***
С её бледного с зеленоватым оттенком лица градом стекал пот, катился по тонкой разодранной шее, ярко выраженным ключицам и пропадал под изношенной грязной одеждой. Её сальные волосы, также пропитанные потом, прилипли к вискам и шее, но ведьме, изнеможденной от длительного нахождения здесь, в этом тёмном бутоне с кучей сосудов, не было до всего этого дела. Гораздо больше её занимало то, с чем именно она находится в этом бутоне и что происходит в её собственной голове, от чего она поминутно, если не посекундно, сходила с ума. Чего стоило задавить в себе семена этого безумия, захватывающего её разум и чувства. Эта чёртова Лилис проедала ей мозг своими криками, привычками, магическими силами, тем самым проедая мысли самой Дарси и постепенно перехватывая руль тела. Две души никогда не смогли бы поселиться в одном теле — такова природа любого живого существа. И Даркар хотел этой побрякушки, которую нацепил им каждой на шею и которая вросла в их плоть, что не было никакого выхода, как избавиться от неё, переделать их, сделать новыми ТДВ, лишёнными каких-либо недостатков и всегда повиновавшихся ему одному. И если подавить Айси, потому что та изначально хотела этого, и Сторми, потому что та никогда никому не сопротивлялась и была недалекого ума, оказалось легко, то вот Дарси отличалась развитой защитой разума, крепкой силой воли и абсолютной непокорностью. Во всяком случае, внутренней. Она долго не знала, что ей делать, как выбраться из этой дыры, разрастающейся с каждым днем и новым приказом господина всё больше и больше. В конце концов смирилась с неизбежностью своей судьбы, как и говорил Даркар, стала думать, что действительно с самого рождения была готова на это, что это именно то, что ей нужно, о чем она мечтала, и даже немного вошла во вкус, выполняя жестокие, лишённые какой-либо морали приказы. Всё это довольно быстро ей надоело, она снова стала искать развлечения для своего ума, а не для удовлетворения каких-то недосягаемых амбиций, как у Айси. И тогда в её голове поселилась мысль, за которую она хваталась ежедневно, ежечасно, только бы не сойти с ума и не отдать контроль над телом Лилис. За какие-то минуты, когда ей позволялось улизнуть из логова и сёстры с Даркаром не могли заподозрить её ни в чём, Дарси изучала сначала это ожерелье в виде человеческого сердца, засунутого в тёмно-фиолетовый шар, а после сам замок Даркара. Тогда она наткнулась на библиотеку и вымолила у господина разрешение читать из неё книги, якобы всё это для лучшего служения ему и их Богу. Самоуверенность и высокомерие привело к тому, что Дарси знала больше, чем Даркар, хотя она и была всё ещё слаба и под воздействием Лилис. Точнее, остатков души Лилис, которые были помещены в этот сосуд. Ведьма выжидала момента, когда она останется одна, потому что только одна сможет провести ритуал и извлечь из себя эту штуку, приводящую её в какое-то безумие. Она предложила наслать Мару на Блум, постепенно высосать из феи таким образом дар, но ненасытность призрака и внимательность чёртовой Лаон чуть было всё не испортили. Однако стоило тяжести сердца спасть, как господин сразу же потребовал огонь дракона, который Дарси собиралась использовать, чтобы освободиться и уйти от Даркара. Её маны и сил было недостаточно, чтобы провести ритуал и тем более чтобы сражаться с аватаром Тёмного Феникса. Ведьма снова стала себя уверять, что всё было бесполезно, что ей не выбраться из этой паутины. Они начали осаду Магикса и всех трёх школ, тогда Даркар пожаловал ей, как той, кто придумал способ извлечения из Блум дара, Облачную Башню. При этом упомянул, что сама Лилис создавала Башню и жила там вместе с сёстрами. Перехватив у Гриффин контроль над школой, Дарси узнала о сердце Облачной Башни и, изучив его, удивилась своей удаче — сердце хранило в себе просто невероятное количество энергии, которой хватит и на ритуал, и останется ещё потом. Спешно передав Лаон ключи от темниц и послав к ней