И пускай клинок пронзит мою плоть, Кровь моя прольётся на землю, И пускай мой крик тронет их сердца, Моя жертва станет последней Песнь Андрасте 7:12
В высшей степени несвойственно это было для Джима — пребывать в столь подавленном состоянии, но почему-то, продрав глаза утром в гостиной доктора Маккоя, он подвергся подлой атаке мыслей резко депрессивного характера. Будто весь дом успел проникнуться душой своего владельца за столь короткий срок и начал расточать эту ауру — пораженчества и самокопания. Кроме этого дивана. Диван не мог так его предать. Это было хуже, чем похмелье. Это было в тысячу раз хуже, чем похмелье (а Джиму было с чем сравнивать) потому что было это худшим кошмаром — рефлексией. Чем дальше в лес, тем больше тайн, что было абсолютно, непередаваемо восхитительно, но статистика предыдущих дней не давала пребывать в полной уверенности, что всё будет хорошо. Он лишь надеялся, что ему просто нужно расслабиться. Диван замечательно для этого подходил. О, это был отличный диван, это был диван реально божественный, Джим, наверное, однажды обязательно пропишется на этом — маленьком пятачке чужого дома, и спать тут было — одно большое блаженство. Впрочем, иного выбора для ночёвки у него и не оставалось, поскольку гостевая комната, несмотря на слабые возмущения, была отдана Павлу — как растущему организму. Нет, конечно, Джим мог бы включить свою харизму на полную катушку и отвоевать кровать, но, в то же время, не мог не признать (только про себя и никогда — вслух) свою капитуляцию перед способностями Чехова к очаровыванию — ну, в общем-то всех, но в частности — Боунза. Боунз вообще оправдал все ожидания, которые только у Джима были. Ну, может со всеми он чутка погорячился, но для начала их отношения продвигались совсем неплохо. В первую очередь, он поверил в их с Павлом рассказ — хотя, тут могли сыграть не последнюю роль жаждущие их крови и муки из костей клингоны. А уже за то, что доктор после этого не поспешил избавиться от гнусных возмутителей его серой рутины максимально быстро, давало Боунзу сто очков вперёд, и только укрепляло мнение Джима о том, что он не ошибся. Боже, какие низкие у него были стандарты. Спустя ещё полчаса вминания лица в подушки облюбованного предмета мебели, он всё же решил вырваться из объятий бренности утреннего бытия. — Ты вообще вставать собираешься? — из кухни, словно ангел с небес, выплыл Чехов и вручил Джиму кружку с чаем. — Такие мысли меня преследовали. Но я был быстрее. — Доктор Маккой, судя по всему, оставил нам некие инструкции, — Чехов взмахнул листком с неясными каракулями, — но я не смог их расшифровать. Джим схватил записку свободной рукой. — Боюсь, нам понадобится профессиональная помощь, — почерк Боунза состоял из сплошных спиралей и витиеватых линий — не иначе как общеврачебное проклятие. — Мне кажется, здесь написано что-то про ключи. — Спасибо, Шерлок, это было как раз самое понятное в древнем свитке, — Павел устроился в кресле и поджал под себя ноги. Джим поднялся с дивана, полный сил и решимости покинуть этот гостеприимный дом и отправиться на поиски завтрака. — Ну раз с этим разобрались — вот ты ему их и занесёшь, — джинсы согласно звякнули пряжкой ремня. — Я уже превысил свой лимит походов в больницу на этой неделе. Чехов моментально помрачнел. — Наверное, мне не стоит попадаться доктору на глаза в ближайшее время. В конце концов, из-за меня он оказался в довольно опасной ситуации. И вряд ли этим доволен. — А мне кажется, что ты всё надумываешь. Ты когда-нибудь видел его довольным? Это же сраный дементор. И вообще, он довольно милый. По-своему, — Джим уже почти успел придать себе относительно свежий вид, хотя на базу за чистой одеждой всё же следовало заглянуть. — Как рыба фугу. Нужно только правильно разделать. У Павла лицо стало — будто рыбу фугу ему запихнули прямо в рот. Того и гляди, стоило начинать процедуры по промыванию желудка. — Да ладно, не переживай, он тебя не съест. Наверное. В любом случае, я хочу устроить себе небольшой выходной, не хочешь присоединиться? Чехов свернулся в кресле ещё плотнее и помотал головой. — Наверное, я ещё ненадолго задержусь. Не хочу оставлять бардак, — или он просто хотел добраться до книжной полки, к которой присматривался уже минут десять. Это его желание Джим совсем не осуждал. — Как скажешь, но, если что, ты знаешь, где меня искать, — он улыбнулся Павлу напоследок и прикрыл за собой дверь.***
Даже на её вкус, этот городок был слишком тихий. Будучи студенткой филологического, Нийота Ухура умела ценить тишину, буквальную и метафорическую, но это — словно кто-то собрал беззвучие на плёнку, диски, цифровые носители — что угодно, и подключил, разнося пагубную мелодию радиоволной по всему городу — на полную громкость. Сейчас она сама не понимала, почему согласилась поехать в Гравити Фоллз. В местной библиотеке пока что не обнаружилось ничего интересного (но она не оставляла попыток отыскать неогранённый алмаз), а о языковой практике и думать было нечего. Однако половина её потока приехала сюда совсем не за этим. Судя по буклетам, бар города предлагал огромное разнообразие оригинальных коктейлей. Не то, чтобы алкоголь был самоцелью, но, если смотреть правде в глаза, что забыла толпа юных лингвистов в этих лесах — если не его? Турбаза университета давала практически полную свободу действий и главное — отсутствие контроля, город же не располагал достаточным количеством безалкогольных развлечений, пригодных для молодёжи, если только не посчитать за развлечение знаменитую Хижину Ужасов да парочку ежелетних ярмарок, уже вознамерившихся втюхивать студентам всё наибесполезнейшее барахло, какое хозяева только могли наскрести по углам и кладовым. Так что даже самые стойкие личности уже готовы были выть от скуки в этом чудном краю. Да, городок вознамерился нанести