Просроченная

Утром я проверяю свой мобильный, и там оказывается сообщение от Хлои. — Мистер Титчер отказался от встречи. Паррет ждет тебя к пяти, еще один мужчина Виндсен Джордж придет к восьми. В промежуток могу вписать еще одного? — Они все по часу? — Да. — Нет, у меня есть в промежутке дела. Спасибо за напоминание, Хлоя. — Жду тебя. К пяти я прихожу в Дом и здороваюсь с Хлоей. — Ангус отменил с тобой встречу, — она вздыхает. — Это на него не похоже. — Работа, может. Он мне не писал. — Хорошо, — она печатает что-то на компьютере и щелкает мышкой. — Паррет придет через пятнадцать минут. Вот его пожелания, — она дает мне распечатанный лист, где написано во что я должна быть одета и каким сексом мы будем заниматься. Он предпочел анальный секс и глубокий минет. Сумма, которую он должен был мне заплатить, была увеличена вдвое от основной цены на мою вагину, и плюс еще пара десятков евро за глубокий минет. Предпочтений в одежде мужчина никаких не оставил, просил лишь о темной помаде на губах. У всех свои фетиши. Был однажды парень, который безумно сходил с ума от колготок. Любых, теплых, очень тонких, шерстяных или кружевных. Ему нравились любые колготки, но чтобы они были именно на обнаженном теле. Он сам покупал мне колготки, платил мне около ста евро, одевал на меня их и просил дрочить ногами в колготочках. После чего он рвал их в промежности, проникал в меня и занимался сексом. Это был один из тех случаев, когда клиенты казались мне немного странными. Не то, чтобы я не наблюдала за собой фетишизма к чему-то, но когда чужие фетиши как-то влияют на тебя, а в моем случае, я этим зарабатывала деньги, ты считаешь это странным. Паррет пришел и, увидев на моих губах темную помаду, тут же поцеловал. — Темный шоколад? — спрашивает он, и я понимаю, что это о названии помады. — Шоколадный маффин, доброго вечера, мистер Паррет, — я целую его в щеку. — Смазка на комоде, презервативы в вазе около смазки. Присаживайтесь. Он садится на кровать, смотря на комод и читая название смазки. Я расстегиваю его штаны, снимаю их до колен и присаживаюсь сверху на него. Его член оказался не таким большим, как ожидалось, и глубокий минет мог оказаться для меня не таким глубоким и не таким сложным в исполнении. Пока что он был не полностью поднят, я касаюсь его губами, оставляя темный след поцелуя на нем. Мои губы и язык обласкивают его головку, а потом заглатывают член наполовину. Потом чуть глубже. Я дышу носом, заглатывая еще. — Ох, милая, — он стонет и схватывается за мои волосы. Я сосу, продолжаю свою работу. Мужчина тяжело выдыхает и останавливает меня. — Повернись ко мне попкой, милая. Я встаю на четвереньки и слышу, как мужчина поднимается с кровати и идет к комоду, где берет презерватив и смазку. Сперва он надевает презерватив, а потом смазывает меня холодящим лубрикантом и туго входит. Он кончил спустя полчаса. Собрался и ушел. Мне осталось лишь ждать следующего клиента. Ко мне кто-то стучится и открывает. До следующего мужчины у меня около часа, но за дверью скрывалась всего-то Хлоя. Она заходит и присаживается. — Джордж уже ждет. Такой рыженький и кудрявый, тебе понравится, — она хлопает меня по плечу. — Он предпочел классику и обычное белье, без кружева, сказал, что ему не нужна вычурность. И еще платить втрое больше за секс без презерватива, так что глотай таблеточки, — Хлоя смеется и улыбается. — Я скажу ему, что ты будешь готова через десять минут, хорошо? — На мне уже надето белье, — я смотрю на свой лифчик и трусы, которые были куплены для личного использования, а не для клиентов. — А таблетки я пью ежедневно. Пусть заходит, я жду его. — Я про пенициллин. Или придется колоться, — она смеется. Через мгновение дверь распахивается и за ней я