оставленного сестрами Кнута, ведьма занялась приготовлениями, во время которых ей стали звонить Айси и Сторми по специальному шару. Дарси ощущала нечто торжествующее и волнующее, когда разбила шар, так и не ответив, когда легла в этот бутон, произнося заклинание, словно она шагнула на совершенно другую ступень развития. Энергия, даваемая ей Башней, неслась по неподготовленным каналам, ломая ведьму изнутри, и совсем скоро её разум помешался: она то драла свою шею, позабыв о заклинании и о том, что это ожерелье давным-давно осыпалось от переизбытка маны; то судорожно пыталась выбрать из бутона, который не давал ей этого сделать, будто хотел переварить и съесть; то опускала руки и что-то бормотала, изредка приходя в себя. А рядом с ней, будто на алтаре, лежал светящийся голубым предмет формы лепестка.***
Палладиум размял шею и вышел из машины, чувствуя, как ноги подкашиваются от усталости. Фарагонда затаскала его по судейским процессам, потому что он являлся одним из самых уважаемых мастеров в измерении, к тому же имел связи с хорошими адвокатам-эльфами. В комнате не горел свет, что было довольно странно: вряд ли эта гиперактивная девчонка легла спать так рано, к тому же на столике не стоит кофе. И хотя часы показывали полдвенадцатого, для него и для Лаон это было только начало их работы над проектами. Ученица чем-то напоминала ему его самого, особенно частым потерями интереса к какому-либо делу, нередкими «залипаниями» в одну точку и нездоровой любознательностью, которая обязательно приводит к чему-то плохому. Она так же испытывала свои силы, не расстраиваясь тому, что не получилось, а если имела в чём-то успех, то использовала до последней капли. Во всяком случае, Палладиум так считал, точнее, ему нравилось так считать, потому что получается, что есть в этом мире кто-то, похожий на него характером, мировоззрением, ценностями и планами. Он пока не собирался оставлять место в Алфее, несмотря на многие порывы в течение десяти лет преподавания в ней: гибкий график и отсутствие расспросов насчёт его экспериментов и работы пока что полностью его устраивают. На Лиосе он не мог себе такого позволить: Палладиум должен был по первому зову Алексиса бежать к нему и выполнять поручения, которые, к сожалению, никто больше-то и не мог сделать, потому что Алексис никому не мог доверить такие дела. За какие-то двести лет Палладиум смог добиться всего, что только можно: знания и сила, богатство, слава и уважение — всем этим он устроил не только себя, но и место, и людей, с которыми рос. Он добился этого за такой короткий срок, когда другие эльфы не добивались этого за восемьсот лет или за всю тысячу. Тем не менее это довольно быстро ему надоело, он сидел на месте и не двигался вперед — это напоминало ему о том, что случается с эльфами, у которых происходят застои. Его лучший друг, Алексис, тоже видел эту скуку, поселившуюся в Палладиуме, и отпустил его, но только после того, как Лиадон оставил ему доверенных лиц, которые могли бы выполнять ту работу. Выбравшись в настоящий мир, он начал странствовать, изучать чужие края, их культуру, природу, магию. И меньше чем за тридцать лет добился статуса одного из самых уважаемых мастеров измерения, но и бесконечные странствия ему надоели. Тогда он осел на месте учителя в Алфее, надеясь, что сможет передать часть своих знаний молодому поколению, и жёстко разочаровался в своих стремлениях: большая часть фей стремилась втереться в доверие принцессам, стать их фрейлинами, и только малый процент действительно хотел стать сильнее и умнее. Уже спустя пять лет Палладиум стал присматриваться к системе линфейского колледжа, в котором вместе обучались феи, паладины и специалисты, что показалось ему более удобным и свободным. Он даже познакомился с одним из преподавателей колледжа — Родосом, неплохим зельеваром и отличным целителем, у которого как раз и научился основам целительства. А также с его женой Алисой, травницей, держащей