сокрушающий удар по усреднённой студенческой печени. Руководство университета решило подлить масла в огонь: официально арендовало для их вечеринок здание «Мужицкого клуба», а также бармена и сам бар в придачу. Ухура не знала, как проводили здесь время местные жители, но обстановка была вдохновляющая: автоматы по обмену ударов на бонусные шоты, турники на стенах, массивные дубовые столы, грубо прикрученные к полу (и опыт вкупе с наблюдательностью подсказывали — на то были причины). Возможно, Нийоте лишь казалось, но в их столешницах были вмятины, будто продавленные при армрестлинге. Типичный такой «Мужицкий клуб для настоящих гетеросексуальных мужицких мужиков». Сегодня клуб имени токсичной маскулинности изобиловал незнакомцами, но, по счастью, подход к барной стойке оставался открыт. — Мне, пожалуйста, «Сломанный портал», «Звуковую отвёртку», «Хижину в лесу», «Копчёную Мэри», и… — Нийота задумчиво пробежалась глазами по барной карте. — Попробуйте «Одноглазый треугольник», — улыбаясь, предложил ей бармен. В своей клетчатой рубашке и с неистово-рыжими волосами он больше походил на дровосека, чем на собственно бармена, но в местную аутентичную атмосферу парень вписывался как влитой. — И «Одноглазый треугольник», спасибо. Но, мужицкий абсолютно негейский клуб не оправдал бы своё название, если бы… — И как в тебя всё это поместится? — не раздалось сзади. Ухура обернулась — самодовольное ухмыляющееся лицо самодовольно ухмылялось рядом. — Даже с моим опытом это был довольно смелый заказ, — сказало лицо. — Я Джим Кирк. Я-Джим-Кирк ожидания оправдал ещё своим голосом, а лицом к лицу — даже перевыполнил план: очередной скучный мальчишка, один как все — на одну ночь или пару месяцев, самоуверенный и белозубый. Только одно его и отличало от безликой толпы — такой он был, выгоревший на солнце, сверкающий загорелой кожей и соломой волос и будто пахнущий лугом и смолой, словно вбежавший с пожарища полудня в прохладный неон бара. Нийоте было не привыкать к подобным попыткам завязать знакомство, и все они, рано или поздно, оканчивались примерно одинаково — тип поведения в конфликте «вежливость», в запущенных случаях «императив», иногда — пощёчина, и опционально — если ухажёр попадался совсем не владеющий цивилизованными языками — добивание в корпус и пах. — Ухура. Во избежание вопросов — это фамилия. — Ммм, Ухура, — протянул Джим, оперевшись спиной на стойку, — и на какое же направление ты тратишь лучшие годы своей жизни? — Ты же видишь — я трачу их на выпивку. — А всё же? — похоже, Кирк пытался ей что-то доказать. Ну что же. — Прикладная лингвистика. — Я так и думал, что ты лингвист! — лицо Кирка озарила радостная улыбка. — У тебя вид такой, — он пошевелил пальцами в неясном магическом жесте, — языкознательный. Значит, много разговариваешь? И учишь много языков? С каждой новой фразой этот горе-пикапер заполнял очередной пункт в её персональном бинго. — Это не описывает лингвистику в полной мере, — как ни крути, объяснять очередному пню свой род занятий выводило из себя. — Тебе, например, даже не нужно специальное образование, чтобы болтать, не затыкаясь. — Туше, — Джим всё не прекращал улыбаться — резиновый человек с резиновой улыбкой, и Ухура не могла понять, раздражало это или, на самом деле, в какой-то крохотной степени — было мило. — Но, к сожалению, кроме английского я знаю только языки программирования. К тому моменту на барной стойке выстроилась шеренга из бокалов всех форм, цветов и размеров. А что самое приятное, коктейли были расставлены по возрастающей крепости. — Не хочу отвлекать тебя от добычи, но что ты думаешь о том, чтобы встретиться за пределами этого чудного заведения? — самый худший тип приставунов — инцел-программист — всё ещё был здесь, и его глаза чуть ли не горели инородным, нечеловеческим светом в тусклом освещении. — Я думаю, что не заинтересована в романтических знакомствах, Джим Кирк. К чести Кирка — улыбка его не померкла ни на йоту. Обычно парни всё же расстраивались, получив отказ — но сегодня был явно не тот день. — Не особо и надеялся, но, если заскучаешь, буду рад составить компанию, — Джим подмигнул Ухуре и с лёгким поклоном исчез в толпе танцующих. Ухура проводила его взглядом и, улыбаясь, повернулась обратно к стойке. Хоть начало и было скомканное, этот вечер обещал быть неплохим.***
Тот миленький антикварный магазин Ухура обнаружила ещё в первую неделю после заезда, и теперь — дошла до кондиции туда сходить. Не было у неё конкретной цели, но всем футболкам, магнитам и наклейкам на бампер в качестве сувениров она издавна предпочитала более осмысленные вещи. Почти из всех своих поездок Нийота привозила интересные экземпляры книг, музыкальных пластинок или украшений — одних серёжек у неё набралось столько, что в ежедневном выборе можно было не повторяться месяца два подряд. Ей это нравилось — что у купленной вещи была своя, маленькая или большая история. При ближайшем рассмотрении то, что Нийота изначально приняла за антикварный магазин, оказалось миниатюрным блошиным рынком: он сконцентрировался на площади двух небольших комнат, и всё пространство его было заставлено тумбами, шкафами и высоченными стеллажами — до потолка. К счастью, в помещении на этот случай имелась небольшая лестница, и можно было практически без труда добраться даже до самых верхних полок, если сумеешь разместить эту самую лестницу в узком проходе, конечно. Ухура задумчиво осматривала собрание странных золотых статуэток в виде корчащихся человеческих фигур, когда на периферии взгляда возникла она. Шпилька смотрелась довольно необычно посреди всех остальных украшений, которыми был доверху завален высокий стеллаж. Она явно не была новой: на металлической игле из потемневшей стали виднелись царапины, а в неглубокий желоб вдоль всей длины забилась грязновато-красная ржавчина. Не