вижу не какого-то нового мужчину, а своего Бена. Я хмурюсь. Зачем ему понадобилось сюда приходить? Хотя… Действительно. Что я могла ожидать, после того, как показала ему наш сайт с картой местности? Дура, одним словом. Я вздыхаю и сажусь обратно на кровать. — Бен, что ты тут делаешь? Зачем ты пришел сюда? — я схватываюсь за голову руками и трясу волосами. — Тебе не нужно здесь находиться. — Джордж. Я Джордж Виндсен. Аннабель, у вас есть смазка с ароматом ванили? Я понимаю. Он пришел сюда проверить работаю ли я после того, как мы разошлись. — Есть с клубникой, вишней. Впрочем, можете сами посмотреть в верхнем ящике комода. — Я предпочту, чтобы это сделали Вы, — он смотрит озлобленно на меня, а потом берет за руку и ведет к комоду. — Покажите, что у вас есть. Я начинаю доставать лубриканты: от обычной самой наипростейшей смазки в голубом тюбике я перехожу к согревающим и охлаждающим. Тем, что замедляют эякуляцию или анальным. Я достаю все и лишь на дне, как по волшебству, находится ванильный аромат. — Большой арсенал, я смотрю. Я все же остановлюсь на том, что хотел изначально, — он берет ванильную смазку и подтягивает меня к себе. — Бен, я хочу нормально поговорить… — меня перебивает его поцелуй, который так и показывал, что со мной разговаривать явно никто не хотел. — Я Джордж, твой клиент. Ты явно с кем-то меня путаешь. Пожалуйста, сними с меня штаны и отсоси мне, детка. — Фу, так ни один мужчина со мной не разговаривал, — скривившись от мерзости, возникаю я, но тут же замолкаю, наблюдая за Беном. — Я — твой клиент. И как угодно, так и обращаюсь с тобой. Если ты сама не хочешь снять с меня штаны, я сделаю это самостоятельно. Он расстегивает штаны и снимает их. Его член опущен, висит и даже нет намека на возбуждение. Я, конечно, понимаю, что в этой ситуации все легко решается ртом или руками, но сам факт того, что его это не возбуждает, заставляет меня думать о том, зачем это вообще тогда нужно, если не для сексуальной разрядки. Я присаживаюсь на колени так, чтобы прямо напротив была его нагота. Я трогаю руками рыжие волосы на лобке, целую член, облизываю яйца. И он снова не возбуждается. Тогда я беру в руку его сморщенный и вялый член, начиная нежно действовать рукой. Но и это не помогает. — Бен? Он сильно вздыхает и садится. — Нил, я хотел прийти с гордо поднятой головой, плюнуть тебе в лицо и уйти, все так же задрав голову. — Под плюнуть ты, видимо, хотел кончить мне в лицо? Прости за каламбур. — Я хотел, чтобы тебе было так же противно, как и мне, но я даже не могу нормально наслаждаться тем, за что заплатил деньги, — он поднимает свои штаны и начинает их застегивать. — Извини за это. Я хотел проверить, работаешь ли ты. И, убедившись в этом… Я правда ожидал, что по телефону ваш оператор скажет мне то, что Аннабель больше не работает. Что Аннабель уволилась и мне предложили бы другую девушку. Но я бы к ней не пошел. Я бы позвонил тебе и прибежал бы, черт возьми, с цветами, Нил! Ты мне была так дорога, — он затягивает ремень и садится, протирая глаза. — Ты уже становилась для меня всем и чуточку больше, но ты разрушила это за секунду. За ту ужасную секунду, когда ты взяла и показала мне сайт ваш. Ты сама-то понимаешь, как это гнусно? — Кто-то зарабатывает умом, — я ежусь и пересаживаюсь дальше от него, но при этом не спускаю с него глаз. — Кто-то силой, как ты. А кто-то телом. Стриптизерша ли, модель, актриса или девушка из борделя. Все мы в одной лодке. — Только твоя лодка тонет. Ты прозябаешь здесь, Нил. — Так уходи! — не выдерживаю и вскрикиваю я. — Уходи из этого Дома, уходи из моей жизни! Не появляйся и не поучай меня, раз я такая неисправимая. А если я хочу тонуть? — я не хотела тонуть. Я хотела лишь получать деньги, потому