оранжерею, и их дочерью Флорой, оказавшейся довольно любознательным ребёнком. Когда он прилетал на Линфею, чтобы преподавать дополнительные курсы зельеварения ученикам, то гостил у Родоса и Алисы, часто обучая чему-нибудь Флору, всё больше интересовавшейся не детскими играми, а науками. Палладиум даже порекомендовал девочку в Алфею, понимая, что оттуда ей будут открыты все дороги, да и Родос с Алисой не хотели мешать ей идти собственным путём и попросили попридержать увольнение Лиадона, чтобы их дочь не осталась на другой планете совсем одна. По какой-то причине именно в этом году на курс поступило много перспективных фей, и Фарагонда с Гризельдой снова загорелись мечтой создать новую Команду Света, и так саму собой собирающуюся вместе и уже подающую надежды. Этими шестью первокурсницами были Винкс. Пожалуй, ему стоило понять, что всё пойдет наперекосяк ещё тогда, когда он в первый раз увидел её. Жёсткая, резкая, бойкая, всегда отвечающая с какой-то дерзкой вежливостью, откровенно и прямо смотрящая в глаза каждому человеку на своем пути, при этом она была не просто жадная до знаний — у неё была какая-то мания силы, будто от того, что она чуть помедлит и спокойно наберется знаний и сил, произойдет апокалипсис. Палладиум видел, как она старалась проделывать всё аккуратно, пыталась не подвергаться подозрениям, но всё это выходило у неё так же резко и слишком явно. Впрочем, оказалось, что явным это было только для него, а всё потому, что сам когда-то учился делать всё по-другому. В купе с таким взрывным характером шли и другие странности: необычное для феи превращение (как костюм, так и сама трансформация), открывшаяся способность к древним рунам, которыми никто не мог управлять уже многие столетия. Понаблюдав несколько месяцев за феей, не очень-то и смахивающую на обычную фею, эльф принял решение: он предложит ей ученичество. Изначально Палладиум хотел взять в ученицы кроткую и любознательную Флору, но так бы его жизнь продолжила бы быть спокойной, тихой и равномерно шагающей в бездну скуки, которая непременно поглотит их всех когда-нибудь. Лаон часто взрывала его жизнь, иногда в буквально смысле, около неё всегда происходило нечто необъяснимое, интересное, и не всегда это было чем-то хорошим. Палладиуму было сложно воспринимать Нери шестнадцатилетней девочкой, потому что между его представлением о подростке, сложенном за все его годы существования в этом мире, и между образом и поведением Лаон лежала огромная пропасть, по которой девушка скакала то в одну сторону, то в другую. Словно Нери и повзрослела, и осталась в некоторых моментах ребенком. Тем не менее, это придавало ей ту изюминку, которой не было ни у одной эльфийки, ни у одной феи и ведьмы, которых Палладиум встречал уже много. Так что сейчас холодок прошелся по спине эльфа, наводя его на мысль, что случилось нечто нехорошее, и скорее всего разгребать это придётся ему. Зайдя сначала в свою комнату, а после в лабораторию, он не обнаружил девушку. Как обычно, сощурившись, когда что-то идёт не так и когда волнение сжимает лёгкие, Палладиум пустил ману по каналам и начертил в воздухе эльфийскую руну. — Quintum planum astrale, — мир преобразился, показывая все магические следы живых существ, что были последние двадцать четыре часа в этой комнате. Зацепившись за чёрно-розовый и отсеяв свой чёрно-зеленый, он беспристрастно сказал: — Deduc me hanc viam, Yngve. Свет вспыхнул ярче, и эльф пошёл по нему, как по проводящей нити, блуждая сначала по коридорам, потом по кухне, а после след стал обрывистым и привел его к секретному архиву Алфеи. «Ну вот что эта дурная здесь забыла? Так и знал, что надо было её занять чем-нибудь посущественнее», — подумал про себя Лиадон и, найдя наощупь дверную ручки, зашел в архив. Сразу же увидел валяющуюся в углу болезненно бледную Лаон, около которой суетилась пикси Конкорда, о которой рассказывала ему Фарагонда, и пикси-зверьки. Конкорда, заметив