напоминала шпилька по виду ни одно из прошедших модных течений, и больше казалась сошедшей с экранов околофутуристических фильмов прошлого века. Возможно, она и принадлежала какой-то особо увлечённой рукастой домохозяйке. На вершине иглы был закреплён диск огненного опала, а над ним полукругом расположились металлические лучи звезды. Ухура аккуратно вращала украшение в руках, понимая — такого в её обширной коллекции точно ещё не было. В конце концов, во всём нужно разнообразие. За кассой сидела скучающая девочка-подросток и читала что-то, подозрительно напоминающее очередную часть «Вампиры: теперь в академии волшебства». На обложке красовался постер недавно вышедшей экранизации. — Добрый день. Не подскажете, сколько это будет стоить? Девушка даже не оторвала глаз от книги. — Всё в том шкафу идёт по десять долларов, — что было, конечно, дороговато для сувенира, но Ухура уже вознамерилась пополнить коллекцию. С небольшим сожалением Нийота выложила требуемую сумму на стойку, но и к этому не выказала продавщица должной заинтересованности. Заложив страницу пальцем, девушка скосила глаза на покупку. — Будьте осторожны, она довольно острая. На этом запас её интереса к окружающему миру и вовсе иссяк, и кассир вернулась к чтению. Ухура повертела в пальцах иглу и убрала в сумку. Что ж, стоит понадеяться, что на базе найдётся подходящая щётка от ржавчины.***
Прошлый вечер из памяти стёрся — одна большая пустота, но, удача была на её стороне — проснулась Нийота в своей кровати. События вчерашней вечеринки, плавно перетёкшей в сегодняшнюю, никак не хотели выстраиваться в упорядоченную последовательность, или — хотя бы какую-то последовательность. В голове перекатывался медными шарами гудящий паровоз неудачных решений, привёзший на хвосте скребущее осознания провала — обычно Ухура умела держать ситуацию под контролем. Кажется, пришло время поумерить аппетиты. Решив, что она ещё недостаточно готова выходить из зыбкого облака полудрёмы, Ухура перевернулась на другой бок. Перед глазами, на тумбочке, высилась свалка из всего, что было на Нийоте вчера надето, а у самого подножия горы одиноко возлежала шпилька. Что ж, она очень удачно, даже не в совсем вменяемом состоянии догадалась перед сном вытащить украшение из волос: первая попытка воткнуть шпильку в пучок закончилась пусть и безболезненной, но довольно весомой царапиной на голове, и во сне — со всеми этими радиальными лучами — мало ли что могло случиться. Но что-то в этой картине хаоса было явно не так. Дверь ванной отворилась с громким щелчком и надежды на сон улетучились окончательно. — Извини, я не хотела тебя будить. В облаке пара и безразмерном халате в комнату вплыла Гейла. К счастью, сегодня с нею не наблюдалось новых лиц — за прошедшие дни Ухура уже трижды выпроваживала из комнаты не в меру наглых «гостей». В качестве соседки Гейла была далеко не худшим вариантом, но — что поделать — никто не идеален. — Всё в порядке, — Нийота откинулась обратно на подушки, — Ты давно пришла? Гейла нахмурилась. — На самом деле не помню точно, — она потёрла переносицу. — Но проснулась я в душе. А вот это уже не лезло ни в какие ворота. Похоже, в коктейлях попалось что-то палёное. Ухура решила поговорить с барменом, прежде чем рубить сплеча — и вызывать проверку. На всякий случай. Мысли её устремились куда-то вдаль, где ярко-рыжий бармен верхом на дереве смешивал выпивку, и Гейла успела трижды переодеться и, не удовлетворившись — вернуться в изначальное состояние, когда Нийота заметила ярко-красную линию поперёк её лопаток. — О боги, — она вскочила с кровати, — как ты умудрилась это сделать?! — Ты о чём? — девушка непонимающе оглянулась на Ухуру. — У тебя кровь идёт, разве не чувствуешь? Нийота подошла ближе. Царапина вблизи оказалась довольно глубоким порезом, но он не воспалился, да и кровь не лилась рекой. Что не делало его, однако, менее ужасающим. — Не понимаю, как это произошло. Может, порезалась о кафель в душе, не знаю, — Гейла озадаченно рассматривала себя в зеркале. — Но оно не болит. — Нужно чем-то обработать. — Нет! — девушка отшатнулась от Ухуры и буквально сжалась. — Ненавижу антисептики. Может, оно так пройдёт? Нийота еле сдержалась, чтобы не закатить глаза. — Хорошо, если ты так хочешь заработать парочку инфекций прямо посреди каникул. Я даже думать не хочу, что живёт в этой ванной. Гейла была из тех людей, до которых было трудно достучаться. Обычно приходилось прибегать к десяткам аргументов и взывать к здравому смыслу, но, к удивлению Ухуры, девушка сдалась практически сразу же. Всё же никому не нравилось менять свободное время на больничную койку. — Постарайся сегодня больше не калечиться. — Да, мамочка, — Гейла натянула платье и ловко протиснулась к выходу. — И ты пей поменьше. Всё же Ухура закатила глаза, но манёвр не нашёл своего зрителя — дверь уже захлопнулась. Пряча бутылёк антисептика в тумбочку, она поняла, что именно казалось неправильным всё утро. Шпилька была грязной. Шпилька, возлежавшая посреди вещей была покрыта бурыми разводами — будто это не Ухура потратила вчера добрых полчаса на то, чтобы её отмыть. Неужели, никто не придумал ничего лучше, чем размешать несчастным украшением какую-то «Кровавую Мэри»? Если бы только вчерашняя ночь не скользила в воспоминаниях несвязными кляксами! Нужно было срочно брать ситуацию под контроль. В конце концов, многострадальная шпилька была намыта заново и от греха убрана в ящик. Если их отдых продолжится в том же темпе, не ровен час просто-напросто потерять её посреди этой вакханалии.***