что для меня это был лишь самый легкий способ в их добыче. — Если я хочу прозябать? — Позволь мне вытащить тебя с этой тонущей лодки? Или разреши быть в этой пучине с тобой? некоторое время спустя Бен был для меня самым странным, но при этом самым желанным мужчиной на земле. Мне не нужны были огромные мужики с такими же огромными орудиями в штанах, мне не нужны были романтики с букетами полевых цветов в одной руке и стихами в другой. Мне нужен был Бен. Мы часто говорили обо всем, что творилось до нашей встречи со мной. — А как-то пришел и Ангус, — однажды говорю я. — Такой застенчивый, милый парень, он ходил ко мне подряд года четыре из пяти, что я там работала, — с некой тоской вспоминаю я. — У него были проблемы с девушками. — Причем, всегда, — замечает Бен. — Он рассказывал, что они его, мол, не удовлетворяют. Не понимаю, как это может произойти, ведь механизм не такой сложный, как у женщин, например. А Аннабель, — замялся мужчина, — она его удовлетворяла? — Действительно хочешь это знать? — я смущенно улыбаюсь, а потом встаю с кровати и потягиваюсь. — Тебе интересно, кончал ли твой брат с твоей девушкой? — О, вот в таком контексте уже нет, спасибо, — он тянется ко мне и обнимает за ноги. — Нил, почему Аннабель? — Да не знаю, — вспоминая как я выбрала такое имя, я отвечаю ему. — Вроде бы в каком-то фильме услышала. А потом долго решался вопрос Аннабель или Элизабет. Как видишь, я была Аннабелью и никаких Элизабет. Я готовила этому мужчине завтрак, обед, даже полдник, что для меня было большим трудом, и ужин. Я была рада делать ему приятности до того момента, пока не закончились деньги. А закончились они ровно через месяц после того, как он стал жить со мной. Мы тратились больше на еду, на услуги по дому. Как бы не говорилось, что ванную принимать вдвоем — экономить воду, это неправда. Счет за воду поверг меня в шок, когда я пересчитывала евро, оставшиеся в кошельке. Я понимала, что, живя для себя, я не ела ни мяса, ни птиц, а тратила деньги лишь на эпиляцию и поиски красивого и дорогого белья. В один момент я обрадовалась, что силой воли и усилиями других людей я бросила занятие проституцией, но где-то в глубине я понимала: я сгнию быстрее там, где не нужно быть постоянно раздетой. Я сидела изо дня в день, думая о том, что хуже уже не будет, пока вновь и вновь мне не приносили счета, и я с болью рассчитывалась с консьержкой. Бен не приносил денег, сколько было нужно для оплаты, а если и приносил, то мы еле наскребывали на еду. Мне стало казаться, что возвратиться туда, откуда я выбралась из самых низов, неплохая затея, да и ушла я оттуда совсем спокойно, без лишних слов. Но Бен — это то, что меня удерживает. Он бросился со мной в тонущую лодку, не спасая, тонем вместе, и это будет самым ужасным предательством. Но… Я все же одеваюсь, жду к вечеру, пока Бен уйдет, и иду в Дом. Открыв дверь, я вижу расплачивающегося клиента и Хлою. Я зачем-то прячу глаза, хоть оно уже того и не стоит. Клиент уходит. — Привет, Хлоя, — я с опаской смотрю на женщину, боясь осуждения. — Нил, какая приятная встреча, — улыбается мне она сквозь зубы. — Какими судьбами? — Да в кафе шла, — я показываю рукой на дверь и снова смотрю на женщину. — Решила заглянуть. — Странно, наверное, заглядывать на работу, где зарабатываешь не умом, а телом, — язвит Хлоя. — Ангус спрашивал про тебя. Рассказывал, что ты, цитирую, «грязная потаскуха, которой не жалко расставлять ноги и бесплатно». Будто он мог представить другой исход, — она выдыхает. — Он сейчас ходит к Виктории. Платит меньше, но она рассказывала, что такого мужчины у нее еще не было. Агрессивный, страстный. — Ангусу куда-то надо девать свою злость, — выслушав все слова о себе, я пытаюсь понять, хочу