уютное молчание под ночным небом, Шон выдумал роскошный способ расслабиться. Я привстала и еще отхлебнула из фляжки.       – Как работа? – спросила я вскользь.       В нашем случае это отнюдь не тривиальный вопрос. Я задавала его, а Шон уж решал, на что хочет ответить. Он развлекал меня рассказами об академских заморочках, мы часто говорили про его научные проекты, да бывало, что и про коллег. А иной раз делился темной стороной, порочной, грязной, во многом отвратительной. Вот и сейчас он заговорил о деле:       – Помнишь, Могучерукий сказал, что Рольв посещал базы убийц?       – Да, – бросила я суше, чем хотела. Тот разговор я выучила едва ли не посекундно.       – Дружок твой Риату был в одном из этих лагерей. Знаешь, чем мои люди его зацепили?       Шон замолк и позволил мне самой догадаться.       – Наверное он, как и я, хочет отомстить?       – В точку. Ты у меня такая умница, дракошка. Раньше из-за татуировки он и пальцем не мог пошевелить против кукловодов. Он сбежал, конечно, но даже слова сказать не смог бы, даже если бы и захотел. А теперь у нас незомбированный, но предельно злой и обученный шпион. Я приказал его натаскивать по нашей схеме. Посмотрим, что выйдет.       – Ему это нужно.       – Давай собираться. Скоро еще сюда вернемся. Тебе ведь нравится на высоте?       – Очень. Шон… – я помедлила. Он вскинул брови. – Мы с тобой пойдем в Драконьи горы. И… ты знаешь, что со мной случится дальше?       – До конца нет, – честно признал муж. – Тебе страшно?       Я подошла к краю и посмотрела вниз. Шон схватил меня сзади за капюшон, недовольно шикнул.       – Скорее, я не могу дождаться.       Ночью пришло письмо от Бьерна, с другого адреса. Скупые и аккуратные слова, и я не представляла, чего ему стоило написать их.       «Моя валькирия, песня, которую ты дала мне послушать, когда мы прощались на побережье, все крутится у меня в голове. Ох уж эта, как ты называешь, попса, льется отовсюду. Я вспомнил, где еще слышал ее. На днях гостили у Олафа из дома Нооделос, резались в кости, так вот, что-то похожее играло в кабинете его троюродного деда. Рольв шлет привет.       Не умирай, ты обещала.       Бьерн».

***

      Зачерствела вина – без судьбы полотна.       И болезненно съежилась совесть.       Жизнь и ложью полна, жизнь и смертью красна.       Смерть соткалась в дырявую повесть.       …       Заскрипела во рту горечь сумрачной лжи.       Что предчувствием тяжким кололась.       Ты простишь? Лишь кивни, только слово скажи.       Ты отпустишь? – В студеную морось.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.