Городок с высоты холма казался полузаброшенным. Он поднимался размеренно из утренней дымки как древний памятник давно погибшей цивилизации. Да, в таком месте Нийота ещё никогда не просыпалась. Восходящее солнце радостно светило прямо ей в лицо, и голова гудела так беспощадно, что о том, чтобы подняться на ноги не шло и речи. Итак, из всех возможных вариантов действий, ей только и оставалось, что снова прислониться к стволу неказистой сосенки. Ситуация была отвратительна, абсурднее некуда и больше напоминала дурной сон, и Нийота решила даже — на одно волшебное мгновение — что это всё неправда, сюр и алкогольный дурман, и скоро она проснётся где-нибудь, где на ней будет хоть какая-нибудь обувь, а одежда и волосы не будут покрыты колючками. Но шли минуты, предательское солнце поднималось всё выше, а Ухура с окровавленными руками всё сидела и сидела на холме близ Гравити Фоллз. Отступала медленно, но верно боль, и накопившаяся усталость придавливала к земле и сковывала, хуже чем в бессонные недели экзаменов. Но сон приходил, и с ним приходили сны, и лучше — лучше бы им оставаться снами. Как легко было бы объяснить последние события волшебными местными напитками, легко и — пленительно, этой добровольной отдачей контроля, вот только и эта дорожка оказалась для Ухуры перекрыта: после случая с Гейлой она стойко отказалась от выпивки. А теперь она не была уверена ни в чём. Она не знала, что ей делать. Эти сны, о боги, пусть это будут только сны, начинались одинаково. Сначала всё застилала алая пелена, будто кто-то наложил на объективы глаз красный светофильтр. Движения становились чёткими и выверенными, словно Ухура прошла военную подготовку, но хуже всего было другое. Девушку мучила жажда. В первую ночь она вела в лес, и она была песней, она становилась громче с каждым шагом, и там, на поляне, когда Нийота пронзила несчастный меховой комок, задрожала в величественном, громогласном диссонансе и вдруг — моментально отпустила. И там, в темноте ночного леса, одна на мили вокруг, Нийота до боли сжимала шпильку, и с острия на землю тягучими каплями сочилась кровь. Её вывернуло там же, и бежала она оттуда, как не бегала ещё никогда. Сегодня Нийота даже не знала, кто стал её жертвой, и девушку трясло; боль замещалась наплывающим осознанием. Ни один человек не поверит в то, что с ней происходит; единственным доказательством была кровь, которую хотелось немедленно смыть — она уже успела высохнуть и неприятно стягивала кожу. Само же орудие выглядело как в день покупки — старым и ржавым аксессуаром. Ухура точно помнила, как накануне вечером запирала шпильку в ящике стола в надежде, что это было тем, чем и казалось — обычным кошмаром. Но острые игла и лучи поймали в траве у её ноги в ловушку восходящее солнце, заплясали отсветы на металле, и только покрытые кровью участки обрывали их танец. Нийота была бы рада больше никогда не видеть злополучное украшение, но у украшения, видимо, были другие планы. Ухура никогда не верила в одержимость, которой пугали народ её далёкие предки, которую продавали на каждом углу ушлые дельцы, но как, как ещё назвать эту жажду крови, если не — одержимостью? Закрыть глаза — так боязно, что, что она увидит в следующий раз? Геноцид маленьких пушистых зверьков в округе — это полбеды. Ухура прикусила щёку. Нет, не думать, не думать, что аппетиты кровососущей висюльки могут возрасти. Нет, единственным вариантом было избавиться от шпильки, раз — и навсегда. Местность на многие мили вокруг выглядела отвратительно мирной и полной жизни под яркими солнечными лучами.***
Она была на грани. Она не могла есть, не могла позволить себе заснуть, а если и засыпала, то блуждала по городу в поисках новой жертвы — к счастью, пока что безрезультатно. Все попытки выкинуть шпильку заканчивались ничем — стоило Нийоте провалиться в иллюзию сна, как — первым делом она доставала её из любых щелей, куда только удавалось спрятать этот проклятый предмет. В первый раз — в расщелину на дне ручья; и на то, чтобы выцарапать её обратно, ушло несколько часов и сломанных ногтей. К утру Ухура была мокрая насквозь и, хоть и проклинала всё на свете, была рада, что удалось обойтись без чужого кровопролития — видимо, этой штуке хватило пролившейся крови носителя. События потихоньку начали складываться в единую картину. Если бы Нийота изначально не поранилась, да если бы она просто купила что-то другое, хоть очередные серьги, то этого всего могло и не произойти, и отдых — каким бы он не казался скучным, шёл бы своим чередом. Но к чему было корить себя за действия почти недельной давности, что сделано — того не воротишь, и осознание этого делало только хуже. Ровно когда казалось, что хуже уже и быть не могло. Прошлым вечером Ухура ухитрилась пересилить себя и — снова обмануть шпильку своей кровью. Этот приём снизил зов ровно настолько, чтобы не выходить за пределы базы. Девушка ощущала кожей — шпилька злится, и это давало какую-то хлипкую, иллюзорную надежду. Пока что Нийоте удавалось скрывать от знакомых свои ночные похождения; это, как раз, было несложно. Сложнее было объяснить свой внешний вид днём: никакая косметика не могла скрыть покрасневшие глаза и тёмные круги под ними, и бледность, и общую измождённость. Ухура никогда ещё не выглядела настолько измученной, даже в периоды самых сложных переводов математических статей с китайского на английский. Зато длинные рукава — пусть и в июньскую жару — отлично прятали порезы на запястьях. На грядущую ночь было запланировано празднование очередного дня рождения кого-то из физиков, и как бы Нийота не хотела наконец-то расслабиться, она понимала, что может подставить под удар других людей. Не хотелось даже думать, что ей грозит, если к делу привлекут полицию. Самое лучшее, что её ждёт — это психиатрическая лечебница. Кто бы знал, как она устала сопротивляться.***