вошедшего Палладиума, бросилась к нему и затараторила: — Скорее приведите Фарагонду, это просто ужасная новость! Просто сумасшедшее происшествие! — эльф натянул вежливую успокаивающую улыбку. — Что произошло, Конкорда? Фарагонда должна была вам сказать, что я относительно новый преподаватель, Палладиум, — пикси задумалась на мгновение и после с умным видом закивала. — Да-да, вы, наверное, тот самый мастер, о котором говорила эта юная леди, — глядя из-под круглых очков, сказала пикси и поправила свой спадающий колпак. — Тогда вы должны знать, что я днём и ночью охраняю кодекс! — мудрая пикси-хранительница растеряла своё спокойствие и закричала: — Вы хотя бы понимаете, что будет, когда мир узнает, что часть кодекса была поглощена какой-то феей-первокурсницей?! — Успокойтесь-успокойтесь, Конкорда, — с напускной безмятежностью проговорил Палладиум, а сам внутренне содрогнулся сначала от хохота, а потом судорожно стал искать выход из этой по-настоящему дряной ситуации. — Как она могла поглотить кодекс? — Да вот так и поглотила! Или спрятала, — мелькнула мысль у пикси. — Отвернулась поругать помощников, а потом вижу, как она падает. Смотрю, а в тайнике нет кодекса! — снова закричала пикси, и Палладиум съёжился от этого ультразвука. — Altissimus somnus opprimi, — проведя указательным пальцем круг в воздухе, Палладиум произнёс заклинание, погрузив раздражающую пикси и её зверьков в глубокий сон. — О, Дракон, только бы я этим войну не развязал. Oblivisceris qui Laon Neri est, oblitus codicem deest, oblitus me vidisti! — из большой головы Конкорды вылетело три голубых шарика, которые эльф аккуратно лопнул, то же проделала с каждым пикси-зверьком. После этого он вспомнил, как примерно выглядел кодекс, и наколдовал «пустышку», чтобы никто раньше времени не догадался о том, что части кодекса-то и нет. А если и узнают позже, то они уже будут не при делах. — Ну я тебе припомню это ещё, — выдохнув, сказал спящей Лаон Лиадон.***
Словно сквозь толстую вату, я слышала голос и понимала, что он наяву, но мне никак не хотелось просыпаться. Ранее липкая темнота была сухой, тёплой и приятной до мурашек, точно руки матери, ласкающей мои волосы. Проблема состояла в том, что моя мать никогда не «ласкала» мои волосы, а если вообще бралась за то, чтобы сделать мне какую-либо прическу, то всегда драла их, якобы нарочно. Мне всё время мерещились чёрные перья, щекотавшие кожу и вспыхивающие огнём, но потом я просыпалась на мгновение и видела знакомый потолок лаборатории мастера, сразу же проваливаясь обратно в странный сон. Не знаю, сколько времени прошло к тому моменту, когда я окончательно пришла в себя, но тело жутко ломило от усталости, точно пробежала марафон. В комнате приглушённо горел свет, раздавалось равномерное дыхание, в соседнем помещении свистел чайник — всё было до непривычного спокойно. — Проснулась? — я повернула голову и увидела красивого эльфа, чьи уши смешно подрагивали то ли в нетерпении, то ли в раздражении, то ли это было их обыкновенное состояние. И только в следующую секунду до меня дошло, что я вижу. Это осознание вызвало настающую бурю эмоций, и я стала всё разглядывать, постоянно щурясь: у меня никогда не было такого острого зрения, поэтому часто далекие объекты были размыты, но сейчас всё до странного казалось чётким. Я подскочила с дивана, откинув в сторону ярко-зеленый плед, подбежала к окну и распахнула его. На заснеженной улице смеркалось, горели уличные фонари, поставленные по периметру школьного двора, ветер колыхал голые деревья, покрытые инеем. Однако, изумление и радость быстро сменились на тревогу, колотившуюся где-то в районе горла, и опасения, которые я решила тут же проверить, пустив ману в Ингуз. Мир быстро приобрёл совершенно иной вид: магические сплетения снова представляли все окружающие объекты. Я перестала подавать ману — и астральные планы пропали, снова становясь обычными, такими, какими и должны быть. — Фантастика, — в