ли я вообще спрашивать про возвращение. И набравшись смелости, все-таки спрашиваю, — Слушай, Хлоя. Прошел всего месяц, как я ушла. Я же могу вернуться в любой момент? — Это тебе не фриланс, где работаешь на себя и не зависишь от клиентов, — она что-то забивает в компьютере. — Узнав о твоем уходе, некоторые клиенты были настолько раздосадованы, что предлагали купить твой номер и встречаться у них дома. Они все разбежались к другим девушкам, и по большему счету… — она замолкает. — Что по большему счету? — Ты уже просроченная*, — говорит мне Хлоя с некой издевкой. — Посмотри на себя. Проститутка, жизнь которой ее потрепала. Ты извини, что так прямо, но у нас куча молодых девочек, которые забрали всех клиентов и теперь. Ты просто никому не нужна. Твой срок истек. Я киваю, сжав губы, чтобы не расплакаться от больных мне слов, и ухожу. По дороге обратно я рассматриваю себя в маленькое зеркальце: я вижу свои морщины, свои усталые глаза, свой грязный рот, принимавший столько членов, что и представить трудно. Я смотрю, вижу все это. Но в душе просто не верю, как я могла бросить все ради любви, в которую никогда не верила, и боюсь, что не буду верить сейчас. Шелест денег, и клиент отдает мне пятьдесят евро пятью купюрами. Я складываю их в кошелек и иду к выходу. — Элизабет? Оборачиваясь, я замечаю маленький розовый самокат у двери. Наверное, ему было неловко все это время замечать его из спальни. — Да? — Спасибо Вам. — Скорее уж мне стоит выразить благодарность, — я хлопаю по кошельку в заднем кармане. — До встречи, Жан-Жак. — До встречи, Элизабет. Дверь захлопывается, обдувая меня сильным потоком воздуха. На душе все так же погано, хоть и с пятьюдесятью евро в кармане. На эти деньги мне нужно купить продукты, выбрать, за что сперва заплатить — свет, вода или газ. Думаю, что вода мне пока нужнее. До оплаты света еще неделя, а готовой едой мне не впервой питаться. — Успешно продала? — первое, что я слышу, придя домой. Бен сидит на кровати и потягивается. Ему я сказала, что иду продавать свое белье. Якобы совсем неношеное, не обкончанное сотню раз посетителями. Но его я брала для Жан-Жака. — Она его померила, — я складываю его в стиральную машину и только после этого раздеваюсь. — Узко в бедрах, широко в груди. Сказала, что не возьмет. Ты только встал? — Да, милая, — Бен подходит ко мне и обнимает сзади. — Я скучал. — Меня не было все пару часов. — Без тебя беспокойно спать, — он вдыхает запах моих волос, а я боюсь, как бы он не почувствовал запах другого мужчины. У того мужчины, с которым я была, нельзя было сходить в душ. Он просто-напросто мне запретил это делать. Но желание клиента — все еще закон для меня. — Я приму ванную? — Примем вместе? — улыбается Бен и уже стаскивает штаны. Дверь в ванную была открыта, но я не спешила зайти туда и снять одежду. Я очень боялась, что Бен узнает. Неважно, как. Через маленький кровоподтек над коленом, потому что Жан-Жак был неосторожен в своих поцелуях и засосах, или одеколон от моего тела будет не похож на его. Это все пугало. Я не знаю и не знала, как его отговорить от этой затеи, хоть и понимала, что если он настроен на секс, — значит, он будет. Мое решение тут мало играет роль после того, как я рассказала ему, чем зарабатывала деньги. Он не заботился о моем оргазме, и уж тем более, ему было все равно, получаю ли я удовольствие вообще. Он использовал меня, как мастурбатор, как кулак. И, в момент, когда он кончает, я уже становилась не нужна. Бен просто выходил, ложился или шел в душ. Мы даже не говорили ни о чем. Я просто боялась его этим разозлить и услышать, что я этого заслужила. Это я и так понимала, и не хотела думать об этом еще чаще. — Бен, — я мельком смотрю на часы. — Бог мой! Ты