Что-то пошло не так. Эта проклятая игла явно обладала подобием разума, и трюк с подменой крови больше не срабатывал. Или же, что ещё тошнотворнее, она обладала гастрономическими пристрастиями и не желала постоянных подношений от одного и того же донора. В любом случае теперь Ухуре предоставили относительно ясное сознание и даже — жалкие крохи контроля над телом — словно подачку, или — изощрённое наказание. Только это удерживало девушку за углом «Клуба для истинных мужиков». Сегодня зов отбивал ритм куда громче обычного, в предвкушении крови всех групп и резус-факторов. Нийота с трудом сдерживала слёзы напополам с раздражением. Даже перспектива охоты на несчастных лесных зверей казалась более привлекательной — за чертой города можно было хотя бы потянуть время. Здесь же Ухура сидела в холодном переулке, изо всех сил вжимаясь в сырую кирпичную стену. То, что раньше было просто отрывками воспоминаний наутро, теперь предстало перед Нийотой во всей красе. Её сил не хватало на то, чтобы отойти от входа дальше, чем на десяток метров. Всё, что оставалось это прижиматься к стене ещё теснее и надеяться, что ей не светит воспаление лёгких. Время тянулось мучительно медленно; капали секунды прохудившегося крана пространства, по лбу отбойным молотком — Ухура не могла сказать точно, но растравленные ощущения уверяли, что прошла уже как минимум целая вечность. Её трясло, больше от напряжения, чем от холода, и дробь глухо отдавалась в голове. Небо неспешно светлело, и, судя по звукам, вечеринка уже подходила к концу, а значит, Нийоте оставалось продержаться хотя бы пару часов, пока все не разойдутся, и постараться добраться в комнату без приключений. Однако перспектива отключиться в грязном переулке за огромным мусорным контейнером ещё никогда не казалась такой привлекательной. Ей нужна передышка, любая, иначе — она просто рассыпется. Ухура не помнила, когда последний раз просыпалась в чистой кровати, да даже когда удавалось просто урвать спокойные пару часов дневного сна. Тяжелее всего было с Гейлой — Нийота чувствовала, что та сильно переживает, уже неделю в их комнате не появлялись её кавалеры. Но разве могла она рассказать подруге весь этот бред? Неясный утренний свет с трудом просачивался в переулок, но за контейнером всё ещё царила кромешная тьма. Песня уже напоминала отчаянный крик — ни секунды передышки, вечный тянущийся вопль нечеловеческих, не требующих воздуха лёгких, и голову разрывало изнутри; холодная кирпичная кладка не помогала облегчить боль. Промелькнула воспалённая мысль: а что, попади сюда первые солнечные лучи — закончатся ли мучения ночи? Нийота уже почти собралась с силами — немного, и доползти до пятна света в конце переулка, как совсем рядом хлопнула служебная дверь. Стих непрерывный клич, оставив лишь ритмичный стук барабанов, и нельзя было истолковать это неправильно — рядом с девушкой кто-то был. Тело двинулось само, вот она уже обогнула мусорный бак и остановилась в его тени: с другой стороны обнимал в рвотных позывах контейнер поменьше массивный лысоватый парень, а она уже заносила иглу над его шеей. Ну почему, почему всё происходило так не вовремя? — Беги, быстрее! — от долгого молчания связки застыли, заржавели, и остатки самоконтроля сумели выхватить лишь это — слабое скрипящее предупреждение перед самым ударом. Может быть она промахнётся, может быть… но парень услышал её, неожиданно прытко развернулся и — закрыл охваченное испугом лицо руками. Это чувство Ухура не забудет до конца своих дней. Время растянуло секунды в года, и всё вокруг застыло, замедлило свой темп, пока шпилька радостным трепетом вгрызлась в ладонь, миллиметр за миллиметром проходила сквозь кожу, погружалась в мышцы, протискивалась между костей. Она прошла насквозь до самого основания, и тонкое острие остановилось в считанных миллиметрах от носа. Парень, казалось, не чувствовал боли, его широко распахнутое страху лицо застыло мраморным изваянием, пока сквозь проклятый металл карабкалась по желобу горячая кровь. Это было чувство всепоглощающего ужаса, абсолютной беспомощности, подкатывающей к горлу желчи, потому что рвать было уже нечем, и — полнейшего, сладостного восторга удавшейся охоты. Нийота не знала, что ощущал парень напротив неё — боль, страх, мутную хмарь алкогольного дурмана? , но тут он резко вырвал кисть из плена шпильки. С отвратительным хлюпающе-хрустящим звуком вышла из мяса игла. Сначала парень непонимающе осматривал дыру в ладони, но мгновение — вечное однообразное мгновение спустя его рот распахнулся, отъехала на шарнирах нижняя челюсть, и бедняга закричал. Сжатые в спазме мышцы отпустило — вот он, её шанс, бежать, немедленно бежать, подальше отсюда, но ноги подвели Ухуру, и она рухнула на разбитый асфальт — стукнули колени, заскрипела под мелкими камешками срываемая кожа. Когда Ухура подняла голову, её жертвы в переулке уже не было.***
Тем утром в кафе был настоящий переполох. Прошло уже больше недели от происшествия с «клингонами»; Джим уже успел подсадить себя на местные вафли и даже начинал беспокоиться за свой идеальный пресс. Его фигуре ещё было куда стремиться — у него не было таких широких плеч, как у Боунза, а здешние питательные завтраки могли убить и фигуру атлета. Впрочем, убить аппетит Джима не смогли даже многочисленные трупы всяческих кроликов-землероек-сусликов-бобров — короче, пушистых тварей, на которых он в изобилии натыкался во время вылазок в лес. Это было как минимум странно, а как максимум довольно неприятно, но — завтрак есть завтрак. Но сегодня кафе было забито под завязку, и Джим уже собирался попрощаться с восхитительными вафлями, как тут же заметил не менее восхитительную Ухуру, так удачно сидящую за дальним от входа столиком — в абсолютном одиночестве. Это будет его день — решил Джим и двинулся к ней. Но у самого столика привычная улыбка сползла с его лица. При ближайшем рассмотрении Ухура выглядела более чем подавленной. Натянутый на самые пальцы свитер — притом, что отметка на градуснике приближалась к восьмидесяти — будто её знобило, тёмные, почти фиолетовые тени