неверии прошептала я, обратно поворачиваясь к… Мастеру? И так аристократические черты лица стали ещё более утонченными; узкий миндалевидный разрез зеленых глаз будто ещё сильнее показывал, как часто эльф недоверчиво щурился; пшеничные волосы потеряли оттенок рыжины и больше не топорщились. Я будто взглянула на Палладиума с другой стороны — с какой-то волнующей и делающей меня не самой собой. Он всё время молчал, пока я разглядывала его, и сам упорно смотрел мне прямо в глаза, тем не менее меня это несильно смущало. Однако, стоило только отвести взгляд, попав случайно на слегка пыльное зеркало, стоящее в углу комнаты, живость с моего лица слетела. Я не стала страшнее, меня не обсыпало прыщами, не появилось щек — просто на меня из зеркала смотрела вовсе не я. Неестественно яркие, словно светящиеся изнутри затаенным безумием насыщенные малиновые глаза. На всё лицо пала какая-то дикая лихорадка, бросающая в дрожь, а ломкие жёсткие черные волосы аккуратно лежат на плечах. Я отошла от стола мастера и посмотрела на свои руки и пальцы — тонкие, но с мышцами. А ноги? Мои слегка пухлые ноги состоят только из мышц, да и показались значительно длиннее, чем были. Что это всё такое? Это не я, это кто-то другой, зеркало заколдованно. — Что это такое? Когда я такой стала? — мои плечи опустились. Я повернулась к мастеру, изящно выгнувшего светлую бровь. — Ты всегда была такой, — наконец-то ответил Палладиум после минутного молчания, точно выбирал, в какую сторону от опасного лезвия шагнуть. — Гораздо важнее то, что ты каким-то образом поглотила часть кодекса. Приятно, конечно, что ты теперь видишь, но знаешь, какими усилиями мне удалось заткнуть Конкорду и использовать заклинание стирания памяти? Она очень сильная пикси-хранительница и может что-то заподозрить. Я уже не говорю о том, что будет, если Фарагонда узнает обо всём, — эльф откинулся спиной на кресло и запрокинул голову назад, развязывая удушливый галстук. — Какой кодекс? — обмелев, я присела на стул. — Это же не та светящаяся штука, к которой я просто прикоснулась? — Эта та светящаяся штука, к которой ты просто прикоснулась, — передразнил меня Палладиум, из-за чего я скуксилась, не найдя ничего ответить. — Ты же знаешь про аватаров тёмного феникса? — я кивнула. — Кодекс — ключ-артефакт, состоящий из четырёх частей, одна из которых хранилась в тайном архиве. Две других находятся в Облачной Башне и Красном Фонтане, а третья — в Поселении пикси. Все четыре части вместе открывают портал в измерение Реликса, и аватар призывает тёмного феникса в наш мир. — Но как я могла поглотить такую вещь? И какого хрена она вообще делает в школе для фей?! — я шлёпнула себя по лицу, чувствуя, что мне становится смешно от всей этой ситуации. Что за сумбур? Кто допустил, чтобы такая вещь находилась среди школьников? — Мне теперь самому интересно, — а раньше тебе не было интересно? — Значит так! — Палладиум резко встал с кресла. — Никому ни слова об этом! Не смей даже заикаться об этом ни своим подружкам, ни кому-либо там ещё. Всё отрицай, а сегодня ты была… — А сегодня, после того как я помогла маэстро Сфоклии, я уехала помогать вам. Что вы там делали сегодня? — После суда я заехал за тобой, как раз было обеденное время, и мы отправились вместе составлять документы, — эльф улыбнулся, кивнул самому себе и выдохнул, будто до этого сидел на иголках. Я прикусила до крови нижнюю губу, сопоставляя в своей голове некоторые факты о себе: печатка с крыльями, чёрно-огненные перья, призрак феникса, расположенность к рунам, необычное превращение, чёрный огонь, знак Перт на шее и, наконец, самое главное, бессмертие. Оставалось только на лбу написать, что я новый аватар тёмного феникса. Нет, ну это даже несмешно, как хранительница огня дракона и аватар тёмного феникса могут быть подругами? Может, я всё-таки ошибаюсь и это просто интересные совпадения? — Хочу пиццы, — выдала я после долгого раздумья, и Палладиум прыснул от смеха.