Топкапы: история будущего.

Во дворце была пугающая тишина. Гарем был закрыт на все замки и наложницам под страхом смерти запретили выходить. Жизнь в Топкапы остановилась. Рыжеволосая хасеки сидела в комнате Валиде. Она рвалась в покои султана, но лекари запретили кому-либо входить. Сердце Хюррем бешено билось в груди и сжималось, будто собиралось остановиться. Как бы она не пыталась успокоить себя, что с повелителем все будет хорошо, дурные мысли все равно закрадывались в ее голове. – Сюмбюль, дай мне настой из ромашки, – обессиленным голосом прошептала султанша, сидя на тахте у камина. Евнух засуетился и протянул Хюррем теплый напиток. Она сделала пару глотков и прикрыла глаза. Тело давно клонило в сон, а мозг продолжал думать и думать. – Если Султан Сулейман умрет, то Мустафа соберёт янычар и поднимет бунт, а потом захватит власть путём переворота... – рассуждала Хюррем, смотря в одну точку. – А потом первым делом казнит Джихангира, Селима и Баязеда. Только об одной этой мысли ей стало плохо. Она схватилась за сердце и попыталась взять себя в руки. Сюмбюль переступал с ноги на ногу, не зная как утешить свою госпожу. – Что Вы такое говорите, моя госпожа... – тоненьким голоском проговорил евнух. – Наш падишах проживет ещё много лет! Как бы Хюррем хотелось верить в это. И она молилась. Просила Аллаха даровать своему любимому ещё не один десяток счастливых лет. – Я переживаю за Селима, Джихангира и Баязеда. Что с ними будет? Если повелитель уйдёт в иной мир, то мне надо обезопасить их обоих. Мне надо их вывезти их дворца. Но как? – Шехзаде Мустафа никогда не тронет своих братьев. Он слишком любит их. – Зато Махидевран тронет! – воскликнула Хюррем. – Ещё как тронет! Она только этого и ждёт! Не удивлюсь, если она уже радостно собирает вещи, чтобы переехать в мои покои валиде. И Хюррем была права. Махидевран была единственной во всем дворце, кто радовался всему происходящему. Она благодарила Аллаха, что он, наконец, услышал все ее многолетние молитвы и помог ей. Но расслабляться она не могла, все самое тяжелое было впереди. Хладнокровное спокойствие сохранял только Рустем-паша, который примерно рассчитывал какие силы и возможности у Мустафы занять трон. Не позволить свершиться этому было и в его интересах, потому что его голова слетит следом за тремя Шехзаде. – Ты говоришь неправду, Рустем, – раздражено сказала Михримах, скрестив руки на груди. – Мустафа никогда не казнит своих братьев. Великий визирь покачал головой, поражаясь наивности своей жены. Он прожил намного больше неё и точно знал, что когда тот займёт трон, то чувство власти и силы убьют в нем последние ростки невинности и семейных уз. – Ты не понимаешь, Михримах, – прошипел словно змея паша, хмурясь. – Махидевран Султан сделает что угодно, но не оставит в живых ни одного Шехзаде. Султанша отошла подальше и закрыла глаза, встав спиной к своему супругу, будто не хотела слышать всего этого. – Это ты так думаешь, Рустем. А я знаю Мустафу и он не позволит этому свершиться. Он любит своих братьев. Визирь тяжело вздохнул. Он понял, что объяснять эти вещи было бесполезно для Михримах. Она жила в своём мире, где не было братоубийства. Или же хотела так жить. Но помимо отца и племянника, Михримах переживала за Селима. В последние дни он стал задумчивым и молчаливым. Когда она хотела поговорить с ним, то он молча слушал и кивал. Он почти не говорил с ней. Сначала она подумала, что чем-то обидела его, но когда Хюррем сказала ей, что так он ведёт себя со всеми, то успокоилась. Лекари говорили, что это результаты от удара головы. Самыми здравомыслящим был Джихангир, который не стремился лезть в дворцовые интриги, а темболее проводить тайный никях с двоюродной сестрой. – Как он может проводить никях с Хуриджихан? – негодовала Мелек, наблюдая как Мустафа обедает. – Почему это так тебя возмущает? Он подозрительно посмотрел на наложницу и та смущённо пожала плечами. – Баязед лучше знает с кем и когда ему проводить никях. Не думаю, что тебе стоит вообще размышлять об этом. Мустафа прожевал кусок мяса и проглотил. – Падишах не умрет, – вдруг заявила она, удивив Мустафу. – Я тебе могу это обещать. Шехзаде сначала удивился, насколько уверено звучали слова наложницы. А потом расслабился, потому что почти все во дворце только и говорили другим, что султан победит болезнь. Видимо ей хотелось просто верить в это, подумал он. Она хотела бы добавить, что падишах переживет не только его, но и Баязеда с Джихангиром, но промолчала и взяла виноградинку, положив в рот. – Тебе стоит побеспокоиться о другом, – непринужденно перевёл тему Мустафа. – Моя матушка скоро начнёт что-то подозревать, почему ты все ещё не беременна. – А ее подозрения не касаются тебя? Мустафа удивлено посмотрел на Мелек. – Я о том, что проблема может быть в тебе, а не во мне. Ведь не всегда зависит всё только от женщины. – У меня уже есть четыре дочери, Мелек. Она замолчала, продолжая есть виноград. – Если я не забеременею, что тогда меня будет ждать? Мустафа вытер рот. – Казнить тебя никто не будет. Просто вернёшься в гарем и будешь выполнять грязную работу. – А если рожу? – Матушка осыплет тебя золотом и будет беречь нашего сына не хуже янычар. Мелек усмехнулась и помотала головой. Ее возмущению не было предела. Обо всем этом Мустафа говорил с таким спокойствием, будто секс и рождение детей было не просто обыденным делом, но и чем-то рутинным. В дверь неожиданно постучали. Они никого не ждали, поэтому Мустафа заметно напрягся и подошёл к двери, медленно открывая. У входа стоял сундук, украшенный узорами османского тюльпана. Он несмело приоткрыл его и увидел на дне свой давно потерянный ещё в Амасье кафтан. – Что там? – поинтересовалась Мелек, оборачиваясь. – Кто-то нашёл мой любимый кафтан и передал его сюда. Наверное матушка, – радостно ответил Мустафа, доставая его из сундука.