под глазами можно было разглядеть из Аляски, и руки, стискивающие ярко-синюю кружку с давно остывшим чёрным кофе, так, что та грозила вот-вот опрокинуться — всё в ней кричало: «проблема — прямо по курсу!». — Доброе утро, красавица, — Ухура даже не повернулась на такое небрежное обращение, и Джим аккуратно опустился в кресло напротив. — Не возражаешь, если я присоединюсь? Только теперь его присутствие должным образом отметили — хотя ронять кружку, по мнению Джима, совершенно не стоило. Кофе и свитер девушки спасла только его безупречная реакция. — Спасибо, — голос Ухуры был таким тихим и охрипшим, что никак не вязался в голове Джима с той эффектной студенткой, что виртуозно отшила его у барной стойки. Курс на проблему был взят. — Не знаешь, почему здесь сегодня столько людей? — Сегодня утром на одного парня… с ним что-то произошло, после праздника, — это ему сейчас показалось, или Ухура при упоминании об этом будто окаменела? — А, с Кексиком-то? — Джим расслабленно откинулся на спинку кресла и натолкнулся на непонимающий взгляд. Поспешил пояснить: — Хендорф, с моего курса, именинник вчерашний. С тактическим запасом прозвищ от Джима Кирка на все случаи жизни знакомы были ещё не все — и это досадное невежество следовало искоренять с солью. — Вышел на улицу под утро прочистить желудок и словил глюк. Не все могут так ловко смешивать коктейли, — Джим ободряюще улыбнулся девушке, и уголки губ Ухуры немного приподнялись при упоминании их знакомства. Уже что-то. — Ну, в общем, принял гвоздь в стене за огромного таракана и пришлёпнул, — он слегка поморщился: воображение услужливо подкинуло нелестную картину, и ладонь заныла — словно в мольбе ни в коем случае не поступать так с нею. — Теперь его в больнице латают. На этих словах лицо Ухуры мгновенно потеряло все краски — которые на нём ещё были, и она будто сжалась в кресле, крепче сжимая кружку. — Да всё с ним будет хорошо, — поспешил успокоить её Джим, — отделался криками и испугом, и клятвенно пообещал моему знакомому доктору не понижать градус в ближайшее время. Уже успели познакомиться? Ухура напряжённо посмотрела на него, прежде чем ответить. — В какой-то мере. Судно уверенно летело вперёд, к первому рубежу. Вчера ночью явно что-то произошло. К тому же — Ухуры в клубе уже давненько не видно. Нет, Джим отнюдь не считал, что все студенческие гуляния, как две капли похожие на предыдущие, нужно кровь из носу посещать, но он пятой точкой чуял странности в радиусе нескольких миль — и сейчас его радар просто зашкаливал. Был шанс, и очень неплохой, что Ухура, как и он, променяла радости студенческой жизни на изучение города и успела обнаружить что-то интересное. Как нечестно. — Знаешь, — Джим поймал взгляд девушки и попытался донести максимально ненавязчиво. — В этом городе происходят удивительные вещи. Это было невозможно, но пальцы Ухуры сжали кружку ещё крепче. Бинго. Джим продолжил: — Я лично успел встретиться со многим, во что никогда не смог бы поверить в обычной жизни. Одни гномы чего стоили, — на лбу девушки поползла недоверчивая складка, и крылья носа дрогнули. Видимо, она попыталась воспринять это как очередную бредовую историю. — Нет, я не шучу. Реально, маленькие стрёмные человечки взяли в плен моего знакомого — другого моего знакомого — и хотели сделать своей королевой. Это было всего неделю назад, а до того был ещё плюющийся электричеством червь, и вообще… — тут полагалось немного сбавить обороты. — Даже странно, но с тех пор я не нашёл в лесу ничего интереснее невинно убиенных зверьков. Бедные пушистики. — Надеюсь, что только их, — камни могли бы позавидовать этому голосу — напряжением в нём можно было бы расколоть целую скалу. Джим чуть ли не подпрыгнул вместе со стулом. Интересно, была ли его потребность в неразрешимых загадках пагубной привычкой? — Ты что-то знаешь об этом, да? Скажи «да», — Джиму было далеко до Ухуры, но пальцы отчётливо начали подрагивать. — Только не думай, что я сумасшедший. Сам бы я именно так и решил, конечно, но мне действительно нужно знать. Она больше не проронила ни слова. — Что бы с тобой ни произошло, возможно, я смогу помочь, — осталось применить только особый взгляд Джима Кирка. Он почти перегнулся через стол, вглядываясь с надеждой в глаза Ухуре. Жаль, что рядом не было Чехова. Но хватило и этого. — В библиотеке через два часа, — Ухура обречённо выдохнула и поднялась из-за стола, так и не допив свой кофе. — История будет долгой. С этими словами она покинула кафе, оставив Джима с роем догадок в голове и неоплаченным счётом. Что ж, для нового приключения это была довольно ничтожная цена.***
Итак, Джим Кирк не был программистом. Это не могло не радовать, и определённо прибавляло ему парочку очков в… а собственно, в чём? Ухура помотала головой. Мозги за эту неделю превратились в кашу, если она была готова расцеловать человека лишь потому, что он предложил свою помощь. — И ты считаешь, что эта штука держит твой разум под контролем? — Кирк уже с десяток раз осмотрел шпильку со всех сторон, для безопасности обёрнутую платком. И заглянул Нийоте в глаза — лампы отразились в тихой глади радужки, собрали на себе весь свет — и выпятил подбородок в каком-то неясном ментальном усилии. — Чего ты? — Ничего, — он выдохнул, раздосадованный. Ухура аккуратно забрала шпильку из его рук. — Это началось не сразу, но да. Кажется, она подпиталась моей кровью и постепенно набирала силу, — и, хотя она всё ещё была напугана, по сравнению с утренним — чувствовала себя уже заметно расслабленней. Видимо, Джим был единственным, с кем она смогла поделиться переживаниями последних дней. Говоря откровенно — он её вынудил. И всё равно: открыться кому-то, без боязни быть осуждённой, то ли в убийствах, то ли в сумасшествии — было приятно. — Ты не пробовала её выкинуть? — Дважды, — Ухура устало опиралась