посмотри, сколько времени?! — время близилось к десяти вечера, а это значило, что он должен был уходить на работу. — Черт, — смеется он. — Мы успеем по-быстрому, — он хватает меня за запястье и прислоняет к стене. Его свободная рука стягивает с полных мужских бедер трусы и освобождает член, который за все это время был уже в напряжении. Мою руку, схваченную им, Бен кладет на головку и начинает медленно двигать вниз. Но я не хотела. Я и не хочу, если быть точнее. Я была против. Просроченная. Вот, что сказала мне Хлоя, и что оказалось правдой. Я, как консервная банка, которую опустошили, сполоснули и теперь используют, как пепельницу. В меня вечно пихают окурки, тушат их об меня, сплевывают. Пепельница изнашивается, становится вся грязной, от нее начинает вонять. Но никто не будет ее мыть, потому что никому это не надо. Их устраивает кидать свои окурки в эту ржавую грязную консервную банку. Эта банка давно уже просрочена. Его тяжелое тело валит меня на маленькое кресло в прихожей. Он с рвением стягивает мои трусы и кидает их в сторону. — Что такое, Нил? — зло спрашивает он, будто мои подозрения оказываются правдой, и он догадался. Его рука схватывает меня за подбородок и поднимает мое лицо прямо к себе. — Что такое, милая? — он скалится, а потом, отпустив мое лицо, размахивается и ударяет по щеке. Я быстро поднимаюсь с кресла и, протирая щеку от удара, бегу к входной двери. Со всей силы я пытаюсь ее открыть, что сначала не выходит. У меня начинается паника, я просто не знаю, что мне делать. Я могла сдаться, сказать, мол, «О, милый, все супер!», но это было бы неправда. Он бы продолжил меня жестко трахать, насилуя, и считая, что я это заслужила. Я заслужила много дерьма, что лилось на меня сейчас, но не понимала того, как любимый человек, с которым мне хотелось быть вместе, все испортил в одночасье. Он будто ненавидел меня и всячески это показывал. Я боялась вздохнуть. Я сидела около двери, взявшись всеми силами за ручку, и смотрела на озверевшего Бена. Нечеловеческий взгляд осуждающе смотрел на меня, брови были сведены будто в одну. — Моя милая, — он подходит ко мне и опускается на колени. Его голос груб, а руки снова тянутся к лицу. Но на этот раз, я пытаюсь закрыть ладонями щеки. — Милая, что такое? — Бен продолжает разговаривать со мной очень низким и несвойственным ему голосом. — Нилу, ты же только моя? — он берется за мою руку своей и отводит ее от лица. Его губы прислоняются к уху. — Ты же ни с кем больше не трахаешься, милая? Я сдерживаю крик, что вот-вот готов сорваться с губ и оглушить Бена. Губы трясутся, глаза залиты слезами. — Нет, Бен. Ни с кем, кроме тебя, — тихо, едва-едва слышно шепчу я, но голос предательски трясется, я не могу овладеть своим телом, мне хочется поскорее убежать отсюда, куда-нибудь, где меня не ударят еще раз. — Тогда, милая, расставь ножки, — его рука застревает между колен, но с усердием проходит дальше, к внутренней стороне бедра. Голос снова становится тихим, он будто играючи говорит со мной. Будто это все — маленькая игра, проверка, которую я прошла и сейчас будет бонус. Плевать я хотела на эти бонусы. Но я прекрасно понимаю, попытайся я вырваться сейчас, он ударит меня еще раз. Я этого не хотела. Мне просто пришлось сдаться. Его пальцы, два его пальца, грубо входят в меня. Естественно, ни о каком возбуждении не было и речи, я была сухой. Но его это не останавливало. Он проникал в меня глубже, при этом смотря не грубым взглядом, совершенно нет. Он смотрел на меня с желанием. Со всепоглощающим желанием, которое затмило его остальные чувства. Бен схватывает мое тело и тащит в спальню, игриво шлепая по оголившимся бедрам. — Моя девочка, — целуя меня сзади, говорит мужчина и аккуратно кладет на