на стол, — это помогало только отсрочить охоту, но я всё равно возвращаюсь за ней. Джим откинул уголок платка. Яркий камень с готовностью подмигнул ему красноватым блеском. — А что если её сломать? — предположил он. Там, в лепестках звезды, под надёжной защитой опала скрывалась полость для крови. Ухура задумалась. — Я… не знаю. Вдруг мы сломаем её сейчас, пока я в сознании, а затем, в трансе, она заставит меня её восстановить? И даст ли она сломать себя — вообще? Стук пробежался пальцами по столу — Кирк отчаянно пытался прийти к менее рискованному решению проблемы. К несчастью, ситуация не особо располагала к безболезненному исходу. — Ты говорила, что научилась сдерживать влияние шпильки. — Не совсем, — Ухура болезненно поморщилась. — Жажда есть — всегда. Я не могу ей сопротивляться, когда жертва близко. Джим уставился на камень. — Я предлагаю поставить эксперимент. — Нет, — отрезала Ухура. Она знала, что он собирался предложить. — Ты не будешь приманкой. Эта штука…я отправила человека в больницу. Нет, Кирк. Он пожал плечами — слишком беспечно для того, что готовился сделать. — У тебя есть идея лучше? Ты всё равно ночью выйдешь «на охоту». Так пусть рядом окажусь я, а не кто-нибудь ещё. Он стал с этими словами — кем-то другим. Полуденное жаркое солнце над ним словно укатилось за спину, к горизонту, и не было больше никакого пожара — только ласковые лучи угасающего дня. Обвиваемый ими, как самым нежным любовником, казался он кем-то, кто скажет «как-нибудь прорвёмся», и его такого захотелось послушать, за ним таким хотелось — идти. Почему бы и нет, чёрт подери? Она так устала. — Не волнуйся, мы с этим разберёмся, — он увидел это, прочитал ответ по одному её взгляду, и тогда — на лицо Джима вернулась его коронная улыбка. — У меня есть план. А Ухура разрывалась между полной обречённостью и надеждой.***
Эта ночь определённо войдёт в неофициальную летопись города под редакцией Джеймса Т. Кирка. Всё началось на базе, где Джим, вооружившись термосом с кофе и верёвкой, занял свой наблюдательный пост в корпусе Ухуры. Как завелось, коридоры и большая часть комнат пустовали — ни один вечер не обходился без, кхм, праздников. Сегодня толпа уже не столь юных прожигателей жизни собралась на озере Гравити Фоллз: там, на берегу, ещё днём энтузиасты соорудили костёр высотой в полтора этажа, а сейчас на пляж подтягивались компании — поглазеть на зрелище и приятно провести время в обществе друг друга. О, Джим и сам любил такие сборища, ему нравились костры, ему нравился пляж, пляжи и костры, хорошая компания и глинтвейн в потёртом термосе… Но сегодня ему было чем заняться. Бежали минуты, но ничего не происходило — Ухура спокойно спала у себя в комнате уже несколько часов. Хорошо бы, чтобы обошлось малой кровью (в буквальном смысле) — он бы поймал девушку на выходе из комнаты, для этого он и приготовил стул и верёвку, а затем нужно было просто обезвредить Ухуру, и — целая ночь в его распоряжении на поиски способа уничтожения артефакта. С его точки зрения план выглядел идеально. Наконец, дверь открылась, и из комнаты вышла Ухура. Ничто бы не выдавало в ней одержимую, если бы не глаза, залитые краснотой, как если бы сосуды разрослись и разлились по белку, перебрались через край радужки, заполнили и её тоже, а там — скатились потоком в пропасть зрачка. Да, такими красными глазами не мог похвастаться и сам Джим, даже после бессонных ночей, проведённых за учёбой ли, за празднованием бесконечных студенческих праздников или просто за какими-то более важными чем сон, мероприятиями. Тело вздрогнуло, само по себе, и Джим инстинктивно отшатнулся — эффект зловещей долины был силён. Ухура двинулась было в его сторону, но — резко застыла, развернулась и пошла к выходу из здания. Так, это было совсем не по плану. Совладав с телом, Джим схватил верёвку и выбежал на улицу в чернильную мглу. По ночам фонари отключали, окна корпуса тоже были пусты и, если бы не далёкие отсветы от костра на пляже, то он бы вообще потерял Ухуру, даже не начав погони — хорош бы был спасатель! Но та оказалась всего метрах в десяти впереди, и отсветы костра бликовали на поверхности шпильки. Джим кинулся за девушкой. Ухура действовала пугающе осмысленно. Сгруппировавшись за сосновым стволом, она затаилась, видимо, в ожидании какого-нибудь глупца, решившего отойти в ближайшие леса. Если бы не непосредственная опасность для отдыхающих, Джим бы весьма заинтересовался уровнем сознания диковинного артефакта. Сможет ли он что-нибудь выяснить после того, как шпилька будет сломана? Нужно было явиться в библиотеку с трикодером. Он решил зайти со спины, завладеть украшением, используя элемент неожиданности. Крадучись, он подбирался к Ухуре, осторожно ступая, стараясь дышать как можно ровнее, и успешно миновал около двух третей пути, когда, словно почувствовав его присутствие, Ухура резко обернулась, и снова — взгляд её заставил Джима рефлекторно отшатнуться. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Затем Ухура бросилась на него. Он попытался остановить девушку, перехватив её руку, но не рассчитал сил, и лезвие лишь соскользнуло, полоснуло по плечу, и Джим схватил острое навершие, и что-то тёплое вязко покатилось по запястью. К счастью, его маленькая жертва оказалась не бессмысленной: Ухура застыла, словно кто-то разом перевёл её в ждущий режим. Решив не дожидаться включения, Джим выхватил шпильку и бросился в лес.***