кровать. — Моя, — поцелуями он идет от шеи, расстегивая пуговицы на плаще, к животу. — Милая малышка, — он вдыхает запах моего тела, трогая рукой мою щеку, которую он ударил. Напряжение, когда он касался меня, нарастало, я боялась его и боялась себя. Я боялась, что что-то сделаю не так. Пошевелюсь, не так вздохну или выкрикну. Я просто замолчала и попыталась забыть себя. Свои чувства, свое тело. Забыть все на время, пока он будет заниматься со мной сексом. Еще несколько раз его губы касались моего тела, совсем не разгоряченного и не жаждущего плоти Бена. Но он, конечно, решил иначе. Сегодня он пытался заботиться обо мне, лаская меня языком или руками, нежными движениями с сильными толчками, он делал то, от чего я точно бы испытала хотя бы малейшее удовольствие. Но оргазм каждой девушки запрятан напрямую в ее голове. В ней и моих чувствах. Я не чувствовала ничего, кроме отторжения этого человека из своей жизни. Я чувствовала, что меня насильно ласкают. Насильно, потому что я не сказала «Да». Я не сказала «Да» ему. И уж тем более ни за что не хотела говорить себе. После секса, когда он кончил, он спросил, все ли мне понравилось. Впервые за долгое время после моего рассказа о проституции. Я не ответила, но игриво улыбнулась. И Бен, захлопнув дверь, наверное, не мог и подумать, что сейчас я решусь на что-то серьезное, а не буду просто спать. Этой ночью в голове возникли слова Ангуса. Уже давно забытого, пройденного мужчины в моей жизни. Слова были такими: « — Я знаю его двадцать семь лет. И двадцать семь лет он доставляет неудобства». Неудобства. Ангус ведь мог быть прав, он знал его куда больше, чем я. Но откуда-то же они взялись, эти мысли. Неудобства, причинение боли. Все это, оно появилось в его фразе не просто так. Не может такого быть, что из-за ненависти и ревности он будет распыляться насчет Бена. Может, он знал девушек… Знал истории между ними. Я собираю вещи, которые были разбросаны в квартире Бена, беру ключи от своей квартиры и забираю дубликаты мужчины. Он поймет, что я у себя, мне просто некуда идти. Но видеть его больше я не хочу. Не намерена. И не буду. Собравшись, я оглядываю еще раз квартиру. Не хочу больше никаких воспоминаний, которые окутывали меня и мою плоть здесь. Никакого секса больше между нами. И никакой любви. Какой бы извращенной она и не оказалась. Ни за что. Любовь — это не про меня. Я столкнулась с ужасающе душащим меня чувством. Чувством предательства. Чувством ушедшей любви. И любви, которую я сама выбросила в воздух. Это чертовски гадкое чувство, скажу я. Мне хочется плеваться желчью, лишь бы не жгло изнутри. Лишь бы так не болела душа. Но она болит. Она душит меня. По приходу в свою квартиру, я расплакалась. Я расплакалась так сильно, что мои соседи могли слышать истерику. Я расплакалась, а мой милый кот прибежал меня утешать. Будто бы все в этом мире отвернулись от меня кроме него. Я глажу мягкую и пушистую шерстку кота, вспоминаю, как впервые здесь я готовила яичницу Бену, как мы занимались сексом. Как я испытывала оргазм и удовольствие от секса. Как я могла его испытывать. Мой телефон лежал в стороне. Мои руки потянулись за ним. Тиндер. Я устанавливаю тиндер себе на телефон. Там начинаю листать парней, который предлагают себя. Один говорит, что может свести с ума любую девушку, а второй не против соврать и стать Пиноккио. Пиноккио я и выбрала. Мы списались с ним, после чего я решила ему позвонить. — Моя квартира находится на углу, последняя остановка 67 троллейбуса по южному направлению. — Хорошо, Бетт. Я приеду через минут 15, я уже зашел на троллейбус. У меня в кармане вишневая смазка. — У меня есть пара наручников и много красивого белья. Какое предпочтешь? — На твой выбор, детка. Но я люблю светлые