Джим снова жалел, что не догадался перед началом операции выпросить у Павла трикодер, хотя и сомневался, что он бы сильно помог. Днём он пошерстил архивы — никакими упоминаниями о кровавых жертвоприношениях с использованием бижутерии город не изобиловал, и, быть может, предыдущие владельцы устройства с адской шпилькою не сталкивались — но пока не попробуешь, не узнаешь, так ведь? Чёрт, надо было просто-напросто привязать Ухуру к кровати. Хорошие идеи никогда не приходят вовремя. Ещё одна хорошая идея, не посещавшая его до этого лета, наверное, никогда — уделить должное внимание бегу по пересечённой местности. Для обычного человека Ухура двигалась слишком быстро, улепётывающему от неё на всех парах Джиму казалось даже — быстрее профессионала в побегах от червя Сулу. Голые стволы деревьев насмешливо пролетали перед ним, их высокие ветви издевательски качались над головой ложной надеждой — Джим не мог похвастаться исключительным или — хоть каким-то — умением лазать по деревьям, но тут ему не давали даже возможности: первые ветви находились на высоте втрое выше его самого. Он прикинул свои шансы на благополучный исход — да, почти нулевые. Ладно, как-нибудь прорвётся. В этот момент Джим понял, что-то не так. Тяжёлое безмолвие опустилось вокруг, и только его прерывистое, свистящее дыхание разрезало эту сплошную тишь. Позволив себе остановиться и даже — обернуться, он только убедился в своих догадках. Ухура исчезла. Впереди виднелся в сплошном буреломе небольшой, слабо освещённый луной, просвет. Он ещё раз огляделся: места для временной засады решительно не наблюдалось. Но, побоявшись выходить на открытое пространство, Джим поднял взгляд вверх. Там, на немалой высоте раскачивались полуголые лапы сосен. У него все ещё оставался моток веревки. Джим вдруг хихикнул. — Только тут станешь ты мужиком, — он размотал верёвку и приступил к подготовке к подъёму. Перекинул верёвку по диаметру, Джим поудобнее взялся за концы обеими руками и даже поставил ногу в упор в основание корней. К сожалению, случайность наиболее безжалостна к отличным планам. Шею сзади сдавили с неожиданной силой. Воздух с лёгким свистом вырвался из пережатого горла. Он попытался разжать замок чужих рук — безуспешно, то ли артефакт придавал Ухуре дополнительные преимущества, то ли она сама по себе была настолько сильна. Это даже восхищало. Отчаявшись вырваться из захвата, Джим предпринял последнюю попытку освободиться: расслабив мышцы ног, камнем рухнул вниз. Не ожидавшая такой подлости, Ухура полетела за ним, ослабила захват. На то чтобы отдышаться, времени решительно не хватало. Гениальная идея, наконец, снизошла до Джима. Размахнувшись, он вонзил шпильку, видимо только божьей милостью ещё остававшуюся в его руке, в ствол несчастной сосны и рывком поднялся, пребольно ударившись о подбородок Ухуры, которая уже примерялась, как бы снова его схватить. Превозмогая боль в затылке, он оттолкнул девушку от себя. Щёку обожгло болью — в неё крепко впились ногти. Острый металлический стон сопроводил очередной методичный удар ногой по шпильке. Загнать бы смертельное украшение глубже в ствол и тогда… С громким треском разошлись швы на рубашке — Ухура схватилась за его плечо, чтобы не упасть — и в руках её остался честно отвоёванный рукав. Повинуясь инерции, девушка упала на землю вместе со своим трофеем. Боже, храни физику. Воспользовавшись секундной передышкой, Джим с размаху ударил ногой по шпильке.***
Сквозь туман в голове пробивалось то и дело — какая-то нерасторопная муть, мычание-блеяние, знакомым таким, раздражающим голосом. Вынырнуть из глубин сознания стоило хотя бы ради того, чтобы заставить этот голос захлопнуться. — Эй, эй! Ты меня слышишь? Скольких меня ты видишь? Всё верно. Джим Кирк, этот Пан с пронзительно голубыми глазами — даже в полной темноте, в количестве одной штуки. Ухура предпочла не отвечать. Она бы не выдержала, если бы их оказалось вдруг — двое. — Что произошло? — снова скрипнули проржавевшие связки, и язык тоже проржавел и разбух. Что там поймёт в её лепетании Кирк — непонятно. Но Нийота чувствовала, что молчание грозит снова утянуть её в молочный туман. Она попыталась подняться, но руки Кирка сжали сильнее — мягко, но накрепко, ясно дали понять, что на такие глупости можно не рассчитывать. — Из плохого — Боунз будет просто в восторге, — Джим обеспокоенно осматривал Ухуру на предмет повреждений. Чувствовался большой опыт. — Кто такой, — начала было она, — ладно, проехали. А что из хорошего? — оно вообще есть — хорошее? Прояснившийся взгляд выхватил страшное: отсутствующий рукав, кровь на плече, кровь на предплечье, сочащиеся кратеры на лице — они что, от ногтей? Это всё сделала она? Её снова начинало трясти. — Разве что мы ранили сосну, — Кирк небрежно махнул рукой куда-то за плечо. — Она переживёт. А вот это, думаю, можно оставить на память. Ещё я попытался выковырять лезвие, но как-то не пошло. Стальная звезда легко упала ей в ладонь. Пара лучей погнулось, и камень в сердце шпильки будто бы потух, подёрнулся дымкой огненный глаз — как у мертвеца. У разбитого основания иглы подсыхала кровь. Нийота бездумно погладила лучи звезды. — Как ты себя чувствуешь, солнце? Есть желание отправиться на охоту за милыми пушными зверьками? Или на кого покрупнее? На пляже ещё осталось немного свеженьких людей, — предложил Кирк, задорно поигрывая бровями и уничтожил всю жалость к его боевым ранам. — Меня зовут Нийота, а не солнце, — несмотря на боль, она притянула его к себе, сжала в неловком объятии. — Ты ужасный идиот, Джим Кирк. И то, что происходит сейчас, ничего не значит. Ужасный идиот тихо рассмеялся у неё за плечом. — Солнце, ты только что освободилась от контроля неведомого зомбирующего артефакта. Конечно же, это ничего не значит, — он на секунду замолчал и прибавил: — Мой брат тоже оскорбляет меня, когда обнимается. Неповреждённой своей рукой он похлопал Нийоту по спине, ободряюще и чуть-чуть — боязно. Она прижалась к его пострадавшей щеке, и по скуле мазнуло тёплым; почти клятва на крови, — промелькнуло в мыслях. Похоже, ей придётся смириться с тем, что радость Кирка заражает людей вокруг. И с самим Джимом — на остаток лета. Впервые за эту неделю Нийота чувствовала себя в безопасности.