цвета. Он кладет трубку, после чего я начинаю выискивать в ящике нежные комплекты белья. Первым на глаза мне попался нежно-сиреневый комплект с корсетом и едва заметными маленькими трусиками. Его я и решила надеть. Утешаться одним мужчиной из-за другого я не считала нормальным, пока сама не столкнулась с подобным. Для меня это было уже верным решением. Я думала, что мне это нужно. Молодой человек, который не представился, постучал в мою дверь в четыре часа утра. Я открыла ему в прозрачном халате и том комплекте белья. — Пиноккио? — Оу. — тихо протянул парень, оглядывая меня. — Бетт… Меня зовут Каспер. — Можешь пройти в душ, если тебе надо, — начиная говорить, как с клиентом, предлагаю ему душ, распахивая халат. Он подходит ближе и нежно обнимает. Его объятия оказываются теплыми и нежными, теми самыми, которые мне нужны. Я целую его плечо через одежду, а он, подняв мое лицо рукой, окутывает в своей теплоте. В теплоте своего поцелуя. Мы быстро переместились в спальню, где он все так же нежно снимал с меня одежду. Его движения были плавными и тихими. Неспешными. И его прозвище оказалось довольно смешным и правдивым. У него был набит Пиноккио на тазобедренной кости. Этот секс был отдушиной. Он, конечно, не понимал, что для меня это значило, но Каспер явно наслаждался процессом. Парень ухватился рукой за изголовье кровати и входил неспешно в меня. Его пальцы крепко держались за кровать, а мышцы на животе напрягались. Я тоже наслаждалась. Мне было приятно с ним заниматься сексом. После того, как он кончил, он вышел из меня и снял презерватив. — Ты кончила? — тихо прошептал он, ложась ко мне. Я мялась ответить, что нет, и не хотела врать, что да. Но все же вранье мне искренне надоело. — Мне трудно достичь оргазма в последнее время, — я сглатываю, потому что на глаза немного накатываются слезы. Я их стираю и вздыхаю. — Это не страшно, поверь. Жила как-то раньше без этого. — Но до этого у кого-то это получилось? — его пальцы ползали по моему животу, палец переставлял другой. — Потом кое-что случилось, и больше ничего нет. Это на уровне подсознания. — Позволишь? — его рука плавно спускается на лобок, пальцы пережимают клитор. Он массирует его, а потом привстает, оказываясь между моих ног. — В куни ничего страшного нет, — пытаясь раздвинуть мне ноги, говорит Каспер. — Поверь, я знаю, — я смеюсь. — Просто напряжена. Сейчас, подожди секунду. Я выдыхаю. Стоит успокоиться. Это просто секс. Не любовь. Не проституция. Просто секс. Он облизывает клитор, опускаясь на вход и поднимаясь обратно. Его маневры совершенно обычны, ничего необычного. И я все так же напряжена. — Бетт, расслабься. — Мое имя — Нилу, — я поднимаюсь и прижимаю ноги к себе. — А я все еще Каспер, Нилу. Слушай меня, расслабься. Я правда хочу тебе сделать приятное. Я вновь не могла расслабиться, но постепенно напряжение пропадало. Оно уходило с грустными воспоминаниями вместе. Его язык ласкал меня около получаса, и все это время я получала удовольствие. Я получала удовольствие от его тела, от своих эмоций. От расслабленности. Он целовал меня там, причмокивая и засасывая, его губы нежно касались меня. Начало нарастать другое напряжение. Будто узел, который пытаются развязать, не поддается. И вот этот самый узел Каспер и развязал. Я чувствую, как мокреет подо мной кровать, как его пальцы, ласкающие меня внутри, выходят. И он тихо что-то шепчет. — Вау, — он вытирает губы рукой. — Да ты водопад. Я смотрю на простыню. Она очень сильно подо мной промокла, пятно занимает почти половину кровати. Я ему вторю. — Вау… — А надо было просто расслабиться, — он целует меня в щеку. — Я запишу этот оргазм в свой счетчик доставленного удовольствия женщинам. — Поставь на первое место. — Обязательно.